непременно попасть в подсобку, но от прилавка до неё - около полутора метров открытого пространства. Александру не улыбалось схлопотать пулю, и он снова применил хорошо зарекомендовавший себя отвлекающий маневр. Приготовившись для прыжка к двери, он что есть силы лягнул железное ведро с пустыми баночками из-под пива. Оно с оглушительным грохотом стукнулось о стену, баночки раскатились по полу - знатный получился трам-тарарам!
     Интеллигент опоздал на какие-то доли секунды. Уже защёлкивая за собой задвижку железной двери, Александр услышал, как по ней зацокали отнюдь не игрушечные пульки.
     - Убью, сволочь!
     - Открой! Хуже будет!
     - Саня, не дури. Мы всё равно тебя оттуда выкурим...
     Они кричали, матерились, угрожали, грохотали кулачищами по железу. Александр молча оттаскивал от лаза ящики и мешки. Хозяин, видимо, не предполагал, что рано или поздно придётся воспользоваться "запасным выходом", и потому тут была воздвигнута мощная стена из торговых запасов.
     Добравшись до потайной дверцы, он обнаружил: она ни в какую не хочет открываться. Видимо, снаружи её завалило снегом.
     Александр растерянно сел прямо на пол и с огорчением вспомнил, что оставил сигареты на прилавке. Как было б хорошо сейчас закурить!
     Оглянувшись по сторонам, он прикинул, в котором из ящиков могут лежать пачки сигарет, и вдруг краем глаза заметил какое-то движение: то ли мышь пробежала, то ли какой-то шарик прокатился. Это ещё что такое? Глюки на нервной почве?
     Александр всмотрелся в тот угол, где мелькнула непонятная тень, и заметил на полу какую-то палку. Оказалось, что это тяжелый лом, которым дворники обычно долбят смёрзшийся снег.
     Особо ни на что не рассчитывая, Александр подсунул лом под дверцу и попытался поддеть её. Медленно, натужно, но она пошла вверх!
     Выбравшись наружу, Александр, утопая в рыхлом снеге, кинулся в придорожные заросли ивняка. Он знал, что там протоптана тропка к речке. На шоссе он выйти не решился. Обнаружив, что сторожу удалось выбраться из западни, Интеллигент со товарищи сядет , конечно, на машину и догонит его. А вот двинуться по речке он навряд ли решится: хоть лёд еще и крепок, но в том месте, куда вытекали поселковые стоки, он уже подтаивал - под тяжелым "Ленд Краузером" запросто проломится. Впрочем, об этом знали разве что местные жители, но никак не залётные гости.
     15.
     Цыган ударил Любу по лицу. Она возмутилась, закричала, но он, приложившись кулаком к её зубам, велел заткнуться, пообещав в противном случае скорое свиданье с бабушкой-покойницей.
     - Дай воды промыть глаза, - прохрипел Цыган. - Чем ты, сука, их выжгла?
     Люба ничего не ответила. И тогда он перевернул её на живот и, зажав шею широкой пятерней, свободной рукой вытащил из пояса узкий кожаный ремень. Люба подумала, что он хочет овладеть ею, и только от одной мысли об этом на душе стало муторно. Она решила притвориться, что раскаивается в том, что сделала, и хочет ему помочь.
     - Ты уж извини меня, - повиноватилась Люба. - Погорячилась я. Глаза-то у тебя как? Сильно ожгло? Давай промоем их водой...
     - Сейчас пойдём, - ответил он. - Вот только уздечку на тебя наброшу...
     Она почувствовала, как шею охватывает холодное кольцо ремня, затягиваясь всё туже и туже. Володя, казалось, хотел её удавить.
     - Осторожно, задушишь ведь!
     - Нет, ты мне ещё пригодишься, - он злобно хохотнул. - Мы с тобой напоследок позабавимся как следует, - и прикрикнул: Чего разлеглась? А ну вставай!
     Люба встала. Володя ударил её ребром ладони по шее и тяжело дыхнул в затылок:
     - Иди на кухню! И не вздумай ерепениться, иначе тебе кранты...
     Делать нечего, она двинулась вперёд. Удавка стягивала шею и, врезаясь в горло, не давала дышать. Люба взмолилась, чтобы он хоть чуть-чуть её ослабил, но Володя, дёрнув ремень, причинил такую боль, что в глазах потемнело.
     - Молчи, стервь! Хуже будет!
