ь льется в бокал, Анна чувствовала, что он рядом, дышит в ее плечо. По спине ее пробежала нервная дрожь.
     - Спасибо, - сказала она чуть дрогнувшим голосом.
     Но это было еще не все.
     - Вот, - сказал он и сунул ей в руку клочок бумаги.
     Взгляды всех подруг устремились на нее.
     - Ну? - наконец спросила Сюзи, когда официант удалился. - Ты собираешься читать, что там написано?
     Они смотрели на Анну выжидающе, но она по-прежнему не разжимала кулак.
     - Знаешь, все это здорово напоминает одну историю, - проговорила Дженет слегка заплетающимся языком. - О Кэрол Стоувер. Она работала в аптеке в Везерби.
     - Где, возле рынка?
     - Да, именно там. В общем.., ее поставили за прилавок, где продают презервативы. Ну, некоторые девушки обычно робеют, даже просят, чтобы их перевели в другой отдел, но только не она. Она, наоборот, постаралась этим воспользоваться.
     Сюзи наклонилась к Дженет.
     - Что ты хочешь сказать? Она их воровала?
     Подруга покачала головой.
     - Нет. Ничего такого. Эта наглая корова писала на упаковках свой телефон, прежде чем отдать их покупателям. Очевидно, это срабатывало неплохо, пока в один прекрасный день в аптеке не появилась некая женщина.
     Похоже, ее муж даже не заметил, что на упаковке что-то написано. Ну, Кэрол и уволили.
     - Так ей и надо! - воскликнула Сюзи.
     Анна разжала кулак и принялась читать записку.
     - Ну что? - спросила Мэнди, заглядывая ей через плечо. - Что там? Перепихнуться хочет или как?
     - Мэнди! - вскричала Анна, шокированная такой откровенностью.
     Мэнди пожала плечами:
     - Извини. Но ты ведь сама знаешь, какие они эти молодые.
     Пристально посмотрев на нее, Анна засмеялась:
     - На.
     Изучив клочок бумаги, Мэнди передала его остальным.
     Сюзи тотчас громко прочла: "Я заканчиваю в полночь. Может, прогуляемся?"
     За столом раздалось многозначительное "О-о-о!".
     - Ну и что ты думаешь? - спросила Карен, глядя на Анну. - Пойдешь?
     - Я думаю.., я думаю, - тихо сказала Анна, внезапно опустив глаза, - что мне нужно пойти в туалет.
     Со всех сторон раздались иронические возгласы.
     - С тобой все в порядке? - прошептала ей на ухо Мэнди, когда Анна встала.
     - Конечно. Все прекрасно, - ответила та, с благодарностью посмотрев на давнюю подругу.

***

     Люминесцентная лампа над зеркалом мигала так, будто находилась при последнем издыхании, в помещении отвратительно пахло, но Анна все стояла и стояла в туалете, уставившись в серую мраморную раковину, не в силах вернуться к подругам.
     Она злилась на себя за то, что так расчувствовалась.
     Выпивка сделала ее не в меру сентиментальной, а песня и вовсе выбила из колеи. Посмотрев на свое отражение в зеркале, Анна вспомнила, где услышала ее впервые - в Нью-Йорке, несколько месяцев назад.

***

     Анна была польщена, когда ей позвонил Гай Поркаро, издатель "Фифти стейтс мэгэзинз" , и попросил прилететь в Америку. Была польщена, но всерьез его предложение не приняла. В конце концов, она родом из Лондона, здесь ее работа, ее дом, ее друзья - и так было всегда. Хорошо, конечно, когда тебе предлагают ответственную работу, но относиться к этому всерьез?.. По крайней мере подругам Анна сказала:
     - Пожить за чужой счет несколько дней в шикарном отеле - что может быть лучше?

