фигура совсем тоненькая. Когда мы в  Москве  в  метро
ехали на вокзал - и с нами еще доктор тот знакомый был,  чемоданы  помогал
тащить,  -  один  дядька  даже  маму  со  спины   спросил:   "Девочка,   у
"Комсомольской" сходишь?"
   ...Сейчас я сижу думаю, а рядом в саду Марья Иосифовна уговаривает маму
пойти на Морскую  улицу  прогуляться.  Мимо  военного  дома  отдыха.  Сама
Иосифовна каждый вечер ходит. Вырядится, губы накрасит, надушится так, что
за версту слышно, и поплыла. А чего ей  краситься,  когда  она  уже  почти
старуха - ей лет тридцать пять, не меньше.


   Опять ходил к Таниной  даче  и  сидел  смотрел  на  море.  Море  сверху
огромное - гораздо больше, чем внизу. До самого горизонта стеной стоит.  И
всеми волнами сразу стремится на берег.
   Когда я там сидел, так  глупо  мне  показалось,  что  я  на  тех  ребят
обиделся с волейболом. Все  равно  я  буду  каким-нибудь  замечательным  и
выдающимся человеком. Полечу, например, на Луну. Вернусь, а  они  будут  в
толпе встречать. Пусть тогда посмотрят - особенно эта рыжая Ленка.
   Ну, кончилось мое одиночество!
   Если мы с Володей подружимся, ребята на пляже с ума сойдут от  зависти.
И даже ничего, что у нас такая разница в летах, потому что я чувствую, что
мы с ним здорово сойдемся.
   Я его сегодня увидел, когда он  с  автобуса  сошел.  Прямой-прямой  как
стрела. И я сразу понял, на кого бы хотел быть похожим - на него.
   И с милиционером он, когда разговаривал, тоже стоял  такой  подтянутый.
Поговорили, и Володя пошел. И вдруг милиционер его  останавливает.  Потому
что он во время разговора вынул папиросу из портсигара,  увидел,  что  она
высыпалась, бросил в урну и промахнулся.  Так  милиционер  его  остановил,
чтобы он поднял.
   Он остановился, вернулся, ловко так подхватил папиросу с асфальта - и в
урну. И  смотрит  на  милиционера:  так,  мол,  или  не  так.  А  тот  уже
отвернулся.
   Потом он ко мне подошел - я на скамейке сидел один - и говорит:
   - Интересно,  как  это  люди  в  милиционеры  попадают?  Рождаются  уже
готовыми, что ли?
   Мне очень хотелось остроумно ответить, но ничего в голову не пришло.  И
все равно мы разговорились. Он меня спросил, не знаю  ли  я,  где  комната
сдается. И я его повел на нашу улицу. Кооперативную.
   Стали разговаривать, и оказалось, что мы  прямо  обо  всем-всем  думаем
одинаково. Мне очень понравилась книга "И один в поле воин", и ему тоже. Я
люблю картину "Подвиг разведчика", и он любит.
   Договорились завтра встретиться.


   Вот так и выходит: как только познакомишься с настоящим человеком,  так
матери не нравится.
   Сегодня за обедом она меня вдруг спрашивает:
   - С кем ты ходишь?
   Это она нас видела с Володей, когда  вчера  с  работы  шла.  Ну,  я  ей
рассказал про него все. Что у него родителей нету, что  он  учится  и  так
далее. Она слушала, слушала и говорит:
   - Пижон твой Володя. Что-то я плохо верю в этот медицинский.
   Я спрашиваю:
   - Почему пижон? - Возмутился даже.
   - Ты к нему приглядись получше. И посмотри, как другие на него смотрят.
   Когда она ушла, я стал вспоминать. И верно, одет он, конечно, не как я.
