ановки  не  совсем
устраивала Мэри и ей  было  трудно  не  посочувствовать.  Работать  ей  не
приходилось,  поскольку  с  домашними  делами  управлялась   прислуга,   а
интеллектуальных занятий почти не имелось. Она ездила по округе на машине,
записалась во все книжные клубы, читала "Сплетника" и "Сельскую жизнь"  от
корки до корки, но все равно чувствовала, что ей чего-то не хватает.
   Объект своих желаний она отыскала через четыре месяца на ничем иначе не
примечательном деревенском празднике. Он был ростом шесть футов три дюйма,
бывший гвардеец, и  происходил  из  семьи,  в  которой  завоевание  Англии
норманнами считалось недавней и неслыханной наглостью. Звали его Руперт де
Вере Куртене (опустим для краткости  оставшиеся  шесть  его  имен),  и  он
единогласно считался самым завидным холостяком в округе.
   Миновало две  полные  недели,  прежде  чем  Руперт,  будучи  английским
джентльменом   высоких   принципов,   взращенным   в   лучших    традициях
аристократии, поддался призывным взглядам Мэри. Его  падение  ускорил  тот
факт, что семья  пыталась  устроить  ему  партию  с  благородной  Фелисити
Фонтлерой - увы, далеко  не  красавицей.  И  действительно,  та  настолько
походила на лошадь, что ей было опасно приближаться к знаменитым  конюшням
ее отца, когда там выгуливали и упражняли рысаков.
   Скука Мэри и твердое стремление Руперта решиться наконец  на  отчаянный
поступок привели к неизбежному результату. Эдгар  стал  все  реже  и  реже
видеть жену, находившую  поразительное  количество  причин,  требующих  ее
поездок в город на неделе. Поначалу он был очень рад  тому,  что  круг  ее
знакомств столь быстро расширяется, и лишь  несколько  месяцев  спустя  до
него дошло, насколько он заблуждается.
   В провинциальном городке вроде Стокборо совершенно  невозможно  надолго
сохранить в секрете амурную связь, хотя  это  тот  факт,  который  каждому
новому поколению приходится открывать заново, и обычно на  личном  горьком
опыте. Эдгар узнал правду случайно, но рано или поздно ему все равно бы ее
сказал какой-нибудь доброжелатель. Он приехал в город на собрание местного
астрономического общества - на "роллс-ройсе",  поскольку  жена  уехала  на
"бентли", - и по дороге домой его ненадолго остановила толпа, выходящая  с
последнего  сеанса  в  местном  кинотеатре.  В  ней  он  заметил  Мэри   в
сопровождении красивого  молодого  человека,  которого  Эдгар  уже  где-то
видел, но имени вспомнить не смог. Эта мелочь наверняка вылетела бы у него
из головы, если бы на следующее утро  Мэри  не  обмолвилась,  что  в  кино
кончились билеты, и она приятно провела вечер у одной из своих подруг.
   Тут даже Эдгар, полностью поглощенный исследованиями переменных  звезд,
понял, что жена беспричинно лжет, и сложил два и два. Он ничем не  проявил
возникшие  у  него  слабые  подозрения,  переставшие  быть  слабыми  после
местного Бала охотников. Хоть он и терпеть не мог подобные развлечения  (а
бал, к несчастью, пришелся как раз на то время, когда U  Ориона  проходила
через минимум блеска, и теперь ему придется пропустить важные наблюдения),
но понял, что это предоставит ему возможность узнать  имя  спутника  жены,
поскольку на бал соберется вся округа.
   Отыскать Руперта и завязать  с  ним  разговор  оказалось  очень  легко.
Молодой человек, хотя и испытывал легкое смущение, проявил  себя  приятным
собеседником, и Эдгар с удивлением поймал себя на том,  что  испытывает  к
нему симпатию. И раз уж его жена завела любовника, то в целом  он  одобрил
ее выбор.
   Ситуация оставалась без изменений еще несколько месяцев  -  в  основном
из-за  того,  что  Эдгар  был  слишком  занят   шлифовкой   и   центровкой
пятнадцатидюймового зеркала, чтобы отвлекаться на разные пустяки. Дважды в
неделю Мэри уезжала в город якобы навестить друзей  и  сходить  в  кино  и
возвращалась  домой  перед  полуночью.  Эдгар  видел  огни  ее  машины  на
торфяниках за несколько миль:  лучи  фар  меняли  направление,  следуя  за
изгибами дороги, по которой его жена ехала, как он считал, слишком быстро.
