старый  спутник,  давно  находящийся  на
орбите,    было    отвергнуто    как    ненаучное    и    противоречащее
марксистско-ленинской теории.
   Все, сказал я себе, посмотрев телевизионные новости,  они  уничтожили
Бога, вернее голос Бога. Глас Божий умолк, исчез из нашего мира.
   Москва, должно быть, торжествует.
   Великая эпоха в истории человечества завершилась, с  грустью  подумал
я. Никто уже не научит нас, что делать, никто  не  поддержит  в  трудную
годину, не спасет,  не  исцелит,  не  поможет.  В  Москве  и  Вашингтоне
говорят: "Человек стал взрослым, он не нуждается в покровительстве". Что
означает по сути: "Мы избавились от покровительства и вместо него  будем
править сами".
   Правление это не облегчит наше существование: от нас будут брать,  не
давая взамен; требовать исполнения приказов, не уступая нашим  желаниям;
отнимать наши жизни, не помогая выжить. Теперь убийцы смогут править без
помех. Мечтам человечества не суждено сбыться.
 
*** 
 
   Ночью, когда Рэйчел, Джонни и я, а также наш кот Пинки лежали в одной
большой кровати в спальне, комнату заполнил бледный белый свет.
   Лежа на своем месте, я понял, что свет этот  никто,  кроме  меня,  не
видит: Пинки дремал, Рэйчел спала, Джонни  посапывал  во  сне.  Не  спал
только  я.   Я   видел,   как   свет   зарождается,   становится   ярче,
распространяется по комнате. Не исходя из  определенного  источника,  он
равномерно   заполнял   все   пространство   и   придавал   удивительную
отчетливость предметам. "Что это?" - подумал  я,  и  сердце  сжалось  от
нахлынувшего страха. Как будто в комнату вошла сама Смерть.
   Свет стал таким ярким, что я мог различить  все  мельчайшие  предметы
вокруг. Спящую женщину, ребенка,  кота  -  они  казались  гравюрами  или
рисунками, бесцеремонно выставленными на обозрение. И кто-то смотрел  на
нас,  лежащих  в  этом  двухмерном  плоском   мире,   кто-то,   свободно
перемещающийся  в  трехмерном  пространстве,  изучал  нас  -  несчастных
существ, замкнутых в плоскости. И некуда спрятаться - безжалостный  свет
озарял все вокруг.
   Нас  судят,   понял   я.   Этот   свет,   явившийся   внезапно,   без
предупреждения, вырвал нас из тьмы, и теперь судья  изучает  каждого  из
нас. Какое решение он вынесет? Мною овладело сильнейшее ощущение близкой
смерти,  моей  собственной  смерти.   Представилось,   что   я   потерял
способность двигаться, одеревенел, превратился в  раскрашенную  куклу...
Все мы - куклы для судьи, который пристально наблюдает за нами сверху  и
который может любого из нас - или всех  разом  -  исторгнуть  из  нашего
плена, если только захочет.
   Я стал молча молиться. Затем стал молиться вслух.
   Странно, но молитвы я произносил по-латыни, хотя латыни  не  знаю.  Я
молил о пощаде. О как я хотел пощады!
   И я посылал молитвы снова и снова, теперь уже на самых разных языках,
на бесконечном множестве языков - молил судью смилостивиться и отпустить
меня на волю.
   Бледный свет постепенно растаял, и я подумал,  что  причиной  тому  -
гибель спутника. Спутник ушел, и пустое пространство  заполнила  смерть.
Если жизнь  уничтожена,  остается  нечто  недвижное,  инертное.  Я  вижу
возвращение смерти.
   На следующий день Рэйчел заметила, что с  котом  что-то  неладно.  Он
сидел неподвижно, а один раз голова его вдруг  свесилась  и  ткнулась  в
пол, как бы от крайней усталости. Я понял,  что  Пинки  умирает.  Смерть
забирала не меня, а его.
   Я отвез кота в ветеринарную лечебницу, и врачи пришли к выводу, что у
Пинки опухоль. Его оперировали, когда я ехал домой.  "Мы  попробуем  его
спасти", - сказал мне хирург, увидев, как я расстроен. Но  я  знал,  что
это бесполезно. Смерть вступала в наш мир, и первая  жертва  была  самой
маленькой.
   Через полчаса после моего возвращения позвонил ветеринар.
   - Рак, - сказал он. - Поражен мочеточник и почки.  Мы  можем  принять
меры, и он протянет еще неделю, но...
   - Он еще под наркозом? - спросил я.
   - Да.