У него все модное и ловкое, так  что  другие  даже  внимание  обращают  на
улице... И верно, что на него все девчонки смотрят, когда мы идем. Я  даже
сам заметил. Но что ему делать, если  он  такой?  Глаза  у  него  большие,
синие, и вообще все... Ловкий он очень, развитый. Но в то же время он  сам
на девчонок никакого внимания. Уж как на него Ленка рыжая заглядывается. И
даже Аля. Мы когда были вчера на пляже, так просто чувствовалось. Лежим, а
они шагах в двадцати играют с мячом. И все время глазами зырк-зырк в  нашу
сторону. Смеялись даже громче, чем всегда...
   Вот и сейчас сообразил, что ребята тоже бывают красивые  и  некрасивые.
Так же, как девчонки, делятся. Как-то я раньше об этом по думал.


   Сегодня Володя прыгнул с Вероникина обрыва.
   Так было.
   Мы пришли туда, поднялись над самым фиордом. Я ему рассказал, чти здесь
два спортсмена потонули. Потом мы вниз некоторое время смотрели. Там  вода
черная и вся в бурунах. Потом он стал раздеваться так неторопливо - я даже
не понял зачем. Подумал, он просто позагорать хочет. А он подошел на самый
край обрыва - там вниз метров двенадцать.  Вдруг  присел,  руки  развел  и
прыгнул. Красиво так полетел, ласточкой. Я и сообразить не  успел,  что  к
чему, а его голова уже далеко внизу вы нырнула, среди бурунов. И перед тем
как прыгнуть, он меня даже не спросил, глубоко здесь или сразу  под  водой
камни.
   Но самое-то главное потом началось.
   Он вынырнул и поплыл к морю, потому что в  самом  фиорде  на  берег  не
выбраться, там скалы отвесные. Поплыл, а его назад относит и  крутит.  Раз
затянуло в водоворот, он ушел под воду и  только  через  минуту  показался
совсем в другом месте. Еще раз  затянуло,  и  тут  он  скрылся  минуты  на
полторы. У меня в висках прямо как кувалдой застучало: я подумал, что все.
Но он вынырнул у самой скалы  и  поплыл  левой  стороной  фиорда.  Сначала
быстрым брассом, а потом, когда уже приблизился к морю, перешел на  кроль.
Он двигался хорошо, но дальше течение усилилось, и он как  бы  остановился
на месте. Минут пять он боролся  изо  всех  сил,  и  я  уже  подумал,  что
выплывает. Но потом он начал сдавать, и его понесло обратно в фиорд. Но  и
тут он не растерялся, а стал отдыхать. Сверху  было  видно,  как  он  руки
раскинул и ногами еле шевелит,  чтобы  только  держаться  на  поверхности.
Опять его притянуло к водоворотам, опять затягивало раза три под воду,  но
теперь он стал пробиваться к правому берегу, переходя то на кроль,  то  на
брасс.
   И, одним словом, он  выплыл.  Минут  сорок  все  это  продолжалось.  Он
выплыл, вышел на берег, лег и  пролежал  неподвижно  с  полчаса.  А  потом
сказал, чтобы я принес  его  одежду.  Я,  конечно,  сбегал.  Он  лежал  и,
сощурившись, задумчиво смотрел в небо, а погодя я его  спросил,  зачем  он
прыгнул.
   Он на меня остро так взглянул своими синими глазами и сказал:
   - Жить надо опасно.
   Удивительный человек!
   Я  сейчас  вспоминаю,  что  у   него   даже   каждое   слово   та   кое
отточенное-отточенное. И даже каждое движение. Как будто он  загодя  знал,
что именно в этой обстановке ему придется делать именно  это  движение,  и
заранее к нему готовился. Когда мы еще на  второй  день  шли  вместе  мимо
дачи, где Аля живет, там ребята играли в волейбол, и у них  мяч  за  забор
перелетел. Они сразу нам заорали, пока мяч еще в воздухе  был.  Володя  не
стал торопиться, а, наоборот, подождал, пока мяч чуть травы не коснулся, а
потом прыгнул и отбил его точно-точно и таким образом, что почти что попал
в кольцо для баскетбола. Короче говоря, все так  красиво  получилось,  что
они там за забором даже захлопали ему. Но он на них и не посмотрел,  и  мы
дальше пошли.
