брал волю в кулак  и  повернулся  к
своим спутникам.
   - Аддари, ты хочешь с ними поговорить? Альмик, ты не веришь паладинам
и намерен драться? Норгэрель, ты советуешь уйти?  Мы  сделаем  и  то,  и
другое, и третье.
   - Как? - Аддари выразил общее недоумение.
   - Вы с Альмиком останетесь, но ты открыто, а он будет  рядом,  чтобы,
если что, подоспеть на помощь. Если они идут  по  следу  Аддари,  то  не
могут быть уверены, что мы все вместе. Да и без чужаков  разговор  будет
более откровенным. Если все в  порядке,  вы  поговорите  и  решите,  что
делать дальше. А мы, мы тоже будем рядом. Альмик прикроет от меча, мы  -
от стрел и магии. Все решится само собой. Если предательства нет,  выбор
за Аддари. Если на него нападут, жалеть не будем.
   - Хорошо, - кивнул Солнечный принц, - я согласен.
   - Еще бы, - Альмика прямо-таки распирало. - Когда они поймут, что  ты
один, обнаглеют. Ну да я им покажу. Скоро они здесь будут?
   Норгэрель прикрыл глаза, ловя отголоски чужих чувств.
   - Они близко. Идут уверенно, коротким путем. Ищут кого-то одного, это
точно.
   - Тогда нужно спешить. Аддари, оставайся у этих можжевеловых  кустов.
Альмик, спрячься в зарослях, а мы будем, - Рамиэрль оглядел поляну, -  я
у сломанного дерева, а Норгэрель - напротив, у муравейника.
   - Паладины не поднимут руку на Перворожденного.
   - Ну-ну, - проворчал Альмик, и Роман с ним  мысленно  согласился,  но
спорить не стал. - Все, расходимся. Волчонка, за мной и тихо!
   Аддар пожал плечами, принятые  предосторожности  его  раздражали,  но
спорить  он,  хвала  Великим  Братьям,  не  стал.  Альмик,  на  прощание
заговорщицки  подмигнув  Роману,  скользнул  в   можжевельник.   Нэо   с
Норгэрелем быстро разошлись  по  обе  стороны  поляны,  замкнув  двойной
барьер. Теперь ни  одно  оружие,  поражающее  на  расстоянии,  не  могло
причинить вреда Солнечному принцу, одиноко стоявшему  на  залитой  ярким
осенним солнцем поляне. Заодно Рамиэрль набросил на  место  предстоящего
то ли разговора, то ли боя Синюю Тень. Теперь о том,  что  здесь  в  ход
пошла магия, узнает разве что очень сильный и дотошный маг, причем лично
оказавшийся  поблизости.  Управившись  с  делами,  Роман  оглянулся   на
припавшую к земле лльяму.
   - Ну, Волчонка. Теперь тихо. Поняла?
   Похоже, поняла... А в  Луциане  царила  золотая  осень.  Тихо  падали
разноцветные листья, взмахнула хвостом, прыгая с ветки на ветку,  белка,
зачем-то спускаясь вниз... Понятно  зачем  -  Увидела  поздний  гриб.  В
Корбуте белки более крупные, и мех у них темнее.  Не  думай  о  Корбуте,
если хочешь туда вернуться. Думай о бое, который вот-вот начнется!
