Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
объятия нижних конечностей! Ты знаешь, я
разочарован: в русских женщинах есть какая-то имперская неповоротливость...
Потом она плакала, отталкивала деньги и говорила, что совершила страшную
ошибку, отказавшись выйти за меня замуж. Говорила, что готова все бросить и
уехать со мной в Америку. Но я уже возил в Америку ковры - один убыток...
- А ведь ты врешь, Слабинзон! - засмеялся Башмаков.
- Вру, - легко согласился Борька. - Все было совсем не так. Я ждал ее у
подъезда. Вечером. С букетом цветов. Наконец она появилась - в каждой руке
по огромной авоське со жратвой. Толстая, обрюзгшая, а ноги как рояльные
тумбы. Лицо искажено мукой быта. Увидев меня, она уронила авоськи и
бросилась на шею. Сказала, что муж без работы, у сына - коклюш, а у дочери
понос, что хозяин уже готов выставить их на улицу за неуплату. И что за сто
долларов она будет моя вся без исключения...
- Опять врешь!
- Какой ты привередливый, Тунеядыч! Ладно, рассказываю, как было на
самом деле. Я позвонил. Детский голос сообщил, что папа на службе, а мама -
в детском саду. Ты представляешь, она работает в том же самом детском саду!
Я уже гражданин Соединенных Штатов, вместо Советского Союза куча
независимого дерьма, а она - в том же детском саду! Муж, разумеется, тот же
самый! Кстати, это долбаное русское постоянство и привело к застою... Я
приехал в тихий час. Она меня узнала сразу и бросилась на шею...
- Врешь!
- Не вру. Почему, интересно, женщина не может броситься мне на шею?
"Слабинзончик, - сказала она, - какой ты стал гладенький!" Это в том смысле,
что прыщей у меня теперь нет. Почти все ковры ушли на хорошего дерматолога.
Прыщ - ковер, прыщ - ковер. Жестокая страна! Валькирия, кстати, тоже
выглядела неплохо, не считая застиранных рук и макияжа в манере поздних
импрессионистов. Я предложил вечером встретиться. Она сказала, что не может,
потому что у мужа как раз день рождения и она еще должна купить ему подарок.
Я предложил - завтра. А завтра она ведет падчерицу к гинекологу. А
послезавтра? Послезавтра у нее ночное дежурство. Ладно, думаю, зайдем с
другого бока! И спрашиваю: "А что ты хочешь подарить мужу?" - "Часы... Но у
меня всего десять долларов..." Я говорю, что, когда ехал сюда, видел в
переходе замечательные часы именно за десять долларов. Даже в Америке таких
не встречал. "Ой, Слабинзончик, купи! А то у нас комиссия сегодня - никого
не отпускают. Я тебе буду очень благодарна!" - "Очень?" - "Очень!!!" Я
поехал на улицу Горького в "Подарки" и купил ей титановый "Ситизен" за
двести долларов, а на крышке выгравировал: "Как глянешь - так вспомянешь!"
Но ты представляешь, часы ей не понравились, она даже подурнела от
огорчения, сказала, что видела за десять долларов с цифирками, будильником,
калькулятором и еще черт знает с чем... И это разрушило все мои планы
сексуального реванша!
Вошла Катя:
- О чем это вы?
- О женской жестокости.
- А ты еще не женился?
- Эх, Катя, последний шанс жениться я упустил в Булони много лет назад
по причине злоупотребления пивом... Кстати, а что впоследствии стало с
девушкой по имени Фонарева Ирина? Она жива, надеюсь?
- Жива, - ответила Катя, отводя глаза. - У нее все нормально... Ты еще
долго в Москве?
- Не знаю. Я вот думаю, может, мне здесь себе жену найти? Американки
страшные потребительницы и вечно всем недовольны. А в постели они просто
сексуальные тиранки: "Move, move!" - двигайся... А чуть что не так, пожалте
к психоаналитику! "Скажите, мистер Лобензон, вам по ночам не снятся поющие
вагины?" Найду себе здесь юную интеллигентную деву с настоящими дворянскими
корнями, обогащенными древнееврейской кровью. Научу ее только одной фразе:
"Rest, honey!" - отдыхай, милый! И буду жить счастливо и долго. Детей
растить... А где, кстати, ваша малолетняя дочь?
- На свидание ушла.
- На свидание? Вау! Как летит время! Особенно в Америке...
- А ты знаешь, Тапочкин тоже скоро в Америку поедет? - гордо сообщила
Катя. - По контракту!
- По какому еще контракту?
- С фирмой "Золотой шанс"! Знаешь такую?
- Еще бы! В Америке ее знают даже негры преклонных годов.
- Надежная? - поинтересовался Башмаков.
