лечке
ее рук к ней лицом, я сказал:
 -- Я... не могу... Оли. Не могу... сейчас.
 -- Ну  почему-у? --  спросила она.  "Плеер" непонятно  как,  но  так  и
перевел на русский ее долгое "у".
 -- Малигат, -- сказал я. -- Я не могу. Он ушел... Совсем недавно.
 -- О!  -- сказала она. -- Ну конечно,  я забыла, что ты... не  наш... с
Земли. Ты не политор и, главное, не моро.
 -- Да, я не моро, -- тупо сказал я.
 -- С какого-то момента, --  так принято  особенно у  моро, -- печальные
проводы  должны  перейти в веселый праздник:  иначе  ушедшему будет больно и
тяжко в трудной дороге.
 -- А-а-а, -- я будто бы понял.
 -- Поэтому я-то тебя поцелую. Я могу. Я умею.
 И она поцеловала меня, видно все же хорошо чувствуя меня, в губы совсем
легонько, потом в глаза.
 -- Ведь не страшно, правда? -- спросила она.
 -- Нет, -- сказал я тупо. -- Не страшно.
 -- Теперь летим, -- сказала Оли. -- Уже ночь.
 Машину она оставила с  включенной фарой, так что добраться  до нее было
проще простого.
 Оли, а  потом  и я впрыгнули в машину держа руль левой рукой, а правой
обняв меня за шею, Оли легко взлетела.
 И  тут я с  неизвестно откуда взявшейся мудростью подумал, что здесь, в
джунглях  Политории, я  прощался не  только с  Малигатом, не только  с моро,
скалой, неизвестным чудовищем,  самими джунглями  и морем,  но  с Политорней
вообще, и скорее всего -- навсегда. Именно сейчас, теперь, хотя наш отлет на
Землю еще только предстоял.

13
 Вернувшись  в Тарнфил, все мы долго  не  могли прийти в  себя. Малигата
похоронили на вершине одной из скал над морем.
 Еще до  того, как  тронулась туда похоронная  процессия, Ир-фа  и Орик,
отойдя  подальше  в  сторону, связались со студией телевидения,  сообщили  о
внезапной кончине Малигата для передачи этого тяжкого события по всей стране
и одновременно,  естественно, отменили мое и папино  прощальное выступление,
вынужденно  перенеся  его  на завтрашнее  утро.  Соответственно  и вылет наш
отнесен был ближе к вечеру.
 Только одно могло хоть как-то успокоить меня после похорон и прощания с
Малигатом: при  возвращении я сам должен был сидеть за рулем одной из  машин
и, конечно, гнать ее с  предельной  скоростью. Ни в первом, ни во втором мне
не отказали. Уль  Сатиф выразил  мнение, похожее  на приказ,  --  лететь над
морем и только потом свернуть к берегу и прямиком к Тарнфилу. Над морем было
лететь безопасно, все подлодки были свои, а над лесом  -- поди знай, там еще
могли  болтаться банды недобитых горгонерровцев. Мы  летели уже в темноте, с
яркими прожекторами,  и над лесом  могли вдруг оказаться удобной мишенью для
тех, кто, возможно, еще сидел в чаще.
 В городе, подавленные и измотанные, мы быстро распрощались, папа, Ир-фа
и я  остались одни  в квартире Ир-фа. Когда  мы еще подлетали  к городу,  мы
издалека увидели,  что  весь  верхний  Тарнфил  в праздничных  огнях, народ,
шумный и веселый, сновал повсюду, в небе светились невероятные цветные дуги,
кольца, разные  цветастые завитушки,  играла  музыка,  то там, то здесь  под
машиной  толпы   людей   пели,  песни   были  разные  и  сливались  в  одну,
малопонятную, но возбужденную, громкую и радостную. В подземном городе  тоже
было шумно и полно народу, но ни песен, ни светящихся украшений не было: все
торопливо  двигались  к выходам  наверх. Но никто из  нас, конечно,  не  мог
принять  участия  в  общем невероятном веселье. "Да,  --  подумал  я, -- и в
голову не могло прийти,  что последняя ночь перед вылетом, такая радостная и
счастливая, только  отзвуком коснется  меня,  только легкой  тенью,  шепотом
где-то вдалеке".
