ех обозревать пышные прелести в ее декольте. Он по-тигриному зарычал ей вслед.
     - Она меня хочет. Разрази меня гром, если вру.
     - Барышня хочет получить хорошие чаевые.
     - Ты пессимист, Ники. Вот так всегда случается, когда ищешь скрытый смысл во всем. Ты прямой наводкой движешься к разочарованию. Понимаешь, о чем я? Смотри только на лицо. Жизнь становится намного легче, если не лезешь в глубину.
     - Как с изнасилованием Фолкнер? - поинтересовался Ник. - Ты полагаешь, что это дело рук серийного насильника, потому что тебе так легче, Чез?
     Стоукс ухмыльнулся:
     - Я так думаю, потому что это факт.
     - Во всех трех изнасилованиях просматривается одинаковый почерк?
     - Сходство есть, но есть и разница. Возможно, потому, что Фолкнер слышала, как он вошел в дом. Но все остальное совпадает. Никаких следов, как и в первых двух случаях. Вполне вероятно, что у этого парня досье толщиной с энциклопедию. Я позвонил в управление штата, чтобы проверить, что мы можем получить оттуда.
     - Почему она? Почему именно Фолкнер?
     - А почему нет? Она красотка, живет одна. Возможно, преступник не знал, что Линдсей лесбиянка.
     Ник изогнул бровь.
     - Эта женщина тоже не захотела с тобой спать? Оказывается, в этом округе просто пруд пруди лесбиянок.
     - Да ладно тебе. Я просто называю вещи своими именами.
     Кто-то переключил телевизор на другую программу. Надпись на экране гласила, что ожидается прямая трансляция из Байу-Бро. Мясистая физиономия Ноблие заполнила экран. Он стоял на возвышении, окруженный лесом микрофонов, с таким несчастным видом, как будто ему предстояло взойти на эшафот. На этой пресс-конференции каждый из журналистов наверняка намеревался прищемить ему хвост.
     Ник кивком указал на телеэкран:
     - А ты почему не там? Я слышал, что именно ты возглавишь особую группу.
     - Черт побери, я и есть эта пресловутая особая группа, - пробормотал Стоукс. - Я, Квинлэн и несколько патрульных - Маллен и. Комптон из дневной смены, Дега и Фортье из ночной. И больше никого. Квинлэн попытался заполучить детективов из городской полиции, да где там! Ноблие и шеф полиции теперь словно два тяжеловеса на ринге, и все из-за тебя. Официальная причина отказа - все изнасилования произошли за чертой города. Это наша территория, это наше дело. - Стоукс с горечью покачал головой и вытащил из пачки еще одну сигарету.
     - Так как же это вышло, что ты не стоишь рядом с шефом и не успокаиваешь всех одиноких женщин, мистер Голливуд?
     - Черт, я просто ненавижу все эти микрофоны! Кучка мерзавцев задает идиотские вопросы, и все с подковыркой. Нет, спасибо, меня увольте. Мне и без того головной боли предостаточно. Догадайся, кто вызвал патруль к Фолкнер? - На его лице появилось страдальческое выражение. - Бруссар! И как ты думаешь, что она там делала?
     Ник пожал плечами, само воплощение равнодушия. Его внимание привлекли байкеры. Тот, кого звали Юниор, не сводил со Стоукса змеиных глазок.
     - Бруссар заявила, что собиралась купить дом. Ну да, как же, так я и поверил, - Стоукс хмыкнул. - Это просто совпадение. Как и в тот вечер, когда она увидела тебя с Ренаром. - Он покачал головой и закурил следующую сигарету. - Поверь мне, парень, эта цыпочка всегда приносит плохие новости. Она всегда оказывается там, где ее быть не должно. Если ты подозреваешь заговор, проверь лучше ее. Знаешь, говорят, что Бруссар обо всем доносит помощнику окружного прокурора Дусе. Вот тебе и заговор.
     Юниор оторвался от бильярдного стола, подошел к ним, перехватил по пути официантку и завладел одной из бутылок пива. Стоукс выругался сквозь зубы и встал:
     - Эй, парень, оставь в покое мою выпивку.
     Байкер надул губы:
     - Хочешь пить, пойди сунь голову в толчок.
     У Стоукса округлились глаза.
     - Тебя не устраивает мое присутствие в этом баре, Юниор Хреноголовый? Может, тебе кажется что я слишком черен для этого заведения?
