бля. Лучшая половина. А Эгину
она была по сути дела не нужна, ибо все, что следует видеть, он видел и так.
А на то, что не следует, не смотрел. Вдобавок, Зрение  Аррума  давало  Эгину
гораздо больше преимуществ, чем всякая игрушка. И вот надо же -- пригодилась
и она.
     В самом деле, в море происходило нечто интересное. Аютский, определенно
аютский,  корабль (и в этом не было никаких сомнений -- такие странные косые
паруса у мореходов Варана не в почете) стоял на якоре довольно близко, лигах
в двух от берега. Эгин видел его и невооруженным глазом, но в  дальноглядную
трубу,  конечно,  куда  лучше.  И,  главное, в дальноглядную трубу был виден
капитан.
     Это была женщина. Женщина средних лет, но стройная,  со  следами  былой
красоты на лице, с густыми черными волосами, чуть тронутыми сединой. Рядом с
ней топтались двое мужчин в неброском гражданском одеянии. Как бы купцы. Все
трое смотрели на Ваю и время от времени о чем-то переговаривались.
     О,  сколько  раз  подобную картину Эгин наблюдал на варанских кораблях!
Капитан и его "помощники" из Опоры Единства. И все было бы хорошо,  если  бы
аютский корабль был боевым. Если бы не рядился в гражданские одежды "купца".
И  если  бы  его  вздернутая  корма  не была столь показательно загромождена
огромными бочками. В Варане торговля с Аютом запрещена. И в Аюте  с  Вараном
--  тоже.  Существует только слабая посредническая торговля через вселенскую
ярмарку на Празднике Тучных Семян в  Нелеоте.  Но  до  Нелеота  отсюда  путь
неблизкий.  Равно  как  и  до  Праздника  Тучных  Семян. А зачем купеческому
кораблю стоять на рейде Ваи, если ни о какой торговле речи идти не может?
     Вывод: корабль принадлежит Гиэннере. И это  хуже,  чем  целая  галерная
флотилия  харренитов  или  "черепаха"  южан.  Эгин  был готов прозакладывать
Внутреннюю Секиру аррума вместе с левой рукой, что бочки на  корме  аютского
"купца"  заполнены  в  лучшем  случае  песком.  Отнюдь  не  золотым.  И  что
скрываются за фальшивым прикрытием бочек длинные бронзовые  рыбины.  "Молнии
Аюта".  И  если  только  этой  черноволосой  бабе  или ее спутникам (каждый,
небось, со своим сюрпризом в ножнах) что-то здесь не понравится...
     Эгин вспомнил, как в прошлом году на его глазах "молнии Аюта"  разнесли
в  щепу  один из лучших кораблей варанского флота вместе со всей командой, и
его передернуло. Он оторвался от наблюдения и протер запотевшее стекло.
     Нет. Чушь. Ерунда. Ают с незапамятных времен таит свою чудовищную  мощь
в  своих  пределах  и  лишь  благодаря  этому  его  старинный уклад и дивное
цветение не претерпели ущерба от многих волн безумия, что кровавыми потоками
затопляли Круг Земель от Эррихпы Древнего до Таная Бездетного.
     Новое движение  на  мостике  аютского  корабля  заставило  Эгина  вновь
прильнуть к протертому стеклу.
     Женщина-капитан  была счастливой обладательницей дальноглядной трубы на
треноге -- гораздо более мощной, чем труба самого Эгина.  В  такую,  небось,
видны и хребты Суингонов, и мелкие царапины на руке Эгина.
     Он  невольно  залюбовался диковинным приспособлением тайного врага, как
вдруг на линзе трубы аютского капитана сверкнул солнечный зайчик.
     Но солнце-то -- у аютцев за спиной,  милостивые  гиазиры!  Как  же  сие
возможно -- солнечный зайчик? Эгин напряг зрение. Неужели показалось?
     Но нет. За первым отблеском сверкнул второй. И третий.
     Ну да... все яснее ясного. На Медовом Берегу есть некий добрый человек,
который  сейчас  сидит  у себя на чердаке и, используя зеркальце, а, скорее,
целый "световой ящик", пускает солнечные зайчики в лицо аютскому капитану.
     Пускает просто так, для развлечения?
     Едва ли, милостивые гиазиры. Едва ли он развлекается. Он  работает.  Он
повествует, как идут дела на Медовом Берегу. Иными словами, человек Гиэннеры
доносит до своих хозяев некие свежие новости. Какие?

