еньких коммуникатора, которые оставил нам Орик.
 -- Говорит уль Дмитрий, -- важно сказал я.
 -- Это Пилли. Митя! Удобно мне подняться к вам?
 -- Пулей! -- сказал я. -- В темпе.
 -- Что?
 -- Как можно быстрее. Мы ждем вас.
 Через  минуту она  была с нами.  В другом  уже  платье, не  цветастом в
обтяжку,  а более  скромном,  однотонном, с рукавами, как  крылья у  геллов.
Боже, какая у нее была улыбка! Это еще нужно было себя уговаривать, что  она
-- физик.
 -- Я  поняла, почему  должна подняться мигом,  --  сказала  она. -- Вы,
конечно, голодны?
 Папа пошел на провокацию:
 -- Как бедные моро, Пилли.
 -- Да, как бедные моро.
 -- А почему они голодны?
 --  Все  зависит от того, хороша ли  охота. А она несколько  ограничена
правительством. Простите. Ужин! --  Она  исчезла и быстро вернулась.  --  Не
умирайте!
 -- Ваши рукава, как крылья у геллов, -- сказал я.
 Она внимательно посмотрела на меня, изучающе:
 -- Вы были в городе? В подземном Тарнфиле? А?
 -- Да нет, -- сказал папа. -- Просто мы сели в нашу машину и покатались
над Тарнфилом. Ну и покалякали с геллами.
 -- Я вам не верю, -- ехидно, но очень мило произнесла Пилли.
 -- И правильно делаете, -- сказал папа.
 --  Вот уж не думала, что земляне такие врунишки, -- сказала  Пилли. --
Как вам геллы? Или гелл? Или гелла?
 -- Как? -- сказал папа. -- Это просто в голове  не  укладывается -- вот
как. На Земле  этого нет. Мы  с  такой же завистью смотрим на птиц на Земле,
как вы, бескрылые  политоры, --  на  геллов. Теперь-то  я понимаю, почему вы
отказались от колесного транспорта,  а все летаете, хоть и в метре от земли:
глядите, мол, геллы, мы тоже не лыком шиты. Летаем!
 -- Не ехидничайте, -- сказала Пилли.
 --  Здесь, знаете ли, не до ехидства, -- сказал папа, глядя на Пилли, и
она сразу же очень серьезно поглядела на него.
 -- Да, вы  правы,  -- сказала  она.  -- Но  их судьба вроде  в надежных
руках, и те, кому хотелось бы до этих рук дотянуться...
 -- И ударить по ним... -- сказал папа, -- и освободить...
 -- Вряд ли сумеют  дотянуться, -- продолжила  Пилли грустно, поняв, что
каким-то образом мы уже успели узнать о наличии поля для геллов.
 --  Вероятно,  и планирование,  как политорское увлечение, -- тоже  вид
неполноценности, желание не отстать от геллов.
 -- Возможно, -- сказала Пилли. -- Хотя это приятно само по себе. У меня
высший разряд -- я знаю, что говорю.
 --   Геллы  умны,  --   сказал  папа.  --  Я  уверен,   не   стань  они
геллами-изгоями, а политорами-геллами, они бы благородно "не ощущали" своего
превосходства.
 -- Ну да. А политоры еще больше страдали бы комплексами.
 -- Похоже, -- сказал папа.
 -- К вашему  сведению, -- снова мило ехидничая, сказала Пилли, -- очень
многие политоры с радостью смирились бы с этой разницей и даже...
 -- Понимаю, -- сказал папа. -- Но на них есть Горгонерр.
 -- Не  мучайте меня, -- сказала Пилли, устало опуская  ресницы.  -- Это
тяжелая тема. У полноценного разума отняли больше половины эмоций.
 -- Вам нравятся моро? -- спросил папа.
 -- Нравятся. И очень. Очень.
 -- Кстати, земляне  и моро ближе друг другу:  наш предок -- обезьяна, а
вы, Пилли, -- птица, хоть и не гелла.