   Роман сосредоточился на стройной фигуре  Аддари,  волосы  которого  в
полдневных лучах казались особенно золотыми. Именно таким и должен  быть
Солнечный принц... А  вот  паладины  Света  такими  быть  не  должны,  -
Рамиэрль невольно улыбнулся, глядя на выходящие из золотого леса нелепые
фигуры. Но вскоре ему стало не до  смеха.  Альмик  был  прав,  а  Аддари
ошибался. Крашеные красавчики пришли не говорить, а убивать, и их  целью
был именно Аддар. Правда, у главного, как две  капли  воды  похожего  на
выброшенного на помойку Илгора,  хватило  ума  спросить,  где  остальные
беглецы
   Слава Великому Лебедю, Солнечный принц сказал то, что ему  велели,  а
именно, что Альмик пошел своей  дорогой,  таррские  гости  ушли  тем  же
путем, что и пришли, прихватив с собой Порожденье Тьмы.  Это  паладинов,
несомненно, обрадовало,  но  вовсе  не  потому,  что  добровольный  уход
"запятнанных Тьмой" избавлял Луциану от хлопот, а потому, что теперь  им
никто не мог помешать. Если бы они не приняли мер, Аддари умер бы сразу,
но два десятка стрел, не долетев до Солнечного принца,  вспыхнули  ясным
голубым пламенем и исчезли, а из кустов  с  яростным  рычанием  выскочил
Альмик, получивший долгожданную возможность подраться. И это было  более
чем вовремя, потому что тыквоносцы, сообразив, что стрелы  не  причиняют
их жертве никакого вреда, бросились вперед, размахивая мечами.
   Человек и эльф встали спина к спине. Альмик был хорошим воином, в нем
Роман не сомневался, но и Аддар не подвел.  Встав  на  одно  колено,  он
хладнокровно достал стрелу, прицелился и выстрелил. Принц был  настолько
уверен в себе, что даже не глянул, попал ли в цель. Одну за  другой  сын
Эльрагилла пускал стрелы в посланцев отца, пока те  не  подошли  слишком
близко. Тогда, вскочив с ловкостью кошки, он сменил лук на меч, которым,
как оказалось, владел с немалым искусством. И в это  время  Норгэрель  с
Романом замкнули круг.
   Синяя прозрачная стена взметнулась вверх, отрезая  паладинам  путь  к
отступлению. Альмик, заранее наученный Нэо, схватил Аддари и,  отшвырнув
в сторону некстати попавшегося крашеного, выскочил  вместе  с  Солнечным
принцем за пределы  пропустившего  их  мерцающего  полога.  Попытавшийся
последовать за ними "Илгор" получил изрядный магический удар и  свалился
мешком под ноги растерявшимся подчиненным.
   - Что? - зло бросил Альмик Аддари. - Поговорил  с  крашеными?!  Таких
только давить.
   Полуденная Песнь молчал, но в его глазах была такая тоска, что Роману
стало страшно.
   - С этими, - человек кивнул на запертых в ловушке тыквоносцев, -  что
делать будем? Может, огневуху твою к ним запустим?
   - Сначала разберемся, как они нас нашли и кто их позвал. Волчонка, ко
мне!
   Лльяма подкатилась тотчас и принялась выписывать  свои  круги  вокруг
эльфа, вызвав у того какой-то горький смешок.
   - Сидеть. Тихо! -  Эльф  протянул  руку  над  тем,  что  у  огненного
существа исполняло обязанности морды, постепенно  ослабляя  кокон,  пока
сквозь синеву  не  проступило  нечто  черное  и  багровое,  причем  алые
огненные провалы весьма смахивали на  пасть  и  глаза.  Лльяма  затрясла
башкой, и сквозь защиту  прорвалось  несколько  искр,  которые  Рамиэрль
погасил, приподняв бровь.  -  Ладно,  годится...  Альмик,  как  думаешь,
испугаются?
   - Да они и без нее в штаны наложили, - уверенно заявил бунтарь, -  но
так веселее.
   - Я тоже так думаю. Сидеть, Волчонка. Будешь буянить, опять  в  мешок
засуну.
   Огневушка замерла, вытянув "морду" в  сторону  пленников.  Эльф  тоже
скользнул взглядом по  размалеванным  лицам,  прикидывая,  с  кем  лучше
поговорить, так как оглушенный "Илгор" валялся без задних ног.
   - Ты, - изящная рука указала на долговязого юнца с кучей  цепочек  на
прыщавой шее, - иди ко мне. Не бойся.