     x 11 x

     Как  ни  странно, пока Эгин наблюдал за аютским "купцом", Есмар навел в
Вае полный порядок. Солдаты чистили оружие. Женщины паковали тюки  с  "самым
необходимым",  дети  играли  в  героев  и чудовищ, а мужчины коротали время,
оставшееся до отплытия, за беседой, в которой самыми популярными выражениями
были "думается" и "видать". На аютское  судно  никто  не  обращал  внимания.
Видно, для жителей Ваи такие необычные для Эгина расклады не были редкостью.
     И  тут Эгин понял, что должен навестить госпожу Люспену. Что это просто
необходимо. И, как человек долга, он так и сделал.
     "А вдруг ее  никто  не  предупредил  о  том,  что  происходит?  С  этих
недоделанных  станется", -- думал Эгин, приближаясь к окраине городишка, где
располагался милый домик единственной вайской куртизанки.
     А еще он собирался поведать Люспене о геройской смерти, которую  скорее
всего  нашел-таки  в Кедровой Усадьбе ее бывший приятель и кормилец Сорго. И
еще ему хотелось  поболтать  о  чем-нибудь  вежественном  и  легком.  Лорма,
конечно, славная девушка. Но уж больно необразованная.
     Как  и в прошлый раз, Люспена встретила Эгина на пороге. Интересно, как
ей удалось пронюхать, что к ней идет гость? Наверное,  у  куртизанок  особое
чутье  на  приближение  мужчин.  Развивается  со  временем.  Как  магические
способности, к примеру. Эгин улыбнулся во все тридцать  два  зуба  и  открыл
калитку.
     --  Вы,  должно быть, уже собрались, госпожа? -- спросил Эгин, пока его
взгляд отдыхал на ладном платье девушки и на смущенном румянце, горевшем  на
ее щеках.
     --  Я никуда не поеду, -- очень по-свойски сказала Люспена и обаятельно
поправила локон, выбившийся из прически.
     -- Тем лучше, госпожа, тем лучше, -- бросил Эгин, нетерпеливо  затворяя
за собой дверь домика и подхватывая Люспену на руки.

     x 12 x

     Больше  они  не  говорили  ничего.  И поступали правильно. Потому что в
некоторых ситуациях руки, глаза и губы говорят гораздо  лучше  языка.  И,  в
отличие от последнего, никогда не болтают лишнего. Это был тот самый случай.
     Госпожа Люспена была одна и была праздна.
     В  тот  день она была (или только казалась?) легкомысленной, красивой и
очень обаятельной. Она ждала Эгина и в этом нельзя  было  усомниться  --  во
всех  комнатах  было  прибрано,  сама  Люспена  благоухала,  словно лилия, а
кружева, оторачивающие ее запястья, были самыми нежными  кружевами,  которые
Эгину  приходилось  встречать  в  своей  жизни.  Одета  Люспена была явно "к
случаю". На Сорго  она,  разумеется,  плевать  хотела.  Или,  не  исключено,
наоборот.  И  потому  очень  умело  скрывала  свое  горе. Но, так или иначе,
приходом Эгина Люспена была явно обрадована.
     После того, как их тела сплелись в объятиях, а губы слились в первом  и
очень крепком поцелуе, в котором не было ничего от влюбленности, но много от
страсти,  Эгин  уже  не  вспоминал  ни  о  выползках,  ни о костеруких, ни о
кошмаре, который ему пришлось пережить  наяву  прошедшей  ночью  в  Кедровой
Усадьбе.  Весь мир на время замкнулся в крохотной спаленке госпожи Люспены и
Эгин не испытывал по этому поводу сожаления.
     Ожидания Эгина подтвердились -- Люспена была нежна и умела. Ее  желание
доставить  Эгину удовольствие было подкреплено ее милыми ухватками и большим
опытом. Правда, Эгин сам был не из тех, кто толком  не  знает,  что  это  за
существа  --  женщины  и как с ними следует обращаться, чтобы улыбки их были
неподдельно счастливыми, а речи сахарными.
     У них вышел замечательный дуэт. Правда, в  самом  начале  он  любил  ее
неаккуратно  и  торопливо.  Даже  не  добравшись до спальни. Но когда жгучий
любовный голод был утолен, настала очередь легкого гурманства. И  за  первым
воспоследовал второй раз -- уже в спальне. И даже соображение того рода, что
придурок Сорго еще двое суток назад, возможно, любил на этом самом месте эту
же  самую  женщину,  не  испортило  дело.  Мало ли кто, что и в каком месте?
Настоящее всегда перечеркивает прошлое. Особенно в любовных делах.
     Это была опасная мысль -- о настоящем  и  прошлом.  Ибо  ее  изменчивая
тропка  привела скачущие галопом мысли Эгина к Овель исс Тамай, о которой он
так старательно, даже рьяно забывал  последние  двое  суток.  Он  сам  любил
Овель,  унаследовав  ее  тело  от  ее  дяди,  пользовавшегося им бесстыдно и
многократно, и впоследствии ставшего Сиятельным Князем Хортом окс Тамаем.  А
от  него, Эгина, ее тело перешло к Лагхе Коаларе, гнорру Свода Равновесия. И
гнорр, кажется, тоже не испытывал по этому поводу сожаления, как то пристало
по-настоящему мужественным и умным мужчинам.  "Одним  словом,  если  кого-то
ревновать,  так  это  отнюдь не Люспену "к несравненному Астезу", Хуммер его
раздери", -- несколько нервно заключил Эгин  и  вошел  в  Люспену  настолько
глубоко, насколько позволяли проникать телам в тела оковы бренной плоти.
     Когда  Люспена  с шалой улыбкой поцеловала Эгина в синяк на скуле, а ее
руки обвили шею Эгина со  спокойной  радостью  свершившегося  счастья,  Эгин
крепко  обнял ее и сказал ей на ушко что-то очень лестное и приятное. Сам же
он в этот момент пытался мысленно восстановить один трюизм, слышанный им  от
наставника  еще  в  Четвертом  Поместье.  Кажется,  так: "Счастье мужчины "я
хочу". Счастье женщины -- "он хочет". Кто же это сказал, о  шилоловы  козни?
Ну не спрашивать же у Люспены в самом деле!