     Когда Люба привела его на кухню, он приказал подвести его к умывальнику. Воды в нём, однако, не оказалось.
     - Налей из бака! - закричал Володя. Он вёл себя слишком нервно, и Люба подумала, что Цыган действительно перепуган: боится, что лишится зрения. Но его тревожило довольно странное ощущение: ему казалось, что в доме, кроме их двоих, есть кто-то ещё.
     - Это твой кот тут ходит? - спросил он.
     Нет, Мейсона на кухне не было. Люба видела, как он забился в спальне под кровать и, видимо, там и остался.
     - Чёрт с ним, с котом! - снова занервничал Володя. -Почему воду не наливаешь? У меня глаза уже лопаются!
     Люба провела ладонью по своему лицу. Оно было влажным от слёз - слёз человека, сознающего, что у него нет выбора.
     - Ну, долго я буду ждать?
     - Сейчас, вот только ковш найду, - стараясь казаться спокойной, ответила Люба.
     Ковш не надо было искать: он лежал на крышке бака. Но Любу кто-то будто подпихнул к зажигалке, которую Цыган оставил на столе рядом с сигаретами. " Прижги ему руку, - засвербела в мозгу мысль. - Он выронит ремень, а ты сразу отскакивай в сторону. Ну, не раздумывай!"
     Люба осторожно взяла зажигалку, попробовала вывернуть свою руку так, чтобы пламя наверняка ожгло пальцы Цыгана, но поняла: это у неё не получится. И тогда она, стараясь казаться запуганной, дрожащим голосом попросила:
     - Встань чуть сбоку, а то мне никак не наклониться за ковшом. Пожалуйста!
     Матюгнувшись, он отвел руку так, чтобы удавка, ослабнув, оказалась чуть сбоку. И тогда Люба поднесла зажигалку прямо к его пальцам, сжимавшим ремень.
     Дальше всё разворачивалось как в финале какого-нибудь триллера. Люба, почувствовав свободу, резво отпрыгнула в сторону и сбросила ремень с шеи. Цыган вопил не столько от боли, сколько от унижения: надо же, эта простодырая курица обвела его вокруг пальца! Потеряв контроль над ситуацией, он стал кидаться во все стороны, широко растопырив руки - это напоминало игру в жмурки, и в лучшие времена Люба обязательно вдоволь бы насмеялась над его нелепыми и странными прыжками и ужимками. По дрожащему, побелевшему как мел лицу Цыгана она поняла: на этот раз, если он её схватит, никакой пощады не будет.
     На плите стояла большая кастрюля. Когда Люба случайно уронила на неё взгляд, ей вдруг вспомнилась сцена из давным-давно виденного фильма "Александр Невский": русские бьются с немецкими рыцарями-псами, облаченными в латы и шлемы, напоминающие вёдра. Это была подсказка подсознания!
     Люба схватила кастрюлю и нахлобучила на голову Цыгана по самые плечи. В посудине, между прочим, была вода, в которой насильник так нуждался.
     - Умылся? - с торжеством крикнула Люба. - Или ещё добавить?
     Цыган попытался снять кастрюлю и, может быть, это ему удалось бы сделать, если бы Люба не набросила на него бельевую верёвку.
     Она и сама не поняла, как сумела так ловко и быстро обмотать Цыгана верёвкой, не смотря на его яростное сопротивление. У неё было важное преимущество: она его видела, и контролировала каждое движение, и ей не мешала кухонная мебель, в то время как её противник постоянно наталкивался на стулья, стол, плиту и от ярости и бессилия совсем потерял голову.
     Затянув на веревке узлы, Люба подождала, пока Цыган не рухнул на пол сам. После этого она стреножила строптивого Цыгана его же ремнём. Однако он не желал смиряться с постигшей его участью и, яростно извиваясь, пытался освободиться от пут.
     - Смирно! - скомандовала Люба и, взяв кочергу, ткнула его в бок. - А ну, Цыган, замри! Отделаю, как Бог черепаху...
     От пережитых волнений её мучила жажда. Но только Люба поднесла ковш к губам, как скрипнула незапертая дверь и в дом кто-то ввалился.
     Люба выглянула в коридор и обмерла: там стоял Саня и держал в руках топор.
     - Ты зачем его у поленницы бросила? - спросил он. - Топор новый, острый, кто-нибудь обязательно позарится...
     Люба, обессиленная борьбой с Цыганом, подумала, что натиска Александра ей не выдержать. Она решила, что беглый муж явился за срочно понадобившимися вещами или, не дай Бог, за телевизором, без которого его мамзели и жизнь не в жизнь.
