БЫ  УЖЕ  ПОМЕР",  и
прочее в этом роде.
   "Вы слушаете новости "Радио Си-би-эс", у микрофона..."
   - ...хмырь, которому не грех бы заткнуться.  -  Трайк  переключился  на
одну из бесчисленных станций классического рока, забивших городской  эфир.
Под звуки старой мелодии из "Нирваны" он свернул вправо на Гэйер-стрит.  Я
глянул на часы. Как он  и  сказал,  прошло  ровно  десять  минут,  как  мы
выехали, и вот - уже приехали.
   По сравнению с остальным  Сулардом  Гэйер  выдержала  землетрясение  на
удивление. Хотя некоторые  из  старых  домов  оказались  непригодными  для
жилья, а некоторые просто развалились, большинство  пережили  толчки.  Эти
двух- и трехэтажные  дома  строились,  как  линкоры:  трубы  опрокинулись,
стекла разлетелись, портики попадали, но стены остались стоять.  Сулард  -
не просто часть города. В его, черт побери,  стенах  слишком  много  души,
чтобы вот так взять и развалиться за пятьдесят секунд.
   Трайк заехал на стоянку на углу Десятой и Гэйер-стрит.  Пара  довольных
пьяниц брела, спотыкаясь, по пешеходному переходу через улицу,  пробираясь
от Клэнси домой. Я сполз с сиденья,  запустил  руку  в  карман  и  вытащил
пятерку и две долларовые бумажки.
   - Спасибо, друг, -  сказал  я,  протягивая  ему  деньги.  -  Ты  просто
спаситель.
   Трехколесник взял деньги,  внимательно  на  них  посмотрел,  потом  два
доллара отдал мне обратно со словами:
   - Вот это забери.
   - Да ладно, Трайк...
   - Забери. - Он аккуратно сложил пятерку и сунул ее  в  карман.  -  Тебе
сегодня вечером досталось. Выпей пива за мое здоровье.
   Спорить я не стал. Трайк знал,  что  у  меня  сейчас  не  самое  лучшее
финансовое положение. Кроме того, я был постоянным клиентом и  всегда  мог
позже его вознаградить. Сулард - крутое место, но у него свои обычаи.
   - Спасибо, друг. - Я сложил бумажки и вернул их в карман. Трайк  кивнул
и налег было на педали, но я сказал:
   - Кстати, Трайк! Насчет той блондинки...
   - Ну? - приостановился он.
   - Не было у нее кадыка. Я тебя наколол.
   - Я знаю, - усмехнулся он. - С виду ничего?
   Я пожал плечами и сделал руками неопределенный жест.
   - Нормально, - сказал он. - Бывало и хуже. Я тебе не рассказывал, как в
Лондоне в девяносто втором пришлось мне оттрахать принцессу Ди  на  заднем
сиденье лимузина? Это было...
   - Крути отсюда, - ответил я,  и  он  так  и  сделал,  заложив  разворот
посреди улицы, и поехал обратно по Гэйер-стрит спрашивать  у  алкашей,  не
надо ли их подвезти. Я остался на тротуаре один - впервые за весь вечер.


   "Биг мадди инкуайрер" располагалась в построенном сто лет назад здании,
перестроенном в 1980-м и превращенном в офисы  для  юридических  фирм.  До
того это был склад, каких много, о чем свидетельствуют толстые укрепленные
дубовые полы и давно закрытые задние двери для грузов.  Перестроившая  дом
юридическая  фирма  выехала  отсюда  в  конце  столетия,  и   недвижимость
оставалась вакантной, пока Эрл Бейли в прошлом году ее не купил.