   Прыщавый боялся, но ослушаться не посмел. Голубая стена  расступилась
перед его носом и вновь сомкнулась. Чтобы держать такую защиту в  Тарре,
понадобилось бы усилие десятка Лебедей,  но  в  Луциане  хватило  одного
Норгэреля.
   Роман присел на кстати оказавшийся на поляне пенек. Лльяма улеглась у
его ног,  время  от  времени  пуская  искры,  видимо,  для  собственного
удовольствия, а Альмик стал за плечом эльфа с обнаженным  мечом.  Аддари
опустился  на  пожухлую  траву  чуть  поодаль,  избегая  смотреть  и  на
пленников, и на друзей. Рамиэрль понимал, что должен сейчас  чувствовать
Солнечный принц, но помочь ему мог лишь одним способом.  Узнать  правду,
какой бы та ни была. За годы своих скитаний Нэо понял, что узнать ВСЕ  и
СРАЗУ легче. Если открытие не убивает на месте,  остается  чистая  рана,
которая со временем заживет, а вот полуправда, замешенная на надежде,  -
это гнойная язва...
   Если бы красавица Илыэйбэ видела в этот миг сына  Астена  и  Залиэли,
она бы окончательно уверилась в том, что он предался Тьме.  Синие  глаза
Романа стали жесткими и злыми, как у Рене, когда  тот  вернулся  оттуда,
откуда не возвращаются. Пленник съежился под этим взглядом,  а  Рамиэрль
бросил ему в лицо:
   - Отвечай, если хочешь жить. Кто послал вас и почему?
   - Вы принесли в Луциану Тьму.
   - Но убить хотели не нас, а Аддара.
   - Он запятнал себя служением Тьме и не может наследовать своему отцу.
   - Где его отец? Это он отдал приказ?
   - Да.
   - Ты его видел?
   - Нам сказал Светоразящий.
   - Что именно он сказал?
   - Что владыка приказал уничтожить пособников Тьмы. Если  вы  покинули
Луциану, мы должны отыскать принца Аддара и...
   - И?
   - Убить его.
   - Как вы его нашли?
   - У Светоразящего есть проводник.
   Все было ясно. Эльрагилл все же пожертвовал своим сыном. Только  отец
или мать могут сотворить артефакт,  который,  будучи  врученным  чужаку,
приведет его к цели.
   - Ладно, - махнул рукой Роман, - ступай к своим приятелям.
   Мальчишка не рискнул спросить, что с  ним  будет,  хотя  этот  вопрос
читался в его затравленных глазах. Но Роман и сам не знал,  куда  девать
всю эту ораву. Альмик наверняка  предложит  их  перебить,  и,  возможно,
опять окажется прав. Но сначала нужно вытрясти  из  главного,  когда  он
придет в себя, что именно сказал  им  Тэноллиан.  Впрочем,  это  терпит.
Рамиэрль подошел к Аддари.
   - Пошли отсюда.
   - Куда? - Можно подумать, ему важно куда...
   -  Туда,  -  находчиво  объяснил  Роман,  нагибаясь,  чтобы   поднять
брошенный Солнечным принцем меч.
   - Точно, - подоспевший Альмик, как всегда, брякнул то,  что  говорить
не следовало, - пошли отсюда, не хватало, чтобы эти эльфийские прилипалы
видели, как тебе паршиво.
   Аддари медленно и тяжело, словно был не эльфом, а  старым  и  больным
человеком, поднялся. Альмик ругнулся и обнял принца за плечи.
   - Давай шевелись, Бездна тебя побери.
   Бездна! Эти слова поразили Романа  как  громом,  но  он  сдержался  и
заговорил, лишь когда их и пленных разделили кусты:
   - Мы были слепы, как хафаши. Если нам и  нужно  куда-то,  так  это  в
Бездну. А мы сделали все, чтобы убраться от нее подальше.
   - В Бездну? - В зеленых  глаза  Аддари  мелькнуло  непонимание.  -  В
Бездну?! Но это же Тьма.