   Вот Володя-то, наверное, действительно будет великим человеком. Он  мне
рассказал, что специально в медицинский поступил,  чтобы  потом  в  Африку
поехать, в джунгли, и там лечить и охотиться. Потому что у нас ведь теперь
многих врачей в разные страны отправляют.
   ...Вчера здорово умучился. Мы с Володей  с  утра  до  ночи  окрестности
исследовали. Я рассказал ему про дачу,  где  Таня  живет,  про  утопленную
собаку, и он очень-очень заинтересовался. Но  близко  к  даче  не  захотел
подходить. Он такой сильный - совсем не устает. Ну и я, конечно, старался.
Сейчас даже все тело гудит.
   И еще он меня сегодня очень удивил. Возвращались мы с гор,  идем  возле
военного санатория. И попадается нам наша Марья Иосифовна. В своем красном
платье. Увидела меня, и ко мне. Спрашивает, где мама. А  чего  спрашивать,
когда она сама знает, что на работе. В общем,  я  ей  ответил,  а  она  не
уходит. Стоит и смотрит на Володю. И он на  нее  смотрит.  Потом  она  ему
улыбается. И он улыбается. Она что-то сказала, он что-то ответил. И начали
болтать - так просто, ни о чем. Разговаривают, про меня никто не вспомнит,
как будто они только вдвоем. Я Володю подталкиваю: пошли, мол. А он стоит.
Довольно долго все это было.
   Потом эта Иосифовна отпустила нас наконец. Я Володю спрашиваю,  как  он
может с ней разговаривать, с такой противной. Он оглянулся  -  она  уже  в
санаторий вошла через ворота - и говорит:
   - Да она ничего.
   И засмеялся так неприятно...
   ...Да, вот еще какая штука. Оказалось, что у Тани с  отцом  две  собаки
было на даче. Потому что одна почти такая же, тоже породы  боксер,  бегает
по саду.
   Володя познакомился с Таней, и они друг друга полюбили.
   Мне так грустно-грустно. Но, с другой стороны,  это  правильно.  Потому
что, как говорится в старинных романах, "они были созданы друг для друга".
И они даже чем-то похожи. У Тани глаза большие-пребольшие. И у него  тоже.
Мне кажется, если бы я для Тани выбирал жениха, я бы и сам выбрал  Володю.
Он такой смелый, ловкий, самостоятельный... Не в этого же  оболтуса  Игоря
ей влюбляться.
   А узнал я об этом так.
   Вчера и сегодня Володя на пляже не показывался.  После  обеда  я  пошел
прогуляться по верхней дороге к Таниной даче. Иду и вдруг вижу, что они  в
кустах стоят и разговаривают. Довольно далеко я их увидел.
   Почему-то вдруг заболело сердце. Хотя я ведь все время понимал, что она
старше меня и всякое такое... Одним словом, сел я на камень и  сижу.  Даже
идти никуда больше не захотелось.
   Они разговаривали долго.  Таня  неожиданно  обняла  его,  поцеловала  и
побежала вниз на свою дачу. А Володя некоторое время стоял  и  смотрел  ей
вслед. Потом пошел по дороге в поселок.
   Я испугался, что он подумает, будто я за ним подглядывал, и ушел глубже
в заросли. Потому что на самом-то деле я за ним с Таней не подглядывал,  а
просто смотрел.


   Странная и жуткая вещь произошла. Я  видел,  как  утонул,  вернее,  сам
утопился человек. А потом этого человека не стало.
