за
него замуж. Я никогда не говорил тебе об этом, я знаю,  но  он  приходил  ко
мне, и я благословил его на это. Если б только он сказал мне перед...
   Пронзительный свисток заглушил его последние слова. Он выглянул из окна:
   - По-моему, мы приближаемся к последнему склону, - сказал  он.  И  только
потом понял, что Джо по-прежнему смотрит на него непонимающими глазами.
   - Что с тобой, дорогая?
   - Ты разрешил Райлю жениться на Джинкс? Как ты мог? Как?
   - А почему бы и нет? Он стал бы ей прекрасным мужем.
   - Но ведь он наполовину ей брат! Боже, Митч, ведь  он  твой  сын!  -  Она
надолго замолчала, а лицо ее сморщилось. - Разве не так?
   Под пронзительный звук свистка они смотрели друг  на  друга,  она  -  как
будто начиная что-то понимать, а он - в ужасе. О! Неужели все эти  годы  она
так думала? Боже! Все эти годы... Как могут двое жить  вместе  и  совсем  не
знать друг друга?
   - Мама, отец! - кричала Эдит через открытую дверь. - Я  вижу  лагерь!  О,
слышите, как нас приветствуют?
   - Джо, - Митч вытянул руку...

КИФ

18 июля 1887

   Поездка верхом оказалась тяжелой. К тому времени, как они достигли  конца
путей, Киф был совершенно измотан.
   Горный лесозаготовительный лагерь ј 10 (Кэмптен) стоял в самой гуще елей.
Это был однообразный грязный город с  некрашеными  домами,  воздух  его  был
заполнен звуками работающих пил и мычанием  волов  в  загоне.  Сегодня  пилы
молчали, потому что все мужчины  сгрудились  вокруг  станции,  ожидая  поезд
Митча Хэрроу.
   Киф обрадовался тому, что ему пришла в голову мысль приехать сюда раньше,
потому  что  Карр,  конечно  же,  совершенно  забыл  про  то,   что   должен
фотографировать прибытие поезда. Карр налетел  на  Кифа  и  схватил  его  за
пиджак. - Какого черта ты здесь делаешь? - спросил он. - Я думал, что  ты  в
поезде. Что случилось?
   - Не волнуйся. Поезд задержался в Розберге, вот и все.  Отец  послал  нас
вперед, чтоб ты не тревожился.
   - А что случилось с поездом? Ведь он приедет, правда? Отец  не  сойдет  с
него?
   - Нет, он приедет. Они просто не могли переключить стрелки, вот и все.
   - О Господи!
   - А где мой фотоаппарат? Почему ты не приготовился к фотографированию?
   - Я не знаю, где он, - фыркнул Карр, желтые его глаза пристально смотрели
на рельсы.
   - Скажи мне, где он может быть, и я сам найду его.
   - А что там было с этой чертовой стрелкой?
   - Не знаю. Кажется, кто-то сказал, что она, может  быть,  одеревенела  от
мороза, но что-то непохоже, чтобы это могло случиться летом. Карр,  где  мой
фотоаппарат?
   Брат наклонился к нему:
   - Ты когда-нибудь прекратишь приставать ко мне по  поводу  этого  чертова
фотоаппарата? - На секунду Киф подумал, что Карр собирается толкнуть  его  в
бок кулаком.
   - Я хочу только сфотографировать твою чертову железную дорогу! -  крикнул
Киф. - Скажи, где мне поискать его, и я отстану от тебя!
   - Попробуй поискать в офисе!  -  Карр  повернулся  к  бригадиру,  канадцу
Блуноузу. - Отведи моего брата в офис,  может,  он  сможет  найти  там  этот
чертов фотоаппарат.
   - Да, сэр. Пошли, малыш.
   Фотоаппарат оказался прямо на столе Карра, как будто он  собирался  взять
его,  но  в  последний  момент  забыл.  "Карр  сегодня   определенно   очень
беспокойный", - подумал Киф.