 -- Ах, вы об этом, -- Пилли улыбнулась. -- Да какое это имеет значение,
если я  -- птица и вы -- некая обезьяна  легко  общаемся с помощью  этой вот
штучки. Да и обезьян мы не видели, только слово слышали.
 -- Но моро кажутся вам чем-то бесконечно от вас далеким, ведь речь идет
о развитии, а не о происхождении.
 -- Кое-кому плевать на  развитие. Я одна  из тех, кто  может общаться с
моро, не боясь их. Даже немного на их языке.
 -- А как относятся к этому ваши родители? -- спросил папа.
 -- Они погибли в космокатастрофе.
 -- Простите, -- сказал папа.
 -- Важнее,  как может отнестись к  этому Горгонерр, Друг  моих покойных
родителей, -- усмехнувшись, сказала она.
 -- А что плохого, если вы общаетесь с моро? -- спросил папа.
 --  Моро --  низшие, нецивилизованные.  Если же  они для  меня разумные
существа  -- неизвестно, куда  заведут меня мои  наклонности. Может быть,  в
оппозицию?
 -- Пилли! -- сказал я. -- Как бы ни сложилась наша с папой судьба, я бы
очень хотел попробовать "планирование",  побывать на море, в лесу, у племени
морю.
 -- Постараемся, дитя, -- сказала она.
 --  Отлично!  --  сказал  я.  --  И  еще  я  дико  хотел бы  посмотреть
политорскую карту звездного неба, на Земле я увлекался астрономией.  -- Папа
быстро взглянул на меня.
 -- Смешной ты,  --  сказала  Пилли,  -- у  нас  же здесь  есть  свой...
планетарий, -- и добавила: -- Не лень вам обоим встать?
 Настоящие мужчины -- мы сразу вскочили. Поманив рукой, Пилли повела нас
на  третий этаж  дома,  оттуда мы взлетели  на  лифте  наверх.  Пилли нажала
кнопку, загорелся  неяркий светильник, и она показала нам лестницу,  которая
по внешней стороне шахты лифта вела еще выше, и, пока мы поднимались по ней,
Пилли сказала, что острие  купола -- не идеальная игла,  но со срезом, и три
последних  метра  иглы имеют поворотное устройство  не  по оси, но в  разные
стороны, шарнирное. Мы  ступили на площадку -- крышу шахты лифта, -- и сразу
же все стало ясно. Над нами, близко, была линза: мы стояли под телескопом.
 -- Любуйтесь,  -- сказала  Пилли. --  А я пойду  приготовлю  что-нибудь
Орику, он голоден. -- И она укатила вниз.
 Обалдевшие, мы долго  разглядывали политорское  небо, постепенно вращая
телескоп по кругу.
 -- Их спутники довольно редки, -- сказал я.
 -- Тебе это важно знать?
 --  Очень. И нужен планетарий --  полная картина неба. Каков контроль в
их атмосфере и выше?
 -- Так? А дальше как?
 -- Не знаю. Я предполагаю, но не сглазить бы.
 ...  Пилли что-то  напевала и играла на  ковре с  Сириусом. Она,  лежа,
замирала, а потом легонько шевелила пальцами,  и тогда  Сириус пулей вылетал
из укрытия, легонько зубами хватал палец Пилли и тут же отпускал.
 --  Как  небо? -- спросила  Пилли.  --  Что-то мне не верится, что  ваш
кольво ядовит, а вы им управляете.
 -- А  нам не верится, -- смеясь, сказал папа,  -- что кое-кто  с легким
сердцем разрешает вам иметь дома лабораторию.
 -- Ну... у нас многие ученые работают дома.
 -- Разрешает именно вам, -- сказал папа.
 -- Пока лаборатория цела, -- вскакивая с пола и смеясь,  сказала Пилли,
--  со  мной  не  так-то  просто,  я участник  разработки новых  космических
кораблей...
 --  Вот он.  --  Папа ткнул  пальцем в  мою сторону.  -- Хотя по  вашим
меркам, ему всего семь лет, -- ваш коллега, Пилли.
 -- Ну да?! -- Похоже, это ее потрясло. -- Каким образом?