   - Пусть не просыпается, - сказал я.
   Рэйчел, стоявшая рядом, заплакала.
   Мой вожатый, подумал я. Тебя больше нет. Как Чарли.
   - Опухоль у него зародилась давно, - продолжал ветеринар. -  Организм
обезвожен, истощен и...
   Его взяли вместо меня,  подумал  я.  Вместо  меня,  или  Джонни,  или
Рэйчел. Может быть, он так хотел: предложил себя взамен.
   - Спасибо, - сказал я в трубку. - Я знаю, вы сделали все, что могли.
   Спутник исчез из нашего мира, а с ним  -  и  целительные  лучи,  лучи
невидимого и неведомого солнца.
   Лучше ничего не говорить Садассе, решил я. По крайней мере  не  нужно
говорить ей, от чего умер Пинки.
   Вечером, когда я чистил зубы в ванной, чья-то сильная рука легла  мне
на плечо и дружески сжала. Думая, что сзади стоит Рэйчел,  я  обернулся.
Никого.
   Я понял: Пинки просто потерял форму  животного.  Он  никогда  не  был
котом. Сверхъестественные существа  маскируются,  принимая  вид  обычных
животных, чтобы жить среди нас, учить и направлять нас.
   В эту ночь мне снилось, что оркестр играет симфонию Брамса, а я читаю
надписи на диске. Там стояло имя: ГЕРБЕРТ.
   Мой старый начальник, подумал я. Который умер несколько лет назад  от
сердечного приступа. Который учил меня, что значит верность  долгу.  Это
послание от него.
   Тут же  возникла  нотная  запись  скрипичной  мелодии,  причем  линии
нотного стана были словно прочерчены пятью  когтями  на  мягкой  бумаге.
Автограф Пинки -  в  конце  концов,  писать  он  не  умел.  Неужели  мой
скончавшийся учитель возродился в Пинки? И снова учил меня, направлял, а
затем снова умер? Он не мог долее оставаться со мной.., и вот я  получил
от него последнюю весточку. Прощальное послание друга.
   Упокой Господь его душу, подумал я во сне. А музыка Брамса лилась  из
той самой кабинки под номером три, за которой находился  туалет,  и  там
мне приходилось менять рулоны туалетной бумаги много лет тому  назад.  А
теперь мой учитель снова рядом, и рука его крепко сжимает мое плечо.  На
прощание.
 
*** 
 
   В "Новой музыке" начали  запись  нового  долгоиграющего  диска,  того
самого,  в  который  будет  введена   подсознательная   информация.   От
руководства компании я получил разрешение передать материал  для  записи
нашей самой популярной группе "Шутники". Меня лишь беспокоило, как бы на
ребят  не  обрушились  кары,  когда  власти  расшифруют   закодированное
послание. Следовало заблаговременно снять с них ответственность,  как  и
со всех других работников "Новой музыки".
   С этой целью я написал множество памятных записок, указывающих на то,
что все решения, связанные с  записью,  принимал  исключительно  я,  что
именно я раздобыл и отредактировал текст, что сама  группа  не  обладала
достаточным авторитетом и полномочиями, чтобы хоть как-то изменить  этот
текст.  Почти  две  недели  у  меня  ушло  на  подготовительную  работу,
необходимую для безопасности исполнителей, но иначе я поступить не мог.
   Такое решение приняли мы с Садассой. Им грозило жестокое наказание. Я
вообще меньше всего хотел вовлекать  в  это  дело  "Шутников",  славных,
добрых ребят, никому не желающих зла, но кто-то ведь должен был записать
этот диск, причем требовался популярный  исполнитель.  К  тому  времени,
когда я завершил  подготовку  всех  оправдательных  документов,  включая
подписанные членами группы "Шутники" письма, в которых  выражался  самый
энергичный  протест  против  использования  предложенного   текста   как
совершенно для группы непригодного, я наконец Относительно успокоился за
их будущее.
   Однажды, когда я сидел в своем кабинете и прослушивал пробные  записи
для  альбома   с   предполагаемым   названием   "Давай   поиграем",   из
переговорного устройства раздался голос:
   - Мистер Брейди, к вам молодая дама.
   Решив, что речь идет о певице, которая хочет, чтобы ее прослушали,  я
велел секретарю впустить посетительницу.
   Вошла зеленоглазая девушка с короткими черными волосами.
   - Привет! - сказала она и улыбнулась.
   - Привет! - ответил я, выключая запись. - Чем могу служить?
   - Я - Вивиан Каплан, - представилась девушка и  села  напротив  меня.