- Как оральные контрацептивы при воздержании.
- Я серьезно!
- Надежней не бывает. Не волнуйся! А кто к тебе от этой фирмы
обращался?
- Чубакка.
- Чубакка?
- Это прозвище... Бадылкин. Я с ним в "Альдебаране" вместе работал.
Вспомнил товарища!
- Молодец!
- Вот видишь, Тапочкин, а ты еще сомневался! - сказала Катя.
- Подожди, может, им еще моя разработка не понравится!
- А какая у тебя разработка?
- По емкости кислородных шашек.
- Не волнуйся, понравится. Америка всеядна, как свинья.
После десерта Слабинзон сообщил, что обожрался совершенно по-русски и
ему пора в "Метрополь". Перед уходом Борька долго целовал Кате руки.
Башмаков пошел его провожать. По дороге к метро Слабинзон шумно
радовался отсутствию негров и цветных, и только толпа журчащих по-своему
вьетнамцев несколько омрачила его настроение.
- Борь, я давно тебя хотел спросить: что было в голове?
- В какой голове?
- В ленинской.
- Ничего не было. Родная земля. А ты думал, я туда бриллиант "Третий
глаз Шивы" захреначил?
- Что-то в этом роде.
- Нет. Главное мое богатство было в коврах, точнее, в одном ковре.
Помнишь, драный такой, с большими розами?
- Помню. Таможенники еще носы воротили.
- Вот-вот. А ведь это был редкий экземпляр. Образец русского
крепостного ковроткачества. Когда я приволок его антиквару, он расчихался и
выгнал меня. Тогда я пошел в библиотеку Конгресса, перерыл все альбомы,
каталоги и все-таки нашел почти такой же ковер, сделанный шереметевскими
крепостными. Я снял с картинки цветной ксерокс и завизировал его у главного
эксперта-искусствоведа. И знаешь, сколько мне заплатил потом тот же самый
антиквар?
- Сколько?
- Восемнадцать тысяч долларов! Американцы - жертвы экспертов. Если по
телевизору эксперт скажет, что клизма с патефонными иголками способствует
пищеварению, назавтра вся Америка встанет в две очереди. Одна очередь - за
клизмами, вторая - за патефонными иголками. И кто-нибудь озолотится на
производстве клизм и патефонных иголок. К сожалению, я тут же вложил
восемнадцать тысяч в дизельное топливо...
- Слушай, а ты долго привыкал? - спросил Башмаков.
- К чему?
- К Америке.
- А что?
- Да я вот думаю, если разработка понравится и меня пригласят...
Все-таки три года! Мне кажется, я умру от ностальгии!
- Ты умрешь не от этого. От совковой доверчивости. Где ты нашел этого
Чубакку?
- Он сам меня нашел. Приехал прямо на стоянку. Вообще-то в
"Альдебаране" его недолюбливали. А вот ведь - хороший оказался мужик.
- Замечательный! Он еще за тебя премию получит. Такие мозги для Америки
добыл!
- Да ладно издеваться!
- Серьезно! Я ведь тоже в "Золотом шансе" работаю. Только в другом
отделе.
- Да ты что!
- Да, друг мой, жизнь - это череда глумливых совпадений! Я ведь тоже
хотел тебе кое-что предложить. Но раз Чубакка меня опередил - это судьба!
- Я могу...
- Нет. В Америке так не принято - мешать чужому бизнесу. Вызовут в
райком и отберут партбилет. Давай лучше о бабах!
- Давай! А что там у вас с Валентиной на самом деле было?
- Ничего. Она изменила пол. У нее теперь усы и она работает вышибалой в
пивной "У дуба".
- Слушай, а как та негритянка, которая на фотографии, ничего? - спросил
распалившийся от выпитого Башмаков.
- На какой фотографии?
- Из солнечной Калифорнии! Забыл, что ли?
- А-а, Бекки? Чрезвычайно разносторонняя девушка. Но мы давно
расстались. Она оказалась расисткой - не любит евреев...
- А потом?
- Мой бедный моногамный друг, я чувствую, присутствие в мире внебрачных
гениталий отравляет тебе жизнь. Держись - помощь придет...
Помощь пришла через три дня. Слабинзон позвонил и сообщил, что хотел бы
пригласить Башмакова в ресторан "Гаргантюа" на мальчишник. Катя, конечно,
надулась и буркнула, что такого отношения к себе не заслужила. Олег Трудович
как раз стоял перед зеркалом, размышляя, какой повязать галстук. И вдруг
повязал изменный. Катя замолкла на полуслове и ушла на кухню...