 --  Он  принимал   прямое  участие  в  конструировании   нашего  нового
межпланетного  корабля. Был  даже руководителем  научной группы,  в  которую
входил я. Он был моим начальником, представляете?
 -- Какой ужас! -- сказала она,  смеясь. -- А такие дети только  у таких
пап, как вы, да?
 -- Разумеется, -- сказал папа,  улыбаясь. --  А если без  шуток,  у нас
таких детей немного... но есть.
 -- И все-таки... ты ходишь на службу, что ли, а, Митя?
 -- Это было недолго. Просто учусь в особой школе.
 -- Гром небесный! -- сказала Пилли. -- Земля опасна!
 --  Не  бойтесь,  -- сказал  папа.  -- Вы  же  убеждены, что в  военном
отношении мы куда слабее  и -- в любом случае -- не сможем добраться до вас.
Кстати, Пилли,  а есть в правительстве достаточно сильные политоры, -- но не
такие  умные,  как Горгонерр. -- склонные не выпускать нас, а раз так, то по
логике -- убить.
 --  Теоретически,  увы,  да.   Если  говорить  об   уровне  их  ума   и
агрессивности из-за немотивированного страха...
 В этот момент снова  в  трех  точках  заработал  телефон, и папа, нажав
кнопку коммуникатора, сказал:
 -- Да!
 -- Уль Владимир? -- Это был голос Орика.
 -- Да, Орик. Рад вас слышать.
 -- Я лечу к вам, вас предупредили, что я чуть задержусь?,
 -- Это не страшно, Пилли, мы и Сириус ждем вас.
 -- Удобно, если я прилечу со своей дочкой?
 -- Вполне. Даже желательно.
 -- Отлично! Спасибо! Пилли! --  крикнул Орик. --  Настрой  стереовизор!
Горгонерр!
 "... И этим пользуется, да, именно  пользуется определенная часть наших
сограждан.  Но  должна  быть  гражданская  совесть.  Я  подробно  говорил  с
капитаном улем Карпием, плюс то, что вы прочли в газетах. Уль Карпий посетил
Тиллу-один и Тиллу-два. С  ним был отряд геллов.  Тиллиты проявили  максимум
лени,  а разработки на  местах, указанных ими,  лежат на  огромной  глубине,
условия сложны, и  геллы без помощи тиллитов  были не в состоянии делать эту
работу быстро, при всем их желании (я заметил, как Пилли скривила губы). Без
рабочих-политоров не обойтись. Наличие необходимых нам всем, подчеркиваю  --
всем, ресурсов  -- мало, финансовый баланс Политории  таков, что,  даже если
политоры  согласятся  лететь работать на Тиллы,  мы  не сможем  повысить  их
заработную плату, несмотря на то, что условия там сложнее, и даже на то, что
и  без того политоры-рабочие  провели  несколько забастовок, забыв об  общих
нуждах  всей планеты.  И есть сведения,  что  многие  политоры  отказываются
лететь на Тиллы. Более  того, спровоцированные  частью  политоров  из  родов
разной древности, они вместе  с последними покинули Тарнфил. Нечто  подобное
произошло  и  в  таких  городах,  как  Калихар,  Ромбис  и  Аукус.  Все  эти
несознательные,  реакционные элементы объединились, они вооружены и передали
по  коммуникатору,  что  требуют  повышения  заработной платы,  отказываются
работать в рудниках и будут  ждать наших решений, угрожая  при этом военными
действиями.  Я,  однако,  по  решению  правительства,  не объявляю  военного
положения, надеясь на совесть и разум моих сограждан. Внемлите же, политоры,
голосу  рассудка!"  -- Горгонерр поклонился  в кадре, и  передача кончилась.
Помолчав, Пилли сказала:
 -- Ну вот, повезло вам... Нечто для вас новенькое!
 Тут  же  появился  Орик со  своей  дочкой.  Оли  --  так  он ее  быстро
представил папе и мне, но раньше успел крикнуть:
 -- Сумели посмотреть передачу?!
 -- Да, конец самый, -- сказала Пилли. -- Но и так все ясно.
