вольвер,
прицелился  в  капот  шевроле  и  нажал   курок.   Выстрел   прозвучал
оглушительно громко даже в этой открытой речной равнине.

    Конгден, увидев это, чуть не  съехал  с  катушек.  Он  отбросил  в
сторону свою жертву - Дейл упал на перила и  несколько  секунд  так  и
висел, видя перед собой только головокружительную пропасть,  до  того,
как схватился за перила и восстановил равновесие. А Конгден рванулся к
машине, изрыгая слюни и омерзительную брань.

    Харлен шагнул вперед, снова направил оружие  на  сверкающий  капот
шевроле и негромко сказал: "Стоп".

    Ка Джей Конгден замер как вкопанный, чуть ли не по стойке  смирно,
стальные подковы высекали искры из бетонного покрытия. Он был шагах  в
десяти от Харлена.

    - Убью, - вопил он. - Я тебя сейчас замочу, говнюк.

    - Может и замочишь, - согласился Харлен, - но  к  тому  времени  в
машине твоего папаши будет ровно пять дырок. -  И  он  снова  направил
револьвер на капот машины.

    Конгден подпрыгивал на месте, будто револьвер был уставлен на него
лоб.

    - Джимми, ну пожалуйста, Джимми, я не..., - проблеял он  умоляющим
тоном, который оказался еще более тошнотворным, чем в своем угрожающем
варианте.

    - Заткнись, - сказал Харлен. -  Дейл,  давай  сюда  свою  задницу,
быстрей.

    Дейл зставил себя оторваться от  перил  и  понес  свою  задницу  в
машину, как можно дальше обойдя замершего Конгдена. Вот он  уже  стоит
позади Харлена, рядом с дверцей.

    - А теперь брось-ка свой нож через перила, - скомандовал Харлен  и
заорал, - ну же, - когда Конгден пытался что-то проговорить.

    Тот швырнул лезие через перила, прямо в гущу кустов,  растущих  на
берегу реки.

    Харлен кивком головы указал Дейлу на заднее сиденье.

    - Почему бы нам не продолжить нашу прогулку,  -  предложил  он  Ка
Джею. - Пора ехать. И  если  ты  еще  будешь  откалывать  какие-нибудь
штуки... хотя бы просто нарушать правила движения... я начну  дырявить
обивку твоей тачки... или вот эту шикарную приборную доску. - С  этими
словами он уселся рядом с Дейлом и захлопнул дверцу.

    Конгден  плюхнулся  на  сиденье  водителя.  Он  попытался   зажечь
сигарету, но его руки и губы так дрожали, что бравада не получилась.

    - Ты знаешь, на что ты напрашиваешься, а? -  ухитрился  выговорить
он, щурясь на ребят в зеркальце. Но в его голосе  явно  звучали  нотки
страха. - Да я рано или поздно пришью тебя. Я подстерегу вас  обоих  и
вышибу из вас дух, я...

    Харлен  вздохнул  и  поднял   револьвер,   стараясь   потщательнее
прицелиться в обрамленное искусственным мехом зеркальце со свисавшим с
него пушистым брелком.

    - Заткни пасть и веди машину, - бросил он.

    Дверь в ректорскую была распахнута и миссис Мак Кафферти нигде  не
было видно. Она не охраняла ни подъемный мост, ни ров с водой. Поэтому
Майк тихо поднялся по лестнице в комнату отца Каванага. Негромкий звук
переговаривающихся мужских голосов заставил его прижаться  к  стене  и
тихо приблизиться к двери.

    - Если температура и рвота будут продолжаться, - послушался  голос
доктора Стаффни, - то  нам  придется  перевезти  его  в  больницу  Св.
Франциска и начать внутривенное вливание, чтобы избежать обезвоживания
организма.

    Другой  голос,  незнакомый  Майку,  видимо   принадлежал   доктору
Пауэллу, отвечал:

    - Мне не нравится  мысль  о  транспортировании  больного  в  таком
состоянии за сорок миль. Давайте здесь подсоединим его к капельнице  и
поручим экономке и сиделке присматривать за нею... Таким образом мы не
подвергая больного перевозке,  попытаемся  сбить  температуру  или  же
проследим за появлением вторичных симптомов.

    Наступило недолгое молчание, затем голос доктора Стаффни произнес:

    - Смотрите, Чарльз.

    Майк  заглянул  в  щель  двери  как  раз  когда  послышался   звук
извержения рвотных масс. Незнакомый доктор держал  судно  -  работа  к
которой он явно не привык - в то время как  отец  Каванаг,  глаза  его
были закрыты, а лицо белее подушки на которой он лежал,  сотрясался  в
приступе сильнейшей рвоты.

