нициатив
Михал  Сергеича.  В  результате этого  закона  партия  коммунистов  потеряла
престиж и влияние, превратилась в смешной анахронизм.
     -- Но ведь это  произошло на пару лет позже, когда отменили 6-ую статью
конституции.
     -- Отмена только узаконила то, что сделали кооперативы.
     -- Убей меня, ничего не понимаю. Как могли тетки с пирожками вывести из
игры всемогущую партию коммунистов -- это выше моего разумения.
     --  Тетки  с  пирожками,  частные  рестораны и бордели  были  побочными
последствими  закона, не ради них  его принимали. Главное в  этом  акте было
разрешение  кооперативам  брать  в   аренду  государственное   оборудование,
отдельные цеха и целые предприятия.
     -- Ну и что?
     --  Ничего,  желтые  ботинки. Социалистическая  система базировалась на
общенародной,  государственной   собственности  на   средства   произодства.
Использование этих  средств для личной выгоды  сурово  каралось,  вплоть  до
смертной казни.
     -- Ты, надеюсь не одобряешь этой варварской юстиции?
     --  Нет,  не  одобряю,  но  не про меня  речь.  В  советском катехизисе
использование  государственной  собственности  для  личного  обогащения было
одним  из  самых  тяжелых  преступлений,  смертным  грехом.  При  социализме
действовала двойная  шкала цен: одна для  госпредпрятий, другая для граждан.
Границу между этими секторами экономики старались держать на замке. Граждане
платили  за  все  вдвойне  или втройне,  поскольку  в  потребительские  цены
включался  так называемый  налог с  оборота.  Цены на  оборудование  и сырые
материалы держались на низком уровне, чтобы стимулировать развитие народного
хозяйства, однако сии  товары  не  продавались  гражданам. Новый  закон  все
поставил с  ног на  голову. Группа частных  лиц,  объявив себя кооперативом,
могла  теперь  на  законных  основаниях  взять  в  аренду  у  госпредприятия
сложнейшие машины за  очень скромную плату, потому что аренда исчислялась на
основании стоимости этих машин, а она, как я уже объяснил, была искусственно
занижена.   Но   это   только   начало.   Используя  по   дешевке   казенную
электроэнергию,  казенные   помещения  и   казенные  материалы,  кооперативы
производили  дефицитные товары, продававшиеся по ценам, которые недавно были
ценами черного рынка. Раньше  подпольных миллионеров за то же самое сажали в
тюрьму,  могли  расстрелять.  Вдруг все  переменилось. Одним  росчерком пера
Горбачев  узаконил  черный рынок, не понимая, разумеется, что творит.  Новый
закон был составлен как приговор социалистической системе. В недрах партии и
государства  сложилась к  тому времени влиятельная  фракция, которая, считая
крах  социализма  неизбежным,  разработала  план  присвоения  его имущества.
Наряду  с  коопами, происходило  также  превращение  прибыльных  отраслей  в
смешанные  предприятия,  начали с  Газпрома.  Партийная мафия  сомкнулась  с
торгово-промышленной, еще недавно дейстовавшей в подполье.  После некоторого
выжидания и неуверенности  кооперативы расплодились, как  грибы после дождя.
Во время этого пира казнокрадства все, у кого были малейшие связи, принялись
безнаказанно наживаться за счет общенародной собственности.
     -- При чем тут связи?
     --  Связи  всегда  пригодятся!  Чтобы  получить  в  аренду  драгоценное
государственное оборудование, надо было знать тех, кто им распоряжался. Сами
руководители предпрятий  обычно не входили в  кооперативы, но их нанимали  в
качестве  консультантов,  платя  огромные  гонорары.  Раньше  партбилет  был
пропуском  к госкормушке. При  новых  порядках членство в партии  стало  для
кооператоров  обузой.  Жалко  было  платить  членские  взносы  с сумасшедших
заработков, но, самое главное, зачем отчитываться перед парткомом о том, как
ты  куешь  деньги.  На хвосте  кооперативного  расхищения  начался  выход из
партии, который вскоре стал заметным и массовым.
     -- Сергей, ты не мог бы привязать эти захватывающие  детали ко времени,
а то я малость потерялся.
