травилась креветками. Ее тошнило  дня  два,  потом
она вроде бы поправилась, но, когда в понедельник он уехал, ей  снова  стало
плохо. Через день она выздоровела полностью.
   Энни улыбнулась.
   - Я же сказала тебе по телефону, что все в порядке.
   - Мне не хочется, чтобы ты болела, - сказал Гарсон и снова поцеловал  ее.
- Я тут привез целую кучу вещей. Поможешь мне?
   - Конечно.
   Когда он открыл багажник, Энни  увидела  чемодан,  раздувшийся  портфель,
портативный компьютер и полдюжины  белых  пластиковых  пакетов.  Портфель  и
компьютер свидетельствовали о том, что он собирается здесь  работать  -  она
тоже собиралась заняться рукоделием, - а что означали эти пакеты?
   - Ты купил новую одежду? - спросила она. Гарсон улыбнулся.
   - И даже много.
   Он протянул ей пакеты, сам взял более тяжелые вещи и пошел вслед за ней к
дому. Поднявшись по лестнице, Энни вошла в спальню, окна которой выходили на
луг. Комната была оформлена в кремовых тонах - стены бледно-кремового цвета,
такого же цвета встроенные полированные  шкафы,  туалетный  столик,  толстый
ковер, - разнообразие вносили розовые с зеленовато-желтым рисунком  муаровые
занавески и розовая бархатная банкетка. Со времени  его  последнего  приезда
две недели назад в комнате появилась новинка, о которой Энни ничего  ему  не
говорила.
   - Ну и как тебе? - спросила Энни, с улыбкой поворачиваясь к нему.
   Гарсон, опустив на пол свою ношу, с удивлением смотрел на четырехспальную
кровать.
   - Просто фантастика. Когда ее доставили? Кровать заказали на следующий же
день  после  того,  как  они  решили  пожениться,  он  настаивал  именно  на
четырехспальном варианте, - та кровать, которую  они  выбрали,  была  ручной
работы, поэтому срок исполнения был довольно долгий.
   - В прошлый понедельник, - сказала она и проследила за его взглядом.
   Ситцевые оборки  кремового  цвета  обрамляли  резную  спинку  кровати  из
красного дерева. Такого же цвета, как оборки, были четыре пуховые подушки  и
покрывала, все в кремовых кружевах.
   - Ты уже на ней спала? - поинтересовался Гарсон.
   Энни покачала головой.
   - Я спала в соседней комнате.
   - Ты хотела подождать, пока мы, - сказал он хрипло, - будем вместе?
   - Мне показалось, так будет правильно, -  ответила  она  и  почувствовала
почти осязаемый накал страсти между ними.
   - Я тоже угадал с покупками, - заметил Гарсон и вывалил  содержимое  двух
пакетов на кровать. - Это тебе.
   Развернув  тисненую  бумагу,  Энни  увидела  шифоновую   ночную   рубашку
сиреневого цвета с лиловыми кружевами. Дрожь побежала у нее по позвоночнику.
Рубашка была с глубоким декольте и очень короткая - Французская? -  спросила
она, поглаживая кружева.
   - По-моему, ты хотела именно такую. - Гарсон смотрел на  нее  в  упор.  -
Помнишь? Энни улыбнулась.
   - Помню.
   Он вытащил содержимое остальных пакетов:
   - Это тоже тебе.
   При виде  шелковых  гарнитуров  приятных  оттенков,  кружевных  трусиков,
цветных  блузок,  лифчиков,  шорт  и  халата  дымчатого  цвета  улыбка  Энни
померкла. Так как ей  не  приходилось  больше  платить  за  еду,  она  могла
потратить деньги на себя и начала обновлять свой гардероб.  Кроме  выходного
платья она купила синий жакет, узкую кремовую юбку и пару блестящих шелковых
блузок, до белья руки еще не дошли.