    - Боже Правый, - заговорил доктор Пауэлл, -  неужели  все  рвотные
массы имели такую же  консистенцию?  -  В  его  голосе  помимо  явного
отвращения слышалось любопытство профессионала.

    Майк чуть присел и прижал глаз к щели. Он увидел как  металась  по
подушке голова отца Каванага, тазик был прижат прямо к его  щеке.  Рот
священника словно был забит  блевотиной,  которая  извергалась  в  таз
подобно черной патоке. Она не была жидкой,  скорее  это  были  твердые
коричневые выделения, масса состоящая из отдельных  слизистых  частиц.
Тазик был уже почти полон, а рвотный поток казался неукротимым.

    Доктор Стаффни в это время отвечал на вопрос  своего  коллеги,  но
Майк не слышал его слов. Он отшатнулся от щели и прислонился к  стене,
борясь с подступившей тошнотой.

    - ... где эта чертова экономка, в конце концов? -  говорил  доктор
Пауэлл.

    - Она поехала за сиделкой в Оук Хилл, - ответил доктор Стаффни.  -
Вот, возьмите это.

    Майк на  цыпочках  спустился  по  лестнице  и  был  счастлив,  что
выбрался на свежий воздух, несмотря на то,  что  царил  здесь  ужасный
зной. Голубое утром, небо к десяти  часам  приобрело  оттенок  матовой
белизны,  а  к  полудню  уже   блестело   подобно   вороненой   стали.
Безжалостный  зной  и  липкая  влажность  придавили  землю   невидимым
одеялом.

    Улицы были пустынны, когда Майк миновал центральную часть городка,
стараясь  держаться  подальше  от  торгового  центра,  чтобы  мать  не
углядела его и не поручила ему какое-нибудь дело. Сейчас у  него  было
полно своих дел.

    Минк Харпер был  известным  городским  пьянчужкой.  Майку,  как  и
каждому ребенку в городе, он был хорошо известен: Минк  был  неизменно
вежлив и добродушен с детьми, охотно делясь с ними  своими  находками,
которые он  делал  во  время  своих  бесконечных  поисков  "похищенных
сокровищ". Вечно выпрашивающий милостыню  Минк  был  бельмом  в  глазу
взрослого населения, но детям он никогда не докучал своими  просьбами.
Было известно, что он никогда не имел "постоянного места жительства" -
в дневную жару он укрывался под эстрадой в парке, переходя  вечером  к
"отдыху на свежем воздухе", то есть оставаясь  ночевать  на  одной  из
парковых скамеек. Минк всегда имел свое,  постоянное  место  во  время
субботних Бесплатных Сеансов  и  охотно  делился  этой  привилегией  с
ребятами, позволяя им залезать под эстраду  и  смотреть  фильм  сквозь
поломанную решетку вместе с ним.

    Зимой  Минк,  как  правило,  был   более   неуловимым,   некоторые
утверждали, что он ночует на заброшенном салотопленном заводике или  в
ангаре на площадке, где торговали  тракторами,  другие  говорили,  что
наиболее мягкосердечные  из  городских  семей,  например  Стаффни  или
Уиттакеры, позволяют ему ночевать у них в сараях и иногда даже пускают
в дом, чтобы угостить тарелкой супа. Но  меньше  всего  в  жизни  Минк
заботился о тарелке, гораздо больше его волновала бутылка. Завсегдатаи
пивной "У Карла" часто ставили ему выпивку, хоть хозяин и не  разрешал
ему угощаться "распивочно", а только "на вынос".  Но  обычно  щедрость
посетителей  оборачивалась  жестокостью,  и  несчастный  Минк   служил
мишенью их плоских шуточек.

    Он словно и не возражал  против  этого,  лишь  бы  иметь  выпивку.
Никому в городе не было известно точно, сколько Минку Харперу лет,  но
его пример служил наглядным пособием в деле воспитания всех  мальчишек
города  уже  на  протяжении  по  меньшей  мере  трех  поколений.  Майк
прикинул, что ему должно быть семьдесят с лишним, что вполне  годилось
для его целей. А  так  как  статус  городского  пьяницы  и  случайного
работника делали его незаметным для большей  части  населения  большую
часть времени, то именно на этой незаметности и норовил сыграть Майк.