     --  Справедливое  требование.  Поход  против  алкоголя  --  май  85-го,
разворачивание  гласности  -- май  86-го,  закон о кооперативах -- май 87-го
года. Странным образом,  все  в мае. Интересно, что с июля 86-го действовали
драконовские правила, направленные  против частной торговли. Года не прошло,
как развернулись на 180 градусов, дали зеленый свет частным производителям и
торговле.  Еще одно  подтверждение  судорожного  характера  процесса реформ.
Горбачев  был  одержим  словом процесс. Его  знаменитое  выражение  "Процесс
пошел"  странным образом напоминает  лозунг ревизиониста Эдуарда Беренштейна
"Движение -- все, цель -- ничто", хотя Михал Сергеич вряд ли это знал.
     -- Сергей, ты чего замолчал? Ты как себя чувствуешь? Ты, наверно, устал
от этих бесед, тебе бы лучше отдохнуть.
     --  Моя усталость вековая, историческая,  ее никакой отдых не  излечит.
Остановился  я  по  другой  причине. Я только сейчас сообразил,  что в своем
путаном, спонтанном, без  плана,  без руля  и  ветрил рассказе я  пропустил,
оставил без внимания криминальный сектор экономики.
     -- Нет, ты про него упоминал. Про подпольных миллионеров говорил, что с
введением горбачевских кооперативов их деятельность стала легальной.
     -- Не то.
     -- Она не стала, так надо понимать?
     -- Я прав, ты получил неправильное представление, то самое, которое все
имеют.  Де-были какие-то  ловкачи, которые  тайно  изготавливали  нейлоновые
блузки, плащи-болонья и прочую  дефицитную галантерею, продававшуюся  из-под
полы. Это  чушь, чепуха,  сапоги всмятку.  Слушай и  запоминай. Первым делом
оговорюсь, что реальных масштабов  я не знаю. То, что известно, это, по всей
видимости,  только  верхушка  айсберга. Итак,  ни  для кого не секрет, что в
большой советской экономике  был целый  сектор,  находившийся под  контролем
преступных элементов. Я говорю про сферу распределения, розничную  торговлю.
Каждый магазин  выглядел как государственное предприятие и числился таковым,
однако  находился в руках  преступной  шайки, мафии, и  функционировал по ее
правилам.  Продавцы  регулярно обмеривали-обвешивали покупателей  и  платили
установленную  мзду заведующему  секцией  или отделом, тот,  в свою очередь,
отдавал  часть  добычи  директору  магазина, который делился  с руководством
треста. И так далее.
     -- Как высоко простиралась эта схема?
     --  С  точностью сказать  невозможно. Если вспомнить милейшего  Леонида
Ильича, то можно предположить, что  до самого верха.  Что вся торговая сфера
была в руках мафии -- это никто не возьмется оспаривать.  В одной внутренней
публикации  Прокуратуры  Союза я сам читал методические указания о том,  как
документировать  хищения  в магазинах. Я  это потому упоминаю,  что  явление
признавалось массовым, но это только часть картины. Коррупция в торговле шла
не  только  по вертикали,  но  простиралась  также  горизонтально,  в другие
отрасли.  Например,  торгаши  без  сомнения  платили  за  то,  чтобы  товары
поступали навалом, нефасованные и так далее. Это факты очевидные, лежащие на
поверхности.  С другой стороны,  целые республики, Узбекистан и Азербайджан,
находились под властью  мафии. То же самое говорят  про  Грузию  до  прихода
Шеварнадзе, который будто бы положил конец этому позорному явлению. Хотелось
бы  в  это верить, но недавно я натолкнулся на  такой  факт: Шеварнадзе стал
президентом  независимой Грузии  при поддержке вора в  законе, некоего Джаби
Иоселиани.
     -- Относительно воров в законе. Ты не мог бы просветить меня малость по
их поводу?
     -- Борис, такой  разговор уведет  нас  в сторону  от  темы,  а  сегодня
последний  день.  Воры  в  законе  --  составная  часть  мозаики  преступных
элементов в  нынешней  России, но не главная и  не  определяющая. Давай  так
сделаем.  Если   останется  время,  доложу,   что  знаю  по   этому  поводу.