     Александр, однако, поставил топор в угол и принялся стаскивать ботинки. Только тут она заметила, что он был одет слишком легко, можно сказать, по-летнему: из тёплой одежды на Сане был лишь свитер, и тот какой-то странный, весь заиндевевший, будто седым пушком покрытый, а на спине - темное влажное пятно.
     - Что ты так на меня смотришь? - Александр, сняв сапожки, выпрямился и поискал глазами свои шлёпанцы. - Дала бы тапки, что ли...
     В это время на кухне послышался грохот, и оттуда выскочил взъерошенный Мейсон. Его хвост торчал трубой.
     Люба бросилась на кухню, решив, что Цыган выпутался из верёвок и снова пытается снять с головы ведро. Александр пошёл следом.
     Увидев на полу опутанного веревкой человека с кастрюлей на голове, Александр растерянно присел на стул:
     - Час от часу не легче! У меня сегодня сплошные приключения... Что случилось, Люба?
     Люба, вооружившись кочергой, как хоккейной клюшкой, с решительным видом стояла над человеком - кулёмой.
     - Скажешь наконец, что тут творится?
     - Да вот, - выдохнула Люба, - этот стервец напал на меня. А я защищалась...
     - Да-а, - покачал головой Александр и устало улыбнулся. - Мы сегодня оба, оказывается, защищались. Я вот тоже с разборки прибежал.
     - С интеллигентшей своей поцапался, что ли?
     - Если бы! На меня наехали какие-то бандюги, долго рассказывать... А кого ты оприходовала? И не пора ли с него стащить кастрюлю, а то ещё задохнётся - отвечать будешь...
     - Он, сволочь, у меня сам за всё ответит! - с жаром ответила Люба и ковырнула "кулёму" кочергой. - У-у, чёртов Цыган!
     Цыган и в самом деле, видимо, начал задыхаться, потому что его энергичные движения сменились резкими подёргиваниями, больше похожими на конвульсии, а громкий бубнёж плавно перешёл в чуть слышное поскуливанье.
     Александру не сразу удалось стянуть кастрюлю с головы Цыгана: она сидела слишком плотно, и даже удивительно, как он не задохнулся под этой "шапкой".
     - Ну, что будем делать? - спросил Александр Цыгана. - Сразу тебя убить или помучить немного?
     Люба, ещё не утратившая воинственного пыла, замахнулась кочергой и с чувством, медленно, почти по слогам выговорила:
     - Убила бы, и рука не дрогнула! Да мараться об тебя не хочется...
     - Пусть он идёт отсюда подобру-поздорову, - сказал Александр. - Похоже, ты его здорово проучила. Надолго запомнит.
     Цыган, не ожидавший от Александра такой снисходительности, воспрял духом и попробовал разжалобить его ещё больше:
     - Я через неё слепым сделался. Она мне глаза чем-то выжгла. Ничего не вижу, поверь, братан!
     Люба возмутилась и снова наскочила на Цыгана, потрясая кочергой.
     - Ладно, пусть промоет глаза, - сжалился Александр. - Воды не жалко! А наперёд знать будет, как к серьёзным бабам приставать...
     - Чего это ты тут раскомандовался? - вдруг опомнилась Люба. - Иди туда, где живёшь - там и командуй! А тут я пока хозяйка...
     Александр, не обращая на неё внимания, распутал узлы верёвки, снял с ног Цыгана ремень и, толкнув его в бок, велел сполоснуть лицо водой.
     - Ишь, командир выискался! - продолжала возмущаться Люба. - С разборки он, видите ли, - герой какой! - прискакал... А я тебя звала, что ли? Я этого урода, может, в милицию хочу сдать.
     Александр опустился на стул и, только ощутив под собой опору, понял, как сильно устал - до дрожи в коленях и ватной слабости рук. Раздетый, он пробежал несколько километров, и этот стремительный бег вместе с потом выгнал из него весь алкоголь и не дал замёрзнуть.
     Он не знал, что машина, на которой рэкетиры кинулись за ним в погоню, на всей скорости выскочила из-за поворота, угодила в полынью и скрылась под тёмной водой. Навряд ли кто-то из преследователей уцелел. Река в том месте была глубокой.