    Проблема была лишь  в  том,  что  ему  нечего  было  предложить  в
качестве  оплаты.  Несмотря  на  то,  что  отец   Майка   работал   на
пивоваренном заводе и был  весьма  не  прочь  при  случае  посидеть  с
друзьями за кружкой-другой пивка, миссис О'Рурк не  разрешала  держать
дома спиртное. Ни в коем случае.

    Майк затормозил напротив  парикмахерской,  расположенной  на  углу
Пятой Авеню и принялся лихорадочно размышлять. Если б у меня была хоть
капля  мозгов,  думал  он,  я  бы  попросил  Харлена   притащить   мне
какой-нибудь выпивки, пока он не уехал с Дейлом. У матери Харлена дома
хранились целые галлоны спиртного  и,  по  его  рассказам,  она  и  не
замечала, куда оно девается. Но сейчас Джим вместе  с  Дейлом  отбыли,
пытаясь выполнить миссию, возложенную на них самим Майком, а он  -  их
бесстрашный предводитель - остался без средств к достижению цели. Даже
если он разыщет Минка, тот ни за что не согласится на  разговор,  если
его не подкупить небольшой взяткой.

    Майк пропустил  мчащийся  грузовик,  который  даже  не  потрудился
снизить  скорость  в  установленных  пределах   городской   черты,   и
направился по выжженой солнцем Хард Роуд, затем срезал угол тракторной
ярмарки, объехал с юга небольшой парк и  по  узкой  аллее  подъехал  к
пивной "У Карла".

    Майк спешился, прислонил велосипед к кирпичной стене  и  шагнул  к
открытой двери. Из полутемного  зала  до  него  донесся  взрыв  смеха,
сопровождаемый приглушенным гулом  вращающихся  лопастей  вентилятора.
Некоторое  время  назад  большая  часть  мужского  населения   городка
подписала петицию с просьбой установить здесь кондиционер, до сих  пор
в городе единственным общественным  помещением  с  кондиционером  была
почта,  но,  как  утверждали  злые  языки,  Дом  Стигл   высмеял   это
требование,  поинтересовавшись  не   считают   ли   его,   собственно,
каким-нибудь  поганым  сенатором  или  еще  кем-нибудь  в  этом  роде.
Достаточно того, что чертово пиво здесь еще никому не подавали теплым,
а если кому что не нравится, то они  могут  убираться  в  пивную  "Под
Черным Деревом".

    Майк нырнул в сторонку, когда  хлопнула  дверь  туалета  и  чьи-то
тяжелые шаги направились в сторону зала. Вошедший что-то громко сказал
и присутствующие ответили ему  взрывом  хохота.  Майк  снова  заглянул
внутрь: две двери по сторонам и одна напротив. Надписи на одной из них
гласили: "Бабцы", на другой - "Жеребцы", на третьей значилось просто -
"Стойло". Майк знал, что последняя и ближайшая к нему вела в кладовую,
ему, чтобы заработать несколько монет,  не  раз  приходилось  помогать
Дому перетаскивать ящики.

    Майк скользнул внутрь, открыл эту  дверь,  шагнул  внутрь  и  тихо
затворил ее за собой. Шум в зале делал его шаги  неслышными  даже  для
него самого. Медленно он  стал  спускаться  по  лестнице,  привыкая  к
темноте. Над высокими каменными подоконниками имелись  окна,  но  пару
десятилетий назад их заколотили досками и теперь помещение  освещалось
лишь теми крохами света, которые просачивались сквозь щели  и  пыльные
наружные стекла.

    У подножия лестницы Майк помедлил,  обозревая  штабеля  коробок  с
сигаретами и большие металлические бочки. Позади  невысокой  кирпичной
стенки были устроены высокие полки, где как  туманно  припоминал  Майк
хранилось вино. Он на цыпочках направился туда.

    Это нельзя  было  назвать  винным  погребом,  по  крайней  мере  в
рассказах Дейла о прочитанных книгах, винные  погреба  были  несколько
иными: там замшелые винные бутылки хранились каждая в своем  гнездышке
на длинных полках. Но картонные коробки с бутылками Дом держал  именно
здесь. Майк свернул вправо, скорее нащупал, чем разглядел ближайшую из
коробок и запустил туда руку,  его  ноздри  ловили  непривычный  запах
хмеля и солода. Паутина коснулась  его  лица  и  он  отвел  ее  рукой.
_Неудивительно, что Дейл ненавидит подвалы._

    Майк наощупь нашел открытую коробку, нащупал бутылку и замер. Если
он возьмет ее, это будет считаться - и вполне справедливо -  первым  в
его жизни воровстом. При  том,  что  из  всех  известных  ему  грехов,
воровство повергало его в ужас больше всего. Он никогда и никому, даже
своим родителям не говорил об этом, но человек, уличенный в воровстве,
не заслуживал даже его презрения. Тот  эпизод,  когда  Барри  Фусснера
поймали на том, что он украл у одного из одноклассников цветные мелки,
самому юному воришке стоил всего лишь нескольких  неприятных  минут  у
директора школы, Майк же больше никогда не мог  даже  разговаривать  с
этим толстым парнишкой. Смотреть на него и то ему было противно.