   Киф вернулся на платформу как раз вовремя. Послышался паровозный свисток,
видимо, поезд приблизился к последнему уклону.
   - Они подъезжают!
   - Я вижу дым!
   Задули в свистки, и люди стали кричать и махать шляпами.
   Киф подумал, что если сделает снимок вагона на последнем повороте, то как
раз успеет зарядить фотоаппарат для еще одного кадра. Потом он  сделает  еще
один, как отец и Карр жмут друг другу руки, а мама,  Эдит  и  все  остальные
стоят на фоне поезда.
   Карр теперь вообще ничего не говорил. Он кусал ногти, вглядываясь в путь,
тело его было максимально напряжено. У него было такое выражение  лица,  как
будто он знал, что должно случиться чудо, и сама мысль об этом чуде была для
него почти непереносимой.
   - Вот они!
   В хвосте поезда Киф видел красный платочек, которым махали из  стороны  в
сторону. "Эдит, - с усмешкой подумал  он,  -  гордая  от  того,  что  сумела
преодолеть отвращение к грязи и шлаку".
   Киф  взглянул  в  окошечко  фотоаппарата  и  нажал  затвор.  В  следующее
мгновение мир перевернулся, потому  что  рельсы  под  поездом  взорвались  и
частный вагон Хэрроу взлетел с горы в ярко-голубое небо.
   Дул сильный, очень холодный ветер. Они бежали, пот струился по их  лицам,
и в голубом небе плавали крошечные частицы дерева и металла.
   Достигнув места крушения поезда, они протиснулись сквозь горячий металл и
разбитые зеркала и стекла. Киф чувствовал запах горящей плоти, на  одной  из
его кистей был порез - так что все, к чему бы  он  ни  прикоснулся,  хранило
след его крови.
   Сначала он нашел маму. Он встал на колени перед ней и попытался взять  ее
руку.
   - Мама, ох, мама. - Но она была мертва.
   Киф вскочил:
   - Отец, ты слышишь меня?
   - Здесь машинист, - крикнул кто-то.
   - Отец! Отец, где ты? - Киф метался, но не мог найти его. - Отец!
   - Господи Иисусе, - сказали рядом.
   Это был Карр. Он смотрел на маму, не веря своим глазам.
   - Почему она здесь?
   Но Киф услышал тихий стон.
   Он  протиснулся  сквозь  мешанину  из  металла,   бархатных   стульев   и
покореженных мраморных столов.
   Отец лежал на спине, ноги  его  покрывала  куча  щебенки,  а  глаза  были
открыты.
   - Отец! Сюда! Помогите кто-нибудь! Он жив.
   Горло отца напряглось, ему необходимо было сказать что-то.
   Карр подошел к ним, отпихнул Кифа и встал на колени перед отцом.
   - Не пытайтесь разговаривать, сэр.
   - Ки... Ки... Скажи матери... - Глаза Митча блестели от слез. -  Скажи..,
она.., не права! Райль.., не.., не... Джо... Тол... Толмэн... Рай..,  должен
же... Джинкс... - Глаза его затянула пелена.
   - Отец, - всхлипнул Киф. - Отец.
   - Джо... Я люблю.., тебя.
   Он пытался сказать еще что-то. Карр наклонился к самому рту Митча.
   Киф тоже склонился к нему, горячие его слезы полились на отцовское лицо.
   - Что он говорит? Что говорит? Карр накинулся на рыдающего брата,  желтые
его глаза засверкали.
   - Что делала мама в этом поезде? Какого черта ей здесь было надо?
   - Она.., она хотела, чтоб ты знал, что она.., она доверяет тебе.
   - Господи, встань с колен и перестань , распускать нюни!
   Он взял Кифа за воротник и поднял его на ноги. Киф постарался взять  себя
в руки. И в этот момент на дне скалистой насыпи он увидел что-то красное.
   - Эдит! - закричал он. - О Боже, это Эдит!