 Ужинали мы как-то вяло и молча. Потом Ир-фа сказал:
 -- Да,  это  все  тяжело.  Я  любил Малигата.  Моро, в  общем-то,  жили
отдельно  от  нас,  но,  если  вдруг  представить,  что  они   действительно
переберутся с  нашей помощью на другую планету, мне лично  будет их очень не
хватать. -- Тут же он резко сменил тему: -- Не знаю, как вам быть, -- сказал
он. --  Не выступать вам по телевидению  уже нельзя, но я представляю, как у
вас все перемешалось в душе: победа, смерть Фи-лола, смерть Малигата и отлет
домой. Вам трудно будет выступать -- кругом праздник.
 -- Не трудно, --  просто сказал папа. -- Мое  состояние -- это такая же
естественная штука, как и праздник. Каков я есть внутри, таким меня и увидят
политоры на экране: нелепо специально менять свое состояние.
 Ир-фа грустно улыбнулся.
 -- Да, это самое правильное, -- сказал он. Потом опять поменял тему: --
Мне не хотелось бы, уль Владимир, вести в космос тот же самый суперкосмолет,
которым управлял Карпий, когда взял вас в плен. Вы понимаете меня? -- сказал
Ир-фа.
 -- Да, -- сказал папа. -- Да и мне бы не хотелось.
 -- Ночью и утром я продумаю, -- сказал  Ир-фа, -- как именно, на  земле
или  в воздухе проделать  операцию перевода вашего "Птиля" в  грузовой отсек
нового  корабля.  Это хлопотно, но выполнимо.  Конечно, проще было бы,  если
какая-либо  из  рабочих  наземных  машин-погрузчиков  сумела   удержать  ваш
космолет  внутри  Карпиева  корабля,  чтобы  отсоединить  от  вас  магнитные
присоски, потом бы эта машина  также ввезла  вас в отсек  другого  корабля и
отпустила бы вас, когда  сработали бы новые присоски, но я что-то  не помню,
не представляю  себе машины подобной мощности, хотя такого типа машины у нас
были и есть. Я отстал за последние годы, -- грустно закончил он.
 -- Тогда остается,  -- сказал  я, -- взлететь звездолету  с "Птилем"  и
одновременно с другим звездолетом. "Птиль"  потом отсоединится от  Карпиевой
машины и "залезет" в вашу. Только так.
 -- Да, -- Ир-фа кивнул. -- И может, это займет не так уж много времени.
Разве что кто-то из  вас обязан занять место у пульта управления "Птилем", а
у вас и так немало хлопот перед отлетом.
 -- Справимся, -- сказал папа, извиняясь и вставая. -- Спать, -- добавил
он. -- Надо выспаться.