    Майк подумал о том, как он будет исповедоваться в этом грехе. Даже
шея у него покрылась краской  стыда,  когда  он  представил  себе  эту
картину:  он  стоит  на  коленях  в  маленькой   исповедальне,   экран
отодвигается так, что сквозь решетку  он  может  видеть  профиль  отца
Каванага, затем Майк шепчет: "Простите меня, отец мой, я украл"...  Но
тут внимательно склоненное лицо священника наклоняется к решетке, Майк
видит мертвые глаза и воронку прижатого к  деревянной  панели  рта,  и
вдруг в этой воронке начинают кишеть и копошиться черви, они падают на
молитвенно  сложенные  руки  Майка,  на  его   колени,   покрывая   их
отвратительно-шевелящейся коричневой массой...

    Напрочь забыв об угрызениях совести Майк взял бутылку и вышел вон.

    В парке царила тень, но прохлады она не давала. Зной  и  влажность
чувствовались в тени так же неотступно, как и  на  солнцепеке,  но  по
крайней мере здесь хоть не так  припекало  голову  под  волосами.  Под
высоким бельведером эстрады кто-то - или что-то - был. Майк присел  на
корточки перед шпалерой и заглянул внутрь. Пространство  под  эстрадой
было довольно грязным, пол почему-то уходил вниз и был по меньшей мере
на фут ниже окружающей земли. Оттуда тянуло влажной землей,  глиной  и
гнилью. _Дейл ненавидит подвалы_, подумал Майк, _а я вот такие лазы._

    Но это можно было назвать лазом лишь с большой натяжкой. Майк  мог
бы встать в нем во весь рост,  если  б  ему  только  удалось  пригнуть
голову до уровня плеч. Но он не встал, вместо этого он  пригнулся  еще
больше и попытался разобрать, что собой представляет шевелящаяся  куча
тряпья в дальнем углу.

    _Корди сказала, что те, кто убил Дьюана могли зарываться в землю._

    Майк  мотнул  головой,  чтобы   отогнать   соблазнительную   мысль
выбраться отсюда, вскочить  на  велосипед  и  уехать.  Куча  тряпья  в
дальнем углу _походила_ на  старика  в  обтрепанной  шинели,  в  такой
шинели Минк ходил зимой и летом последние шлесть лет, и что  было  еще
более важно, тут _пахло_ Минком. Помимо крепкого духа дешевого вина  и
мочи, чувствовался тот специфический мускусный запах, который  отличал
старого попрошайку, а возможно, даже и обеспечил ему прозвище,  данное
много десятилетий назад.

    - Кто там? - послышался старческий флегматичный голос.

    - Это я, Минк... Майк.

    - Майк? - Казалось, что говорит лунатик, разбуженный в  незнакомом
для себя месте. -  Майк  Гернолд?  А  я  думал,  что  тебя  убили  под
Батааном*...


    [*  Батаан  -  населенный  пункт  на  одноименном  полуострове  на
Филиппинах, где в сражении с японской армией 9 апреля 1942  года  были
разбиты американские войска.]


    - Нет, Минк. Я - Майк О'Рурк. Помните, мы  с  вами  прошлым  летом
вместе  подстригали  газон  перед  домом  миссис  Дугган?  Я   работал
газонокосилкой  а  вы  подстригали  кусты.  -  При  этих  словах  Майк
проскользнул сквозь дыру  в  чугунной  решетке.  Крохотные  бриллианты
солнечного  света  плясали  на  земле,  и  теперь  Майк  мог   получше
разглядеть лицо Минка: закисшие глаза, поросшие неровной щетиной щеки,
в красных прожилках нос, особая бледность  шеи,  запавший  рот.  Майку
сразу пришло на ум то описание, которое дал Дейл отцу Дьюана.

    - Майк, - прохрипел Минк, прожевывая имя, будто  оно  было  куском
жесткого мяса, которое он не мог разжевать из-за отсутствия  зубов.  -
Майк... А, парнишка Джонни О'Рурка.