***

     Но все оказалось совсем, совсем не так. И дело было не только в черном лимузине, ожидавшем ее в аэропорту имени Кеннеди, и не в манхэттенском пейзаже с небоскребами - дело было в самом городе. Она была очарована - другого слова не подберешь. Нью-Йорк ее околдовал...
     Гай сам встретил ее в облицованном мрамором вестибюле компании на Таймс-сквер и проводил в свой кабинет, находившийся на самом верхнем, двадцать восьмом, этаже.
     Там они примерно с час поболтали, а потом он представил ее членам правления. Именно тогда, стоя у окна и глядя на великолепие Нью-Йорка, Анна и приняла решение - задолго до того как Гай изложил ей условия.
     Ее собственный журнал. Она сама определяет его "лицо". Ну как отказаться от такого предложения?! Конечно, она уже занималась этим раньше в Англии - вот почему на нее и вышли, - но сейчас совсем другое дело.
     Здесь рынок в десять, может, даже в двенадцать раз больше, причем, если верить членам правления, она совершенно самостоятельно будет проводить редакционную политику.
     Надо быть сумасшедшей, чтобы отказаться. Через две недели Анна с одним чемоданом и копией контракта, которую Гай доставил ей экспресс-почтой, вновь вернулась в Нью-Йорк.
     Сто двадцать тысяч долларов в год плюс машина и оплата издержек. Она даже рассмеялась, когда прочла условия. Ведь кто она такая, в конце концов? Всего лишь Анна Николе, которая родилась в Айлингтоне и обучалась в обычной средней школе. Какое право она имеет занимать престижные должности в Нью-Йорке и, словно какая-нибудь кинозвезда, разъезжать в громадных лимузинах?
     Она вспомнила, что сделала в первый же день по прибытии, даже не взглянув на свои апартаменты. Она пошла и купила четыре открытки, а затем, сидя в кофейном баре на углу 34-й улицы и Мэдисон-авеню, сообщила каждой из четырех своих давних подруг о том, куда попала.
     Написала - сама не веря в происходящее, - что для нее сказка стала былью.
     Ее поселили в "Алгонквине", маленькой, но роскошной гостинице в двух минутах ходьбы от Таймс-сквер - на то время, пока она подыскивает себе квартиру. Сначала ничего подходящего не находилось, но как-то раз после встречи в северной части штата ей приглянулась квартира на пятнадцатом этаже дома на Пятой авеню с видом на Центральный парк и далее на Гудзон. Заплатив арендную плату за год вперед, она сразу же вселилась туда.
     В тот первый месяц все было как в тумане. Оглядываясь назад, Анна не могла понять, как со всем управилась. Нужно было нанимать сотрудников, составлять калькуляцию, договариваться с распространителями. Глотая кофе ночи напролет и просматривая папки одну за другой, она пыталась найти все время ускользающий от нее идеальный вариант верстки. Как потом говорила Анна, она тогда питалась только воздухом и чистым адреналином, но при этом чувствовала себя королевой. Королевой Нью-Йорка!
     К концу месяца на шестнадцатом этаже принадлежащего издательству небоскреба уже сидело несколько сотрудников журнала, которых с натяжкой можно было назвать редакцией. Осталось лишь подготовить для издателей сигнальный экземпляр.
     Именно тогда это и случилось.
     Анна хорошо запомнила тот момент. Она только что поговорила с редактором отдела мод и на мгновение застыла у окна, глядя на одинаковые здания Центра всемирной торговли. В дверь неожиданно постучала Жанна, директор по художественному оформлению.
     - У нас проблемы. Парень, который должен был завтра снимать, отказался от съемок.
     - Ну так возьмите кого-нибудь еще. Посмотрите по списку.
     - Я так и сделала. К сожалению, все заняты. Теперь, выходит, не раньше четверга.
     - Черт побери! Только этого не хватало! И так Джек Николсон отказался от интервью, а из отдела по связям с общественностью "Форда" сообщили, что снимут рекламу, если мы не увеличим размер снимка на обложке. Да вдобавок ко всему проблемы с модами! - Она посмотрела на Жанну. - Он только что звонил?
     Девушка кивнула.
     - Позвонить в агентство и отменить?
     - Ну да, а потом мы заплатим безмозглой дуре две тысячи баксов только за то, что она весь день просиживала задницу у себя дома? Ни в коем случае!
     Она со злостью набрала номер.
     - А еще называют себя профессионалами... - Она убрала руку. - Алло! Это Каллум О'Нил?.. Да, это Анна Николе. Да-да, та самая Анна Николе... Извиняетесь! Что толку в ваших извинениях? Это обойдется нам в четыре тысячи долларов, не говоря уже о сроках! Ну конечно, вы не хотели причинять нам неудобство! Но вот что мне очень хотелось бы знать: каково это - чувствовать, что собственными руками разрушаешь свою карьеру?.. Ваша мать? Да при чем тут ваша мать?
     Да, она хорошо запомнила тот момент. Запомнила, каким слабым и усталым был его голос, запомнила, какие чувства испытала, когда услышала те слова, которые вначале пропустила мимо ушей.
     - Моя мать умерла. Умерла сегодня утром. Прошу прощения, если мой ассистент не ввел вас в курс дела, но.., у нас здесь полный беспорядок. Я...
     Анна накрыла ладонью трубку и тихо отдала распоряжение:
     - Отмените съемки, Жанна. Проведете их потом. - Затем, глубоко вздохнув, сказала О'Нилу:
     - Ради Бога, извините. Я не знала... Конечно. Я понимаю. Я... Я понимаю, что вам нужно многое сделать. Я... Да, до свидания.
     Она потом долго сидела и злилась на себя. Злилась на то, что позволила работе вытеснить из своей души все прочие чувства.
     Значит, королева Нью-Йорка? Сука, а не королева.
     Записав на листке бумаги адрес, Анна прошла к секретарше и велела послать цветы.
     Прошла неделя, прежде чем он напомнил о себе. Она как раз собиралась на обед, когда зазвонил телефон.
     - Кто это? - спросила она.
     - Каллум О'Нил. Я хотел поблагодарить вас за цветы. Весьма любезно с вашей стороны.
     - Нужно же было что-то сделать. Я чувствовала себя...
     - Вы очень злились. О, как вы злились!
     - Правда? - засмеялась она.
     - Конечно. И вы имели на это право. Я вас подвел.
     - Ну нет! Если бы это была моя мать...
     - Все равно я чувствую себя в долгу. И хотел бы загладить свою вину.
     - Это что, приглашение?
     Он от души рассмеялся:
     - Вообще-то я так не планировал, но...
     - Тогда что?
     - У вас приятный голос, - У вас тоже.
     - Так как? Поужинаем?
     Она повернулась вместе с креслом и посмотрела на город - туда, где находилась его студия.
     - Когда?
     - Сегодня.
     - Сегодня не могу.
     - Из-за приятеля?
     - Нет.
     - В таком случае когда?
     Она открыла свой ежедневник и бегло просмотрела записи.
     - В пятницу вечером. В восемь часов, годится?
     - Отлично. Где?
     - Как насчет... - Она попыталась вспомнить название ресторана, в котором обедала по приезде, - такой милый итальянский ресторан в Сохо.
     - Как насчет "У Аманчи"? - спросил он.
     Боже, именно его она и имела в виду!
     - Вы что, читаете мысли, мистер О'Нил?
     - Нет. Но умею показывать фокусы.
     Она засмеялась и, уже успокоившись, сказала:
     - Ладно. Значит, в пятницу в восемь. "У Аманчи". Я встречу вас в баре.
     - Прекрасно, но как я вас узнаю?
     Она озабоченно замолчала - может, надо приодеться? - но тут же решила сделать все гораздо проще.
     - Я сообщу вам детали по факсу, мистер О'Нил, - деловым тоном проговорила она. - Ладно?
     - Ну, это совсем другое дело.
     - А вы?
     - Я? - Он засмеялся душевным, по-ирландски раскатистым смехом, который ей сразу понравился. - Ну, я-то вдену красную розу в петлицу, мисс Николе. Что еще?
     Она опоздала - и не на пять минут, а на целый час и десять минут. Тем не менее он был на месте, действительно с красной розой. Когда Анна открыла дверь, он встал и, протянув руку, пошел ей навстречу. Вылитый Крис Кристофферсон! Черная тенниска под белым пиджаком только подчеркивала это сходство.
     - Что ж, мисс Николе, - улыбнулся он, сверкнув зелеными глазами и крепко пожав ей руку. - Рад наконец познакомиться с вами.
     - Пожалуйста, зовите меня просто Анной. Прошу меня извинить. Вы получили сообщение? Совещание все продолжалось, и продолжалось, и продолжалось...
     Он покачал головой:
     - Не имеет значения. Правда. Вы здесь, я здесь, вечер только начался, и... - Он лукаво улыбнулся, затем повернулся и указал на бар:
     - Между прочим, неплохо бы что-нибудь выпить. У вас такой вид, вам явно не помешает.
     - "Джек Дэниэлс", - ответила Анна, усаживаясь рядом с Каллумом.
     - Вы всегда это пьете? - спросил он, подзывая к себе бармена.
     - Нет, - ответила она. - Но когда в Риме...
     Он вопросительно посмотрел на нее:
     - Вы были в Риме?
     Она утвердительно кивнула.
     - А я - нет. - Он рассмеялся. - Зато был в Лондоне. Приятный город. Я останавливался в Кенсингтоне. В отеле на Бромптон-роуд - забыл его название. - Сделав заказ, он снова повернулся к Анне. - Факс мне понравился. Кто вас снимал? Может, я его знаю?
     Она засмеялась, чувствуя, как напряжение спадает.
     - Один мой друг, в Лондоне. Я рада, что вы не прислали мне фотографию.
     - Вот как? - Он приподнял бровь. - И почему же?
     - Это испортило бы сюрприз.
     - Сюрприз? - Он посмотрел на нее, будто не мог взять в толк, о чем она говорит, а потом улыбнулся. - За что пьем? - спросил он, подав Анне бокал.
     - Может, за грубых редакторов и за ирландское очарование? - смеясь, предложила она.
     - Замечательное сочетание! За начало прекрасной дружбы!
     Подняв бокал, она чокнулась с ним.
     - И за "Фифти стейтс мэгэзинз", без которого...
     Они сидели в темном углу заведения и оживленно беседовали. Все было съедено, в ведерке со льдом стояла вторая бутылка вина.
     - Итак, - приблизившись к Анне, проговорил он со своим приятным среднезападным акцентом, - вы все еще не рассказали мне, почему решили переехать в Нью-Йорк.
     - Я получила предложение, от которого не смогла отказаться.
     - Вы имеете в веду работу?
     Анна кивнула:
     - Интересно - собственный журнал, денег больше, чем я в состоянии потратить, ну и вообще что-то новое.
     Кроме того, меня ничто не держало в Лондоне.
     - Вы рады, что приехали?
     - Да, - неожиданно смутившись, кивнула она. - Да, рада.
     - А ваши родители, ваши друзья.., вы по ним не скучаете?
     Она пожала плечами.