   Энни нахмурилась, глядя на белье. Если покупка ночной рубашки могла  быть
расценена как шутка, то остальное - это уже не так забавно. С тех самых пор,
как они встретили Изабель Дьюинг, мысль об этой женщине не покидала Энни,  а
сейчас ей пришло в голову, что Изабель носит именно такое роскошное белье.
   Гарсон явно сравнивал их во время встречи; интересно, сравнивал ли он  их
потом? Когда Энни представила себе свое поношенное белье, у нее окончательно
испортилось настроение. В этом отношении их и сравнивать было нельзя. Он  не
высказывал критических замечаний, но решил исправить ситуацию. Интересно, он
сам покупал  белье  Изабель  и  теперь  выбрал  похожее  для  нее?  Ее  даже
покоробило от этой мысли.
   - Ты все это купил сам? - спросила она. - Или посылал своего секретаря?
   Гарсон посмотрел на нее с негодованием.
   - Я сам ходил в магазин, - сказал он и внезапно улыбнулся.  -  Я  никогда
раньше не покупал такие вещи и должен признаться, что  мне  стоило  большого
труда подойти к продавщице.
   Может быть, он и не покупал раньше белье,  но  наверняка  знал,  в  каком
магазине покупает его Изабель, и пошел именно  туда,  продолжала  размышлять
Энни. От этой мысли ей не стало легче.
   - Все твоего размера, - сказал он.
   - Я знаю, - сказала она.
   - Тебе не нравится то, что я выбрал?
   - Мне все нравится, - в смятении ответила Энни.
   -  Боже  мой!  -  вдруг   резко   сказал   Гарсон.   -   Энни,   это   не
благотворительность,  я  не  собираюсь  покушаться   на   твою   драгоценную
независимость. - Обняв двумя руками за талию, он привлек ее  к  себе.  -  Ты
красивая молодая женщина с прекрасной  шелковой  кожей,  которой  необходимо
шикарное шелковое белье, я сочту за честь, если ты разрешишь  мне  -  твоему
мужу, черт возьми! - подарить тебе это белье. - Он яростно посмотрел на нее.
- Я что, заслуживаю за это наказания?
   Энни улыбнулась, глядя в его рассерженные глаза.  Какая  же  она  глупая!
Когда Гарсон покупал белье, он думал только о ней  -  хотел  побаловать  ее,
хотел, чтобы она хорошо выглядела. Об Изабель Дьюинг он даже не  вспоминает.
Как он сказал, эта женщина - в прошлом.
   - Не только не заслуживаешь, но большое тебе за все  спасибо,  -  сказала
она, поднимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его.
   Успокоившись, он наклонил к ней голову.
   - А могу я попросить тебя не носить колготки,  а  выполнить  мою  мужскую
прихоть и надевать вместо них  чулки?  -  И  он  вытащил  из  кучи  свертков
кружевной черный пояс и протянул его  на  одном  пальце.  -  Это  не  только
гораздо более сексуально, но, когда  мы  не  будем  вместе,  я  всегда  буду
представлять нежную полоску кожи между черным нейлоном.
   Энни улыбнулась.
   - Это будет тебя возбуждать?
   - Ты меня возбуждаешь. Что бы ты ни носила... или даже безо всего. Только
ты, - серьезно сказал ей  Гарсон  и  отбросил  пояс.  -  В  первую  очередь,
конечно, волосы, - сказал он, поднимая ее косу с плеча.
   - Я должна забрать Оливера в три часа, -  запротестовала  она,  когда  он
начал расплетать косу. Он взглянул на часы.
   - Значит, у нас есть целый час. - Высунув от усердия кончик языка, Гарсон
распустил ей волосы, которые упали на плечи. -  Ты  будешь  надевать  ночную
рубашку, но не сейчас, - прошептал он и начал расстегивать ей блузку.