Возвращаемся в русло нашего рассказа. В отношении новостей при Горбачеве был
достигнут прогресс, их стало хоть  отбавляй. Для примера, в том же мае 87-го
года,  когда народу даровали кооперативы, в Москве члены погромного общества
Память  устроили демонстрацию, после чего их принял тогдашний столичный босс
Ельцин. В конце месяца юный немец Матиас Руст,  беспрепятственно пролетевший
через все пояса советской  ПВО, приземлился на  Красной площади. Этот эпизод
показал, что  жертвы  совнарода  ради  обороны не  пропали  даром,  они  шли
прямиком  коту под хвост. Излагать все волнующие события того периода у меня
нет  времени,  но  две тенденции отмечу.  Руководство,  Горбачев без  устали
хватались за новшества, а  жизнь в  стране становилась день ото дня труднее,
хуже.  В  88-ом  году  при дефиците  бюджета  в 100 миллиардов  цены заметно
поползли  вверх,  инфляция  достигла  20  процентов.  Горбачев,  ставший  по
совместительству  председателем  Президиума,  призвал  колхозников  заводить
частные фермы, но отклик  был вялый. В Москве побывал Рейган, власти впервые
признали, что с 74-го года страна живет с дефицитным бюджетом,  но легче  не
стало.  Сказать  по правде,  ничего  не  помогало, но я, кажется повторяюсь.
Придумали новый, двухступенчатый, еще более  демократический парламент, куда
избранные личности вроде Горбачева назначили сами  себя в обход выборов,  но
дефицит  продолжал расти.  Разразилась забастовка  шахтеров,  упали цены  на
нефть, нечем стало платить иностранным поставщикам, стали занимать деньги на
Западе.  Заседания  конгресса народных депутатов показывали по  телевидению,
интерес  публики  к  новому  зрелищу был  огромный.  Через  некоторое  время
трансляцию прикрыли, потому что никто не работал, но, наверно, были и другие
причины. Я был в  тяжелой депрессии. Я хотел найти  свое место  в этой новой
нарождающейся жизни,  которая мне была  не  по  душе. Я  ходил на митинги  и
междусобойчики, слушал других и объяснял свою  позицию, доказывал и  спорил,
но постоянно  было ощущение, что все  впустую. В речах  о новой  России  мне
слышались другие мотивы, скрытые  обертона. Попадались наивные идеалисты, но
в  огромном  большинстве  политическую   трибуну  занимали   приспособленцы,
ловкачи, наскоро перекрасившиеся циники и карьеристы из КПСС.
     -- А как же Сахаров?
     -- Сахаров  --  изолированное явление,  одиночка.  Он  не  политик,  он
моралист, но никакой не политик. Политических инстинктов и навыков у него не
было, по  этой причине он иногда появлялся в неподходящей компании. Он готов
был  идти  до конца за свои моральные принципы, это создавало ореол героя  и
мученика, однако  из-за  отсутствия  политической программы  и политического
движения реальное влияние Сахарова на события не могло быть большим. Сахаров
всегда вызывал у меня уважение и симпатию, я с болью и сочувствием следил за
его  донкихотскими  сражениями.  В  дни   теле-Конгресса  его   популярность
взметнулась до небес.  Публика, долгое время равнодушно смотревшая на травлю
и преследования Сахарова, теперь в опросах общественного мнения отдавала ему
свои голоса.
     -- Почему такая перемена?
     -- Ежу ясно почему. Это больше не грозило последствиями.  Словом, как в
песне Бачурина: Мы  за правду постоять сумеем,  если ложь не слишком хороша.
Из  безопасности  своих  квартир  публике   нравилось  следить  за  цирковым
представлением в парламенте.
     -- Ты к публике не слишком строг?
     -- Ничуть. Я со знанием дела говорю, будучи один из них. Да... Конечно,
сам  по себе  Сахаров  был явление чрезвычайное. Я, знаешь,  никогда не  был
высокого  мнения   о  диссидентах,  хотя   делал  исключения   для  генерала
Григоренко,  Сахарова  и  еще  двух-трех,  как  Габай  или  Володя  Гершуни.
Интересно, что первоначально Сахаров попал в военно-промышленный комплекс из
наивной корысти.
     -- Сергей, ты устал. Я перестаю тебя понимать.