   - Именно. Если Ангес и Адена и вправду во Тьме, мы их найдем, а  если
нет... Бездна в любом  случае  выход  из  луцианской  ловушки,  и  я  им
воспользуюсь. Но я никого за собой не зову. Каждый решает сам.
   - Решать нечего, - как всегда, тихо сказал Норгэрель. -  Мы  -  эльфы
Тарры, и мы должны вернуться. Пусть через Бездну, хотя мне это и  не  по
душе.
 
2892 год от В.И. 
21-й день месяца Иноходца. 
Арция. Эстре. 
 
   Перо легко скользило по желтоватому листу,  оставляя  ровные,  четкие
строки. Александр Эстре составлял план летней кампании. В этом году  они
с Ра-Гваром и Лиддой  должны  раз  и  навсегда  поставить  приподнявшего
голову Тодора на место. Наметившийся союз Фронтеры и Ифраны должен  быть
разорван. Александр понимал, что положение  Арции  на  Юге  стремительно
ухудшается. Ифрана вот-вот проглотит Оргондское герцогство.
   Марк, вернее, Марта и Анри Мальвани держатся из  последних  сил,  но,
если оставить их без помощи, через несколько лет Оргонда, за исключением
Ирми, которая отойдет Святой области, станет  провинцией  Ифраны,  после
чего Жермон и Жоселин вряд ли продолжат платить  Арции  оговоренные  при
подписании мира суммы. Казна же,  и  так  не  слишком  полная,  без  них
опустеет быстро, особенно с учетом потрясающего умения родичей  королевы
растаскивать  не  принадлежащее  им.  Нечем  будет   платить   армии   и
ремесленникам, не на что закупать хлеб для  вечно  голодающей  Ользы,  а
нелюбовь и нобилей, и народа к клану Вилльо может  обернуться  очередной
смутой.
   Александр понимал, что лично ему  это  мало  чем  грозит.  Разоренная
буйным норовом собственных нобилей и набегами соседей, Эстре  за  четыре
года превратилась в островок спокойствия и уверенности в море хаоса. Для
герцога и, что греха таить, для всего  Севера  самым  простым  и  мудрым
было, не дожидаясь беспорядков, заявить об отходе от Арции. Лось и Лидда
пошли бы за Эстре и по уму,  и  по  дружбе.  Александр  Тагэре  стал  бы
независимым сюзереном, и никто бы его не  осудил.  Но  это  окончательно
погубит Арцию и Филиппа, и Сандер, не получая из Мунта  ни  арга,  нашел
деньги на войну с Фронтерой,  которая  не  должна  повернуться  лицом  к
Авире.
   Победы Александра  были  единственным  светлым  пятном  за  последнее
время. Младший из Тагэре понял это, когда впервые после  смерти  Жоффруа
выбрался в Мунт. То, что  он  увидел,  напоминало  пир  во  время  чумы.
Роскошь двора, интриги,  предательства,  и  среди  всего  этого  некогда
обожаемый брат-король и его утратившая красоту, но не  властные  замашки
королева. Сандер предполагал, что Филипп мог измениться, но то,  что  он
увидел, поразило.
   За время их разлуки брат растолстел в два  раза  и  постарел  лет  на
пятнадцать. Теперь его вряд ли кто-то мог  назвать  пять  ланов  мужской
красоты. Эжени все еще была при нем и  была  по-прежнему  прелестна,  но
все, кроме самого Филиппа, знали, что красавица  утром  пускает  к  себе
сына королевы, днем - брата, а вечером - друга короля. Гастон,  к  слову
сказать, сдавшийся и выдавший свою дочь  за  Жореса  Аганна,  не  считан
зазорным делить любовницу с королем и зятем. Но канцлер хотя бы привязан
к Филиппу, чего нельзя сказать про прочих.  Радость,  с  которой  король
бросился к младшему брату, словно бы принесшему с собой горный  ветер  и
дым осенних костров, ножом полоснула Александра по сердцу. Только  тогда
он ощутил всю степень одиночества Филиппа. Одиночества, на  которое  тот
сам себя обрек.