   Бейли, когда купил дом, только начал выпускать газету. Он всю жизнь был
антрепренером и поэтому собирался открыть на первом этаже блюз-бар, а "Биг
мадди" в конце концов переселить на второй этаж из Догтауна, где она тогда
была. Свой мешок с деньгами Бейли заработал  в  блюз-оркестре  "Сулардские
приколы", где был басистом и менеджером, и потому салун  "У  Эрла"  должен
был стать настоящим денежным деревом за спиной газеты.  Быть  может,  "Биг
мадди инкуайрер" - не первая  газета,  где  издатель  был  хакером,  потом
гитаристом, а потом владельцем бара. Но если вы слышали еще о каком-нибудь
- мне, пожалуйста, не говорите. Одного вот так хватает.
   Как бы там ни было, а землетрясение застигло Бейли в разгар перестройки
второго этажа. Бар пережил само землетрясение, но не всеобщее мародерство,
охватившее Сулард через несколько недель. Вандалы вломились  и  почти  всю
мебель из бара прибрали. А к тому времени волна  уличного  насилия  выжила
газету из Догтауна, так что пришлось планы насчет бара  отложить,  а  "Биг
мадди" перетащить в Сулард... и  вскоре  после  этого  нехотя  согласиться
предоставить  третий  неиспользуемый  чердачный  этаж  одному   из   своих
сотрудников. А именно - вашему покорному слуге.
   У меня была ключ-карта от парадной двери, от которой можно было  пройти
на второй и третий этажи,  но  мне  не  хотелось  возиться  с  отключением
сигнализации от воров, что Перл установил на  лестнице.  В  темноте  пульт
управления черта с два найдешь, да и к тому же я никак  не  мог  запомнить
семизначный цифровой код. А потому мимо парадной двери я  прошел,  миновал
заколоченные окна первого этажа, где краской было написано: "СОБСТВЕННОСТЬ
НЕГРОВ! ЗДЕСЬ  НЕ  ВОРУЙ!"  -  как  будто  это  могло  остановить  уличных
бандитов, которым запросто было пристукнуть Мартина Лютера Кинга за горсть
мелочи, - и повернул за угол к запертому заднему двору дома.
   По задней стенке дома шла железная  пожарная  лестница.  Если  бы  Перл
узнал, что я использую ее как свой приватный вход, он бы меня застрелил, и
потому мне приходилось приставную лестницу прятать за мусоросборником.  Но
только я ее достал и начал приставлять к пожарной лестнице, как с  другого
конца двора кто-то заорал:
   - Эй, что ты там делаешь?
   - Дом ломаю, хочу спереть пару мешков дерьма! - заорал я в ответ, кладя
лестницу и поворачиваясь на голос. - Ты ведь меня не заложишь, друг?
   На фоне открытых дверей гаража напротив появился  широкоплечий  силуэт.
Кто-то хрипло засмеялся, и другой голос спросил:
   - Это ты, Джерри?
   - Я. А это ты?
   - Тьфу ты, мать твою так. Иди сюда, пива выпьем.
   Я оставил лестницу и пошел к освещенной двери гаража, где  Чеви  Дик  с
приятелями сидел рядом с  автомобилем.  Чеви  Дика  на  самом  деле  звали
Рикардо Чавес, и был  он  автомехаником,  а  его  мастерская  -  ближайшим
соседом  "Биг  мадди".  Было  ему  пятьдесят   с   небольшим;   где-то   в
восьмидесятых он еще подростком со своей семьей слинял с Кубы в  Майами  в
первой волне "людей в лодках". В конце концов он добрался от  Либерти-Сити
до Сент-Луиса, где нашел применение своим талантам по ремонту автомобилей.
   Свое прозвище он получил двумя путями. Во-первых, это был его псевдоним
в "Биг мадди", где он вел еженедельную колонку "Чиним сами". Во-вторых, он
был женат в четвертый раз и утверждал, что  у  него  одиннадцать  детей  в
шести штатах. Он, когда  бывал  пьян,  начинал  перечислять  всех  королев
красоты,  которых  ему  случалось  оприходовать,  а   когда   бывал   пьян
по-настоящему,  то  эта  стодвадцатикилограммовая  горилла  с  усами,  как
велосипедный  руль,  и  заплетенным  в  косичку  конским   хвостом   могла
расстегнуть штаны и предъявить инструментарий.