   - Эдит? - Удивленные глаза  Карра  посмотрели  туда,  куда  смотрел  Киф.
Далеко внизу на шлаке лежало что-то, выглядевшее как сломанная кукла, одетая
в веселое красно-белое платье. Киф побежал было к ней, но Карр удержал его:
   - Стой здесь, - бросил он. - Стой здесь. - И Карр заскользил вниз с горы.
   Киф смотрел на него, а слезы заструились по  его  лицу,  когда  его  брат
склонился  над  сломанным  тельцем  Эдит  и,  взяв  его  в  руки,  закачался
вперед-назад. Киф стоял так, плача,  очень  долго,  не  сознавая  того,  что
плачет. Его охватила  глубокая  и  цепенящая  грусть.  Из  каньона  раздался
высокий и пронзительный вой раненого животного.

ДЖИНКС

Июль 1887 - апрель 1888

   Когда "Колдунья" причалила, на почте ее ждало письмо.
   - От мистера Хэрроу, - сказал Уиллоуби, протягивая конверт  Джинкс.  -  И
позвольте сказать вам, мадам, что мы ужасно сожалеем.
   - От отца? - обрадовалась  она.  -  Сожалеете  о  чем,  Уиллоуби?  -  Она
надорвала конверт и вытащила убористо исписанные листки.
   Мужчина выглядел ошеломленным:
   - Извините, мне следовало понять, что... Нет, письмо не от вашего отца  -
оно от вашего брата, мистера Карра Хэрроу.
   - Карр - и пишет мне? С чего бы это? Она  положила  локоть  на  стойку  и
наклонила голову. Письмо было холодным:

   "Отец, мама и Эдит погибли при  железнодорожной  катастрофе  18  июля.  Я
унаследовал поместье Хэрроугейт, но только с одной оговоркой: что ты, и твоя
дочь, и Киф, и Райль Толмэн в любой момент могут приехать сюда и жить здесь.
Надеюсь, что этого не случится. 88 процентов отцовского  состояния  поделены
на 3 равные части между тремя законными наследниками и Райлем Толмэном.
   Твое  наследство  составляет  около  3  миллионов,   кроме   того,   тебе
принадлежат акции различных компаний с рыночной стоимостью примерно в два  с
половиной миллиона. Я буду рад, если ты продашь мне эти акции. Пока  на  имя
миссис Эрик Магилликутти  я  открыл  счет  в  Национальном  банке  Хэрроу  в
Сан-Франциско.
   Я собираюсь создать холдинговую  компанию  Хэрроу  Энтерпрайзес,  которая
будет , служить крышей для деятельности в самых различных направлениях.
   Как держатель акций ты будешь включена в совет директоров. В связи с этим
уведомляю тебя, что в понедельник  16  августа  1887  г,  в  10  часов  утра
состоится собрание в "Палас-отеле" Сан-Франциско.
   В моем распоряжении здесь отцовские апартаменты.
   Будучи главой семьи, а также поскольку Киф - несовершеннолетний,  я  буду
голосовать за него. Между прочим, Киф послан  в  Массачусетс,  где  и  будет
оставаться до завершения образования.
   Поскольку Райль Толмэн также наследник, я связался с ним.
   Если ты не сможешь посетить собрание, то пришли мне доверенность, как это
сделал  Райль,  чтоб  я  мог  набрать  достаточное  количество  голосов  для
размещения дел.
   Если у тебя появятся вопросы по поводу создаваемой  холдинговой  компании
или твоих статей дохода, то Олли Хэрроу, счетовод компании, ответит на  них.
Его офис также находится в отеле".

   Джинкс снова и снова перечитывала  первые  строчки  письма,  не  в  силах
поверить написанному. Мама никогда  не  ездила  по  железной  дороге.  Этого
просто не может быть! Она снова прочитала слова Карра, губы  на  ее  бледном
лице окаменели. Это выше ее понимания.