Это тоже было одной из причин, почему они редко выезжали куда-либо вместе;
Эдгар был умелым, но осторожным  водителем,  и  комфортабельная  для  него
крейсерская скорость была на десять миль в час меньше, чем у Мэри.
   Примерно в трех милях от дома огни машины на несколько минут исчезали -
тут дорогу заслонял холм. Там же находилось и опасное узкое  место,  более
подходящее для Альп, чем для сельской Англии: дорога взбиралась на холм  и
проходила по краю весьма неприятного обрыва высотой в  сто  футов  и  лишь
потом  выпрямлялась  в  направлении  дома.  Когда  машина  проходила  этот
поворот, ее фары светили прямо на дом, и немало вечеров  Эдгара  ослепляла
яркая вспышка, когда он сидел  за  окуляром  телескопа.  К  счастью,  этим
отрезком дороги по ночам очень  редко  пользовались,  в  противном  случае
наблюдения стали бы практически невозможными,  потому  что  глазам  Эдгара
приходилось минут десять, а то и двадцать заново привыкать к темноте после
вспышки фар. До сих пор это было лишь мелкой помехой, но когда Мэри начала
выезжать в город четыре или пять раз в неделю, то превратилось в настоящую
диверсию. И Эдгар решил: Пора Что-то Делать.
   Вы наверняка заметили, продолжил Гарри, что  на  протяжении  всей  этой
истории поведение Эдгара Бартона вряд ли можно  было  назвать  нормальным.
Действительно, любой, кто способен столь радикально сменить стиль жизни  и
из  делового  лондонского  биржевого  маклера  превратиться  почти  что  в
затворника на  йоркширских  торфяниках,  обязан  быть  несколько  странной
личностью по определению. Однако я не могу утверждать, что он  стал  более
чем эксцентричен, до  той  поры,  когда  полуночные  возвращения  Мэри  не
превратились в серьезную помеху для его важных астрономических наблюдений.
И  следует  признать,  что  даже  потом  в  его  действиях  прослеживается
определенная безумная логика.
   Жену свою он разлюбил уже несколько лет  назад,  но  отнюдь  не  желал,
чтобы она выставляла его дураком. А Руперт  де  Вере  Куртене  -  приятный
молодой человек, и его спасение станет актом милосердия. И великолепное  в
своей простоте решение проблемы пришло к Эдгару буквально в  ослепительной
вспышке озарения. И под буквальным я подразумеваю  буквально,  потому  что
план единственного известного мне  идеального  убийства  возник  у  Эдгара
именно тогда, когда он моргал, ослепленный фарами  машины  Мэри.  Странно,
как ничем не связанные факторы могут повлиять на жизнь человека; я  ничего
не имею против древнейшей и благороднейшей из наук, но если  бы  Эдгар  не
стал астрономом, он не стал бы и убийцей. Потому что его хобби  обеспечило
и часть мотивов, и немалую часть средств...
   Он мог бы сам изготовить нужное ему зеркало - к тому времени он стал  в
этом деле настоящим  экспертом,  -  но  в  данном  случае  астрономическая
точность не требовалась и проще было приобрести подержанный  рефлектор  от
прожектора в одном из магазинчиков на  Лейчестер-сквер,  где  распродавали
пользованное армейское  имущество.  Диаметром  рефлектор  был  около  трех
футов, а установить его на подставку и  разместить  в  его  фокусе  мощную
дуговую лампу было делом нескольких часов работы. Нацелить  луч  в  нужную
точку также не составило труда, и никто не обратил на действия  Эдгара  ни
малейшего внимания, потому что и жена, и прислуга давно  уже  воспринимали
его эксперименты как само собой разумеющееся.
   Ясной темной ночью он провел последнее краткое испытание и  стал  ждать
возвращения Мэри. Разумеется, он не стал  терять  время  зря  и  продолжил
рутинные наблюдения за группой избранных звезд. К полуночи Мэри все еще не
вернулась, но  Эдгар  не  возражал,  потому  что  замерял  чудесную  серию
звездных  магнитуд,  прекрасно  укладывающихся  на  его  экспериментальные
кривые. Все шло прекрасно, хотя он так и не задумался, почему  Мэри  столь
непривычно опаздывает.