     - По родителям я не скучаю. Я хочу сказать, что не так уж часто с ними виделась, даже проживая на соседней улице. А вот подруги... Скучала бы, если бы не приходилось так много работать, - уточнила она.
     - А братья или сестры?
     Она покачала головой:
     - К сожалению, я единственный ребенок. И привыкла все делать сама. А как у вас? У вас-то, наверное, полно братьев и сестер.
     - Никого. - Он поерзал и одним глотком осушил бокал бургундского. - По крайней мере сейчас. - Помолчав, Каллум поднял голову и посмотрел в удивленные глаза Анны. - Мой брат погиб во Вьетнаме.
     - О Господи! Ради Бога, извините...
     - Ничего, вы ведь не знали. - Он тепло, по-дружески улыбнулся, и смущение Анны моментально прошло. - Пожалуй, у нас много общего. Единственные дети. Одиночки.
     - А ваш отец... - рискнула спросить она. - Он жив?
     - По всей видимости, - обронил он, наполняя ее бокал.
     - Вы не знаете?
     - Нет.
     Заинтригованная, Анна на секунду замолчала, чувствуя, что поставила собеседника в неловкое положение - И не хотите знать? - пересилив себя, наконец спросила она.
     Каллум сразу стал задумчивым, весь облик его изменился, перед ней словно сидел другой человек - гораздо старше. Внимательно наблюдая за ним, Анна вдруг обратила внимание на его руки. Такие большие и с таким изяществом обхватывают бокал.
     - Мы с отцом не разговариваем. Он не простил мне, что я пренебрег службой в морской пехоте, в которой была вся его жизнь, как и жизнь его отца, - несмотря на гибель родного сына. - Каллум покачал головой, на лице его мелькнуло недоумение. - Знаете, он тогда даже не заплакал. Ни разу. Не пролил ни одной слезинки...
     Перегнувшись через стол, Анна взяла его за руку.
     Он поднял голову, желая заглянуть ей в глаза, но она, внезапно смутившись, уставилась на свою руку. Казалось, ее парализовала чисто английская нерешительность.
     Каллум большим пальцем мягко провел по ее ладони.
     - И вместо этого вы стали фотографом, - сказала Анна, убирая свою руку и надеясь, что это не будет воспринято как отказ.
     Он слегка подвинулся, внезапно напустив на себя деловитость. Минута откровенности, казалось, прошла.
     - Я уехал из Чикаго, когда мне исполнилось восемнадцать. Упаковал вещи и двинул на восток. Некоторое время жил на переводы от мамы, а потом мне повезло - устроился на работу помощником фотографа.
     - Но разве ваш отец не гордится тем, что вы достигли успеха?
     Он горько засмеялся и покачал головой. В глазах его читалась боль.
     - Стань я сутенером, он и то воспринял бы легче. В конце концов, это же мужская профессия. Но ведь его сын избрал такую сомнительную профессию, как фотограф. Настоящее предательство, по его мнению.
     - А мама? - спросила она, удивленная и в то же время тронутая его откровенностью.
     Лицо Каллума озарилось теплой, хотя и не без грусти, улыбкой.
     - О, мама всегда мною гордилась. Особенно когда наша фамилия начала появляться в журналах и она могла показать ее подругам. Папа же запретил мне даже приближаться к дому, а после смерти Джона их уже ничто не связывало. В конце концов они развелись.
     - Мне очень жаль, - сказала она. - Правда. - Однако такая реакция казалась ей совершенно неадекватной.
     - Ничего. - Он снова опустошил свой бокал. - Это было давно. Я уже все пережил. - Не глядя на нее, он подозвал официанта, чтобы тот принес счет.
     Желтое такси везло их домой. Глядя на залитые дождем улицы и блестящие в неоновом свете тротуары, Анна лихорадочно обдумывала, что делать дальше. Пригласить его к себе? И если да, что сказать? Должна ли она переспать с ним? Она была не прочь, однако проблема заключалась в том, следует ли так поступать. Боже, это полное безумие - в таком возрасте все еще думать о своей репутации "хорошей девочки"! И все-таки, все-таки...
     Когда они вышли из машины, он снял свой пиджак и накинул ей на плечи, чтобы защитить от дождя. Испытывая некоторую неловкость, она посмотрела на него и улыбнулась.
     - Не зайдете? - спросила она, глядя куда-то в сторону, на облака пара, поднимающиеся из люка посреди мостовой. - Может быть, хотите выпить? - поспешно добавила она.
     Он коротко рассмеялся.
     - Думаю, на сегодня уже достаточно, - ответил он. - Как-нибудь в другой раз.
     Анна посмотрела на него и улыбнулась, внезапно ощутив жуткое волнение. Черт побери! Зачем она предложила зайти? Нужно было всего лишь сказать "Спасибо за чудесный вечер", чмокнуть в щеку и уйти.
     - Прекрасно. Я только за, - произнесла она.
     "Что я говорю! - подумала она. - Как будто я уж совсем лишилась рассудка".
     - Я хочу только сказать, - добавила она, - что это было бы прекрасно.
     - Да.., конечно, - отозвался он, глядя на нее смеющимися глазами.
     - Вот. - Анна сняла с плеч его пиджак. - Спасибо.
     Забрав пиджак, Каллум перебросил его через плечо, а другой рукой смахнул с ее лица дождевую каплю. От этого теплого прикосновения внутри у нее что-то дрогнуло.
     - Спокойной ночи, Анна, - просто сказал он и, наклонившись, поцеловал в губы. Затем повернулся и ушел в ночь.