   Мама, отец, Эдит - половина семьи унесена в небытие одним росчерком  пера
Карра! Нет. Этого не может быть.
   18  июля.  Больше  двух  недель  назад.  Ноги   Джинкс   задрожали.   Она
прислонилась к высокой стойке, думая о том, что, когда мать с  отцом  лежали
уже в земле Хэрроугейта, она смеялась.., ела всякие вкусности.., танцевала с
Эриком в каюте.., прижимала Элисон к  своей  груди  и  чувствовала  приятное
посасывание ее крошечного ротика.
   А в это время папа и мама.., нет. Этого не может быть, убеждала она себя,
она бы почувствовала это. Карр как всегда лжет.
   В двери показался Эрик с трубкой  во  рту,  морская  шапочка  его  игриво
сдвинута набекрень. Увидев ее белое  лицо,  он  перестал  улыбаться.  Джинкс
молча протянула ему письмо.
   - О Боже, - прошептал он. - О Боже.  -  Эрик  подошел  к  ней.  -  Все  в
порядке?
   - Нет, - сказала она, - нет, не все.
   Неужели это было наказанием Божьим за ее грех? Мама сказала,  что  Элисон
будет уродом, но этого  не  произошло.  Бог  придумал  другой  способ,  чтоб
наказать ее. О! Они не могли умереть!  Не  могли.  Глаза  ее  наткнулись  на
коробку с сигарами, и она потянулась к ней.
   Эрик приподнял было руку, чтоб запротестовать, но сразу уронил ее, потому
что она умышленно выпустила струю дыма в открытое окно.
   Вопреки совету Эрика Джинкс послала доверенность Карру.
   - Все равно он может делать с акциями все, что захочет, так  что  это  не
имеет уже никакого значения.
   - Но ведь он может ограбить тебя так, что ты даже  и  не  узнаешь  этого,
Рыжая. Хоть он и брат тебе, но я никогда ему не доверял.
   Она  оторвалась  от  письма,  которое  сочиняла.  Джинкс  писала  тетушке
Пэйшиенс. Писать Кифу было слишком больно, но она не прерывала связь с  Глэд
Хэндом благодаря переписке с тетей.
   - Неважно, что делает Карр, - сказала она. - Я не могу даже  и  думать  о
деньгах.
   - Но...
   - О, оставь меня в покое! - закричала она.  Она  знала,  что  ведет  себя
по-детски, но это ее не волновало.
   Он не понимал. - Убирайся и оставь меня одну!
   Эрик пригнулся, и ее кожаная коробка для писем пролетела над его  головой
и ударилась о стену каюты.
   - Ну что, теперь ты лучше себя чувствуешь? - мягко спросил он.
   Она вскочила и хотела убежать, но он схватил ее, глаза  его  смотрели  на
нее сочувственно. Она попыталась высвободиться,  пальцы  ее  впились  ему  в
руку.
   - Послушай меня,  любимая.  Я  понимаю,  что  ты  переживаешь,  и  весьма
сочувствую тебе, но я не позволю тебе так себя вести. - Она высвободила свою
руку, и на этот раз он не препятствовал этому.
   - Тебе надо поплакать, Рыжая. Если б ты  могла  выплеснуть  свои  чувства
наружу, тебе не было бы так больно.
   Тяжелая морщинка пролегла между бровями Джинкс. "Райль бы понял меня",  -
подумала она. В углу зашевелилась Элисон, и Джинкс поспешила к ней.
   - Привет, Эли, - проворковала она,  хмурое  выражение  ее  лица  уступило
место улыбке. -  Привет,  куколка.  Ты  голодная?  -  Она  села  на  стул  и
расстегнула лиф. Эрик стоял  неподалеку,  Джинкс  чувствовала  на  себе  его
взгляд и знала,  что  сейчас  глаза  его  потемнеют  от  желания.  Ненависть
промелькнула в ней, ненависть к нему за то, что он не был Райлем.