     Юниор глотнул пива и рыгнул. Потом глянул через плечо на своего приятеля.
     - Когда ниггеры путаются с белыми женщинами, всегда бывают неприятности.
     Стоукс выставил плечо вперед и с разбегу опрокинул Юниора на бильярдный стол. Тот со всего размаха плюхнулся на спину, сильно стукнувшись головой о бортик. Шары покатились в стороны, сталкиваясь и разлетаясь. Второй байкер отступил в сторону, держа кий наперевес, как бейсбольную биту. Чез достал свой значок и сунул его под нос Юниору.
     - Теперь моя кожа не кажется тебе чуть светлее, ты, задница? - проревел он. - А как насчет этого? - Он вытащил из кобуры девятимиллиметровый ?глок? и сунул дуло прямо в ноздрю ошалевшего парня. - Ну, что ты теперь скажешь?
     Стоукс со всего маха огрел байкера по щеке полицейским значком, бросил его на стол и взял парня за подбородок.
     - И не смей называть меня ниггером! Я не ниггер, ты, недоношенный кусок дерьма! Только назови меня ниггером, и я вышибу тебе мозги, а потом скажу, что ты напал на офицера полиции!
     Юниор сдавленно захрипел, его широкое лицо покраснело.
     Ник заметил бешеную ярость в глазах Стоукса, понял, что тот вот-вот сорвется. И его это удивило. Он не ожидал увидеть свое отражение в другом человеке. Вполне возможно, что их объединяет нечто большее, чем просто работа.
     Ник облокотился на бильярдный стол так, чтобы Юниор его видел.
     - Вот видишь, что значит вести себя политически некорректно в наши дни, Юниор? Людей теперь не так просто обидеть, как раньше.
     Стоукс оторвался от байкера, и тот перекатился на живот, сплевывая на зеленое сукно стола.
     Чез с силой выдохнул воздух, попытался изобразить улыбку и передернул плечами, сбрасывая напряжение.
     - Черт бы тебя побрал, Ники, весь кайф мне обломал.
     Фуркейд покачал головой и направился к двери.
     - А ты еще называл сумасшедшим меня.
     Стоукс пожал плечами, словно освобождаясь от ответственности:
     - А что ты хотел? Он пересек запретную черту.

***

     Анни сидела на кухне, ковыряясь вилкой в картонке с курицей из китайского ресторанчика. Приглушенно звучал голос Жанны Арден. Странная лирика песни ?Жизнь в тени июня? совпадала с ее собственным положением. Переживания одного человека просачиваются в жизнь другого, и так продолжается без конца.
     Неужели она и вправду верила в то, что, ввязываясь в это расследование, сможет, словно мыльный пузырь, перелетать от одного к другому и оставаться невидимкой? Люди ведь общаются. Дело не закрыто до сих пор. Разумеется, Стоукс разговаривал с Линдсей Фолкнер. Линдсей говорила и с Анни. Почему бы ей не рассказать об этом Стоуксу? Для этого у нее не было причин.
     - Если не считать того, что мне здорово не поздоровится, - пробормотала Анни.
     Если Стоукс сообщит об этом шерифу... У Анни даже желудок свело при одной мысли о том, как отреагирует Ноблие. Они похоронят ее в этом проклятом собачьем костюме. Но Ноблие ничего не сказал ей, когда утром беседовал с ней о нападении на Линдсей Фолкнер. А это значило, что Стоукс не доложил ему... Пока.
     - Хукер оказался прав, - гремел Гас Ноблие, пригвождая Анни к стулу гневным взглядом. - Создается впечатление, что если и найдется куча дерьма в округе, то ты всегда найдешь возможность в него так или иначе вляпаться. Каким образом ты попала в дом Линдсей Фолкнер, помощник шерифа Бруссар?
     Анни отделалась той же ложью, которую скормила Стоуксу. И только потом спохватилась, что загнала сама себя в ловушку. В ?Байу риэлти? не окажется никаких документов, подтверждающих то, что она собиралась приобрести дом. Что, если Стоукс отправится в агентство и потребует папку, которой не существовало в природе?
     Анни решила, что с этим разберется в свой черед, пока еще не горит. Она отодвинула ужин в сторону. Ее больше мучил другой вопрос. Если Стоукс знал, что она крутится вокруг его дела, а ему это явно не нравилось, то почему он ни словом не обмолвился об этом шерифу?