     ГЛАВА 9. СЕРЫЙ ХОЛМ

     МЕДОВЫЙ БЕРЕГ, 63 ГОД ЭРЫ ДВУХ КАЛЕНДАРЕЙ
     Вечер Третьего дня месяца Алидам

     x 1 x

     -- Милостивый гиазир тайный советник!
     "Ишь ты, из-под земли достанут", -- подумал Эгин, оборачиваясь. От дома
Люспены  он  не  успел  отойти  и на пятьдесят шагов, а вот на тебе -- снова
кому-то нужен. Впрочем, времена для Медового Берега настают такие, что аррум
Свода Равновесия скоро будет нужен всем и каждому. Свой, личный аррум.
     -- Ну я. Чего тебе?
     -- Вам письмо от милостивого гиазира Багида Вакка.
     Эгин посмотрел на малого в яркой пурпурной  рубахе,  расшитой  золотыми
птицами и морскими единорогами, повнимательнее. Ага, невысок, крепок, с лица
-- сер, глаза -- красные, в тон рубахе. Да, этот точно багидов. Вот таких же
братков этой ночью на меч ставил...
     Больше  всего  в  мире  Эгину  сейчас хотелось поставить на меч и этого
подвижного мальца, который, разумеется, "мальцом" не являлся и было ему  уже
за  тридцать.  (А  попорчен  брагой  он  был  на все сорок пять.) Но убивать
парламентера -- а на голове багидова посланца был повязан черный  платок  --
благородным гиазирам не пристало.
     --  Ну  а  ты-то сам кто будешь? -- буркнул Эгин, на всякий случай шаря
взглядом под одеждой посланца. Мало ли что там?  Впрочем,  как  ни  странно,
никакого  мертвящего  металла  при  холопе не было. Только на поясе, на двух
цепочках, висел футляр для писем.
     -- Я, извольте видеть, милостивого гиазира Багида Вакка первый конюх.
     -- На Кедровую Усадьбу ходил этой ночью? -- дернул Шилол Эгина за язык.
     -- Не знаю я никакой Кедровой Усадьбы, недосуг мне, -- буркнул посланец
Багида, разглядывая заляпанные грязью носки своих сапог.
     "Ходил, ходил значит как миленький. Эх, под "облачный" клинок бы  тебя,
братец..."  --  мысленно  вздохнул  Эгин.  И  успокоил  сам себя: "Ну да это
успеется."
     -- Ладно, письмо давай.

