ложиться, он знает, что произошло. Когда  все  закончится,
меня должны отпустить, потому что они получат  доказательства  того,  что  я
агент.
   Конечно, они отпустят меня...
   Дверь открылась, я увидел вернувшегося охранника  и  Кильходу.  Я  закрыл
глаза и подумал, почему бы мне действительно не телепортироваться.
   Поездка из города до снежной равнины ничем не отличалась от  прошлой,  за
исключением наручников и нацеленного на меня дула пистолета Кильходы.
   Он молчал, но я знал, о чем он  думает.  Он  как  раз  был  в  городе,  в
отпуске.
   (Опять  его  проклятая  удача...)  И  моя  тоже.  Я  надеялся   встретить
Джоральмена в том месте, где начиналась снежная равнина, но его там не было.
Я увидел лишь пару каторжников, грузивших оборудование, и сидящего на пустых
ящиках охранника. Кильхода подошел к нему, велев мне оставаться.
   - Еще двоих возьмете?
   - Как, вы уже возвращаетесь? - охранник удивленно посмотрел на него.
   - Не по собственному желанию, - Кильхода оскалился на меня. - У меня груз
особой важности. Скоро вы будете готовы?
   - Почти закончили. - Охранник поднялся и размял  затекшие  мышцы,  в  его
руке блеснул раскаленный прут. - Я  должен  быть  наготове.  Ваши  кадры  не
очень-то любят гнуть спину. Что это за новенький - очередной  рекрут?  -  Он
хохотнул.
   - Для них эта работа - каникулы, - отозвался Кильхода. - Что до этого...
   Эта крыса думала, что сможет улизнуть. - Он встряхнул меня  за  плечо.  -
Попался в порту.
   Краем  глаза  я  видел,  как  каторжники  посмотрели  на  меня.  Кильхода
намеренно говорил так, чтобы они услышали. Синие лица уставились на меня - я
и забыл, как они выглядят.
   - Да что вы! Как же ему удалось бежать?
   - А, долгая история, к тому же до конца там не все  ясно.  Он  исчез.  Но
рано или поздно они все попадаются, если не дохнут или не замерзают.
   - Ну а двадцать плетей могут убедить кого угодно  не  пытаться  вновь.  -
Охранник красноречиво посмотрел на меня, хлестнув прутом воздух.
   Как же я мог быть таким идиотом!.. Охранник отошел  в  сторону,  подгоняя
каторжников к задней части снегохода с  остатками  оборудования.  Со  стуком
открылась дверь. Кильхода толкнул меня к ней, я залез в машину  и  устроился
на заднем сиденье. Там было тесно, я не мог вытянуть  ноги.  Кильхода  грубо
отпихнул меня к  иллюминатору  и  опустился  рядом,  охранник  сел  спереди.
Каторжник-водитель  обернулся  и  поглядел  на  меня,  прежде  чем   завести
снегоход. Я смотрел на проносящиеся снежные просторы и чувствовал себя  так,
словно проглотил камень.
   Круглый идиот... Двадцать плетей! Господи, сколько  это?  Все  пальцы  на
руках и ногах... Но я же не пытался  бежать!  Я  добровольно  пришел,  чтобы
сообщить им об опасности. Я же на их стороне - они должны понимать это.  Они
не станут наказывать меня, когда до них дойдет, что  я  для  них  сделал.  Я
повернулся на сиденье:
   - Послушайте, Кильхода...

Глава 17

   Мне не поверили.  Кильхода  привел  меня  в  Управление  шахты;  стоя  на
роскошном белоснежном ковре, я рассказал им абсолютно  все,  что  знал.  Они
внимательно выслушали, а потом стали смеяться. Джоральмен не мог заступиться
- от Кильходы я узнал, что он в городе, отдыхает.  Директора  шахт  сказали,
что я трусливый лгун, попавшая в капкан крыса, спасающая свою шкуру,  и  что
никакое  мое  действие  не  может  изменить  это  их   мнение.   Управляющий
распорядился, чтобы меня подвергли наказанию.
   Неожиданно вмешался Кильхода:
   - Сэр, я думаю, вы захотите узнать, что перед вами тот  самый  каторжник,
благодаря которому была  спасена  жизнь  главного  специалиста  по  закупкам
Джоральмена. Может, стоит подождать, пока он вернется. -  Он  остановился  в
нерешительности.
   Лицо директора потемнело.
   - Он? Вы хотите сказать, это именно он? Псион, который  читает  мысли?  -
Его захлестнул страх. - О чем вы думали, когда  выставили  нас  перед  ним?!