   Но Александр не ответил на безмолвный призыв о помощи. Наверное, Обен
был прав, и он стал жестоким. Кому  он  что  доказал,  когда  говорил  с
братом, как с чужим, когда не поехал в Тагэре на похороны матери. Да, он
был ранен, а Ра-Гвару была нужна помощь против вознамерившегося  вернуть
себе Набот Оскара, но мать есть мать, даже  если  она  тебя  никогда  не
любила. На похоронах были лишь Филипп и Лаура, двое из четверых выживших
детей Эстелы и Шарля. В иглеции брат потерял сознание.  Гастон  написал,
что король до последнего ждал герцога Эстре, даже задержал службу, а тот
в это время гнал коня в противоположную сторону.
   Оскар Ра-Набот был разбит и погиб, пытаясь переплыть Гевату,  а  мать
теперь лежит рядом с отцом, и спустя сотню лет никто не скажет,  что  их
примирила только смерть. Если  вообще  будут  об  этом  говорить.  Нужно
съездить в Тагэре. Хотя бы на годовщину.
   Александр  заставил  себя  вернуться  к  делам  и  еще  раз   перечел
написанное. Все правильно, так и будем действовать.
   К осени он покончит с  амбициями  Тодора,  сделав  невозможным  самую
мысль о его союзе с Ифраной, и вернется. Потому что  и  Арцию,  и  брата
нужно спасать. От Вилльо, от Ифраны, от лжи, от тоски, которую  топят  в
пьяном разгуле... Он вернется и постарается вычистить эти конюшни,  хотя
сделать это, не замаравшись, видимо, невозможно. Как невозможно спокойно
смотреть, что творится с Филиппом, который сделал то, что противно самой
его природе, и теперь погибал.
   В дверь постучали, и герцог крикнул:
   - Войдите!
   - Монсигнор, прибыл Артур Бэррот. Он  говорит,  что  у  него  срочное
дело.
   - Срочное так срочное. Я рад его видеть.
   Артур  совсем  не  переменился.  Грациозно  преклонив  колено,  он  с
искренним обожанием глядел на человека, счастье которого украл.
   - В чем дело, Артур?
   - Монсигнор, я не знаю, в чем дело. Я охотился  у  Лаги,  когда  меня
отыскал человек барона Обена и передал срочное письмо.  Он  сказал,  что
должен возвратиться в Мунт, потому что  иначе  у  сигнора  Трюэля  будут
крупные неприятности, но я должен немедленно скакать к вам, не жалея  ни
денег, ни лошадей.
   - Что в письме?
   - Монсигнор, разве я посмел бы...
   - Узнаю Артура Бэррота: сперва - честь, потом - жизнь, но тебе  могли
сказать,  ты  мог  догадаться...  И  потом,  Артур,  иногда  НУЖНО  быть
любопытным, хотя бы потому, что письмо могли у тебя украсть... Ладно,  -
герцог улыбнулся своей нечастой улыбкой, которая накрепко привязывала  к
нему самые разные сердца, - все равно спасибо и тебе, и Обену. Я  сейчас
прочитаю, а потом отдыхать. Шутка ли, три кварты в седле.
   - Семнадцать дней.
   - Похоже, у твоей лошади крылья... Святой Эрасти!
   - Что случилось, монсигнор?!
   - Умер король...
   - 2892 год от В.И. 27-й день месяца Иноходца. Оргонда. Лиарэ.
 
   При виде супруга герцогиня  Оргондская  встала  и  выдавила  Из  себя
приветливую улыбку. Как же она устала от Марка! От его спеси,  трусости,
мелочности, черствости, заумных рассуждений о том, в чем  он  ничего  не
понимал. Когда-то старшая дочь Шарля Тагэре согласилась на брак, сулящий
Арции немалую политическую выгоду, но тогда она не знала  Марка  ре  Ги.