     x 2 x

     Первой странностью была бумага.  Добротная,  яично-желтая,  с  искусной
миниатюрой в правом верхнем углу. Миниатюра символически изображала пчелиный
сот  (три правильных шестиугольника) и пчелу. Если сот был еще туда-сюда, то
пчела  с  двумя  ярко-красными  яростными   бусинами   глаз,   с   тщательно
проработанными  коготками на лапках, с излишне перепончатыми крыльями больше
походила на бредовый сон малолетнего Хуммера.
     Второй странностью был почерк. Твердый, добротный, несгибаемый. Это  не
письмо  сумасшедшего  землевладельца,  которому  вздумалось  свести со свету
своего соседа. Это письмо, это письмо... как ни странно, уверенного  в  себе
офицера  Свода  Равновесия. Он сам, Эгин, имел приблизительно такой же, хотя
все-таки чуть более расхлябанный.
     Взор  Аррума  обшарил  лист  сверху  донизу.  Никакого  свежего  Следа.
Никакого,  если не брать в расчет, разумеется, его собственный, Эгина, след.
И это было третьей странностью, потому что когда человек  пишет,  он  должен
придерживать  лист  бумаги  рукой.  И  рука  должна  оставлять  След. Можно,
конечно, не придерживать. Можно укрепить лист бумаги  на  столе  при  помощи
какого-нибудь приспособления. Например, для человека однорукого. Но у Багида
Вакка было две руки. И две черных ноги.
     "Йену окс Тамме, тайному советнику уезда Медовый Берег
     Милостивый гиазир!
     В  ночь  с  двадцать  девятого на тридцатый день месяца Белхаоля на мое
родовое поместье напали неведомые существа,  от  которых  произошли  великие
несчастья.  Внешний вид этих тварей остался для нас загадкой. Известно лишь,
что они появляются из-под земли..."
     Длиннейшее, утомительно-скучное и напрочь лишенное  новых  подробностей
описание  выползков  Эгин  пробежал глазами через строчку. А вот дальше было
интересно. Очень интересно.
     "...Я счел преждевременным уведомлять вас  о  случившемся  загодя,  ибо
пребывал  в  уверенности,  что "слизни" находятся в полном услужении у Свода
Равновесия, являясь новым тайным средством, задуманным против врагов Князя и
Истины. Также я полагал, что упомянутые "слизни" оказались в моих землях  по
ошибке, каковые для Свода Равновесия вполне простительны.
     С немалыми трудами мои мужики смогли отогнать непрошенных гостей прочь.
Желая  все  же  увериться  в  своих  догадках,  я  приказал  отыскать логово
"слизней". Руководствуясь указаниями нашего рудознатца, мои люди  в  течение
двух  ночей  выслеживали  тварей  под землей. К моему превеликому удивлению,
следы "слизней"  приводили  к  Кедровой  Усадьбе.  Принимая  в  расчет,  что
"слизни" в моих пределах сотворили чистого убытка в тысячу двести серебряных
авров,  а  равно  и  истребили  одного  только  мужеского  пола девятнадцать
холопов, я не смог совладать с гневом своих людей и прошлым вечером они ушли
мстить гиазиру Крусту Гутулану. Каковое мщение и свершилось.
     Я, разумеется, сейчас только приступил  к  расследованию  промеж  своих
холопов  с  целью  изыскать  зачинщиков  и  еще  не довел его до конца. Да и
вообще, неподвластные пониманию смертных дела, что творятся  этим  летом  на
Медовом Берегу, требуют тщательнейшего расследования.
     Прошу  вас,  милостивый  гиазир  тайный  советник,  со  всей  возможной
поспешностью прибыть в Серый Холм для довыяснения обстоятельств дела.
     Багид Вакк, землевладелец.
     После Письма: я приношу вам, милостивый  гиазир  Йен  окс  Тамма,  свои
глубочайшие  извинения  и  нижайше  прошу  не держать гнева на меня лично за
безрассудство моих людей, от  которых  вы  немало  натерпелись.  В  качестве
извинения  прошу принять от меня жизни спасенных среди руин Кедровой Усадьбы
дочери покойного Круста Гутулана, а равно и нашего всеобщего любимца  Сорго,
"несравненного  Астеза".  К  сему  добавляю,  что небывалая белая птица была
обнаружена пойманной у одного из наших мужиков. Быть может, и она будет  вам
интересна."
     Эгин  дважды  перечитал  "после  письма" и только на третий раз ухватил
суть,  захороненную  Багидом  под  несусветными  нагромождениями   словесных
витийств.
     Лорма и Сорго живы. О Шилол Изменчиворукий!
     А почтовый альбатрос -- в Сером Холме. О Трижды Изменчиворукий!