   Какое-то мгновение Энни колебалась, сердясь на него за  то,  что  он  так
уверен в ее желании принадлежать ему в  любое  время  и  использует  ее  для
удовлетворения своих сексуальных потребностей, но, когда Гарсон наклонился и
поцеловал ее, мысли Энни  изменили  направление.  Никто  ее  не  использует,
удовольствие будет обоюдным. Она сама хотела  отдаться  ему.  Прямо  сейчас.
Каждая клеточка ее тела жаждала близости.
   Они помогли друг другу раздеться.  Энни  подумала,  что,  хотя  за  время
медового месяца она изучила его тело  -  каждую  родинку,  каждую  морщинку,
каждый шрамик, - всякий раз, когда она видела Гарсона обнаженным, он поражал
ее своей мужской красотой.
   Путешествуя по всему миру, он загорел, и его  кожа  приобрела  золотистый
оттенок. Кроме того, он каждый день делал зарядку,  которая,  когда  он  был
здесь, включала в себя пробежку  вокруг  деревни,  поэтому  у  него  твердые
мускулы, крепкие ягодицы и мощные ноги.
   Когда она насмотрелась на него, он поднял руку и медленно  провел  по  ее
плечу, по круглой груди и начал ласкать  бедра.  Энни  замерла.  Теперь  его
пальцы нежно поглаживали темные короткие волосы и влажную лощинку.
   Сбросив белье и бумагу на пол, Гарсон снял  покрывало,  и  они  легли  на
четырехспальную кровать.
   - Атласные простыни, и твои волосы как атлас, - прошептал он, раскладывая
сверкающую копну ее волос на подушке.
   - Ну как, ты удовлетворен? - спросила Энни, улыбаясь.
   - Пока еще нет, но скоро буду. Мы оба будем, - заявил Гарсон,  целуя  ее.
.Они лежали, обнявшись, их губы слились в долгом  поцелуе,  потом  его  рука
опять начала свои ласкающие движения,  скользя  вниз  по  ее  телу:  плечам,
груди, животу, бедрам, - как будто он вновь изучал ее, хотя две недели назад
уже знал о ней все. Затем он губами прикусил твердый сосок ее  груди,  и  от
этого ощущения Энни изогнулась и прильнула к нему.
   - Когда я уезжаю от тебя, то не перестаю думать о том, как ты лежишь подо
мной, как я вхожу в тебя. Я схожу с ума от этих мыслей, - прошептал  Гарсон.
Он поднял глаза, и она увидела в них голод.
   Опять он приник губами к ее соскам, потом скользящими поцелуями  прошелся
по животу и вниз, к ягодицам. Чувствуя его губы, язык на  своем  теле,  Энни
вся загорелась - от этого  жара  вспыхнула  кожа,  затуманился  взгляд.  Она
подняла бедра повыше в страстном порыве соединиться с ним.
   - Какая ты сильная, - прошептал Гарсон. Он раздвинул  влажные  крылья  ее
плоти и прижался к ним губами, Энни вскрикнула. Она не представляла  раньше,
какой  необузданной,  эротичной,  всепоглощающей  может  быть  любовь.  Энни
попыталась сдержать подступающий взрыв наслаждения. Гарсон опять коснулся ее
языком, и тогда желание захлестнуло  ее,  заставило  изогнуться  ее  тело  и
наконец выплеснулось наружу. Энни конвульсивно содрогнулась.
   - Несколько раз не получится? - спросил он. Улыбаясь, она положила голову
на его плечо.
   - Кажется, нет.
   Гарсон снова целовал и ласкал ее, до  тех  пор,  пока  желание  опять  не
поднялось в ней. Он притянул ее к себе,  и  она  почувствовала  бедрами  его
напряжение. Ей захотелось поцеловать  его.  Сжав  пальцами  его  плоть,  она
приникла к ней губами.
   Гарсон застонал. Несколько минут он предавался этому  наслаждению,  затем
поднял ее, положил под себя и вошел в нее. Потом начал равномерно двигаться.