   Недалеко от Таниной дачи, но правее, там, где совсем крутые  обрывы,  в
воду вошел человек. Я все ясно видел,  сидел  наверху.  Он  вошел  в  море
раздетый,  проплыл  немного  и  нырнул.  Полминуты  прошло,  минута...   Я
удивился, что он так долго под водой, и стал считать про себя секунды. Еще
минута прошла, две, три, четыре. Я тогда побежал к этому  месту  и  сверху
увидел, что человек неподвижно лежит на дне. Утонул.
   В голове у меня все помешалось, я не сообразил, что лучше бы  прямо  на
Танину дачу бежать за помощью. Вместо этого я кинулся по дороге в поселок.
То бегом, то шагом, когда уставал. Добрался до военного санатория и увидел
Володю. Он с каким-то мужчиной сидел на скамье. Я  подбежал,  рассказываю:
так и так. Они сразу встали, Переглянулись. Володя говорит:
   - Бежим.
   И тот мужчина ему кивнул. А сам остался на скамейке.
   Побежали  мы  обратно.  Почти  что  три  километра  бегом   пронеслись.
Прибегаем на то место, где сверху утопленника видно  было,  а  там  никого
нет. Он исчез.
   Но вся штука в том, что я сам видел, как он входил в воду, как нырнул и
целых пятнадцать минут был под водой. Он уже не мог оставаться живым.
   Когда возвращались, Володя сказал, чтобы никому не рассказывать. А  кто
и поверил бы, если даже и рассказать?..
   И еще одно: не понравился мне тот мужчина, который с  Володей  был.  Он
широкоплечий такой, крепкий, лицо жестокое и злое. Я заметил  в  нем  одну
особенность. Он был гладко выбрит, но только лицо было чистое, а  вся  шея
заросла волосами. И я понял, что он, наверное, весь  волосатый,  по  бреет
только лицо, а шею оставляет, потому что ему тогда приходилось бы чуть  ли
не  до  плеч  бриться.  Одним  словом,  получалось,  будто  у  пего   лицо
выглядывает из волос...
   А Володя от меня почему-то отдаляется. Вот уже два дня, как мы с ним не
разговаривали.


   Опять странная вещь! Вечером вернулся домой и вдруг  слышу  из  комнаты
Марьи Иосифовны Володин голос раздается. Я сперва  даже  не  поверил.  Уже
поздно было, начало темнеть. У нее в комнате  света  не  было.  И  я  ясно
слышал его голос. Марья Иосифовна много смеялась.
   Неужели он?..
   Гак оно и есть: Володя был у Марьи Иосифовны!
   Но ведь он же целовался с Таней, подлец! Я теперь непрерывно думаю, как
я должен себя вести: рассказать Тане про эту Иосифовну или нет? Если я  ей
расскажу, это  может  быть  вроде  как  сплетня.  Кроме  того,  она  может
подумать, что я вру. Что это я потому, что она мне самому нравится. Она же
понимает, что она всем нравится...
   Но, с другой стороны, ведь он обманывает ее.
   Что же мне делать?
   ...Мама наконец поняла, что за птица эта Марья Иосифовна.
   Кажется, у них было объяснение.
   А вечером к нам  на  дачу  открыто  пришел  Володя.  Я  чинил  хозяйкин
велосипед возле  колодца.  Он  на  меня  даже  не  глянул,  как  будто  мы
незнакомые, и пошагал прямо к Иосифовне. Вдвоем они пили чай  на  веранде,
где раньше всегда мама с Марьей Иосифовной  вместе  сидели.  Причем  Марья
Иосифовна разговаривала с Володей нарочно громко-громко, на весь сад.
   Какие, оказывается, бывают люди!
   Пожалуй, завтра все-таки пойду к Тане на дачу. Потому что, если она еще
больше Володю полюбит, ей потом тяжелее будет все узнать. А  что  она  про
меня подумает - мне уже все равно.
   ...Пять дней прошло.
   Завтра уезжаем. Чемоданы почти  уложены.  Билеты  на  поезд  у  мамы  в
сумочке.