Уберите его немедленно! И добавьте к наказанию еще дюжину плетей за то,  что
отнял у нас столько времени.
   И вот в сопровождении двух охранников я шел через  двор  главного  здания
Управления шахт. Сияние снега слепило глаза; и я думал, что не  смогу  дойти
туда, где собрались остальные  каторжники.  Во  двор  вывели  всех  дрожащих
синекожих, их вытащили из ада, чтобы они поглядели, что произойдет со мной.
   Чтобы никто из них никогда не пытался бежать, как я.  (Но  ведь  и  я  не
пытался.)  Я  смотрел  на  лица  каторжников,  похожие  на  синие   бусинки,
нанизанные на одну нить. Неожиданно мне вспомнился Мика - он наверняка стоит
в общем строю и думает, что я соврал ему, когда  сказал,  что  не  собираюсь
бежать. Почему-то я расстроился, как будто это имело какое-нибудь  значение.
Я не мог найти его лучом сознания; глазами искать его лицо среди остальных я
избегал. К тому  же  сверкающий  снег  резал  глаза,  я  перестал  думать  и
что-нибудь чувствовать...
   Меня подвели к серому металлическому возвышению.  Я  отшатнулся,  но  мои
руки закрепили над головой - гладкий ледяной металл обжег кожу. Я чувствовал
во рту отвратительно горький вкус страха. Рубашку на спине  разодрали;  меня
била дрожь.
   Я слышал чей-то голос, произносящий бессмысленные слова. Боковым  зрением
я видел охранника с раскаленным прутом. Я вспомнил свои ощущения  при  одном
полном ударе - там, в чреве шахты, когда охранник решил  вразумить  меня.  Я
попытался уверить себя, что это не может быть в двадцать  раз  больше.  Плюс
еще дюжина за то, что считался  человеком.  Мучительно  припоминая  счет,  я
надеялся, что, зная конечную  цифру,  буду  легче  переносить  то,  что  мне
предстоит, и молился о том, чтобы счет оказался правильным.
   - Начинайте!
   Прут запел на высокой ноте, рассекая воздух, и, обрушившись на мою спину,
издал щелчок. Ослепляющая боль, как от  кипящего  масла,  обожгла  спину.  Я
попытался произнести "один", но зубы судорожно сжались, дыхание прервалось.
   Затем наступило "два", когда я  старался  раствориться  щекой  в  ледяном
металле, и оставило вторую огненную полосу на спине. Звук  рвался  из  моего
горла, я с трудом подавил его. Третья песня прута -  мой  желудок  сжался  и
наступило "три".
   Я прикусил губу, не замечая, что оттуда струится кровь. Опять, и это было
"пять", нет, наверное, кажется, "четыре семь"? Я не мог считать по пальцам -
они были сжаты в кулаки. Еще и еще раз - я не мог больше надеяться  на  свое
мужество, еще - и мне стало все равно. Я вдавил  лицо  в  ледяной  металл  и
заорал - единственный способ облегчить страдания. Я должен был им  позволить
добить меня до конца, пока я  не  перестал  чувствовать  боль.  Я  повис  на
оковах, и они в кровь разодрали мои руки острыми концами.  Но  это  было  не
самое страшное. Мне довелось  узнать,  что  значит  "сгорать  заживо".  Меня
вот-вот вырвет... Я думал, что смогу вынести боль, но  она  переполнила  все
мыслимые пределы терпения. Вся жизнь вытянулась  в  бесконечную  петлю,  без
начала и конца, и я должен был прочувствовать все  каждой  клеточкой,  от  и
до...
   Наконец все закончилось. Меня расковали и оттащили в  сторону.  Я  слышал
голос, умоляющий палачей остановиться: этот голос не мог  принадлежать  мне.
Мои ноги обмякли и отказались служить.
   Меня унесли. Я чувствовал тупую тошноту и  страх,  когда  меня  проносили
вдоль ряда синих лиц. Однако все это было  далеко,  как  звезды  в  зеркале.
Затем я почувствовал, как мое лицо уткнулось во что-то гладкое - я лежал  на
животе на кровати. Ноги приковали к ее краю. И оставили одного  в  маленькой
пустой комнате. Какая-то часть меня еще не  осознавала,  что  происходит,  и
издавала захлебывающиеся всхлипывающие звуки где-то в глубине горла...
   Я долго лежал, придавленный  болью,  и  слышал  только  свой  изувеченный
голос.
   Наконец и эти звуки ушли. Краем сознания я  понимал,  где  нахожусь  -  в
лазарете, в палате для каторжников. Меня радовало,  что  никого  рядом  нет,
поскольку я ненавидел всех в этой проклятой вселенной.