     - А может, ты рылом не вышел для интеллигентши? - Люба продолжала свой монолог, не заботясь, слушают её или нет. Ей надо было выговориться - выплеснуть всё, что накопилось на душе. - В чём был, в том она тебя и шуганула. А может, у неё новый хахаль объявился, а? Этой дамочке с одним и тем же мужиком скучно, ей разнообразие подавай! А с тебя - ни деньжат, ни вещей, ничего! Зачем ты ей такой нужен? Это только я, дура, тебя терпела. Ну что, отставку она тебе объявила, да? Среди ночи! И ты про меня сразу вспомнил? Мол, Любка всё стерпит, примет такого, как есть...
     Александр, услышав последнюю фразу, подумал, что сильно виноват перед этой женщиной. Слов нет, по сравнению с Ларисой она простая, без всяких изысков, стыдливая, ничего не знает и книжек не читает, а слово "мачо" вообще может принять за какое-нибудь новое ругательство. И тем не менее эта обычная женщина притягивала к себе, заставляла тосковать и сильнее биться сердце, потому что незаметно стала частью Александра.
     Возможно, он никогда бы этого не понял, не случись головокружительного романа с Ларисой - этого карнавала плоти, фантастически острых ощущений, полночных песен под гитару, сумасшедших разговоров, стихов, ироничных подначек и всего того, чего в его жизни не было и, возможно, уже никогда не повторится. Но постепенно Александр с каким-то запоздалым сожалением стал замечать: та жизнь, к которой его приучала Лариса, - это, конечно, интересно, захватывающе и необычно, но трогает, пожалуй, только тело, а не душу. Так бывает, когда смотришь, допустим, откровенный порнографический фильм: сцены, которые мелькают на экране, вызывают сильное возбуждение, и все эти раскованные женщины в кадре соответствуют твоему вкусу, и ты бы не прочь познакомиться с ними поближе. Но вот экран погас, и, поднимаясь с кресла, ты с удивлением обнаруживаешь, что даже твоё тело уже успокоилось, а душа, оказывается, вообще всё кино как бы продремала. Потому что ей, душе, наплевать на все эти позы, способы, ухищрения и приспособления - ей нужно сердце другого человека, и больше ничего.
     Это, наверное, всё-таки про Любу придумали такой анекдот. Мужик из деревни уезжает в город на выходные. Покупает в киоске кассету с самой крутой порнухой и привозит домой. На следующий день, уходя на работу, говорит жене: " Вот, смотри. Приду, будем пробовать". Приходит вечером, видит: жена сидит, уставившись в телеэкран. Он: "Ну что, понравилось?" Жена: "Ой, Вань, что-то я не пойму: они поженились?"
     Когда Лариса рассказала этот анекдот Саше, тот не засмеялся, наоборот - душа затосковала по тому, что он потерял. Многоопытная, столикая Лариса никак не могла заменить ему бесхитростность и наивность его жёнушки.
     От реки до Ларисиного дома Александру было ближе, но он сделал большой крюк и прибежал к Любе. Его будто вела какая-то незримая сила, и ласково подбадривала, когда он падал в снег, и настойчиво подталкивала, когда он, обессилев, кажется, ни за что на свете не поднялся бы на последний пригорок, с которого был виден его дом.
     - Не ворчи, Люба, - сказал Александр. - Если бы ты мне не была нужна, я бы не пришёл...
     Что-то говорившая Люба оторопела и закрыла рот на полуслове.
     - А ты, Цыган, поселиться тут надумал, что ли? - грубо спросил Александр. - Промыл глаза? Давай мотай подобру-поздорову. А то у меня что-то руки зачесались...
     Цыган попятился к двери:
     - Честно, бить не станешь?
     -Вали отсюда! Ну! - прикрикнул Александр. - И не попадайся мне на глаза!
     Цыган бросился вон. И судя по уверенным движениям, дорогу видел хорошо.
     - И не похоже, что ты сегодня пил, - заметила Люба. - Ты, когда пьяный, всегда буянишь. А тут Цыгана запросто отпустил...
     - Бог с ним! А что меня касается, то вот тебе слово: пить брошу! - заверил её Александр, и так убеждённо это сказал, что даже сам себе поверил. Люба, впрочем, слышала это уже не в первый раз, и потому лишь слабо улыбнулась.
     - От этой водки одна беда, - продолжал Александр. - Сколько раз она меня под монастырь подводила!
     - Слушай, а что с киоском-то будет? - вдруг всполошилась Люба. - Он ведь там безнадзорный стоит. Разворуют! А тебе ж и отвечать перед хозяином придётся...