 ...  Я  долго  не  мог  уснуть. Не то чтобы мне  хотелось спать,  но не
получалось, мне просто не  хотелось, а лежать так было неуютно и тягостно. Я
стал думать о  Земле и о маме, понимая, что мы  с  папой как-то неоправданно
сбились со  счета.  Я  прекрасно помнил момент нашего  первого  появления на
Политории  и первые официальные разговоры с Горгонерром.  Тогда уже понимая,
что не очень-то мы и гости и неизвестно еще, что с нами будет, папа, играя в
игру, что чувствует себя гостем, объявил Горгонерру максимальный срок нашего
пребывания на Политории, иначе,  дескать, его уволят.  Вот тогда папа назвал
срок, вдвое меньший, чем мы имели право не быть на Земле, вдвое меньший, чем
знала  наша мама. Сделал папа это, так сказать, про  запас:  чтобы у нас еще
было  время попытаться  выбраться отсюда хитрым путем, если нас будут просто
не отпускать. Потом с помощью Ир-фа я отправил на  Землю космолетик-игрушку,
на  которую  мы  очень надеялись,  там  была  информация  для  мамы  о нашей
возможной задержке, и это нас  не только успокоило,  но и слегка расслабило:
маневренных дней прибавилось. Но когда, по ощущению, пришел срок с точностью
плюс-минус один-два дня, началась война,  и тут мы уже были бессильны. Да, я
знал,  что если  модель Ир-фа долетела,  все будет в  порядке: кому надо  --
узнают реальное  положение вещей,  а маме и журналистам  будет подана версия
нашей сугубо рабочей задержки: мол, вкалываем  по  собственной инициативе. И
вот  теперь,  лежа без  капелюшечки  сна  во всем  теле,  я  напрочь не  мог
высчитать: мама уже вернулась на Землю с Каспия-1, возвращается или вернется
через два-три дня? А мне бы, да и папе так хотелось, чтобы, когда мы наконец
ощутим при посадке нашу Землю, мама  нас обязательно встречала. Или, подумал
я, если я  сбился со  счета и  мы вернемся чуть  раньше,  еще  в пути  можно
попросить Славина связаться с мамой:  узнав, что мы уже близко к Земле,  она
пулей сорвется со своего Каспия...
 -- Не спится? -- услышал я в темноте голос Ир-фа.
 -- Никак, -- сказал я.
 -- На, мальчик, держи, -- сказал он, и в темноте я нащупал его руку и в
ней  то  ли таблетку,  то  ли  конфетку. Она была  сладкой, легко  таяла,  я
проглотил ее и через минуту-другую уснул. Во сне я не видел ничего.
 --   Политоры!   --  сказал   папа.  Мы   были  в   студии.   Шла  наша
передача-прощание. Кроме папы был  диктор и я.  --  За  очень короткое время
столько событий обрушилось на ваши, да и на мою с сыном головы, что волнение
еще очень не скоро покинет  всех  нас. Погибли  ваши  и наши  друзья,  погиб
Алург, погиб  Фи-лол,  вчера  ушел  от нас  навсегда вождь  моро Малигат. Мы
любили их и будем всегда помнить. Все, кто слушает меня, встаньте и помолчим
минуту. Вспомним всех, покинувших нас, и простимся с ними. -- Минуту молчали
мы в студии и, я думаю,  вся Политория. -- Так уж  совпало, что наш прилет и
ваша великая война слились. Я знаю, что на вашей памяти не  было такой войны
и  такой  победы. Я, мой сын и вся Земля, которая пока не знает вас,  желаем
вам долгой жизни  и поздравляем с победой! Словами я не могу выразить, какая
это великая победа. Всеми  силами удержите ее! Удержите ее  -- призываю вас!
Выиграв эту  войну и  не выпустив в космос Горгонерра, вы не только избавили
себя от  возможной  войны  с  потомками  Горгонерра, но, возможно,  помешали
будущей  войне горгонерров с  Землей. Спасибо вам  и  низкий поклон  от всех
землян! Долгой вам жизни...
 Политоры!  -- продолжал папа после паузы. --  Я знаю, что вам еще нужно
окончательно   добить   врага,   восстановить   вашу  землю,  выбрать  новое
правительство. У вас много дел и  многие  из  друзей,  которых мы  приобрели
здесь, нужны  вам. По замыслу сегодня вечером  уважаемый уль Ир-фа  доставит
наш  корабль  "Птиль" в ту точку  в космосе, где нас  забрал Карпий. Там  мы
снова обретем полную свободу, ни с чем не сравнимую свободу -- не свободу от
вас, -- а  свободу лететь домой. И я  обращаюсь к вам  с  великой  просьбой:
пусть уль Ир-фа, выпустив нас в космос, летит с нами дальше, до самой Земли.