   Хлопнула дверь, и она почувствовала, что ее душа плачет.
   Проходили недели за неделями, а чувство вины не покидало ее. Она не могла
простить себя за то, что жила, любила и радовалась в то время, как  родители
ее лежали в холодных могилах. Как могла она  не  почувствовать,  что  что-то
плохое происходит с  ними?  Она  сбежала,  бросила  их,  оставив  им  только
сердечную боль. Никогда больше она уже не сможет сказать им: "Я все  так  же
люблю вас". Мама так и не увидела свою внучку... "Ох, если  б  я  хоть  один
разок приехала домой с малышкой, - думала Джинкс. - Только  один  раз,  чтоб
мама смогла увидеть, какой Элисон замечательный ребенок".
   Прошло еще немало времени,  прежде  чем  Джинкс  стала  снова  радоваться
ветерку на своем лице и солнечным бликам, пляшущим на волнах.
   И Эрик вернулся к ней в постель, и она с жадностью приняла его ласки.
   - Ты такой терпеливый со мной, - прошептала она, - порой я не  знаю,  как
тебе удается выносить меня.
   - Это стоит того, Рыжая. Ради тебя я готов выносить что угодно.
   И он прижал ее к себе, и губы их встретились, в то время как  ее  тяжелые
груди лежали на его груди.

***

   Они покинули Сан-Франциско в серый ноябрьский день и поплыли на юг  вдоль
калифорнийского побережья. Эрик был  каким-то  притихшим.  Она  поняла,  что
таким он был с того самого момента, как поднялся на борт "Колдуньи".  Обычно
он был полон разных историй - в основном рассказами о разных людях. О бедных
людях, которые занимались любовью, чтобы согреться, и от этого впадали в еще
большую нужду, потому что у них рождались  дети.  И  о  ребятне  из  Чикаго,
которая не ходила по деревянным тротуарам, а предпочитала лазать под ними  в
надежде найти монетку.
   - А когда это ты был в Чикаго? - удивлялась она.
   - Я не был там. Но, плавая по морям, поневоле  знакомишься  с  людьми,  и
если слушаешь, о чем они говорят, то можешь совершать путешествия,  даже  не
сходя на берег. Люди удивительны, Рыжая, надо только уметь слушать их.
   Но теперь Эрик ничего не рассказывал ей. Он  все  время  хранил  сердитое
молчание, за исключением моментов, когда они  занимались  любовью.  В  конце
концов она не выдержала:
   - Что, черт возьми, с тобой происходит? С  тех  пор  как  мы  отплыли  из
Сан-Франциско, ты ведешь себя так, как будто тебе хвост прищемили.
   - Хочешь знать, в чем дело? Так я скажу тебе. Нам приказано идти  в  Перу
за гуано. Чувствую руку твоего братца.
   - Не пойму, о чем ты?
   - Я говорю о могущественном мистере Карре Хэрроу, который отправил нас  к
берегам Перу за грузом птичьего дерьма!
   - Эрик!
   - Ой, извини. Но это просто выводит меня из себя. Только флотское отродье
возит гуано, Рыжая.
   - А что он хочет делать с этим гуано? Зачем оно ему нужно?
   - Это удобрение. Оно стоит кучу денег. Но моя "Колдунья"! О  Боже!  -  Он
стукнул кулаком по столу.  -  Один  такой  груз,  и  мы  никогда  не  сможем
избавиться от его запаха. Боже, ведь у него есть еще шесть таких парусников,
но ему обязательно надо послать за этими  экскрементами  именно  "Колдунью"!
Трудно поверить в то, что твой брат может сделать  что-то,  чтобы  умышленно
понизить стоимость корабля, но, по-моему, это так.
   - Ну, ты вполне можешь поверить в это, - сказала  Джинкс,  а  ее  зеленые
глаза потемнели от гнева. - Деньги - бог, которому Карр  молится,  но  месть
для него слаще. По-моему, он расплачивается со мной таким образом за все  те
разы, когда я разбивала его нос.