 --  Оли!  -- сказал Орик.  --  Подымись  с Митей  на третий этаж. Митя,
возьми с собой Сириуса.
 -- А кто это?  -- спросила Оли она, я заметил, была очень хорошенькой,
даже  красивой, чуть старше меня. -- Неужели вот этот Митя. -- Она несколько
небрежно  махнула  рукой в мою сторону. --  Живет в тысяче  тысяч километрах
отсюда?!  Не верится.  Все  вранье.  Он  похож на  политора, никакой  он  не
инопланетянин. -- Но глаза ее были широко раскрыты.
 Я оторвал присоску от шеи и сказал Оли:
 --  Ты очень-очень глупая девочка,  у меня грудь вовсе  не колесом, нет
горбинки на носу и третьего глаза на затылке.
 Папа засмеялся, а я вернул присоску на место.
 -- Ужас! -- сказала Оли. -- Это же что-то страшное!
 -- Ну, Оли, -- сказал Орик, -- не стыдно ли? Таков их язык.
 -- Повторяю  то,  что  я сказал,  --  сказал  я,  -- уже  в переводе на
политорский. --  И  я  повторил  буквально  все,  включая  "ты очень  глупая
девочка". Теперь уже смеялись все.
 --  Инопланетяне!  --  сказала  Оли. -- Но  я  не  глупая,  запомни,  я
невнимательная, а это разные вещи, -- понял, хилый землянин?
 -- Понял,  -- сказал я.  -- Пошли, умница. --  Мы поднялись наверх, и я
плотно прикрыл за нами дверь. Сириуса я забыл.
 Позже, когда улетели Орик и Оли, а Пилли осталась, оказалось, что, пока
мы с Оли были наверху,  по коммуникатору  Орика  позвонил Горгонерр, но Орик
сказал, что он еще летит к нам, и тогда Горгонерр позвонил нам по видеофону,
Орик и Пилли быстренько вышли, и Горгонерр спросил у папы, не  смотрел ли он
только что стереопередачу.
 -- Нет, -- сказал папа. -- Что-нибудь случилось?
 --  Пожалуй,  --  сказал Горгонерр.  -- Я выступал в  связи с тем,  что
немногочисленная  группа воинственных  политоров  ставит  кое-какие  условия
правительству,  опираясь  на оружие.  Но  их объединенная группа  далеко  от
Тарнфила. В общем, неприятно, но ничего страшного.
 ...  Когда мы на  третьем этаже остались с Оли вдвоем,  получилось куда
хуже, чем если бы мы с Оли были так же незнакомы, но она была  бы  землянкой
или я  -- политором. Тем  более мы не просто столкнулись, незнакомые, а нас,
как маленьких, "отослали в детскую". В таких  случаях начинаются разговоры о
чем попало, лишь бы  не  молчать, но здесь, в конкретной ситуации, этим "что
попало" была тема Земли.
 -- Совершенно не представляю себе Землю, -- сказала Оли. -- Да и вообще
то, что она есть. Где-то там... Бред.
 -- Есть, -- сказал я. -- Большая. Относительно, конечно.
 -- А еще какая -- круглая, шар?
 -- Почти, -- сказал я. -- Скорее, формой, как груша.
 -- А это кто такая? Или кто такой? Груша.
 -- Фрукт. Груша -- шар, но не совсем, один бочок у нее вытянут и как бы
заостряется, честно.
 --  Да,  я  верю,  --  сказала она. --  Лет  тыщу  у  нас  говорили  об
инопланетянах, а  тут вдруг --  правда! Даже  противно, что вы  так  на  нас
похожи,  --  лучше бы вы были похожи на  какие-нибудь  шарики  безглазые,  а
вместо ног -- пружинки.
 -- Или вы, -- сказал я.
 -- Не груби, -- сказала Оли.
 -- Я не грублю,  -- сказал я. -- Конечно, и мне жаль, что мы похожи, но
в то же время -- и не жаль, ты, например, очень красивая девочка...
 -- Да, я красивая, -- сказала Оли. -- Многие так говорят.