   - Едре-о-она мать, - протянул Чеви Дик, когда я вошел в гараж. -  Ну  и
вид у тебя. Ты что, имел кого-то в водосточной канаве?
   -  Учусь  у  тебя,  Рикардо,  -  ответил  я.  -  Что-нибудь  я   сделал
неправильно?
   Чеви просиял. Пара его друзей обменялась комментариями по-испански. Они
сидели  на  бочках  из-под  масла  и  на  шлакоблоках,  а  между  ними  на
промасленном асфальте стоял ящик "Будвайзера". На заднем плане была  видна
гордость и радость Чеви Дика: угольно-черный  "корвет"  девяносто  второго
года выпуска, полностью  восстановленный  и  из-за  законов  о  выводе  из
употребления полностью нелегальный, вплоть до номеров, на которых крупными
буквами было написано короткое неприличное  слово.  Может  быть,  приятели
надеялись, что Чеви выведет его из  гаража  на  Сороковое  шоссе  и  снова
совершит полночный круиз, от которого копы со злости  уписаются:  "корвет"
Чеви Дика с откалиброванным на сто двадцать миль  в  час  спидометром  мог
спокойно уделать самый быстрый  экипаж  и  даже  бронированную  патрульную
машину, имевшуюся в распоряжении городской полиции Сент-Луиса.
   А может, они думали, что сейчас Чеви Дик объяснит этому мелкому гринго,
чтобы не залупался. Чеви пристально на меня смотрел. Он шагнул вперед, и я
встал попрочнее. Он медленно поднял левую руку,  как  бы  желая  поправить
ус... и вдруг его правый кулак молнией  полетел  мне  в  диафрагму.  Я  не
шевельнулся.  Кулак  остановился   в   полудюйме   от   моего   солнечного
сплетения... а я опять не шевельнулся.
   Это была наша старая игра двух мачо. Уже  несколько  месяцев.  Компания
застонала и приглашающе завопила, а Чеви Дик расплылся в улыбке:
   - Все в порядке, друг. Выпей с нами пива.
   - Соблазнительно, - ответил я. -  Только  я  вымотался.  Если  я  начну
сейчас, тебе придется тащить меня на третий этаж.
   - Долгий вечер был? - Чеви Дик осмотрел  меня  снова,  и  на  его  лице
появилось озабоченное выражение. - Слушай, да ты и впрямь в хреновом виде.
На патруль ВЧР, что ли, нарвался?
   - Вроде того. - Я не мог отвести глаза от  ящика.  -  Но  если  вы  мне
дадите баночку с собой, я был бы...
   Не ожидая продолжения, Чеви Дик наклонился к ящику и  вытащил  из  него
блок - шесть бутылок. Кое-кто из его собутыльников неопределенно  хмыкнул,
но Чеви не обратил внимания. Он не питал к ВЧР дружеских  чувств;  как  он
часто мне говорил, он такое видал в Гаване при Кастро. Врага federates  он
считал другом.
   - Спасибо, Рикардо, - пробормотал я, прижимая к груди блок  пива.  -  В
пятницу отдам.
   - Vaya con dios, amigo [иди с Богом, друг (исп.)]. Иди  домой  и  прими
душ. - Он усмехнулся снова, и в полусвете сорокаваттной лампочки мелькнули
его золотые коронки. - А то благоухаешь, как куча дерьма.
   К лестнице я шел под грохочущий смех его приятелей.


   Первую бутылку я открыл, как только влез в окно  с  пожарного  входа  и
включил настольную лампу. "Дом, милый дом..." или по крайней  мере  место,
где можно укрыться от дождя.