***

     Она лежала на кровати, одежда и обувь грудой валялись у двери. Шелест дождя за стеклом странным образом успокаивал ее. Не в силах заснуть, она решила восстановить в памяти прошедший вечер, попытаться вновь увидеть этого мужчину, вновь услышать его голос. Улыбаясь своим воспоминаниям, она снова и снова проигрывала в памяти те или иные ситуации. Что-то случилось, все как-то разом изменилось. Этот человек пробудил в ней те чувства, которые она уже давно не испытывала, - страсть, желание. Да нет, пожалуй, такого она еще никогда и ни к кому не испытывала. Может, это обычная похоть? Она этого не знала. Наверняка можно было сказать только одно - она хотела бы узнать.

***

     В выходные Анна постаралась загрузить себя работой, злясь на то, что не додумалась дать Каллуму номер своего домашнего телефона. Его номер, конечно, у нее был, но первый шаг должен сделать он. "Хорошие девочки" так не поступают.
     В воскресенье к обеду, не в силах сосредоточиться, Анна оделась и отправилась на улицу, решив, что прогулка пойдет ей на пользу - развеет хандру.
     Не сознаваясь в этом даже самой себе, она направилась к студии Каллума. Подойдя ближе, с бьющимся сердцем замедлила шаги и, словно школьница, осторожно двинулась вдоль кори