 --  Очень мило, -- сказал я. -- У нас многие девочки  тоже так про себя
говорят, ну, что многие про них говорят, что...
 -- Значит, у нас общая  психология, -- сказала  Оли. -- Это даже как-то
странно  или страшно.  А  ты  был  влюблен в какую-нибудь девочку, красивую?
Только не врать. Это же научная информация, она должна быть точной.
 -- Да, был, -- сказал я, но как-то строго сказал.
 -- А она была красивее меня?
 -- Она не "была", а есть, -- сказал я.
 -- И ты ее по-прежнему любишь?
 -- А чем ты занимаешься? -- спросил я.
 -- Я заканчиваю технициум первой ступени.
 -- И кем ты хочешь стать? Или кем будешь?
 -- Философом и биопсихологом в промышленности. А ты?
 -- Учусь в школе. Буду конструировать межпланетники.
 -- Колоссально! Говорят, что ваши корабли до нас дотянуть не могут.
 Вас довез Карпий.
 --  Может  быть, твой  папа,  Орик,  просто еще  не  успел  тебе ничего
рассказать? Твоя информация -- по стереовидению, да?
 -- Да. И из печати.
 --  И  ты -- философ?  Ты  лучше  расспроси Орика, конечно, если  ты не
болтлива. Или наоборот -- болтай, рассказывай всем.
 -- А что болтать-то?
 Я рассказал ей правду.
 -- Какая гадость! -- сказала Оли. -- Почему же папа...
 -- Мог не успеть. Или это правительственная тайна.
 -- Ну... тайна, -- вдруг  как-то  очень грустно  и по-взрослому сказала
Оли. -- Политоры вполне  могут не доверять Горгонерру вообще,  к тому же так
приятно считать,  что вы гости. -- Вдруг  она резко сменила тему: -- У вас с
собой кольво, да? А где он?
 -- Принести? Я забыл его взять с собой наверх.
 -- Ой, и не надо. Он же ядовитый. Зубастый!
 -- Да ну, какой он там ядовитый. Кольво как кольво.
 --   Лучше  не   надо!   (И   вдруг.)   Ты  хочешь   меня   поцеловать?
"Инопланетянку?" -- почему-то с ужасом подумал я.
 -- Я -- не знаю, -- прошептал я. -- Я... ну я...
 -- И ты не боишься  меня  обидеть?!  -- надменно  спросила  Оли. -- Он,
видите ли, не знает!
 -- Да, боюсь. Или  нет, не знаю,  не знаю... -- забормотал я. -- У нас,
на Земле, это, ну, я не знаю...
 -- У вас это по-другому, да? -- обрадовалась она. -- Да?
 -- Да, -- сказал я. -- Не так сразу, что ли, я не знаю...
 -- Ну,  хорошо,  --  сказала она.  --  Я не очень-то  поняла,  но  я не
сержусь. Если ты захочешь, ты скажешь, да? Скажешь?
 -- Да, -- сказал я, на полчаса -- так мне показалось -- опустив голову.
И тут же нас пригласили вниз.
 Я взял  на  руки  Сириуса,  чтобы Оли не  боялась,  зажал ему  мордочку
ладонью, и она его погладила, касаясь рукой моей руки. Ее рука была теплой и
очень гладкой. Нежной.
 -- Митя, -- сказал Орик. -- Завтра никаких официальных встреч не будет:
в  стране  легкий  бунт,  но я  не  тот  человек,  которого  мечтает  видеть
Горгонерр, к тому же я ваш гид. Подумай, как нам лучше провести время.
 -- Спасибо, уль Орик, -- сказал я. -- Мне бы  хотелось с утра сходить в
планетарий.
 -- Отлично, -- сказал он. -- Я прилечу к концу завтрака.
 Мы с папой проводили их до лифта, они залезли в  кабину,  и, уже уезжая
вниз, исчезая, Оли успела погрозить  мне  пальцем, я покраснел, но  папа  не
заметил.
 --  С  вашего разрешения  я задержусь, --  сказала  Пилли. -- Приберусь
чуть-чуть... И есть мысль.
 -- Конечно! -- сказал папа. -- И уборка ни при чем.