   В  моей  однокомнатной  чердачной  квартире  царил  бардак,  и   ничего
необычного в этом не было. По всему полу разбросаны шмотки, в углу  матрац
с неделями не убиравшейся постелью. Возле матраца и  у  письменного  стола
книги и газеты. На столе пачка распечаток,  состоящих  из  незаконченного,
неназванного  и  неопубликованного  романа,  который  я  писал   последние
несколько лет. Возле кухонных ящиков катышки  мышиного  дерьма.  Можно  бы
кошку завести, она тут наведет порядок, когда меня не будет.
   Первую бутылку я проглотил почти  залпом,  как  только  сбросил  мокрую
одежду, оставляя ее на полу, на пути в ванную; только вытащил  из  кармана
пиджака Джокера и положил его на стол и тут же открыл вторую. Эту я взял с
собой в душ и растянулся под пластиковой стенкой,  подставив  себя  струям
горячей воды, пока она не начала становиться холодной.
   Тогда я открыл третью, нашел на полу  спортивные  шорты  и  натянул  на
себя. И только тогда посмотрел на телефон. На индикаторе мигала  цифра  9,
обозначая, что именно столько звонков было направлено ко  мне  с  офисного
коммутатора внизу. Часть моего соглашения с Перлом о найме жилья  состояла
в том, что я работал секретаршей на телефоне в нерабочие часы, и потому  я
сел к столу, открыл экран телефона и начал просматривать сообщения.
   Большинство   звонков   были   рутинными.   Раздраженные    бизнесмены,
интересующиеся, почему их реклама на четверть страницы оказалась не в  том
месте газеты, где они хотели бы, - например, на  первой  полосе.  Какие-то
частные звонки отдельным работникам, обычно только лицо,  имя  и  номер  -
пресс-контакты, любовницы, любовники - кто  знает?  После  каждого  такого
звонка я нажимал кнопку запоминания.
   Остальные были в основном анонимные "звонки  ненависти"  от  читателей,
появлявшиеся всегда с выходом нового номера, в которых  Перл  обвинялся  в
выпуске   коммунистически   розовой,   крайне   правой,   крайне    левой,
феминистской,  антифеминистской,  энвиронменталистской,  технократической,
луддитской, анархистской,  неонацистской,  сионистской,  порнографической,
антиамериканской и/или  либеральной  газеты;  все  клялись  прекратить  ее
читать  с  завтрашнего  дня,  если  мы  немедленно  не  перейдем   на   их
идеологическую платформу. Большинство таких отключало у  телефона  камеру,
но был  один  сумасшедший  трехминутный  звонок  от  какого-то  чокнутого,
закрывшего  лицо  пакетом  из  бакалеи.  Этот  вопил,  что  нью-мадридское
землетрясение было возмездием Господним тем, кто отказал Линдону Ларушу  в
поддержке на президентских выборах 1984 года.
   При достаточном терпении и чувстве юмора можно найти вкус и  в  разборе
такого рода отзывов; впрочем, то же можно сказать и  о  еде  из  мусорного
бака. Это я все стер. Пусть пошлют е-мейл в газету, если не остынут.
   Я уж было собрался  скрутить  голову  четвертой  бутылке,  как  услышал
последнее записанное на диск сообщение. Экран был пуст, но  женский  голос
на другом конце был мне очень хорошо знаком.
   - Джерри, это Мари. Ты дома?.. - Короткая пауза. - О'кей, или тебя нет,
или ты не берешь трубку. Ладно...
   Класс. Моя жена - точнее, бывшая жена, поскольку мы наконец-то оформили
свое расставание. Она даже не хочет появляться на экране.
   - Я хотела сказать, что  твой  дядя  Арни  мне  некоторое  время  назад
позвонил и... как бы это сказать... очень нервно о тебе говорил, поскольку
ты в прошлую пятницу вечером пропустил седер...