Теперь я заметил нарукавную повязку "дановца" и  узнал  ее.  Это  о  ней
говорил мне мой друг Фил - она хотела, чтобы он написал заявление о моей
политической благонадежности. Что ей у меня надо? На  моем  столе  стоял
портативный магнитофон "Ампекс" с записью "Давай поиграем".  К  счастью,
он был выключен.
   Вивиан Каплан уселась поудобнее, расправила юбку и достала блокнот  и
ручку.
   - У вас есть приятельница по имени Садасса Арампров, - начала она.  -
Кроме того, существует преступная организация, именующая себя  Арампров.
И спутник внеземного происхождения, недавно взорванный Советским Союзом,
тоже иногда называли "спутник Арампров".  -  Она  взглянула  на  меня  и
что-то записала в блокнот. - Вам не кажется это совпадение удивительным,
мистер Брейди?
   Я молчал.
   - Не хотите ли сделать  добровольное  заявление?  -  спросила  Вивиан
Каплан.
   - Я арестован?
   - Вовсе  нет.  Я  безуспешно  пыталась  получить  заявление  о  вашей
политической благонадежности от ваших друзей, никто не пожелал дать  мне
таковое.  Проводя  расследование,  мы  заметили,  что  слово  "Арампров"
странным образом неоднократно всплывает в связи с вами...
   - Оно может иметь отношение ко мне в своем  единственном  значении  -
это девичья фамилия Садассы.
   - К организации Арампров или к спутнику вы отношения не имеете?
   - Никакого, - ответил я.
   - Как вы познакомились с Садассой Арампров?
   - Я не обязан отвечать на такие вопросы, - сказал я.
   - Еще  как  обязаны.  -  Вивиан  Каплан  достала  из  сумочки  черную
карточку. Я уставился на нее - Каплан была агентом полиции. -  Мы  можем
говорить здесь, а можем пойти со мной - что вам больше по вкусу?
   - Я требую адвоката.
   - Мы еще не достигли  той  стадии  расследования,  на  которой  нужен
адвокат. Вам не предъявлено никакого обвинения. Так что расскажите  мне:
как вы познакомились с Садассой Арампров?
   - Она пришла сюда в поисках работы.
   - Почему вы приняли ее?
   - Пожалел. У нее рак.
   Каплан записала мои показания.
   - Вам было известно, что ее настоящая фамилия - Арампров? Сейчас  она
носит фамилию Сильвия.
   - Она представилась как миссис Сильвия.
   Это было правдой.
   - Вы взяли бы эту женщину на работу, если бы знали ее настоящее имя?
   - Нет, - ответил я. - Вряд ли.
   - Вы поддерживаете с ней какие-либо отношения помимо служебных?
   - Нет, - сказал я. - Я женат, и у меня есть сын.
   - Вас видели вместе в ресторане "Дель Рейс"  и  в  баре  "Ла  Пас"  в
Фуллертоне. В "Дель Рейсе" один раз, а в "Ла Пасе" шесть. Причем  совсем
недавно.
   - Там подают лучшую "Маргариту" в округе Орандж, - объяснил я.
   - О чем вы говорили?
   - Темы были разные. Садасса Сильвия...
   - Арампров.
   - Садасса - прихожанка епископальной церкви и пытается  убедить  меня
ходить в  ту  же  церковь.  Хотя  околоцерковные  сплетни,  которые  она
пересказывает, делают для меня эту идею не слишком привлекательной,  Все
это тоже было правдой.
   - Мы записали вашу последнюю беседу в баре "Ла Пас", - сказала Вивиан
Каплан.
   - Вот как? - Я был напуган и  пытался  вспомнить,  о  чем  мы  с  ней
говорили.
   - Что за диск вы собираетесь выпускать? Ваш разговор крутился  вокруг
новой записи. Речь шла о долгоиграющей пластинке "Шутников".
   - Мы планируем новый хит, - сказал я, чувствуя, что  лоб  покрывается
испариной, а сердце колотится  с  удвоенной  частотой.  -  Да  в  "Новой
музыке" все только об этом и говорят!
   - Тексты для записи исходят от вас?
   - Вовсе нет, - ответил  я.  -  Кое-какой  дополнительный  материал  я
действительно  давал.  Но  не  основной  текст.   Мы   рассчитываем   на
оглушительный успех диска.
   Вивиан Каплан записала мой ответ.
   - Похоже на то. Каков планируемый тираж?
   - Мы  рассчитываем  продать  два  миллиона  экземпляров.  Но  сначала
предполагаем изготовить только пятьдесят тысяч, чтобы прощупать рынок.