     - Чёрт с ним, - отмахнулся Александр. - Гори оно всё синим пламенем!
     Он ещё не знал, что киоск и в самом деле сгорел. Интеллигент впопыхах бросил непогашенную сигарету в ящик с мусором, и вскоре робкие язычки пламени, окрепнув, бесшабашно заплясали по всему помещению. Огонь увидели с поста ГАИ, но пока разбирались, что к чему и вызывали пожарку, спасать уже стало нечего.
     Самое интересное, что в разгар пожара приехал на грузовике хозяин киоска. Как-то слишком деловито оглядевшись вокруг, он сообщил собравшимся, что торговую точку наверняка спалил этот пьянчужка, которого он лишь по доброте душевной взял на работу. И хорошо, что киоск буквально на днях застраховали, хоть что-то можно будет получить за ущерб.
     На самом деле хозяин знал, что должно было случиться ночью со сторожем. Он слишком боялся "наездов" рэкетиров, и когда ему пообещали мир и спокойствие, да ещё посоветовали, как лучше и надёжнее оформить страховку, он смирился с неизбежностью утраты. На Александра ему было наплевать, ведь, как говорится, своя рубашка ближе к телу. В конце концов, теряя киоск, он ничего не терял: через месяц на этом же месте поставят другое сооружение, а знакомые ребята навезут "левого" дешевого товара, который от настоящего отличит разве что придирчивая экспертиза.
     - Ой, ну как же это так? - волновалась Люба. - Ведь хозяин подумает, что ты бросил пост, из-за тебя ему убыток... Нет, что-то надо делать! Пойдём туда вместе...
     - Не пойду, - сказал Александр. - Я устал.
     - А я, думаешь, не устала? - Люба тяжело вздохнула. - Так устала, что, кажется: вот упала бы и Богу душу отдала, сил никаких нет...
     - Да я не о том, - Александр опустил голову. - Жизнь такая получается: чем дальше, тем хуже, и вроде бы колготишься, что-то делаешь, пытаешься выбраться к свету, а на самом деле это не свет, а так - мерцание гнилушки, ночного светляка или черт знает чего, ненастоящее, в общем. Устал я от этого. Надоело!
     - Всем надоело, - откликнулась Люба. - Но жить-то как-то нужно. Ведь для чего-то же мы все родились...
     - Да ты, оказываешься, философ, Любаша, - засмеялся Александр. - Надоело - не надоело, а шуруй вперёд, или вбок, или блукай в трёх соснах, только не стой на месте, так что ли?
     -Выходит, что так, - смирно подтвердила Люба. - На месте только памятники стоят.
     - Что-то у меня голова раскалывается, - сказал Александр. - Давай хоть чаю попьём, что ли. Где у тебя вишневое варенье? То, моё любимое, протертое через сито...
     -В подполье лезть надо, - ответила Люба. - Завтра достану. А попьём-ка мы чайку с медом. Ты не против? Видишь, я от сладкого ещё толще стала. Натуральная бабища !
     - Ну и что? - откликнулся он, и глаза его засветились лаской. -Ты мне нравишься всякая...
     Люба поставила на плиту чайник, нарезала ломтями батон. Александр глядел, как ладно она двигается по кухне, отвечал на какие-то её вопросы, сам говорил всякую чепуху и на душе становилось всё теплее и теплее.
     Вдруг в подполье что-то стукнуло. Мейсон насторожился и запрыгнул на стул.
     - Что это? - спросил Александр. - Крысы завелись?
     - Нет, Суседка! - отозвалась Люба. - Домовиха у нас живёт. Иногда проказничает. Я страсть как её пугалась. Но добрые люди объяснили, что бояться суседки не надо. Она заботится о том, чтобы в доме всё было ладно...
     - Ну-ну, - качнул головой Александр. - Веришь в бабушкины сказки?
     В подполье снова что-то стукнуло, послышались осторожные быстрые шажки.
     - Чертовщина какая-то, - сказал Александр. - Надо будет мышеловку поставить.
     Люба молчала и улыбалась. Может, Суседка - это и правда вздор, выдумка, бабушкина сказка, галлюцинация, ерундовина с хреновиной, но ведь что-то же помогает выдерживать всю эту невыносимо трудную жизнь, расцвечивая её скупыми цветами радости и маленькими удачами. Наверное, в каждом доме существует свой незримый хранитель, только один старается сделать всё на совесть, а