   Я скривился и встряхнул головой. Начисто все забыл.  Дядя  Арни  -  это
старший брат моего отца  и  патриарх  семьи  Розен.  Симпатичный  старпер,
который настойчиво старался притянуть меня  к  соблюдению  традиций,  хотя
отлично знал, что я совсем не такой хороший еврейский племянник, каким  он
желал меня видеть.
   - Послушай, я понимаю, что в  семье  так  принято,  но,  знаешь,  я  бы
хотела, чтобы ты его попросил сюда не звонить.
   Уж конечно, она не  хотела,  чтобы  он  ей  звонил.  Марианна  не  была
еврейкой, и хотя ей пришлось принимать участие во всех седерах, хануках  и
бармицвах семьи Розен, моим родственникам нечего было  к  ней  приставать.
Она не поняла, что это дядя Арни еще раз  попробовал  нас  свести  вместе.
Дохлый номер, дядя.
   - Вот, это все. Желаю всего лучшего. До свидания.
   Звонок от Марианны. На этот раз -  потому,  что  на  прошлой  неделе  я
пропустил пасхальный седер.
   Почему-то это еще больше испортило мне настроение. Пришлось залить  это
оставшимися в пакете бутылками. Закончив последнюю, я  не  мог  вспомнить,
зачем это она мне звонила, да если бы и мог, все равно наплевать.
   Я мог думать только об одном - о Джейми.




ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПРИРОДА КОГЕРЕНТНОГО СВЕТА (18 АПРЕЛЯ 2013 ГОДА)


5. ЧЕТВЕРГ, 9:35

   Как я заснул - не помню: настолько был пьян.
   Где-то ночью, очевидно, перелез от  письменного  стола  в  неприбранную
постель. Неосознанно, это было рефлекторное действие, а ни в коей мере  не
волевое решение пойти дрыхнуть. В какой-то момент я  просто  вырубился,  и
следующее, что я помню, - как в мою дверь колотят тяжелым кулаком.
   - Розен! Эй, Розен! - Длинные яркие  лучи  солнца  били  в  окна  моего
чердака. Глаза болели, во рту было, как на дне кошачьего ящика с песком, а
в голове искрили сотни коротких  замыканий.  Где-то  в  мире  пели  птицы,
жужжали пчелы, добрые коровки  давали  молочко  благословенным  фермерским
дочкам, и счастливые маленькие гномы пели бодрую песенку, весело шагая  на
работу.
   Но все это было очень уж далеко, поскольку  в  моем  чердачном  бардаке
этим ясным апрельским утром  я  себя  чувствовал  просто  ста  девяностами
фунтами мышиного дерьма.
   - Розен, так тебя перетак! Вылазь из койки, падла!
   Я откинул одеяло и спустил ноги на пол. Правая наткнулась на полупустую
бутылку пива; я  тупо  смотрел,  как  она  катится  по  деревянному  полу,
отскакивает от  кухонного  стола  и  останавливается,  покачиваясь,  возле
входной двери, оставив за собой легкий след пивных опивков. Почему-то  это
показалось мне захватывающим зрелищем: наглядная демонстрация ньютоновской
физики.
   - Розен!
   - Слышу, слышу, - пробормотал я. - Глаза не проплачь по  моей  погибшей
душе.
   Ноги еще, оказывается, работали - по крайней мере настолько, что я  мог
дойти до двери без костылей. Подобрав с пола какую-то футболку, я сунул  в
нее голову, побрел через всю комнату к двери, вытащил  засов  и  распахнул
дверь.
   Эрл Бейли, двести шестьдесят фунтов злобы, упакованные  в  шесть  футов
два дюйма безобразия, был последним, кого я хотел бы видеть с похмелья. Он
смотрел на меня, как на крысу,  которую  забыли  прикончить  дератизаторы.
Хотя с тех пор, как он стал владельцем здания, дератизаторы здесь не  были
ни разу.
   - Ты чего это? - рявкнул он. - Я уже пять минут в дверь стучу.