   Наконец он заметил мелькающие  на  горизонте  фары  машины  и  неохотно
прервал  наблюдения.  Когда  машина  скрылась  за  холмом,  он  уже  стоял
наготове, держа руку на выключателе. Он  все  рассчитал  безупречно:  едва
машина выехала из-за  поворота  и  осветила  Эдгара  фарами,  он  повернул
выключатель.
   Встреча ночью с другой машиной может стать достаточно неприятной,  даже
если вы к ней готовы и едете по прямой дороге. Но если вы выезжаете  из-за
поворота на узкой дороге, зная, что встречных машин нет,  а  в  глаза  вам
внезапно бьет луч в пятьдесят раз ярче  любой  фары...  что  ж,  результат
окажется более чем неприятным.
   Именно на это Эдгар и рассчитывал. Он почти немедленно выключил луч, но
фары машины показали ему все, что он хотел увидеть. Они свернули к  обрыву
и по дуге понеслись вниз,  все  быстрее  и  быстрее,  пока  не  исчезли  у
подножия холма. Несколько секунд там виднелось красное свечение, но  взрыв
был почти не слышен - и  очень  хорошо,  потому  что  Эдгару  не  хотелось
тревожить слуг.
   Он разобрал прожектор и вернулся к телескопу, потому  что  не  завершил
наблюдения. Затем,  удовлетворенный  хорошей  ночной  работой,  отправился
спать.
   Спал он крепко, но недолго, потому что  примерно  час  спустя  зазвонил
телефон. Несомненно, кто-то  обнаружил  обломки,  но  Эдгар  куда  охотнее
подождал бы с этой новостью до утра, ибо  для  астронома  каждый  час  сна
бесценен. Он несколько раздраженно снял  трубку  и  лишь  через  несколько
секунд  сообразил,  что  с  ним  разговаривает  жена.   Она   звонила   из
Куртене-плейса и желала узнать, что случилось с Рупертом.
   Как выяснилось, влюбленная  парочка  решила  сделать  тайное  явным,  и
Руперт (изрядно подкрепившись для храбрости) согласился повести  себя  как
полагается мужчине и сообщить эту новость Эдгару.  Сразу  после  этого  он
должен был позвонить Мэри и сказать ей, как воспринял ее муж. Она  со  все
нарастающим нетерпением и тревогой прождала, сколько смогла,  но  в  конце
концов не выдержала и позвонила сама.
   Не стоит и говорить, что  и  без  того  несколько  расшатанная  нервная
система Эдгара испытала самый настоящий шок. Поговорив с  мужем  несколько
минут, Мэри поняла, что тот безнадежно свихнулся,  -  как  говорится,  "не
вписался в поворот". И лишь утром она обнаружила, что вписаться в поворот,
к своему несчастью, не сумел и Руперт.
   На мой взгляд Мэри, по большому счету, удачно вышла из этой  переделки.
Руперт был не очень-то умен и никогда не стал бы ей достойной парой. Когда
психиатры  обследовали  Эдгара  и  подтвердили  печальный  диагноз,   Мэри
получила доверенность на управление его имуществом и  быстро  переехала  в
Дартмут,  где  купила  прелестную  квартирку  неподалеку  от  Королевского
морского колледжа, и теперь ей редко  приходится  самой  сидеть  за  рулем
нового "бентли".
   Но все это так, к слову. И пока некоторые скептики  не  спросили  меня,
откуда я все это узнал, скажу сам, что мне эту  историю  рассказал  дилер,
купивший телескопы Эдгара, когда того поместили в лечебницу. Печально,  но
факт - его признанию никто  не  поверил  и  все  решили,  что  Руперт  был
попросту слишком пьян и ехал слишком быстро по опасной  дороге.  Возможно,
это правда, но я предпочитаю считать иначе. В конце концов,  разбиться  по
пьяной лавочке - слишком плебейская кончина. Зато погибнуть от луча смерти
- вот  судьба,  достойная  де  Вере  Куртене!  Надеюсь,  никто  не  станет
отрицать, что Эдгар воспользовался именно _им_? То  был  луч,  и  он  убил
человека. Как же еще его назвать?



    Артур Кларк.
    Все время мира

   -----------------------------------------------------------------------
   Arthur C.Clarke. All the Time in the World (1952).