    - Точно, - кивнул Майк и подошел чуть ближе. Все пространство  под
эстрадой казалось ему собственностью Минка и он не  хотел  вести  себя
непрошенным гостем.

    - Чего хочешь, сынок? - голос Минка  звучал  устало  и  отрешенно,
совсем не напоминая тот тон, которым он прежде болтал с  малышами.  _А
вдруг,_ подумал Майк, _вдруг я слишком взрослый для него.  Минк  вроде
любил болтать только с малышами._

    - Я кое-что принес для тебя, Минк,  -  и  он  показал  принесенную
бутылку. На улице у него не было времени прочесть этикетку, а тут было
слишком темно.  Майк  только  надеялся,  что  не  прихватил  флакон  с
очистителем в подвале у Дома. _Хотя было не похоже, что Минк  особенно
заметил разницу._

    Красные, в прожилках  глазки  алчно  блеснули,  когда  перед  ними
мелькнули вожделенные формы неожиданного подарка.

    - Ты принес это мне?

    - Ага. - Майк почувствовал  себя  злодеем,  когда  чуть  отодвинул
бутылку назад. Это было все равно, что дразнить щенка. - Только я хочу
взамен кое-что получить.

    - Черт. - Изо рта старика до Майка долетали пары алкоголя и гадкий
запах. - Вечно так. Ладно, сынок, выкладывай, чего тебе? Хочешь,  чтоб
старина Минк сгонял в лавочку за  куревом?  Или  купить  тебе  пива  у
Карла?

    - Не-а, - помотал головой Майк, становясь на  колени.  -  Я  отдам
тебе вино, если ты мне что-то расскажешь.

    Шея Минка даже чуть вытянулась, с таким  вниманием  он  глядел  на
Майка. Голос был переполнен подозрением.

    - Чего рассказывать?

    - Расскажи мне, пожалуйста,  о  том  негре,  которого  повесили  в
Старом Централе вскоре после Нового Года, в 1900, - прошептал Майк.

    Он ожидал, что старый пьянчуга скажет, что он  ничего  не  помнит.
Так оно вполне и могло быть, для этого  мозг  старика  был  достаточно
разрушен алкоголем. Или скажет, что его тогда здесь не  было.  Или  же
что ему было всего десять и он все забыл. Все это  вполне  могло  быть
правдой, но вместо  этих  слов  из  груди  старика  вырывалось  только
хриплое дыхание. Затем Минк протянул к нему обе руки,  будто  готовясь
принять ребенка.

    - Лады, - сказал он.

    Майк  отдал  ему  бутылку.  Старик  странно  долго  возился  с  ее
горлышком, бормоча:

    - Что за черт, здесь настоящая пробка, что ли?

    Затем послышался тихий хлопок  и  что-то  ударилось  в  крышу  над
головой  Майка.  Он  испуганно  отпрянул,  услышав  как  Минк  сначала
выругался, а потом рассмеялся своим особенным, кашляющим смешком:

    - Вот черт, да ты  знаешь,  что  мне  принес,  сынок?  Шампанское!
Настоящая ломбардская шипучка!

    Майк не мог разобрать по голосу старика хорошо это или  плохо.  Но
предположил, что  хорошо,  услышав  как  тот  сделал  пробный  глоток,
поперхнулся, затем снова жадно припал к  бутылке  и  стал  пить  более
размеренно.

    Вот так, между глотками и вежливо подавляемой икотой,  Минк  повел
свой рассказ.


    Выглядывая  из-за  сальной  головы  Конгдена  ребята  разглядывали
особняк  мистера  Денниса  Эшли-Монтэгю,  видневшийся  сквозь  кованую
решетку ворот. Дейл подумал, что это первый настоящий особняк, который
он увидел в жизни: стоящий позади нескончаемых акров идеально зеленого
газона, окруженный густым лесом, и сооруженный на самом краю утеса над
Иллинойс  Ривер,  особняк  представлял  собой  нагромождение  кирпича,
острых шпицев и ромбовидных зарешеченных окон в стиле Тюдор. Его стены
до  самых  карнизов  были  увиты  плющом.  Позади  ворот   полукруглая
подъездная аллея - асфальтовое покрытие которой  не  шло  ни  в  какое
сравнение с заплатанным бетоном Гранд Вью  -  грациозно  склонялась  к
высокому крыльцу в сотне  или  даже  больше  ярдов  от  ворот.  Низкие
фонтанчики с тихим _кап-кап-кап_ орошали различные уголки газона.

    На кирпичной колонне с левой стороны ворот  располагалась  коробка
переговорного устройства и микрофон. Дейл  вышел  из  машины.  Горячий
во