   Снова Энни почувствовала приближающийся  оргазм.  Скорость  его  движений
увеличилась, и она  поняла,  что  не  сможет  долго  сдерживаться.  Впившись
ногтями в его спину, Энни отдалась утонченной  пытке.  Он  сделал  еще  одно
движение, и в закрытых глазах Энни взорвался целый сноп белых огней, а  тело
разорвалось на тысячи кусочков.
   Энни взглянула на будильник. Было почти семь утра, скоро он зазвонит. Она
улыбнулась. Целую неделю они с Гарсоном постоянно занимались любовью - часто
днем, всегда перед сном, иногда среди ночи, - казалось бы, она  должна  была
устать и выглядеть изможденной, но она, напротив, расцвела. Повернув голову,
Энни посмотрела на лежащего рядом с собой мужчину. Темные волосы  упали  ему
на лоб, глаза закрыты - он выглядел трогательно взъерошенным и  беззащитным.
Немного похож на Оливера.
   Энни почувствовала комок в горле. Когда-то она отнеслась к его  появлению
как к очередному несчастью, а эта встреча оказалась ее  счастливой  судьбой.
Пускай его назвали не в честь какого-нибудь рыцаря, но, женившись на ней, он
как бы спас даму своего сердца от всех грозящих ей опасностей.
   Но вот Гарсон медленно открыл веки и произнес:
   - Доброе утро. - Он придвинулся к ней поближе и положил свою  мускулистую
ногу на ее.
   Почувствовав его тяжесть, Энни услышала, как заколотилось ее сердце.
   - Опять? - запротестовала она, пытаясь свести все к шутке, но желание уже
охватило ее.
   - Ты должна понять, что происходит, когда я просыпаюсь рядом с  тобой,  -
сказал он, обнимая ее одной  рукой.  -  Мне  кажется,  нам  как  раз  хватит
времени, чтобы... - В комнате Оливера взвыла сирена  игрушечной  полицейской
машины. - Не хватит.
   Она прильнула к нему.
   - Когда Оливер постучит и спросит, можно ли ему войти...
   - ...как мы его приучили, чтобы не быть пойманными врасплох... -  вставил
Гарсон.
   - ...один из нас скажет, что другой спит.
   - И отошлет его прочь? Как тебе не стыдно! - укорил ее Гарсон,  улыбаясь,
но сразу же посерьезнел. - Нет. Для него и так тяжело делить тебя с  кем-то,
а я не хочу, чтобы он считал, что я вторгся в вашу жизнь и он теперь забыт.
   На ее лице появилась счастливая улыбка.
   - Такого я даже представить себе не могу, - ответила Энни. Она вспомнила,
как Оливер взбирался на плечи Гарсона, требуя, чтобы его носили по  комнате,
чтобы играли с ним в полицейскую машину, которую Гарсон привез ему в подарок
из Америки и почти сразу же пожалел об этом. - Ну, как скажешь, хозяин.
   Через полчаса, во время завтрака, Оливер внезапно отложил ложку,  которой
отправлял в рот мюсли, и посмотрел на Гарсона.
   - А Генри Коллис говорит, что ты мне не дядя, а отчим.
   - А я и то, и другое, -  ответил  Гарсон.  Мальчик  проглотил  еще  ложку
мюсли.
   - Значит, вместо "дядя Гарсон" я могу называть тебя "папа"?
   Гарсон улыбнулся от удовольствия.
   - Думаю, да, - сказал он, взглянув на  Энни,  которая  улыбнулась  ему  в
ответ. - Если хочешь, конечно.
   - Хочу, - серьезно сказал Оливер и добавил:
   - А ты можешь называть меня сыном.
   - Очень любезно с твоей стороны. Когда ты вернешься из  школы,  меня  уже
здесь не будет, так что давай я отвезу тебя в школу, сынок?  -  спросил  его
Гарсон.