Раньше в этом "сталинском" доме на Садовом кольце располагалась
диетическая столовая, и Башмаков даже пару раз там обедал. Дом за эти годы
облез, обветшал, цементные балясины на балкончиках искрошились так, что
обнажилась арматура. Тем фантастичнее выглядел ресторанный фасад, врезанный
в разваливающийся дом, фасад, выложенный цветным пластиком и переливающийся
огнями. Над тяжелой дубовой, с огромными медными заклепками дверью
попеременно вспыхивало название ресторана - то по-русски, то по-французски.
Башмаков уже и запамятовал, когда в последний раз был в ресторане. Он пришел
раньше времени, но вовнутрь зайти не решился: его смущали два негра в белых
цилиндрах, неподвижно стоявшие у двери на зеленом ковре, расстеленном прямо
по тротуару. К ресторану то и дело подкатывали иномарки, из которых вылезали
хорошо одетые пары и целые компании. Башмаков раздраженно подивился тому,
сколько в Москве народу, желающего, а главное, имеющего возможность провести
вечер в дорогом кабаке. Олег Трудович нащупывал в кармане сложенные вдвое
купюрки. Когда он уже выходил из дому, Катя появилась с кухни и сурово
молвила:
- Деньги хоть возьми с собой!
- У меня есть.
- Возьми еще в хлебнице! Рестораны теперь дорогие - может не хватить.
Наконец из такси вышел Слабинзон, одетый в смокинг с бабочкой. А
следом, опираясь на галантную Борькину руку, из машины выскользнула
длинноногая девица в строгом темном брючном костюме и белоснежной блузке.
- Привет тебе, Абул-Сагэ! - поприветствовал друга Слабинзон и
представил даму: - Линда, девушка моей мечты! Линда оказалась на голову выше
Борьки. У нее была короткая, почти мальчишечья, стрижка, высокая, чуть
изогнутая шея и тонкое, обложечной красоты лицо.
- Олег, - сказал, смущаясь, Башмаков.
И увидел себя глазами этой девушки: новый, точнее, малоношеный синий
пиджак с уже немодными петлистыми лацканами, пузырчатые, несмотря на
тщательную утюжку, брюки и демисезонные ботинки на толстой подошве.
- У вас красивый галстук! - белозубо улыбнулась девушка и подала
Башмакову тонкие пальцы с длинными черно-перламутровыми ногтями.
- Пройдемте! - приказал Слабинзон.
Когда они входили, негры совершенно синхронно, как механические
болванчики, распахнули перед ними дверь и сняли цилиндры. Один негр оказался
совершенно лысым.
Ресторан был оформлен в виде харчевни времен Рабле. На стенах висели
мечи, шлемы, панцири и мушкеты вперемежку со старинными гравюрами -
иллюстрациями к "Гаргантюа и Пантагрюэлю". В огромном, сложенном из валунов
камине горел огонь, и на железной пике жарился целый кабан. Ресторан был
полон. Еду между столиками на тяжелых медных подносах таскали официанты,
одетые в приталенные бургундские жакеты, старофранцузские штаны-шосси,
напоминающие балетное трико, и пулены - матерчатые тапочки с длинными
остроносыми мысами. У Башмакова даже мелькнула спасительная мысль, что вот
сейчас не окажется свободных мест - и они переберутся куда-нибудь, где
поскромнее. Но к ним уже шел молодой человек в очках, похожий на референта.
Однажды в "Альдебаран" приезжал кандидат в члены Политбюро Долгих. Так вот,
у помощника высокого партийного начальника, постоянно что-то нашептывавшего
на ухо боссу, была внешность точно такая же, как у этого ресторанного
распорядителя.
- Прошу! - "референт" улыбнулся и повел гостей к столику. Над столиком
висела большая гравюра, изображавшая королеву Гаргамеллу, объедающуюся
соленой требухой. Подвинув даме стул, "референт" точно из воздуха достал три
меню - в кожаных обложках с золотыми монограммами Рабле. Названия блюд были
написаны по-русски и еще каким-то готическим шрифтом. Башмакова приятно
удивили цены, они были или двузначные, или вообще однозначные. Но потом он
приметил внизу приписочку: "Все цены в у. е.". У Башмакова противно уйкнуло
в желудке.
- Здесь очень мило, - заметила Линда.
- Тут раньше была диетическая столовая, - сообщил Башмаков.
- Гораздо удивительнее, что раньше тут был социализм! - усмехнулся
Слабинзон.
Возле их столика уже терпеливо дожидался официант, стыдливо прикрывая
блокнотиком алый оттопыренный гульфик, завязанный двумя желтыми бантиками.
- Дорогая, ты выбрала? - спросил Слабинзон.
- А что вы порекомендуете? - Линда подняла на официанта нежные,
фиалковые глаза.