     Возможно, Фолкнер не упоминала в разговорах с ним о своих встречах с Анни. Этого никак не узнать, пока Стоукс не сделает следующий шаг или Линдсей Фолкнер не придет в сознание.
     Внизу в магазине ночной продавец Стиви снова смотрел ?Скорость?, исходя от вожделения к Сандре Баллок. До Анни доносились взрывы и грохот, словно в магазинчике шли военные действия. Обычно Анни удавалось не обращать на это внимания, а в этот вечер ей вдруг отчаянно захотелось оказаться в тишине дома Фуркейда.
     Анни попыталась представить себе, чем сейчас занимается Фуркейд. В полдень она позвонила ему из телефона-автомата и оставила на автоответчике сообщение о происшествии с Линдсей Фолкнер. Ник ей не перезвонил. На какое-то время Анни поддалась панической тревоге за него, представляя, как он лежит на полу мертвый. Но потом ей удалось прогнать эти мысли прочь. Ему не впервые попадать в такие передряги. Фуркейду лучше знать, насколько сильно ему досталось.
     И потом целовал он ее совсем не как человек, находящийся на пороге смерти.
     Нет, он тянулся к ней, как слепой тянется к свету, как человек, жаждущий слиться с другой душой и не знающий, как это сделать.
     Анни отогнала прочь посторонние мысли и снова занялась документами, которые принесла от Ника накануне. Это были сведения о том, как преследовали Памелу перед убийством, копии донесений полицейского управления Байу-Бро о случаях хулиганства у нее в офисе.
     Памела боялась за себя и за Джози. Но полицейским, принявшим вызов, ее страх показался чрезмерным. Разумеется, они не написали такого в рапорте, но это можно было прочитать между строк. Они полагали, что Памела Бишон слишком бурно на все реагирует, ведет себя неразумно и заставляет их напрасно тратить время. Почему это она вздумала бояться Маркуса Ренара? Он казался таким нормальным, таким безобидным. С чего Памела взяла, что это именно он звонил и дышал в трубку? Почему она думала, что это именно Ренар скрывался в тени деревьев рядом с ее домом на Квайл-Драйв? Почему ее так напугал шелковый шарф, полученный от неизвестного воздыхателя?
     Анни стало не по себе. Она знала, что Ренар посылал Памеле несколько небольших подарков, но единственным подарком, описанным в рапорте во всех деталях, стала цепочка с кулоном в виде сердечка. Архитектор попытался подарить это Памеле на день рождения незадолго до ее смерти.
     Анни принялась листать свои газетные вырезки. На память ей пришла статья из газеты ?Дэйли адвертайзер?, выходящей в Лафайетте. Заметка появилась вскоре после ареста Ренара, и в ней особое внимание было обращено на день рождения Памелы. Именно тогда женщина вошла в помещение фирмы ?Боуэн и Бриггс? с картонной коробкой, полной подарков, присланных ей Ренаром в предыдущие месяцы. Сообщалось, что миссис Бишон буквально швырнула коробку Ренару, резко приказала ему оставить ее в покое, потому что она не желает иметь с ним ничего общего.
     Памела Бишон вернула незадачливому ухажеру все его подарки и среди прочего шелковый шарф. Анни не смогла найти его подробного описания. Детективы искали эти подарки во время обыска в доме Ренара, но так их и не нашли.
     От вдруг появившейся мысли Анни даже затошнило. Она протянула руку через стол, взяла шарф из коробки и пропустила его между пальцами. Ее мозг лихорадочно работал. Неужели Памела Бишон держала в руках вот этот самый шарф и у нее появилось то же самое чувство дискомфорта, мучившее сейчас Анни?
     Раздался звонок телефона, и молодая женщина буквально подскочила в кресле. Она отбросила шарф в сторону и пошла в гостиную.
     Автоответчик включился после четвертого звонка, и Анни стала слушать собственный голос, советовавший звонившему:
     - Если вы тот, с кем я действительно хочу поговорить, оставьте сообщение после сигнала. Если вы журналист, коммивояжер, человек, желающий просто подышать в трубку, сумасшедший или тот, чье мнение о себе мне слышать неинтересно, не трудитесь. Я просто сотру запись.
     Судя по всему, это обращение не остудило ничей пыл. Пленка всегда оказывалась записанной до конца к моменту ее возвращения домой. Слухи о ее причастности к делу Фолкнер просочились из офиса шерифа, как масло из худой канистры. Три репортера устроили засаду возле дома и подстерегали ее по возвращении с работы. Но на этот раз сигнала дожидался не журналист.