   Пер. - А.Новиков. "Миры Артура Кларка". "Полярис", 1998.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 26 April 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   Когда в дверь негромко постучали, Роберт Эштон  быстрым  автоматическим
движением  обвел  взглядом  комнату.  Ее   скучноватая   респектабельность
удовлетворяла его самого и должна была успокоить любого посетителя. У него
не было причин ждать визита полиции, но и рисковать тоже не стоило.
   - Войдите, - отозвался он, сделав лишь краткую паузу, чтобы схватить  с
полки  "Диалоги"  Платона.  Возможно,  жест  этот  и  выглядел   несколько
показным, но клиентов всегда впечатлял.
   Дверь медленно открылась. Эштон сосредоточенно читал,  не  потрудившись
взглянуть на гостя. Сердце его забилось чуть чаще, а грудь слегка стеснило
от возбуждения. Разумеется, это не детектив из полиции - Эштона успели  бы
предупредить. Но все же явившийся  без  приглашения  гость  был  для  него
явлением неожиданным и потому потенциально опасным.
   Эштон отложил книгу, взглянул в сторону двери и равнодушно бросил:
   - Чем могу быть полезен?
   Вставать он не стал; подобная вежливость осталась в прошлом, которое он
похоронил. Кроме того, у двери стояла женщина, а в  кругах,  где  он  ныне
вращался, женщинам полагалось дарить драгоценности, наряды и деньги  -  но
не уважение.
   Но все же в гостье оказалось нечто такое, что  заставило  его  медленно
подняться. Дело было не только  в  ее  красоте,  но  и  исходящей  от  нее
спокойной  и  небрежной  властности,  отличающей  ее  от   привычных   ему
расфуфыренных потаскушек. Невозмутимый и  оценивающий  взгляд  говорил  об
уме, который, как предположил Эштон, не уступал его собственному.
   Он даже не догадывался, насколько недооценивал ее.
   - Мистер Эштон, - начала посетительница, - давайте не терять время зря.
Я знаю,  кто  вы  такой,  и  у  меня  есть  для  вас  работа.  А  вот  мои
рекомендации.
   Она открыла большую модную сумочку и извлекла толстую пачку банкнот.
   - Можете считать это образцом, - сказала она.
   Эштон поймал небрежно брошенную пачку. Такой крупной суммы он никогда в
жизни не держал в руках - не меньше  сотни  пятерок,  все  новенькие  и  с
последовательными серийными номерами. Он ощупал бумагу кончиками  пальцев.
Если они и фальшивые, то сделаны настолько  качественно,  что  разница  не
имеет практического значения.
   Он провел большим пальцем по обрезу пачки, словно  нащупывая  крапленую
карту в колоде, и задумчиво проговорил:
   - Мне хотелось бы знать, откуда они у вас. Если деньги не фальшивые, то
они могут оказаться "горячими", и мне будет трудно их сбыть.
   - Деньги настоящие. Совсем недавно они находились в  Британском  банке.
Но если они вам не нужны, бросьте их в огонь.  Я  дала  вам  их  просто  в
доказательство серьезности моих намерений.
   - Продолжайте. - Он указал на единственный стул и уселся на край стола.
   - Я готова заплатить вам любую сумму, если вы раздобудете эти  предметы
и доставите их в оговоренное место и время. Более того, я гарантирую, что,
совершая кражу, вы не будете подвергаться опасности.
   Эштон просмотрел список и вздохнул.  Женщина  явно  сумасшедшая.  Жаль,
если это окажется просто шуткой. Денег у нее явно куры не клюют.
   - Я заметил, - мягко произнес он, - что все эти экспонаты  находятся  в
Британском музее и что большая их часть буквально  бесценна.  Под  этим  я
подразумеваю, что их нельзя ни купить, ни продать.
   - Я не собираюсь их продавать. Я коллекционер.
   - Похоже на то. И сколько вы готовы заплатить за все?
   - Назовите сумму сами.
   Наступило  недолгое  молчание.  Эштон  оценивал  свои  возможности.  Он
гордился своей  работой  как  профессионал,  но  есть  некоторые  пределы,
переступить которые  не  помогут  никакие  деньги.  Но  все  же  интересно
проверить, какую сумму она согласится выложить. Эштон  снова  взглянул  на
список.
   - Полагаю, миллион станет вполне разумной ценой за подобную  услугу,  -
иронично предположил он.
   - Кажется, вы не принимаете меня всерьез. С вашими связями  вы  сможете
сбыть и такое.