     -- Понимать  нечего. Читай  его мемуары.  Молодому специалисту Сахарову
предложили выбор: теоретическая физика или разработка бомбы. Он пошел делать
бомбу, по той простой причине, что там давали квартиры. Сахаров упоминает об
этом обыденно, не пытаясь представить дело так, что его заманили обманом или
заставили. Это и есть Сахаров. Благодаря своей высокой честности он  получил
право   проповедовать   моральные   принцины.   Центральный,   определяющий,
судьбоносный  эпизод  мемуаров происходит  на  банкете  по  поводу успешного
испытания советского водородного  устройства.  Научный руководитель  проекта
Сахаров  произнес  тост:  Выпьем  за  то,  чтобы  наши  изделия  никогда  не
взрывались над  мирными  городами. В ответ поднялся большой  генерал: Я  вам
расскажу притчу.  Мужик перед тем,  как лезть на  печь  к  старухе, молится:
Помоги,  Господи, укрепи и  направь.  Старуха кричит ему сверху:  ты  проси,
чтобы укрепил, направить  я  сама могу. С горечью и разочарованием воспринял
Сахаров генеральский урок. Знайте свое место,  товарищи академики. Ваше дело
создавать  бомбы, остальное сообразим без вас. Нельзя служить дьяволу, решил
Сахаров. За квартиру  нельзя, по наивности нельзя, ни под каким  соусом.  Он
стал  бороться  за   запрещение   испытаний,   деньги,   полученные  в  виде
государственных  и ленинских премий, отдал на раковые  исследования. В  этом
умении  остановиться на неправедном пути, пойти туда, куда  велит совесть --
его сила, правота, величие. Когда  Сахаров умер  14  декабря,  было ощущение
непоправимой  потери.  Оборвалась  тонкая  нить, соединявшая современность с
книжным идеализмом. Было тяжело, одиноко, даже дата, совпавшая с  восстанием
декабристов, казалась символической, хотя, убей, не знаю почему.
     -- Это какой год был?
     --  89-ый.  Год  завершился  конвульсиями  социалистической  системы. В
ноябре  рухнула  Берлинская  стена,  а   в   Праге  разыгралась  вельветовая
революция; на Рождество румыны казнили  Чаушеску. В СССР было  потише, разве
что дефицит достиг 120  миллиардов.  Товаров  в магазинах  было  все меньше,
несознательная  масса производила  самогон  из  сахара, повсеместно торговлю
продовольствием  стали  рационировать.  Следующий,  90-ый  год,   начался  с
оккупации  Азербайджана   союзными  войсками,  что  предотвратило  армянские
погромы  в  Баку, однако не  изменило  общей  ситуации.  Весной  90-го  года
объявление  о  предстоящем  повышении  цен  породило покупательскую  панику.
Граждане хватали  все  подряд,  торгаши  придерживали  товары.  Перечисление
событий не передает апокалиптического настроения тех дней.  Здание советской
власти  шаталось  и  трещало,  было  ощущение,  что  вот-вот  рухнет.  Языки
развязались,  ежедневно по стране бастовали  десятки тысяч. Под впечатлением
народных возмущений  в  братских столицах  у Горбачева  со товарищи  дрожали
поджилки.  История дышала  им в  затылок. В Москве  граждане интеллигентного
вида  прошли  по  Садовому  кольцу  и  повернули  к центру, где  потребовали
демократии.  В этом мирном шествии несколько  плакатов напомнили  про судьбу
Чаушеску.  Испуг  в  Кремле был такой, что  в мемуарах,  появившихся намного
позже,  Горбачев  все  равно   избегает   упоминания  о  кончине  румынского
диктатора. В  попытке  предотвратить возмущения  отменили,  точнее  изменили
Шестую  статью   конституции.  КПСС  утратила  монополию   на   политическую
деятельность. Правда, прочие силы пока  не спешили оформиться в  партии. Или
не знали, как это делается. Забавным исключением выглядела ЛДП Жириновского,
про регистрацию которой было объявлено еще в  89-ом году  на первой странице
Правды.  Говорят,  эту партию наскоро состряпали кулинары из КГБ по  личному
указанию т. Горбачева. Звучит правдоподобно. Генсек, все еще не понимая, что
времена  переменились,   надеялся  введением  ручной   оппозиции   подсунуть
населению суррогат политической свободы... Такие, брат, дела.
     -- Я повторяюсь, но у меня  впечатление,  что ты себя плохо чувствуешь.
Поди-ка приляг.
     -- Это не физическое. Может, врезать надо бы, да я в последнее  время к
этому лекарству остыл. Я чаще жалею, что не следовал совету бабушки.