   На самом деле я собирался  выпустить  по  крайней  мере  в  три  раза
больше.
   - Когда мы сможем получить экземпляр?
   - Мы еще не изготовили мастер-диск, - ответил я.
   - Но пленка у вас есть?
   - Пленка скоро будет. - Тут мне пришло в голову, что я могу  передать
ей пленку, не содержащую  информации,  рассчитанной  на  подсознательное
восприятие.
   - Проанализировав обстоятельства дела, мы пришли к выводу, -  сказала
Вивиан, - что вы с госпожой Арампров вступили в любовную связь.
   - Можете засунуть свой вывод в задницу, - огрызнулся я.
   Вивиан Каплан окинула меня изучающим взглядом и  набросала  несколько
слов в блокнот.
   - Все это не ваше дело, - сказал я.
   - А что говорит по этому поводу ваша жена?
   - Она не возражает.
   - Стало быть, она в курсе?
   Я не нашел, что ответить. Похоже, я попал в словесную ловушку, но все
это не имело никакого значения - "дановцы" были на  ложном  пути.  Пусть
себе, подумал я, разрабатывают эту линию. Я ничуть не против.
   - Насколько нам известно, - сказала Вивиан  Каплан,  -  вы  полностью
порвали со своими левыми настроениями, присущими вам в Беркли, это так?
   - Именно так.
   - Не желаете  ли  сделать  для  нас  заявление  в  духе  политической
благонадежности о Садассе Арампров? Ведь вы хорошо ее знаете.
   - Не желаю, - сказал я.
   - Мы вам вполне доверяем, мистер  Брейди,  верим  в  ваш  патриотизм.
Почему вы отказываетесь воспользоваться этим шансом?  Тогда  ваше  досье
можно будет закрыть.
   - Я не верю, что чье-либо досье может быть закрыто.
   - По крайней мере его сдадут в архив.
   - Прошу меня извинить, - сказал я. С тех пор как  внеземной  помощник
вытеснил мою собственную волю, мне было трудно лгать. - Я не могу  пойти
вам навстречу. Предложенный вами шаг бесчестен, безнравствен.
   Такие поступки разрушают общество. Взаимное  доносительство  -  самая
вероломная и подлая черта, навязанная некогда свободным  людям  Феррисом
Фримонтом.
   Можете  записать  это  в  блокнот,  мисс  Каплан,  для   последующего
занесения в мое досье. А еще лучше - приклейте непосредственно на  папку
этого досье в качестве моего официального заявления всем вам.
   Вивиан Каплан рассмеялась.
   - Вы, видимо, полагаете, что ваш адвокат очень умен.
   - Я полагаю, что имею полное представление о происходящем, -  отрезал
я. - А теперь, если вы закончили, убирайтесь отсюда. Мне нужно работать,
слушать записи.
   Каплан поднялась со стула.
   - Когда вы предъявите нам записи?
   - Через месяц.
   - Те самые, которые используете для изготовления мастер-диска?
   - Более или менее.
   - Такой ответ нас не устраивает,  мистер  Брейди.  Нам  нужны  именно
записи для мастер-диска.
   - Разумеется, - сказал я. - Вне всякого сомнения.
   Помедлив немного, Каплан продолжала:
   - От одного из ваших звукооператоров поступило телефонное  сообщение,
что на звуковых дорожках наряду с основным сигналом записывается  что-то
непонятное.
   - Гм-м, - сказал я.
   - Это его насторожило.
   - Как имя этого оператора?
   - Мы не разглашаем имен информаторов.
   - Еще бы, - заметил я.
   - Должна предупредить вас, мистер Брейди, что в настоящий  момент  вы
очень близки к аресту, вы и Садасса Арампров, а также  весь  штат  вашей
компании и все, кто с вами близко знаком, ваши семьи и друзья.
   - Почему же?
   - У нас  есть  основания  считать,  что  в  записи  "Давай  поиграем"
заключена информация, выражающая  враждебные  правительству  настроения,
каковая информация введена в запись вами, Садассой Арампров, а возможно,
и иными лицами. Впрочем, мы воздерживаемся от  окончательного  обвинения
впредь до изучения записи, которое  должно  предварить  запуск  диска  в
производство. Если мы не обнаружим ничего предосудительного, вы  сможете
тиражировать пластинку и  пускать  ее  в  продажу.  Но  если  экспертиза
покажет...
   - Занавес опускается, - прервал я Каплан.
   - Что, простите?