Недавно Орест вещал, что жена угольщика заслуживает  большего  уважения,
нежели любовница принца. Насчет уважения Марта  не  задумывалась,  но  в
том, что жена угольщика может быть счастливее герцогини, не сомневалась.
Однако  между  супругами  должно  царить  согласие,   которого   арцийка
добилась, бессовестно льстя самолюбию мужа.
   Марк не сомневался, что жена смотрит ему в рот, и очень бы  удивился,
узнай, что истинным правителем герцогства уже лет десять является  Марта
Тагэре. К несчастью, Паук и его наследники были более наблюдательны...
   Герцог Оргондский казался взволнованным. Марта давно  знала  эту  его
гаденькую улыбочку, когда он узнавал что-то  неприятное  для  одних,  но
полезное  ему.  Однако  на  этот   раз   к   злорадному   удовлетворению
примешивалась некоторая растерянность. Герцогиня сделала вид, что ничего
не заметила. Скажет сам. За тем и пришел.
   Марк поцеловал руку жены и многозначительно  на  нее  посмотрел.  Его
многозначительность она тоже ненавидела.
   - Дорогая, я должен сообщить известие, которое вас наверняка огорчит.
   Огорчит? А сам с трудом скрывает радость. Что же случилось?
   - Супруг мой, вы меня пугаете.
   - Увы, Марта. Никто из нас не знает, как и когда найдет свой конец. -
Марк закатил глаза, став похожим на  проповедующего  ощипанного  петуха.
Так его как-то назвал Сезар Мальвани. А герцог, шмыгнув носом, сообщил:
   - Умер ваш брат.
   - Александр?!
   - Нет, я имел в виду Филиппа. Подумать только, он был на  девять  лет
младше меня, но он вел не правильный образ жизни...
   Марк сел на любимого конька. Последние годы  он  помешался  на  своем
здоровье,  окружив  себя  толпой  медикусов  и  печатных  волшебников  и
тщательно избегая всего, что те полагали вредным и не правильным. Герцог
питался лишь специально приготовленной пищей, в основном  состоявшей  из
отваренных и сырых овощей и приготовленной  на  пару  рыбы,  от  которой
отворачивались даже кошки. Как это  отражалось  на  здоровье  повелителя
Оргонды, сказать было сложно, по  мнению  Марты,  он  не  становился  ни
здоровее, ни приятнее, но сам Марк  был  убежден:  каждая  съеденная  им
пареная  свекла  спасает  от  множества  ужасных  напастей.  Разумеется,
арцийский  король,  не  отказывавший  себе  ни  в  чем,  казался   Марку
святотатцем,  разрушающим  храм  собственного   тела,   а   его   смерть
закономерной и справедливой.
   Если в начале разговора оргондец еще помнил, что  говорит  с  сестрой
умершего, то, заговорив о здоровье и болезнях, напрочь позабыл о  такте,
хотя Марта не  обиделась.  Презирать  супруга  еще  больше  было  просто
невозможно. Но он был жив, а Филипп мертв. Сорок лет -  не  возраст  для
мужчины, да и для женщины, по большому счету, тоже.
   Герцогиня попыталась представить себе брата, каким он стал,  но  пред
глазами вставал стройный золотоволосый рыцарь с очаровательной  улыбкой.
Такой, каким был Филипп Дрцийский во  время  несостоявшегося  ифранского
похода, когда они виделись в последний раз. А теперь он умер и больше не
улыбается, не любит женщин, не пьет вина... У нее было  четыре  брата  и
сестра, а остались только Сандер и Лаура...
   - Я должна побывать в Арции. - Герцогиня не просила и не  спрашивала,
она утверждала. Марк с удивлением взглянул на жену.
   - В Арции? Зачем? К похоронам не успеть. К тому же Филипп оскорбил  и
предал нашу дружбу.
   Он прав, как ни странно, и в том, и в  другом.  Брата  похоронят