   Володи уже нет. Он погиб.
   И Танин отец, Николай Григорьевич, умер.
   Оказалось, что он был великий человек. Позже о нем книги будут  писать,
и то, что он сделал,  останется  навсегда  для  людей.  Он  был  настоящий
великий  ученый.  Жил  он  поблизости  от  нашего  поселка,  и  никто   не
догадывался, кто он такой.
   Вообще так много надо обдумать, что даже не знаю, с  чего  начинать.  У
меня такое чувство, будто все мы  кругом  очень  изменились  за  последнее
время и год прошел уже с тех пор, как я последний раз Володю видел!
   Тогда, 11 августа, я решил все-таки Тане рассказать про Володю и  Марью
Иосифовну.
   С  утра  мама  послала  меня  на  базар,  днем  я  как-то  завозился  с
велосипедом и пошел к ним на дачу  только  к  вечеру.  Солнце  уже  начало
садиться, но жара стояла жуткая. Для сокращения пути  я  полез  наверх  от
моря не по тропинке, которая сильно кружит, а прямо через заросли лавров и
орешника. Вся эта  растительность  за  лето  покрылась  пылью,  высохла  и
здорово кололась. Пробирался я, как кабан, умучился и, когда выбрался  уже
ближе к даче, остановился в кустах перевести дыхание.
   Стою и вдруг слышу  разговор.  Володин  голос  и  еще  какой-то  чужой.
Смотрю, совсем рядом со мной выходят  из  кустов  Володя  и  тот  мужчина,
волосатый, с широкими плечами. А про  него  я  у  хозяйки  нашей  случайно
узнал, что он местный житель. В Батуми часовщиком  работает,  а  здесь,  в
Асабине, у него огромная двухэтажная дача с  мандариновым  садом.  (И  еще
хозяйка рассказала, что три года назад его вроде судили  за  что-то  очень
некрасивое, но он выкрутился.)
   Одним словом, выходят они шагах в пяти от меня. И тоже остановились.  Я
весь замер, даже сердце перестало биться.
   Они остановились. Володя говорит убежденно так:
   - Я ручаюсь.
   Часовщик в ответ что-то пробормотал. Но сквозь зубы.
   Володя опять:
   - А я ручаюсь. Потому что иначе он  не  стал  бы  рисковать.  Ни  своим
здоровьем, ни тем более ее. Короче говоря, я ручаюсь и не боюсь.
   Тот мужчина закурил. Они так близко были, что до меня дымок донесло еще
плотным клубом.
   Помолчали. Потом Володя сказал:
   - Ну, идем к дубу. Еще раз посмотрим. Он сейчас будет делать.
   И они пошли влево в обход Таниной дачи.
   Я постоял еще некоторое время неподвижно, потом побрел в поселок.  Дома
мы с матерью поужинали, прогулялись по берегу. Вынес я в сад к забору свою
раскладушку, лег и никак не могу заснуть. Ночь сперва звездная была, потом
с моря туча стала подниматься. Звезды начали гаснуть постепенно. А  я  все
пялю глаза и спрашиваю себя: что же Володе с часовщиком возле Таниной дачи
надо было? А между прочим, Володя в этот вечер  опять  и  Марье  Иосифовне
явился.
   Наконец часов в двенадцать я задремал. Дремлю и чувствую в  дреме,  что
кто-то  мимо  меня  к  калитке  прошел.  Сообразил  это,   открыл   глаза,
приподнялся. И верно, кто-то вышел из нашего сада и калитку не затворил...
Опять я задремал. Проспал часа два, и вдруг  меня  во  сне  как  колом  по
голове ударило: ведь это же Володя куда-то  пошел  ночью!  Тут  я  сел  на
раскладушке и спрашиваю себя: чего же я сплю-то? Ведь Володя с  часовщиком
что-то насчет Таниной дачи замышляют. Встал я,  натянул  брюки,  велосипед
схватил за рога - и на дорогу. Странно было  ехать.  Темно,  тихо.  Только
велосипедные  шины  на  песке  пошипывают.  И  весь   мир   ночной   такой
неузнаваемый, страшный, совсем не как днем.