     x 3 x

     Вечерело.   Дорога  лениво  вилась  между  невысоких  холмов,  поросших
низкорослыми  деревцами,  кустарником  и  гудящими  от  стрекота  кузнечиков
высокими, но какими-то безжизненными южными травами.
     Их было пятеро.
     Есмара  с его неразлучным псом Эгин взял с собой, потому что эрм-саванн
без его аррумского руководства все равно стоил не больше,  чем  просто  один
профессиональный солдат.
     Здоровенного   профессионального   солдата,   самого   подтянутого   из
распущенной  оравы  Тэна  окс  Найры,  Эгин  взял  с  собой  потому  что  не
сомневался:  этот  стоит троих, а под его аррумским руководством -- семерых.
Солдата звали Гнук,  он  был  беглым  рабом  с  харренских  галер  и  вообще
производил впечатление человека надежного.
     Еще  с  Эгином  был  главный  конюх  Багида  Вакка,  который  так  и не
удосужился отрекомендоваться. А Эгин так и не удосужился спросить его имени.
     Конюх ехал отнюдь не на коне. У него был мощный мул  --  явно  один  из
выкормышей  крустовых пастухов. И, не исключено -- добытый накануне в ночной
схватке. Но кругом творилось такое, что до мародеров Эгину  сейчас  дела  не
было. Ими будут спустя полтора месяца заниматься трибуналы морской пехоты. А
он, Эгин, будет вести трибуналы Свода. И кто-то -- скорее всего, пресловутый
Прокаженный  --  заплатит  за весь этот кровавый хаос сполна. В общем, пусть
пока малый Багида щеголяет своей пурпурной рубахой. Пусть.
     Пятым был Кух, которого за этот один-единственный  неполный  день  Эгин
уже успел научиться воспринимать как собственную тень. Тень она и есть тень.
Пусть ходит по пятам, лишь бы не бунтовала.
     Лошадь  Эгина,  одолженная  им  в  свое  время  у Круста, у Круста же и
осталась, сгинув без вести в кошмарном водовороте  событий  вчерашней  ночи.
Поэтому  у  Эгина  тоже  был мул и тоже весьма крепкий. На этот раз он решил
совершенно честно купить мула у Вицы, но когда замордованный его  рассказами
до полусмерти градоуправитель увидел на ладони аррума деньги, то перепугался
как при виде костерукого.
     Эгину  вновь  не  удалось  оплатить  чужие услуги. В общем, хорошо быть
аррумом. До тех пор пока не появляется пар-арценц.
     Есмар и Гнук  шли  размашистым  маршевым  шагом.  Лога  мелькал  где-то
впереди,  то  и  дело  принюхиваясь  к  северному  ветру.  Кух как-то внешне
комично, но очень быстро семенил близ  правого  стремени  Эгина.  До  Серого
Холма оставалось не больше полутора часов пути.
     Эгин  вновь  вернулся мыслями к письму Багида Вакка. Там была ложь. Там
была правда.
     Судя по раболепски-развязному тону письма, в Сером  Холме  его,  Эгина,
могло ожидать что угодно. В том числе -- смерть. На этот случай Эгин оставил
Тэну  окс  Найре  свою Внешнюю Секиру аррума. Это было чудовищным нарушением
Уложений Свода, но  у  Эгина  не  было  выбора.  Если  Эгин  не  вернется  к
завтрашнему  полудню,  Тэн  должен  взять  лодку,  достичь аютского корабля,
который по-прежнему торчит на якоре  в  двух  лигах  от  берега,  предъявить
Внешнюю  Секиру  аррума  (а  к  таким  вещицам  аютская Гиэннера относится с
ба-альшим уважением) и совершенно искренне объяснить обстановку  на  Медовом
Берегу.  А  вслед  за этим потребовать от аютцев доставить его в Новый Ордос
столь быстро, сколь это возможно. Ну а в Новом  Ордосе  Тэн  должен  идти  в
местный  Свод Равновесия и докладывать обо всем. И, в первую очередь, о том,
что убийцей аррума Опоры Вещей Эгина стал Багид Вакк. Со  всеми  вытекающими
отсюда для Багида последствиями.
     Ают  и  Варан  не были явными врагами. Не были они и друзьями. На борту
аютского корабля Тэна могли без каких бы  то  ни  было  разговоров  нарезать
карнавальными  ленточками  как варанского соглядатая. Поэтому план Эгина был
очень слаб. Но все же он был лучше чем его отсутствие.
     Конечно, Багид Вакк знал, как надавить на него, на Эгина. Лорма и Сорго
-- это даже не самое главное. В  конце  концов,  не  все  ли  равно  тайному
советнику, что сталось с какой-то девкой и каким-то безумцем? Другое дело --
расчет  на  его,  Эгина,  офицерский  долг (понимает же этот сучий потрох из
какого-такого "вашего ведомства" берутся  тайные  советники  уездов!).  Вот,
гляди, сыскался альбатрос-то! А ведь письмо в Пиннарин иначе и не отправишь,
правильно? Так что приходи в гости, дорогой гиазир советник, потолкуем...
     Эгин смачно сплюнул.
     --  Правильно  плюется гиазира, -- одобрительно покачал