И пусть на борту его корабля будут Пилли и дочь уля Орика Оли, уль Орик, уль
Рольт,  гелл  Латор с  женой  Латой и  дочкой  Мики, и моро Олуни  со  своей
невестой  Талибой.  Они  вернутся  обратно  очень быстро,  быстрее,  чем  вы
приступите  к  выборам. Это будет наш первый контакт.  Политоры,  кто  готов
ответить "да"  на мою  просьбу, сразу  же соединитесь со студией... --  Папа
повернул голову к  диктору, и тот громко назвал код связи с павильоном,  где
мы  сидели.  Немедленно  звякнул  зуммер  коммуникатора   и  позванивал,  не
переставая, все время, пока второй работник студии принимал звонки, а диктор
говорил с нами,  а  мы с ним  и с  политорами всей планеты.  Это  были очень
обычные, я  бы даже сказал, стандартные  вопросы,  и  такие  же  стандартные
ответы, но никто -- ни мы,  ни политоры, -- я  думаю, не чувствовали  этого,
потому что то, о  чем мы говорили,  было  (не  знаю, как сказать без красот)
пропитано слезами, выстрелами, кровью и страданием.
 Когда  передача кончилась, я почувствовал на  душе такую пустоту, будто
все  уже  кончено  на  самом  деле  и мы  уже покинули Политорию.  И  только
продолжали звучать в  моих ушах звонки коммуникатора, по  которому  политоры
хотели сообщить нам,  что  нас проводят до  самой Земли.  Эти звонки  так  и
стояли, нет, плыли в моей голове, даже когда мы с папой покинули студию.
 Мы -- летели!
 Мы  шли  в  открытом  космосе на  суперзвездолете капитана  уля  Ир-фа,
возвращаясь на Землю. Пока  еще мы были все  вместе в его  машине (а "Птиль"
"отдыхал"). Мы были вместе: Ир-фа, Орик, Рольт,  Пилли и  Оли, Латор, Лата и
Мики,  Олуни  и  Талиба,  маленькая, очень изящная бронзоволицая девушка  со
светлыми  волосами  и  огромными зелеными  глазами  (она и  Олуни  прибыли в
Тарнфил днем в этот же день). Ир-фа  выбрал "перенос" "Птиля" по системе "из
корабля -- в корабль"  в воздухе,  и  этим же путем  мы проверили готовность
"Птиля"  к  полету  --  он был готов. Кое-как мы  разместили на  нем подарки
политоров, давно полученные мною подарки их детей (наши с папой "плееры" еще
были на нас), коммуникаторы,  мой биопистолет, подарок Малигата -- охотничий
нож  моро,  подарок  Орика  --  летательную  машину,  две  пары  летательных
устройств  для планирования от Финии  и  -- я  не знаю, что  еще... подарки,
подарки, подарки. По "подсказке" Ир-фа и с согласия политоров, Ир-фа подарил
нам еще одну маленькую и очень совершенную модель типа той, которая "ушла" в
свое время на Землю.
 -- Вы всегда сможете послать ее на  Политорию, если захотите  контакта,
-- сказал он.  -- А может, уже и сами в скором времени доберетесь до нас без
дополнительных посадок и заправок в космосе.
 Долгий или  короткий  путь нам предстоял? Если  вспомнить  "дорогу"  на
Политорию, то вроде бы не очень долгий.
 По-моему,  то   возбуждение,   которое  владело   всеми,  кроме  Ир-фа,
объяснялось скорее всего уже не только тем, что политоры, моро и мы оставили
на  Политории,  но  уже  и  тем,  что  нас  ожидало.  Хотя политоры  и  моро
насмотрелись на  нас  достаточно, а  первые  знали и других  инопланетян, на
обеих  Тиллах например, -- их,  конечно  же, волновало, что же такое  Земля.