   - Железный занавес, - сказал я.
   - Что вы имеете в виду, мистер Брейди?
   - Ничего, - ответил я. - Просто  я  уже  устал  от  подозрительности,
постоянной слежки и обвинений. От всех арестов и убийств.
   - О каких убийствах вы говорите, мистер Брейди?
   - Я говорю о попытках убить меня, - сказал я.
   Она рассмеялась.
   - Вы очень взвинчены. Не следует так волноваться.
   Знаете, что вас может убить? Близость с этой Арампров,  тем  более  в
ваши годы. Последнее медицинское обследование показало, что вы страдаете
от повышенного кровяного давления. Обследование  проводилось  в  клинике
после...
   - Повышенное давление было связано с...
   Я замолчал.
   - С чем?
   - Не стоит об этом.
   Вивиан выдержала паузу и продолжала тихо и спокойно:
   -  Спутник  больше  не  придет  вам  на  помощь,  мистер  Брейди.  Он
уничтожен.
   - Знаю, - кивнул я. - Вы говорите о внеземном спутнике?  Да,  русские
его уничтожили. Об этом говорили по телевидению.
   - Теперь вы остались в одиночестве.
   - Что вы хотите сказать?
   - Вы и сами знаете.
   - Право, не знаю, - выдавил я из себя. Эта вынужденная  ложь  унижала
меня и далась мне с большим трудом.  -  Мне  казалось,  что  официальная
позиция США состоит в том, что - какую там чушь передавали?  -  ах,  да,
"это был старый американский спутник, давно  выполнивший  свою  задачу".
Или что-то в этом роде.
   Просто бесполезный спутник вполне земного происхождения.
   - Это говорилось до того, как русские его сфотографировали.
   - Ах так, - я послушно кивнул. - Стало  быть,  сейчас  бытует  другое
мнение.
   - Нам отлично известно, что это за спутник, - сказала Вивиан.
   - Так зачем вы его уничтожили?  Надо  быть  совершенно  безрассудным,
чтобы послать сигнал на уничтожение этого спутника. Я вас не понимаю. Вы
не понимаете меня, а я - вас. По мне, вы безумны. - Я  замолчал.  И  без
того было сказано слишком много.
   - Вы хотите, чтобы внеземной разум управлял вами?
   Командовал? Хотите быть его рабом?
   - Сами-то вы кто, госпожа Каплан? - спросил я. - Разве "дановцы" - не
просто-напросто роботы, слепо подчиняющиеся приказам и слепо  обращающие
в таких же роботов тех, кто еще свободен, кто еще не подчинен целиком  и
полностью воле вождя? И какого вождя!..
   - Прощайте, мистер Брейди, - сказала Вивиан Каплан.
   Дверь за ней захлопнулась.
   Все, моя голова в петле. Так же было  с  Филом.  Он  клюнул  на  один
прием, я - на другой. Она, похоже, немало получает. И стоит таких денег.
Загонит в ловушку любого.
   Теперь у них есть основания арестовать меня в любой момент.  Впрочем,
они всегда могли это сделать.
   Тем более что наши разговоры в баре "Ла Пас" записаны.  Да  и  вообще
конституционные права давно уже не  соблюдаются  -  в  подобных  случаях
всегда объявляли о наличии угрозы национальной безопасности. К  дьяволу!
Спутник уничтожен, терять больше нечего - и я ни о чем не жалел.
   В моем мозгу шевельнулся огневик - я ощутил его присутствие.  Значит,
он еще жив. Не покинул меня. Он в безопасности.
   Вивиан ошибалась - я не одинок.
 
Глава 27 
 
   Садассу я встретил  в  апельсиновой  роще  в  Пласентии.  Мы  гуляли,
взявшись  за   руки,   и   вполголоса   разговаривали.   Возможно,   нас
подслушивали,  а  возможно,  и  нет.  Так  или  иначе,  мы  должны  были
поговорить, ведь я не мог не рассказать ей обо всем,  что  произошло  со
мной.
   Но сначала хотел сам кое-что спросить у нее.
   - Хотя спутника уже нет, - говорил я, - все равно время от времени  я
вижу какие-то  цветные  картины,  как  будто  передачи  со  спутника  не
прекратились. Похоже, это имеет отношение к... - Я замолчал,  так  и  не
упомянув о Пинки.
   Теперь я видел какую-то дверь, причем она  имела  пропорции,  которые
древние  греки  называли  золотым  сечением   и   полагали   совершенной
геометрической формой. Дверь эта появлялась перед моим внутренним взором
неоднократно, на