   -  Прости,  у  меня  был  междугородный  разговор  с  президентом.   Он
спрашивал, могу ли заехать к нему сегодня и помочь  бороться  за  всеобщий
мир, но я ответил, что сначала должен разобраться с тобой.
   Перл переступил порог и с отвращением сморщил нос.
   - Ну и разит от тебя. Ты что, уже сегодня с утра?
   - Нет, я вчера с вечера. - Я потянулся и  достал  бутылку,  которую  до
того отфутболил под стол.
   - Тут еще осталось. Хочешь глотнуть? - спросил я, встряхивая бутылку  и
запуская винтом полудюймовый слой теплого пива.
   - Дай войти. - Он оттолкнул мою руку.
   Он прошел твердыми шагами на середину комнаты, упер  кулаки  в  широкие
бока и оглядел кучи шмоток и пустых коробок от  пиццы  на  полу,  засохшие
стебли,  свесившиеся  со  стропил,   полупустой   остывший   кофейник   на
электрической  плитке,  беспорядочно  набросанные  книги  и  бумаги  возле
компьютера на столе.
   - Парень, тут у тебя смердит, как на помойке.
   - Да брось ты, Перл, - вяло буркнул я. - Ты что,  думал,  что  пускаешь
сюда жить Папу Римского?
   - Нет, я думал, что здесь будет жить нормальный взрослый человек. -  Он
глянул на меня через плечо. - Ты мне сказал, что собираешься в Форест-парк
за материалом для статьи.
   - Там я и был. И даже нашел материал.
   - Ха! - Он прошел к моему столу  и  глянул  на  книги  и  газеты.  -  В
утренних газетах сказано, что вчера вечером в парке был  рейд  ВЧР.  -  Он
наклонился, пытаясь выбросить какой-то мусор в  переполненную  корзину.  -
"Пост" заявляет, что в амфитеатре Муни арестовали несколько нарушителей.
   - Если что-то заслуживает слова "преуменьшением, то это оно и  есть,  -
ответил я. - О стрельбе ничего не сказано?
   Он внимательно посмотрел на меня, чуть приподняв в удивлении бровь:
   - О стрельбе ничего. А ты видел?
   Я помотал головой:
   - Нет, но слышал выстрелы. Извини, я там не лез под пули...
   - И не остановился посмотреть, да? - Он поставил  банку  вертикально  и
отряхнул руки о джинсы. - Почему?
   Я осторожно потрогал руками болевшую шею:
   - Ну, босс, ты же знаешь, что  они  говорят,  когда  в  тебя  стреляют.
Дескать, тебе естественным языком объясняют, что пора домой.
   - Херня. Ты репортер. И первым делом ты собираешь материал для  статьи,
а потом уже думаешь, как уносить ноги.
   - Тебе легко гово...
   - Но ты же не видел раненых, верно?
   Я мотнул головой. Бейли закрыл глаза, сделал  глубокий  вдох  и  сказал
спокойным голосом:
   - Значит, стрельбы не  было.  Только  если  мы  можем  предъявить  тела
погибших.
   - Да иди ты, Перл! - заорал я. - Я там был! Я слышал выстрелы и  слышал
крики...
   - Но ты же не видел пострадавших? - Перл смотрел на меня в упор.  -  Да
я-то тебе верю. Я даже думаю, что ты на самом деле там был, а не забился в
эту дыру накачаться до одури. - Он подошел к  кровати,  подобрал  скинутые
мной с вечера ботинки с коркой грязи и бросил их опять на пол. По  крайней
мере одно вещественное доказательство, что я не наплевал на задание. -  Но
если ты мне не найдешь трупа с пулей ВЧР в груди, то  ты  отлично  знаешь,
что скажет стадион.
   Я кивнул. Это  уж  точно.  Заранее  известно,  что  заявит  официальный
представитель Войск Чрезвычайного Реагирования, когда (и если) его спросят
о стрельбе во время вчерашнего рейда. Войска были вынуждены открыть