     -- Какой бабушки?
     -- Не  какой, а чьей.  Моей собственной. Бабку со стороны отца  я плохо
помню,  она умерла  в  моем младенчестве,  а вот  бабу  Алену,  которая жила
поблизости, на Пятницкой,  часто навещал. Институт бабушек  -- это, пожалуй,
самое  светлое   в   жизни  ребенка.  Бабушки  любят  нас  бескорыстно,   не
воспитывают, не готовят к  будушей деятельности, а просто любят. Мать у меня
была  строгая,  добрая, но  уж  больно строга,  ровно учебник протестантской
этики. Она мне привила много хорошего, но  дома я слишком часто  ощущал себя
виноватым. Придешь к бабке, как будто приземлился на  другой планете. Сейчас
чаем тебя угостит с вареньем и с пирожками, денег даст на  кино или  сама со
мной в Третьяковку отправится. Никогда не станет выяснять, сделал ли уроки и
прочее. Мать про это знала и  ревновала. Изредка, когда я особенно отличался
в проказах и шкодах, могла пригрозить, что к бабушке не пустит.
     --  Интересно.   Я  как-то   никогда  над   этим  не   задумывался,  но
действительно между мамой и бабушкой был большой контраст. Я только не пойму
смысла твоей притчи.
     -- Ты бы, может,  и понял,  кабы не  торопился  перебивать старших. Так
вот,  бабушка   мораль  не  читала,  но  это  не  значит,  что  у   нее  она
отсутствовала. Она не раз  мне  говорила: Врать нельзя,  внучек, это большой
грех.  Нет  возможности сказать правду, молчи.  Но никогда не ври.  В личных
отношениях  я старался следовать этому правилу. Если  бы догадался применить
его  при  добывании  денег, то  наверняка  избрал  бы  другую профессию.  Не
проповедь политэкономии  социализма, где сплошная ложь, не  липовые  справки
про  экономический  эффект, нет,  я  бы нашел себе  практическую  и  честную
профессию,  стал  бы  маляром  или настройщиком  роялей.  Тогда  сегодня  не
пришлось бы размышлять  мучительно над ситуацией, из  которой  все равно нет
выхода.
     -- Это как следует понимать?
     --  Зачем  понимать,  слушай.  В   горбачевское  время  моя  профессия,
экономист,  вошла в большую моду и силу. Сначала  это  был  Абел  Аганбегян.
Горбачев стал  слушаться  его экономических советов еще будучи секретарем по
сельскому  хозяйству.  Хотя  урожай  при  секретаре  Горбачеве   снизился  с
рекордных  237  миллионов  тонн до 158 миллионов  в 81-ом  году, это  ничьей
карьере  не  помешало. Все понимали, что урожай -- дело темное, природа,  но
работа  была  проделана  большая.  В  частности,  была  принята   знаменитая
продовольственная программа. Горбачев пошел на повышение, Аганбегян вместе с
ним.  Это  была  интересная  в  своем  роде  фигура.  Энергичный,  неглупый,
настойчивый. Беда только, что никчемный экономист.
     -- У него в свое время была мировая репутация.
     --  Шум смерти не  помеха, однако,  экономист  он  никакой.  Сейчас все
разъясню.  С  первых   советских  лет  экономическую  науку  сделали  частью
идеологии,   разрешали   изучать  и  применять   один   марксизм.   Ведущими
экономистами   становились  политические  фигуры:  Преображенский,  Бухарин,
Сталин. Про экономику писали все кому не лень, лишь бы политический угол был
правильный. В начале  пятидесятых Мариэтта Шагинян  предложила новый принцип
ценообразования при социализме:  чем  ниже  качество товара, тем выше должна
быть его цена. Тогда,  мол, никто не станет этот товар покупать, что поведет
к его снятию с производства.
     -- Оригинально.
     --  Именно. Но  вернемся к Аганбегяну.  Он  получил такое же  скверное,
убогое  экономическое образование, как  все  мы,  но  довольно рано  нащупал
золотую жилу, а именно проповедь, которая шла по  двум  направлениям. Первым
делом, все у нас плохо, еще хуже, чем можно заключить из официальных данных;
в  собирании и  представлении  негативной  статистики  Аганбегян, точнее его
группа,  а  затем и  целый  институт,  достигли  большой  выразительности  и
наглядности. Второй  тезис