     - Анни, это Маркус. - Голос звучал напряженно. - Не могли бы вы мне перезвонить? Пожалуйста. Кто-то стрелял в меня сегодня вечером.
     Анни схватила трубку.
     - Я слушаю. Что случилось?
     - Именно то, о чем я сказал. Кто-то стрелял в меня через окно.
     - Наберите девять-один-один. Зачем вы звоните мне?
     - Мы туда звонили. Приехавшие помощники шерифа заявили, что сожалеют о случившемся - парень оказался слишком плохим стрелком. Они выковыряли пулю из стены и уехали. Мне бы хотелось, чтобы кто-то все-таки провел расследование, осмотрел здесь все.
     - И вы хотите, чтобы этим занялась я?
     - Вам одной не наплевать, Анни. В этом проклятом департаменте только вас волнует торжество справедливости. Остальные, дай им волю, давно бы скормили меня крокодилам. - Маркус помолчал минуту. Анни ждала, в желудке возникло неприятное ощущение от этого ожидания. - Прошу вас, Анни. Скажите, что вы приедете. Вы нужны мне.
     Она ему нужна. Вероятно, Ренар убийца. Но Анни уже увязла в этом деле до самого подбородка. Она вздохнула... и влезла еще глубже.
     - Я сейчас же приеду.

ГЛАВА 30

     - Мы сидели и мирно пили кофе, как вдруг стекло в этой двери разлетелось, - давала объяснения Долл Ренар. - Подумать только, кто-то стрелял в наш дом! В каком мире мы живем? А я еще верила в доброе начало в людях!
     - Покажите, пожалуйста, как вы все сидели.
     Миссис Ренар фыркнула:
     - Другие полицейские даже не потрудились задать этот вопрос. Я сидела вот здесь, на своем обычном месте, - она подошла к стулу в конце стола.
     - Виктор сидел там, - Маркус указал на стул, стоящий спиной к высокой стеклянной двери.
     Услышав свое имя, Виктор покачал головой и шлепнул ладонью по столу. Теперь он восседал во главе стола, раскачиваясь из стороны в сторону и не переставая бормотал:
     - Не сейчас. Не сейчас. Очень красное. Выход! Выход немедленно!
     - Теперь его долго не угомонить, - с горечью заметила Долл.
     Маркус бросил на нее сердитый взгляд.
     - Мама, прошу тебя. Мы все расстроены. И у Виктора для этого причин даже больше, чем у тебя. Его могли убить.
     У Долл отвисла челюсть, как будто сын ее ударил.
     - Я не говорила, что ему не из-за чего волноваться! Как хы можешь так со мной разговаривать при посторонних?
     - Прости, мама. Я веду себя недостойно.
     Анни откашлялась, пытаясь привлечь к себе внимание.
     - Где сидели вы, Маркус?
     Он посмотрел на разбитую дверь. Десятки насекомых влетели в образовавшуюся дыру и теперь клубились вокруг люстры.
     - Я как раз вышел.
     - Вас не было за столом, когда прозвучал выстрел?
     - Нет. Я вышел из столовой за несколько секунд до этого.
     - Зачем?
     - Я пошел в ванную. Мы сидели здесь и пили кофе.
     - У вас есть пистолет или ружье?
     - Разумеется, нет. - Кровь бросилась ему в лицо.
     - Я бы не позволила хранить оружие в этом доме, - злобно заявила Долл. - У его отца было оружие, - в голосе миссис Ренар послышалось осуждение. - Я от всего избавилась. Ружье в доме - это постоянный соблазн выстрелить.
     - Вы не можете думать, что я все подстроил, - Маркус смотрел на Анни тяжелым взглядом.
     - Подстроил это? - взвилась Долл. - Что ты хочешь этим сказать: ?Подстроил это??
     Анни отвернулась от них и подошла к стене, в которую угодила пуля. Все выглядело так, словно помощники шерифа выковыривали ее при помощи кирки. Пол устилали куски цемента и белая пыль. Пуля пролетела в добром футе над головами всех сидящих за столом. Любой хороший стрелок знает, как рассчитать траекторию пули после того, как она вылетит из дула. Следовательно, чтобы сделать такой выстрел, нужно было намеренно целиться выше.
     - Либо он никудышний стрелок, либо он и не собирался никого убивать, - заметила Анни.