   Подъехал к даче, велосипед прислонил к дереву и сам  осторожно  в  сад.
Калитка отворена была. Я вхожу на носочках, и мне кажется  почему-то,  как
будто это все не на самом деле, а в кино. И такое чувство, что я - это  не
я, а кто-то другой. А настоящий "я" со стороны смотрит.
   В одном окне в даче свет горит. И дверь в дом тоже открыта.
   Я осторожно стал  обходить  их  маленький  бассейн,  заглянул  случайно
туда... и остолбенел.
   Под водой лежит в бассейне на дне  Таня.  Утопленная.  Руки  раскинуты,
волосы разметались по дну.
   Секунду я смотрел на нее и тут сам не  знаю,  что  со  мной  сделалось.
Испугался, закричал что-то, повернулся  -  и  бежать.  Выскочил  из  сада,
метров сто, наверное, пробежал, потом вспомнил  про  велосипед.  Вернулся,
схватил его, в седло вскочил  и  думаю:  куда,  кого  звать  на  помощь?..
Конечно, милиционера.
   Даже не помню, как я до него доехал. Просто  сразу  очутился  на  нашей
улице возле его дома и стучу в дверь что есть силы.
   Раз постучал, два. Там задвигались, открывается  дверь,  и  выглядывает
милиционер. "Что случилось?" Я сбивчиво объясняю: так, мол, и так. Утопили
человека и ограбили дачу. А сам чуть не плачу от нетерпения и от волнения.
Он меня выслушал и говорит: "Стой. Я сейчас". Ушел в дом - он  в  трусиках
только одних был -  и  минуты  три  не  возвращался.  Слышу,  что  он  там
разговаривает с кем-то, по телефону звонит. Я прямо исстрадался, ожидая. И
уже начало мне в  голову  приходить,  что  ведь  Таню-то  мне  нужно  было
вытащить из воды, искусственное дыхание ей делать. Спасать, одним  словом,
а не ехать сюда.
   Наконец милиционер поспешно  выходит  уже  весь  одетый,  с  наганом  в
кобуре. Бежит к сараю, выкатывает оттуда мотоцикл. "Садись!" Жена его тоже
выбежала, открывает нам сразу калитку. Я и усесться не успел как  следует,
мотор зарычал, голова у меня назад дернулась, калитку проскочили и едем.
   Минуты за три мы до дачи  домчались.  Въехали  прямо  в  сад,  мотоцикл
поставили - и к бассейну.
   Глядим туда, а там никого.
   Меня оторопь взяла. Федор Степанович (милиционер) взглянул на меня -  и
в дом. Я за ним.
   Входим и видим такую картину. Профессор  Николай  Григорьевич  лежит  в
постели белый-белый. Возле него Таня, живая, и делает ему укол.
   Я рот раскрыл и стою.
   Таня на нас посмотрела, спокойно положила  шприц  на  стул  и  начинает
рассказывать. Спокойно так говорит, что только что здесь были два человека
- один незнакомый, а второй ее брат, - связали отца и похитили его  записи
об одном очень важном открытии. И что с этими записями они теперь пытаются
перейти под водой границу и бежать в Турцию.
   Милиционер Федор Степанович спрашивает:
   - Как это - под водой?
   Таня объясняет, что ее отец занимается проблемой дыхания  под  водой  и
создал такой состав,  который,  если  его  впрыснуть  в  кровь,  исключает
необходимость дышать легкими. Володя, то есть ее брат,  знал  об  этом,  и
сейчас он и тот незнакомый мужчина впрыснули себе состав и ушли в море.
   А профессор Николай Григорьевич в это время так и лежит без сознания.
   Милиционер тогда подходит к  профе