   Ребенок засиял.
   - Да, пожалуйста. Я скажу Генри Коллису, что у меня есть папа и две мамы,
- сказал Оливер.
   - Правда? - спросила его Энни. Оливер кивнул:
   - Сегодня же утром.
   - Вот тебе, Генри, - вставил Гарсон тихо. Когда они уехали, Энни включила
посудомоечную машину и достала гладильную доску. Гарсон настоял,  чтобы  они
наняли приходящую служанку, так как Энни стало тяжело  управляться  с  таким
большим домом, как "Ферма", да еще заниматься своими поделками на заказ.  Но
служанка приходила два раза в  неделю,  и  сегодня  был  не  ее  день.  Энни
включила утюг. Через  пару  часов  Гарсон  улетал  в  Лондон,  и  надо  было
выгладить ему рубашки. Он сказал, что сделает это сам, но она  захотела  ему
помочь.
   Включив  радио,  Энни  нашла  волну,  на  которой  постоянно   передавали
поп-музыку. Она начала притопывать под знакомую мелодию, не  переставая  при
этом гладить. При воспоминании о том, как Гарсон был рад, когда Оливер начал
называть его папой, Энни улыбнулась. Он так любил малыша, просто  непонятно,
почему он не хочет иметь своих детей.
   Когда-нибудь она попробует его переубедить, но еще не сейчас. Его  запрет
на детей означал, что  ей  надо  предохраняться,  и  она  выписала  у  врача
таблетки. Она решила  принимать  их  примерно  год,  а  потом  поговорить  с
Гарсоном и...
   Следующая мелодия была в стиле регги, и, отступив от доски,  Энни  начала
прищелкивать пальцами и подпевать "О да, о да", покачивая  бедрами  в  узкой
юбке. Регги сменилось роком, Энни продолжала  танцевать,  ритмично  вращаясь
всем телом.
   Потом музыка прекратилась,  и  диск-жокей  начал  говорить  об  изменении
настроения, а Энни снова принялась гладить. Время уже поджимало.
   - Как зритель могу сказать, что танцуешь ты превосходно, - вдруг раздался
голос Гарсона. Энни испуганно повернулась к двери.
   - Ты наблюдал за мной? Он кивнул.
   - И считаю, что ты выглядишь гораздо сексуальнее, чем твоя  сестра.  -  В
воздухе опять стал ощущаться накал страсти, он подошел  к  ней  и  вывел  ее
из-за доски. - Вместо того чтобы танцевать одна, не хочешь ли потанцевать со
мной?
   Положив руку ей на талию, Гарсон привлек  ее  к  себе.  У  Энни  учащенно
забилось сердце. Ее тело идеально соответствовало его  телу,  и,  когда  они
начали танцевать, практически не сходя с места, это соответствие двух тел  -
груди, талии, бедер - также вызывало эротические чувства.
   - Когда ты приедешь? - спросила она.
   - Не скоро. - Гарсон замолчал. - Думаю, месяца через полтора.
   Энни даже отпрянула.
   - Через полтора месяца? - переспросила она испуганно.
   Энни  считала,  что  частые  приезды  Гарсона   свидетельствуют   о   его
потребности находиться с ней, и, хотя она понимала, что бизнес требует много
времени и внимания, такое долгое отсутствие, на ее взгляд, означало, что его
потребность в ней не так уж велика.
   - Мне необходимо произвести некоторые перестановки в  моих  компаниях,  и
потребуется совершить ряд поездок, - объяснил Гарсон,  заключая  ее  в  свои
объятия. Они снова начали танцевать, и его руки заскользили по ее бедрам.  -
Кажется, пуритане выступали против вальса, считая его изобретением  дьявола,
- проговорил он и теснее прижался к ней.
   Почувствовав его  возбуждение,  она  в  свою  очередь  возбудилась  тоже.