   Прошло много времени, прежде чем кто-то нарушил мое  одиночество.  Глухие
звуки шагов пересекли палату и оборвались.
   - Господи, - пробормотал голос.
   Чья-то рука прикоснулась к моему  плечу;  я  выругался  и  отодвинулся  в
слабой надежде, что меня оставят в покое.
   Голос произнес:
   - Мне очень жаль, что так получилось, сынок.  -  Это  был  Джоральмен.  Я
хотел ответить: "Мне тоже", - но не смог. Он подождал минуту и продолжал:
   - Меня вызвал Кильхода. Удачно же ты  выбрал  время!  Почему  ты  сдался,
когда меня не было здесь? Какого черта ты стал раздражать  директоров  своим
горячечным бредом?
   Зачем понадобилось выдумывать всю эту чушь? - Он не сомневался,  что  это
именно так.
   Я с трудом повернул голову и произнес лишь одно слово:
   - Да!
   - Подожди, у меня есть обезболивающее. - Он стал на  колени  и  отодвинул
края моей рваной рубахи как мог осторожно, но мне показалось, будто вместе с
ней содралась половина спины. Я заскулил и выругался. Сквозь красное пламя в
голове я увидел, как у Джоральмена все внутри перевернулось от того, что ему
открылось. - Господи, я никогда не научусь делать это как врач. - Его  голос
выдавал отвращение и тошноту.
   Я выключил из сознания  образ  того,  что  он  видел.  Струя  с  шипением
коснулась  спины,  мгновенно  заморозив  ее.  Холод  сразу  ушел,  но  пламя
погасло...
   Мир  стал  возвращаться,  прорвав  кольцо  страдания.  Я   посмотрел   на
Джоральмена и выдавил из себя:
   - Спасибо.
   Мой голос прозвучал, как ржавый скрип.
   - Не стоит. - Он смотрел в сторону. - Слушай, та история, которую с твоих
слов мне передал Кильхода, звучит как параноидальный бред даже для меня. Как
ты осмелился говорить все это директорам?
   Я моргнул.
   - Да так... Показалось неплохой идеей... Кильхода... просил их  подождать
вас и пытался уберечь меня от экзекуции.
   Я не смотрел на него, но почувствовал его усмешку.
   - Кильхода - мой друг, он мне кое-чем обязан. И ему  прекрасно  известно,
чем я обязан тебе. Кроме того, не все здесь согласны с тем, что  избиение  -
ответ на все вопросы. А ты думал, что он будет вечно тебя ненавидеть за трюк
со снегоходом? Ему это даже  начинает  казаться  забавным.  Но  то,  что  он
услышал от тебя сегодня, навело его на мысль, что ты патологический лгун.  -
Я застонал. - Может, мне  не  правильно  передали...  Расскажи  мне  все  по
порядку.
   Он присел на кровать. Я лежал с закрытыми глазами.
   - Это все, что мне нужно... Ты должен верить мне, Джоральмен, ты  знаешь,
что произошло со снегоходом! Ты сам сказал, что это не несчастный случай. Ты
разве не рассказал им? Такое впечатление, что они ничего не знали.
   - Я рассказал им то, что помнил... - Он остановился. - После того как это
произошло, я как будто вспоминал сон - что-то было ясно, что-то не совсем.
   Полностью я так и не смог восстановить картину. Иногда приходят в  голову
новые подробности. - Судя по его голосу, он с трудом верил, что  это  вообще
было. - Но одно дело - привидения, другое - мифический террорист, пытающийся
захватить шахты...
   - Разве ты не помнишь, что было со снегоходом?
   - Да, конечно помню. По крайней мере, я подал рапорт о случившемся. -  Он
вздохнул. - Они сказали, что это сбой  в  работе  электроники  -  в  течение
нескольких месяцев у нас нет приличного механика. -  Он  думал  о  том,  что
никому в голову не пришло докапываться  до  подробностей.  И  что  никто  не
поверит, будто разработкам телхассия угрожает опасность или что туда  вообще
можно проникнуть.
   - Если они даже тебе не верят... - Мой голос вновь ослабел. -  Что  толку
рассказывать, если ни одна собака тебе не верит! Да  зачем  мне  вообще  это
надо?
   Пошли вы все, грязные ублюдки! Вы заслуживаете того, что получите, и будь
я проклят, если должен страдать из-за вас. Джули - ненормальная... Иначе она
не влюбилась бы в этого урода  Зибелинга.  Почему...  -  Я  стал  впадать  в
забытье.
   Джоральмен встряхнул меня.
   - Начинай! Я по крайней мере выслушаю. Расскажи мне остальное.