   Что-то, сверкнув, мелькнуло в воздухе. Эштон поймал ожерелье на лету  и
не смог подавить вздох изумления. Между его  пальцами  переливалось  целое
состояние. Бриллиант в центре ожерелья был огромен - наверное,  он  держал
сейчас одну из всемирно известных драгоценностей.
   Гостья проявила полное безразличие, когда  ожерелье  скользнуло  в  его
карман. Эштон был потрясен; теперь он знал, что она не играет. Для нее эта
сказочная драгоценность стоила не больше куска сахара. То было  безумие  в
невообразимой степени.
   - Допустим, деньги у вас есть, - сказал  Эштон.  -  Но  как  по-вашему,
возможно ли физически сделать то,  что  вы  просите?  Можно  украсть  один
предмет из списка, но через пару часов в музее будет не протолкаться из-за
полиции.
   Имея в кармане состояние, он мог позволить себе откровенность.  К  тому
же ему хотелось узнать больше о своей фантастической гостье.
   Она улыбнулась - грустно, как умственно отсталому ребенку.
   - А если я покажу, как это  сделать,  -  негромко  сказала  она,  -  вы
согласитесь?
   - Да... за миллион.
   - Вы не заметили ничего странного с тех пор, как я вошла?  Стало  очень
тихо, правда?
   Эштон прислушался. Господи, а ведь она права! В этой комнате никогда не
было совершенно тихо, даже ночью. Над крышами  гудел  ветер;  куда  же  он
теперь пропал? Далекий уличный шум прекратился, а  еще  пять  минут  назад
Эштон проклинал шум локомотивов на сортировочной площадке в конце улицы. С
ними-то что случилось?
   - Подойдите к окну.
   Он подчинился и слегка дрожащими, несмотря  на  все  попытки  сохранить
самообладание, пальцами отвел в сторону грязноватую кружевную занавеску. И
расслабился. Улицы была совершенно пуста,  как  нередко  случалось  в  это
время, до полудня. Машины не ездили, отсюда и тишина. Но  тут  его  взгляд
скользнул вдоль ряда домов к сортировочной площадке.
   Когда Эштон потрясенно застыл, его гостья рассмеялась:
   - Расскажите, что вы видите, мистер Эштон.
   Он  медленно  повернулся,  успев  за  несколько  секунд  побледнеть,  и
сглотнул.
   - Кто вы? - выдохнул он. - Колдунья?
   -  Не  болтайте  глупости.  Есть  гораздо  более  простое   объяснение.
Изменился не мир - а вы.
   Эштон снова уставился на далекий локомотив, из  трубы  которого  торчал
застывший и словно ватный столб пара. Теперь до него дошло, что и облака в
небе тоже замерли. Все вокруг приобрело противоестественную  неподвижность
моментальной фотографии или  отчетливую  нереальность  сцены,  высвеченной
вспышкой молнии.
   - Вы достаточно умны и способны понять, что происходит,  даже  если  не
сможете осознать, как это сделано. Шкала времени сейчас  изменена:  минута
внешнего времени растянута до года в этой комнате.
   Она снова открыла сумочку и достала  предмет,  похожий  на  браслет  из
какого-то серебристого металла с вмонтированными в него переключателями  и
колесиками настройки.
   - Можете называть это личным генератором, - пояснила она. -  Надев  его
на руку, вы станете неуязвимы. И сможете без помех войти в любое помещение
и выйти из него - а также украсть все перечисленное в  списке  и  принести
мне вещи быстрее, чем  охранники  в  музее  успеют  моргнуть.  А  завершив
работу, сможете удалиться на несколько миль и уже потом выключить  поле  и
шагнуть обратно в нормальный мир.
   А теперь слушайте внимательно и делайте в точности так,  как  я  скажу.
Радиус поля около семи футов,  поэтому  держитесь  как  минимум  на  таком
расстоянии от любого человека. Во-вторых, вы  не  должны  выключать  поле,
пока не справитесь с заданием и не получите от  меня  деньги.  _Это  самое
важное_. Я разработала такой план...


   Ни один преступник за всю историю не обладал такой властью. Она пьянила
- и все же Эштон гадал, сможет ли привыкнуть к ней. Он решил не  терзаться
поисками объяснений... по  крайней  мере  до  момента,  когда  дело  будет
сделано и он получит вознаграждение. А потом,  может  быть,  он  уедет  из
Англии и насладится честно заслуженным отдыхом.
   Заказчица ушла за несколько м