Непостижимо,  но  и Сириус был неспокоен. Неужели чувствовал,  что  мы летим
домой?!  Он не то чтобы играл больше, чем раньше, пожалуй, даже и меньше, но
иногда вдруг взлетал на какой-нибудь  высокий предмет, мяукал, замирал там и
неожиданно  прыгал  кому-нибудь  на  колени  или  плечо,  и  тут  же начинал
ласкаться,  чтобы  напуганный  не сердился  на  него.  Удивительное дело, на
Политории он,  конечно,  выделял  среди прочих  меня  и  папу, а к остальным
относился, пожалуй, одинаково. Здесь же, на звездолете Ир-фа, он приравнял к
остальным и папу,  и меня, а выделил невесту Олуни -- Талибу. Не знаю, может
быть, потому,  что она,  живя в лесах, обладала умением  долго молчать (или,
если  говорила,  то очень тихим и плавным голосом...  и  такими  же плавными
движениями)  и  больше  других   принадлежала  природе,  и  мой  Сириус  это
чувствовал.
 Папа  был  озабочен особо. Я спросил  у него, что с ним, и он объяснил.
Это  "что-то"  было  понятным и,  в  общем-то,  малоприятным, хотя ничего  в
ситуации не меняло, мы летели на Землю. Прежде всего, папе были неприятны не
предполагаемые  хлопоты, а  тот факт, что  мысль о  них мелькнула  у  него в
голове. В сущности, он был недоволен собой.
 -- Видишь  ли,  --  сказал он.  -- Нет  таких слов, чтобы  объяснить, с
какими по-настоящему близкими друзьями мы  летим на Землю. Более  того, мы и
возвращаемся благодаря  им. Но -- есть Всемирная Лига, есть множество стран,
кроме нашей, а мы везем на Землю инопланетян. Это не тот случай, когда чужой
корабль попросил  у Земли посадки,  в этом бы  копалась сама Лига. И не тот,
когда какой-нибудь крупный  наш звездолет с большой командой пришел на Землю
не один, а с гостями: его солидный капитан и солидная  команда  представляют
собой  орган, наделенный определенными полномочиями, да и то капитан  обязан
был, если  бы смог,  связаться  сначала с  Лигой. А мы  с тобой кто? Да так,
никто  особенно, папа  с сыном,  туристы в  космосе. То-то  и  оно! Конечно,
конечно, с этим быстро разберутся, претензий, я думаю, не будет, но  неуютно
что-то  объяснять  и доказывать,  а самое  главное, неуютно,  что эта  мысль
пришла мне в голову. Мне бы быть как-то поромантичнее, думать только о своих
друзьях, чтобы этой мысли и места для проскальзывания не было, -- ан нет!
 Я понял  его, согласился с ним и сказал, что все верно, но мы летим все
вместе, это  правильно,  и надо  как-то  побочные  мысли  отогнать.  Скажем,
заняться делом или больше спать.
 Мы  покинули  Политорию  вечером, стало быть,  сравнивая все с обратной
комбинацией, мы окажемся на точке возможного  выхода  "Птиля" в космос очень
рано утром. Я  спросил у Ир-фа, с какой скоростью, сравнительно со скоростью
Карпия, когда он "забрал" нас, мы идем, и Ир-фа ответил, что, пожалуй, с той
же, почти с максимальной и принятой на таких расстояниях для кораблей такого
типа.  И добавил,  подмигнув  мне,  что  в любом  случае  у  нас-то  с папой
зафиксированы небесные  координаты,  когда Карпий нас  захватил: значит,  не
промахнемся.  А  я  добавил,  что  расстыковку  кораблей следует произвести,
может, даже много позже: если у Ир-фа много горючего, все мы выиграем  тогда
во времени, и Ир-фа согласился.
 -- Отлично, -- сказал Ир-фа. --  А я подкину еще скорости, чтобы лететь
лишь на капельку меньше, чем на максимальной, то есть быстрее Карпия.
 -- А  этот  режим  не  завышен  для корабля?  -- спросил  папа, и Ир-фа
сказал, что нет, абсолютно не завышен, корабль,  да и его аппаратура, такого
высокого  класса, что этой капельки достаточно, чтобы реальное расстояние до
максимума нагрузки фактически было значительным.