 -- Спасибо, -- сказала Пилли. -- Мысль тяжкая, но... Я  почти убеждена,
окажись у нас  годное для вас топливо, так что вы  и сами могли бы добраться
до Земли, квистор бы вам его не  дал. Он даст задание тому же  Карпию, и тот
опять внутри своей машины  "довезет"  вас  до той точки, где  он вас любезно
принял на борт. А дальше варианты: покончить с вами там, в космосе... или...
 -- Вы опасный человек, Пилли, -- сказал папа. -- Добрый...
 --  Наиболее  вероятно, что Карпий выпускает  вас, милое прощание, и вы
уходите к Земле, а Карпий -- чуть обратно. Но на расстоянии, когда вам никак
будет не  прощупать Карпия, он легко прощупает вас,  и курс  на Землю станет
для него очевидным.
 -- Это серьезно. Дальше, Пилли, -- сказал папа.
 --  Один  из  наших  кораблей-гигантов садится на  Землю, вы  его тепло
принимаете, начинаются  дружеские отношения, переходящие  в деловые земляне
скоро поймут, что на них давят по линии их ресурсов,  и я не знаю,  как  вам
это понравится. Но вы в вежливой форме узнаете также, что по  договоренности
с  нашими двадцатью  кораблями, оставшимися  в космосе, корабль, сидящий  на
Земле, обязан каждый час  выходить  с ними на связь. Достаточно одного срыва
связи, и корабль, наш, сидящий на Земле, если успевает -- уходит в космос, а
летающие двадцать атакуют Землю, от  которой ничего не останется. Еще раз: я
слушала, ч т о вы говорили Горгонерру  на беседе  в доме правительства. Судя
по вам --  земляне отчаянные и  гордые...  люди, и вы не потерпите  давления
экипажа  севшего к  вам этого, первого,  корабля. Вот почему я  бы  очень не
хотела, чтобы Горгонерр, отпустив вас, узнал дорогу на Землю.
 -- Черт знает что такое! -- Папа резко встал.
 -- Черт? -- спросила Пилли. -- Что он знает?
 -- Ай, ладно. Потом. По логике получается,  что  если так и будет и нас
повезет Карпий, то просто лучше, чтобы нас с Митькой  не стало, но и не стал
бы известен курс на  Землю. Этак можно не  столько убийства бояться, сколько
думать о самоубийстве.
 -- Перестаньте! -- сказала Пилли. -- Перестаньте!
 -- Перестал. Извиняюсь.
 --  По-моему, вы изрядно устали и вам пора поспать, и основательно. Так
что, до встречи утром.
 -- Вы на машине? -- спросил папа.
 -- Да, -- сказала Пилли, и мы проводили ее вниз.
 Пилли  взлетела, сделала  разворот невысоко  над  нами и, не выбрасывая
защитный купол над машиной, сделала (в пику мне) мертвую петлю, потом быстро
снизилась  и медленно  пролетела мимо  нас,  улыбаясь я показал  ей большой
палец. Кивнув, она врубила двигатель на полную катушку и исчезла.


Часть 2


1
 Столько разных  впечатлений  навалилось  на нас, что  я просто  не  мог
поверить,  что  все  это  произошло  за считанные  часы.  Какая-то  необычно
стремительная дружба с Ориком и Пилли (и я им верил) меня поражало, с какой
легкостью и скоростью они вошли  в  наше положение, вдруг став  не приятными
собеседниками, а просто друзьями. Второе ощущение, как бы даже  философское:
подумать, так нам даже  повезло, что нас очевидно взяли в плен. Сумей Карпий
наладить  с  нами  контакт  в космосе, уговори  он  нас залететь в гости  на
Политорию  и поддайся мы этим уговорам,  --  мы бы точно были в  неведении о
положении дел. А чего стоили одни эти неясные моро -- потомки обезьян, и к т
о  их,  спасая, привез на  Политорию? А  геллы? А  Латор?  Летающие  люди, у
которых украли  половину эмоций  и  превратили в  рабов.  В наше  отсутствие
"Птиль"  б