   - Дерьмо! - выругался я, и он отпустил  меня.  -  Спроси  Кильходу  -  он
слышал все. В городе действует группа псионов, готовая к захвату шахты...  -
Я собрался с силами и стал рассказывать. - Я должен был вернуться на  шахты,
чтобы Рубай через меня мог телепортироваться сюда. У него  план  -  отравить
всех газом и открыть ворота для своих  людей.  Если  я  не  войду  с  ним  в
контакт, он не сможет это сделать, но тогда погибнут все, с кем я работаю. Я
подумал, что если я предупрежу вас, вы приедете в город и накроете всю сеть.
Я же говорил это Кильходе, но все смеются надо мной!
   - Не обвиняй их, - возразил Джоральмен. - В твою историю было  бы  трудно
поверить, если бы ты даже носил униформу, а не каторжное клеймо. Однако Киль
упоминал о некоторых странностях,  которыми  сопровождалась  покупка  твоего
контракта. Именно поэтому он дал директорам выслушать  тебя.  Да,  и  потому
еще, что ты спас мне жизнь...
   -  Да...  И  потому,  выслушав  меня,  добавили  дюжину  лишних   ударов,
исключительно из чувства благодарности... - Псион, читающий мысли, чужак...
   Джоральмен пробормотал ругательство и покачал головой.
   - Невежество питает страх...
   - Ты думаешь, что ты не боишься меня? Тебе что - нечего скрывать?
   Его переполнило  чувство  вины,  с  минуту  он  разглядывал  меня,  затем
вздохнул.
   - В этом все дело. Для большинства тот, кто способен заглянуть им в души,
- Бог. А многим хотелось бы, чтобы даже Бог был слегка близоруким...
   - (Земля слепцов), - подумалось мне.
   - Что-что? - он моргнул и помотал головой.
   - Да нет, ничего.
   - Если ты работал... работаешь с агентами ФТУ, как получилось, что  ты  с
клеймом? Это не входило в твои планы, а? - Он нахмурился.
   - Нет... Меня  просто  выкинули  из  программы  исследований  -  там,  на
Ардатее.
   - И сдали тебя контрактникам?
   - Да. В общем, долгая история.
   - Да уж, конечно. Но ты продолжаешь помогать им и нам? - Я  промолчал.  -
Почему?
   Я отвернулся.
   - Это личное...
   Джоральмен некоторое время сидел молча. Потом он сказал:
   - Я поговорю с ними.
   Я не мог вспомнить, кого именно он имеет в виду, и  не  заметил,  как  он
вышел. Никто не поможет мне, всем плевать на клейменыша-чужастика. Я  сделал
все, что было в моих силах, и проиграл, упустил наш Последний шанс. Джули  и
Зибелинга убьют, а я навечно останусь рабом. Но это  несправедливо!  Я  сжал
кулаки, полоска клейма врезалась в опухшее  запястье.  Спина  была  сплошным
свежим мясом. Я не герой, я мелкий воришка-полукровка,  который  едва  может
произнести по буквам, как пишется его имя. Как  такое  ничтожество  способно
что-либо изменить?
   С самого первого дня в Куарро я понял,  что  такое  свободная  жизнь;  но
каждый,  с  кем  бы  я  ни  сталкивался,  старался  заковать   меня   -   по
необходимости, из зависти или чтобы обвинить меня в чем-то. Я двинул ногой и
услышал звяканье цепей, оглушительное в полной тишине.  Полгода  назад  я  с
трудом переносил груз собственной жизни, какого же черта я должен в одиночку
спасать Галактику?
   Совсем один... И так было всегда.
   Наконец я уснул. Где-то в темноте своих снов я встретил ту, которую  знал
лишь по снам: она всегда исчезала, стоило мне  открыть  глаза.  Ту,  которая
была так же одинока, как я; она знала горечь потерь и бродила неприкаянно  в
моих снах. Ту, чья любовь однажды согрела меня где-то в  другой  жизни,  чьи
руки вынесли меня из опасности, чей голос тихо  напевал  мне  колыбельную  и
шептал мне слова надежды, когда,  казалось,  все  было  потеряно.  Чья  тень
беспрестанно бродила по покинутым коридорам моего  сознания,  указывая,  где
обрести силы, полностью покинувшие меня; ту, что давала  мне  импульс  жить,
когда мне хотелось умереть. Ту, чье имя я не знал, потому что оно  пряталось
в самой глубине. Ту, чье лицо было постоянно скрыто: она  не  позволяла  мне
запомнить его, несмотря на то что я отчаянно кричал, желая увидеть  ее  хоть
еще раз, несмотря на то что я отчаянно нуждался в ней и хотел снова  ощутить
теплоту ее объятий.