Медленный танец породил в них обоюдное желание. Энни  потянулась  поцеловать
его, и, когда их губы соприкоснулись,  Гарсон  поднял  ей  юбку.  Он  гладил
нежную полоску кожи над черными чулками.
   - Чистый шелк, - прошептал он ей в губы, а руками  дотронулся  до  тонких
кружев ее трусиков.
   Энни вся дрожала. Неважно,  как  часто  Гарсон  решит  навещать  ее,  она
никогда не сможет отказать ему.
   - Пойдем в кровать, - попросила она. Гарсон улыбнулся.
   - Ты ненасытная девчонка, - промурлыкал он. Оттого ли, что им  предстояла
долгая разлука, но в этот раз они занимались любовью еще более страстно, еще
более неистово, чем всегда. Как только они сорвали с себя одежду,  его  губы
впились в ее грудь, а руки начали нежно ласкать тело. Сказав,  что  на  этот
раз именно он не может ждать ни минуты, Гарсон вошел в нее - но она  и  сама
уже была готова принять его, - а кульминация была поистине вулканической.
   Потом они лежали рядом, отдыхая. Затем Энни догладила  его  рубашки,  они
собрали чемоданы и пошли к машине.
   - Мне будет очень тяжело без тебя, - сказал Гарсон, целуя ее на прощание.
Энни через силу улыбнулась.
   - Мне тоже.
   Его руки все еще обнимали ее.
   - Мне надо ехать, - сказал он, борясь с желанием остаться.
   Вдруг  они  услышали  шаги  по  дорожке.  Обернувшись,   увидели   Берта,
показавшегося из-за сарая.
   Старик улыбнулся при виде молодой пары.
   - Уже уезжаете? - спросил он Гарсона. - Может, в следующий раз съездим на
скачки?
   Несмотря  на  улыбку,   которой   сопровождался   ответ   Гарсона,   Энни
почувствовала его неслышный стон. После свадьбы  Берт  прижал  его  в  углу,
говоря о том, как ему нравится ездить на скачки, но - увы и ax! - ему  редко
удается это делать. Гарсон пообещал когда-нибудь взять его туда с собой. Это
было ничего не значащее обещание, но с тех пор старик постоянно напоминал  о
нем.
   - Вы дайте Энни календарь скачек, и, когда я ей позвоню в следующий  раз,
мы договоримся и поедем, когда вам будет удобно, - сказал Гарсон.
   - Мне всегда удобно, - успокоил его Берт и, довольный, пошел к себе.
   Снова обняв Энни, Гарсон еще раз поцеловал ее и,  прошептав,  что  должен
ехать, сел в машину.
   - До встречи, любовь моя, - сказал он, и "мазерати" с ревом отъехал.
   Несмотря на улыбку, с которой проводила его Энни, у нее  было  тяжело  на
сердце. После того как они занимались любовью, Энни даже заплакала, так  она
была переполнена чувствами, и в этот момент поняла, что любит Гарсона. Ей не
надо было доказывать себе это, она знала.
   А еще Энни прекрасно знала, что  никакие  силы  и  уговоры  не  могли  бы
заставить ее выйти за него замуж, если бы она не полюбила его. Не поэтому ли
Энни ответила, когда Гарсон спросил, что будет,  если  она  полюбит  кого-то
еще, категоричным: "Только не я"?
   Энни села за кухонный стол. Но, несмотря на то что  он  называл  ее  "моя
любовь" и непрестанно целовал, Гарсон ее не любит. Он ясно дал  понять  это,
когда делал ей предложение. Он мог скучать по ней, сходить с ума от желания,
но ни разу не сказал ей: "Я люблю тебя", даже в  момент  наивысшей  страсти.
Энни опустила голову. Наверное, она должна быть благодарна за то, что он  по
крайней мере не обманывает, но ей хотелось, чтобы он хоть раз  солгал  ей  в
этом.
   Она почувствовала пустоту внутри. Еще недавно их брак казалс