   Эрик внезапно улыбнулся:
   - Ты что, и вправду разбивала ему нос?
   - Много раз. Он заслуживал этого - был отвратительным маленьким  тираном,
постоянно доказывающим всем свое превосходство.
   - Ну что ж, я буду думать об этом,  когда  придется  копаться  в  птичьих
фекалиях, - рассмеялся Эрик, - может быть, это поможет мне.
   Они бросили якорь недалеко от берега в островах, где гнездились  миллионы
морских птиц. Она смотрела, как они кружат над головой, и ей  казалось,  что
скалы шевелятся, так много птиц находилось на их поверхности.
   - Они питаются рыбой, приносимой Гумбольдтовским течением,  -  сказал  ей
Эрик. Сузившимися глазами он смотрел на бесплодный остров.
   Она повернулась, чтоб взглянуть на побережье Перу.  Мягкий  ветерок  сбил
желтый песок в кучки, а вдалеке высились Анды, коричневые их пики уходили  в
белые облака и немыслимо голубое небо.
   Был конец ноября, и скоро небо стало пасмурным и солнце скрылось.  Воздух
пропитал тошнотворный запах гуано. Даже Элисон почувствовала его и  сморщила
носик.
   Эли было семь месяцев от роду, она ползала по каюте и палубе, дотягиваясь
до всего, чего только могла, и гордо вставала на толстенькие ножки. Она была
красивым и активным ребенком с золотыми  кудряшками  и  счастливой  улыбкой.
Глядя на нее, Джинкс всегда вспоминала Райля и благодарила Бога за  то,  что
мать ее оказалась не права в том, что ребенок будет уродлив. Эли была  такой
красивой, такой здоровой...
   В декабре дымка рассеялась, влажность снизилась и появилось солнце. Стало
тепло, прямо как в лучшие летние дни дома в Орегоне.
   Спали они под легкими одеялами, но дни были очень теплыми, поэтому, когда
команда сходила на берег, Джинкс брала Элисон, и они плавали около  корабля.
Кожа у Элисон загорела, как у цыганки. Матросы начали грузить в судно гуано,
и Джинкс подумала, что умрет от вони, ударившей ей в ноздри.
   - Ба, - сказала Элисон и сморщилась в плаче. - Ба! Ба!
   Они причалили в Сан-Франциско  и  начали  разгружаться.  Джинкс  пошла  с
Элисон за покупками.
   - Можешь выбросить всю нашу одежду, - сказала  она  Крау,  -  этот  запах
никогда не выветрится.
   - Я промою корабль от носа до кормы, - пообещал Эрик. - Я  уничтожу  этот
запах, не бойся. Что меня действительно беспокоит,  так  это  то,  что  Карр
снова пошлет нас туда.
   - Он  не  посмеет.  -  Зеленые  глаза  Джинкс  сверкнули  в  предчувствии
сражения. - Я прослежу за этим.
   Она уже так давно не ходила по магазинам, а в одиночестве вообще  никогда
не ходила по ним. Джинкс купила один наряд для себя и  один  для  Элисон,  а
потом сняла номер в отеле "Палас".
   - Мистер Хэрроу здесь? - спросила она  клерка,  заполняя  регистрационную
карточку.
   - Нет, мадам, его сейчас нет.  -  Клерк  взглянул  на  имя,  которым  она
подписалась.
   - Мы так счастливы, что вы снова с  нами,  мисс  Хэрроу.  Мистера  Хэрроу
сейчас нет, но мистер Оливер Хэрроу - здесь. -  Она  позабавилась  тем,  как
по-разному клерк назвал их.
   - Пожалуйста, соедините меня с мистером Оливером.
   - Мистер Оливер как раз там, садится в лифт.
   Она взглянула через плечо и увидела все того же бесцветного Олли,  какого
помнила. Слава Богу, некоторые вещи никогда не меняются. Она  поверну