   Я очнулся в кромешной темноте. Я мигнул;  серые  частички  перед  глазами
взметнулись вверх и остановились, но я не мог сфокусировать взгляд.  В  моем
сознании осело нечто, сущность чего я не мог понять; и я проснулся от этого,
как некогда просыпался на улицах, нутром улавливая опасность. Не шевелясь, я
напряженно вслушивался.
   Свет в палате был погашен на ночь, но я чувствовал,  что  уже  занимается
заря нового дня. Я помнил, где нахожусь, и чувствовал, что в темноте  палаты
спал еще кто-то, за пару коек от меня. Он закашлялся и повернулся.  Затекшая
во время сна кисть руки сжалась в кулак,  а  кончики  нервов  на  спине  уже
лизало беспощадное  пламя  -  действие  болеутоляющего  проходило.  Тогда  я
вспомнил, что мне снилось: среди стен кошмара светился нежный женский образ,
и было страстное желание прорваться к этой женщине сквозь немыслимые барьеры
времени и пространства. Напрягая все  силы  и  зная,  что  этого  все  равно
недостаточно...
   Внезапно я понял, что сил хватило, и более того: мое сознание  озарилось,
вплетенное в гобелен неизвестных цветов, становящихся  все  ярче  и  ярче  и
наполняющих пустоту внутри, - ничего подобного я никогда раньше  не  ощущал.
Меня наполнило какое-то вселенское успокоение, ощущение дома, ответы на  все
вопросы, уют, понимание и любовь...
   Но  мне  не  удалось  надолго  задержать  это  чувство  -   нити   начали
распадаться, цвета бледнеть. У меня  не  осталось  сил,  я  терял  контроль.
Вернее, я употребил все  силы,  которые  еще  оставались,  чтобы  поддержать
ускользающую палитру цветов и чувств, ибо если я потеряю это сейчас,  то  не
выживу...
   Затем ткань распалась; я лежал в темноте, не понимая, сон это или нет,  и
не желая знать. Голова кружилась. Каждый мускул  был  напряжен,  я  лежал  и
слушал... кого и что?
   - Кот!
   Я замер и поднял голову, пытаясь заглянуть через плечо, - и от обжигающей
боли чуть не потерял сознание. У койки в длинном белом одеянии стояла Джули.
   Джули... Я видел ее лицо, смягчавшее темноту  вокруг,  и  длинные  черные
волосы. Я уставился на нее, стараясь  не  сморгнуть  слезы,  выступившие  от
боли, боясь, что она мгновенно исчезнет.
   - (Не буди меня. Останься. Ты прекрасна, ты прекрасна...) Она  подошла  и
дотронулась до меня. Я схватил ее за руку - живая  плоть,  я  не  бредил.  Я
мигнул, и две горячие слезы покатились по щекам.
   - (Как я попала сюда. Кот?) - Она не верила себе. - (Я  никогда  не  была
здесь раньше!) - В ее глазах росла паника:
   - (Это действительно существует...
   Но ради всего святого - как? Я  впервые  вижу  это  место.  Я  не  должна
покидать город...) Я уронил голову на  жесткий  матрас,  отпустив  ее  руку.
Ответ пришел сам собой:
   - (Контакт-сцепка!) Она убрала волосы с моего лба.
   - (Ты способен сделать это?)  -  Полувопрос-полуутверждение.  Я  не  стал
отвечать на него.
   Она слегка улыбнулась, опускаясь на корточки.
   - (Удивительное ощущение! Такая мощь - перенести меня к тебе!  Я  никогда
не верила, что такое возможно. Я чувствовала,  что  ты  зовешь  меня,  очень
издалека, но... это не сон, и вот я здесь... Что случилось, Кот? Такая  боль
и такой страх...) Она вздрогнула, вспомнив эти ощущения...  И  память  током
пробежала сквозь меня, и моя рука крепко взяла ее запястье.
   - (Я рассказал им все! Я открыл им глаза, а меня подняли на смех и избили
за попытку к бегству. И еще за то, что я  псион...)  -  Я  проглотил  ком  в
горле, пытаясь побороть  нарастающую  тошноту.  -  (Все  пошло  наперекосяк.
Джоральмена не было, и они смеялись... Не хотели ни  ждать,  ни  слушать...)
Джули дотронулась до моего лба, прогоняя  горестные  мысли.  Я  впитывал  ее
горячее сочувствие. Она наклонилась надо мной, пытаясь разглядеть мою спину,
одной рукой прикос