     - Что вы хотите этим сказать? - поинтересовалась Долл.
     - Вы никого не заметили рядом с домом раньше? Сегодня или накануне?
     - Рыбаки проплывали по затону. - Долл махнула костлявой рукой в сторону воды, другой рукой придерживая полы старого домашнего платья. - И потом эти ужасные журналисты снуют туда-сюда, хотя нам нечего им сказать. Никогда в жизни не видела столько плохо воспитанных людей сразу. Когда-то здесь придавали большое значение этикету...
     Маркус зажмурился:
     - Мама, прошу тебя придерживаться темы разговора. Анни совершенно не интересно обсуждать падение нравов и плохие манеры.
     Долл покрылась красными пятнами. Ее лицо застыло, кожа на скулах натянулась.
     - Прости меня, если тебе кажется, что Анни не хочется слушать то, что я думаю, - натянуто проговорила она.
     - Я уверена, что вы все пережили очень неприятные минуты, - дипломатично вмешалась Анни.
     - Оставьте свой покровительственный тон! - взорвалась Долл. Ее всю трясло от гнева. - Вы считаете нас либо преступниками, либо дураками. Вы ничуть не лучше других.
     - Мама!
     - Красное! Красное! Нет! - пронзительно заверещал Виктор, раскачиваясь с такой силой, что ножки стула оторвались от пола. Он снова и снова хлопал ладонями по скатерти.
     - Если ты веришь, что ей не наплевать на тебя, Маркус, то ты и есть самый настоящий дурак. - Долл повернулась к старшему сыну. - Пойдем, Виктор. Здесь ты никому не нужен.
     - Не сейчас! Не сейчас! Очень красное! - Голос Виктора звучал как пила, скребущая по металлу. Мать положила ему руку на плечо, костяшки ее пальцев побелели, и Виктор тут же замер.
     - Идем со мной, Виктор!
     Рыдая, Виктор Ренар поднялся с кресла и позволил матери вывести его из комнаты.
     Маркус низко опустил голову, разглядывая пол. Его лицо покраснело от гнева и чувства неловкости.
     - Ну, как вам это нравится? Еще один вечер вместе со счастливой семьей Ренар. Простите, Анни. Иногда мне кажется, что моя мать так же не может справиться со своими эмоциями, как и бедняга Виктор.
     Анни промолчала. Для нее было гораздо важнее наблюдать за Ренарами, когда они вышли из себя, чем в те моменты, когда члены семейства крепко держали себя в руках. Она подошла к поврежденной двери, стараясь не наступить на осколки стекла.
     - Я хотела бы посмотреть, что там снаружи.
     - Разумеется.
     Выйдя с террасы, она глубоко вздохнула. Казалось, облака зацепились за верхушки деревьев, пропитавшись дождем, которому давно уже пора было пролиться.
     - Я только хочу, чтобы вы все правильно поняли, - заговорил Маркус. - Моя мать никогда не верила, что в людях есть хоть что-то хорошее. Она все время ждала, что вот-вот на передней лужайке появится толпа, готовая линчевать меня, и теперь никогда не упускает случая напомнить, что в теперешнем нашем положении виноват исключительно я. Я даже уверен, что она по-своему наслаждается ситуацией.
     - Я приехала сюда не за тем, чтобы обсуждать вашу мать, мистер Ренар.
     - Прошу вас, называйте меня Маркусом. - Он повернулся к ней. Мягкий, приглушенный шторами свет, лившийся из окон дома, смягчил рубцы и ссадины на его лице. Ренар выглядел не опасным, а даже жалким. - Пожалуйста, Анни. Я должен хотя бы представлять, что у меня есть по меньшей мере один друг среди этого кошмара.
     - Ваш адвокат вам друг. А я полицейский.
     - Но ведь вы приехали, хотя и не были обязаны это делать. Вы здесь ради меня.
     Анни хотела сказать совсем иное, она уже не раз пыталась докричаться до него, но Маркус либо не слышал ее, либо слышал то, что хотел услышать. Именно такой образ мыслей характерен для преследователей и прочих людей, страдающих различными маниями. Нежелание или неспособность принять правду. В поведении Ренара не было никаких явных признаков сумасшествия, и все-таки эта чуть чрезмерная настойчивость приспособить реальность к своим желанием вызывала беспокойство.
     Анни хотелось удержать его на расстоянии. Но еще сильнее было желани