 --  Как вы думаете, Ир-фа,  --  сказал я. --  А когда мы  расстыкуемся,
возможна ли между кораблями телесвязь?
 -- Допустимо,  да,  --  сказал  он.  -- Но  я могу  предположить  такую
разность принципиальных схем, что это займет много времени. Корректировка.
 -- А радиосвязь?
 -- Ну, это просто необходимо, и с ней, я думаю, будет проще.
 -- В крайнем случае коммуникаторы, да? -- спросил я.
 -- Хотя  бы,  --  сказал  он.  -- Правда, это в условиях  разницы полей
каждого из наших космолетов будет зависеть от расстояния между ними в пути.
 После этого  (а  нас было  всего трое в  главном отсеке корабля: Ир-фа,
папа и я)  я и высказал свою мысль о том, как нам подлетать к Земле.  Мысль,
которая появилась у меня еще на Политории.
 -- Пап, Ир-фа, -- сказал я. -- У меня есть кое-какие соображения о том,
как нам  лучше подлетать к Земле, садиться. Ну, в общем, чтобы не только все
было грамотно, но  и как бы правильно, раз корабля два,  а на  одном -- наши
гости. Главное, гости. Особый смысл.
 --  Что-нибудь сногсшибательное? -- чуточку недовольно сказал  папа. --
Какие-нибудь  штучки,  которыми вы развлекаетесь в  Высшей технической школе
для детей-гениев?
 -- Ну, чего ты, пап! -- сказал я. -- Я серьезно.
 -- Ну, Митя, -- сказал Ир-фа.
 -- Я  думаю,  вот как, -- сказал я.  -- Пусть  "Птиль"  сядет, ну,  как
хозяин, первым, коротенькая встреча, но раньше,  чем "Птиль" сядет, мы... --
Я склонился к уху Ир-фа и кое-что прошептал ему, потом -- то же самое папе.
 -- Я думаю, в этом что-то есть, -- хохотнув, сказал папа. -- Потрясение
обеспечено. Верно, уль Ир-фа?
 --  Да, пожалуй, Митя  это очень мило  придумал,  -- сказал,  улыбаясь,
Ир-фа.
 -- А он согласится? -- спросил папа.
 -- Да, конечно,  --  сказал  я. --  Это  же так просто.  Разве что, уль
Ир-фа,  посадку  "Птиля", а  потом вашего звездолета надо разделить паузой в
полчаса. Поэтому с  какого-то момента "Птиль" разовьет максимальную скорость
до  сбрасывания   ее  уже  близко  от   Земли,   а  вам   придется  прилично
подтормаживаться еще заранее.
 -- Сделаем,  --  сказал  Ир-фа. -- Да, Митя, я думаю, радиосвязью можно
заняться, пока "Птиль" еще у меня внутри, попробуй-ка ее наладить сейчас.
 Ир-фа  выделил мне помощника, и мы с ним, проехав на движущихся панелях
до зала перед входом в грузовой отсек, залезли в машину и поплыли через весь
грузовой отсек в его конец,  где на магнитных присосках висел в полутьме наш
"Птиль".
 Покопавшись немного в  проводах,  мы сумели наконец связаться с пультом
Ир-фа, так что это необходимое дело было сделано.
 За ужином все были очень  веселы,  как-то даже взвинчены,  и  разговоры
крутились   только   вокруг  Земли.  Молчала  лишь  Талиба.  По-моему,  всем
происходящим она была несколько напугана, и только  Сириус скрашивал немного
ее растерянность. Она почти ничего не ела. Перед сном я выпросил у Ир-фа эту
замечательную не  то  таблетку, не то конфетку, потому что боялся, что никак
не сумею уснуть. Позже  кое-как, но я все-таки уснул. Во сне я вновь боролся
под водой с криспой, побольше той, которую убил, спасая Оли, но эту, во сне,
я, изловчившись, задушил голыми руками. И каким-то хитрым о