- Салат из морепродуктов "Нормандские дюны". На горячее - жаркое а-ля
Пантагрюэль. Артишоки изумительные.
- А вино?
- Рекомендую девиньерское пино...
- То самое? - удивилась Линда.
- То самое, - кивнул официант.
- Икра у вас свежая? - справился Слабинзон.
- Свежайшая!
- Отлично!
Официант ушел. Слабинзон некоторое время задумчиво смотрел ему вослед,
а потом тихо вымолвил:
- Вот он - новый человек, какого так и не смогли воспитать коммуняки.
Скромный, опрятный, дисциплинированный. Жалко, дед не дожил!
На сцене под огромным розовым кустом музыкант, одетый как паж, в берете
с пером, аккомпанировал на лютне белокурой девушке, а та тихо пела на
незнакомом языке. На певице была пышная лиловая юбка на каркасе, бархатный
корсет и стоячий кружевной воротник.
- Такие юбки в старину называли "хранительницами добродетели", -
улыбнувшись, сообщила Линда.
- Да уж... - покачал головой Слабинзон. - Не завалишь.
- Интересно, на каком языке она поет? - риторически, чтобы замять
скабрезность товарища, поинтересовался Башмаков.
- На средневековой латыни, - определила Линда.
Олег Трудович с уважением посмотрел на невесту друга и только теперь,
при свете ярких электрических канделябров, заметил, что строгая Линдина
блузка почти совершенно прозрачна и рубиновые соски просвечивают сквозь
материю, словно свежая кровь сквозь только что наложенный бинт. И Башмакову
вдруг страшно захотелось, чтобы этот необыкновенный ресторан стал обычным
советским общепитом - с запахом подгоревшего мяса, доносящимся с кухни, с
хамоватыми неопрятными официантами, с убогим ВИА и предпенсионной солисткой,
поющей на пределе вокальных возможностей:
Ты помнишь, плыли в вышине
И вдруг погасли две звезды?..
- Икра. Ассорти "Нормандские дюны", - объявил официант.
Он поставил перед каждым по огромному керамическому блюду и положил
рядом металлические финтифлюшки, напоминающие ювелирно изготовленные клещи.
На блюде перед Башмаковым лежал, грустно уронив натруженные клешни, большой
лангуст, обложенный креветками и устрицами. Официант тем временем разливал
из обернутой салфеткой бутылки в тяжелые мельхиоровые бокалы белое вино.
Закончив, он поставил бутылку на стол. Башмаков приметил год урожая - 1984-й
- и тревожно нащупал в кармане сложенные купюрки.
- Трудыч!
- Что? - спохватился Башмаков, выплывая из прекрасного прошлого в
суровое настоящее.
- Давай выпьем за Линдочку, мою любимую девушку!
Выпили. Вино напоминало молдавский рислинг, но было намного приятнее.
Линда уверенно взяла затейливые щипцы и раздробила ими клешни своего
лангуста. Олег Трудович с облегчением последовал ее примеру.
- Вы друзья детства, да? - спросила девушка, изящно прожевав кусочек.
- Мы братья, - сообщил Слабинзон.
- Не похоже.
- Просто Башмакова крестили, а мне на всякий случай сделали обрезание.
И наши пути разошлись...
- Что ж, это возможно, если кровные родственники растут в разной
культурно-знаковой среде. Но вы все равно не братья. Слабинзон с восторгом
посмотрел на Линду.
- Вы учитесь? - спросил Башмаков.
- Да, в аспирантуре МГУ.
- Видишь, Тапочкин, девушка, которую я люблю, аспирантка МГУ. Я просто
не стал тебя сразу расстраивать.
- А о чем ваша диссертация?
- Я пишу о семантике возможных миров. Яакко Хинтикка, Пол Крипке...
Представляете?
- Не очень.
- Это довольно просто. Вы кто по образованию?
- Мы по образованию советская техническая интеллигенция, - гордо
объявил Слабинзон.
- Тогда вы легко поймете! Например, высказывание математики или логики
"а равно а" - это, как говорил Лейбниц, необходимо истинное высказывание,
истинное во всех возможных мирах, а высказывание "Завтра я выхожу замуж"
- возможно истинное высказывание, истинное не для всех возможных миров.
Дальше только шаг до идеи виртуальных миров...
Линда замолчала и отпила вина.
- Тапочкин, я должен тебе признаться: Линда согласилась выйти сегодня
за меня замуж. Так ведь, обожаемая?
Девушка улыбнулась и утвердительно потупилась.
Под жаркое а-ля Пантагрюэль пили восхитительное бургундское. Несколько
раз подходил "референт" - убедиться, что у гостей все в порядке.
- Неужели Рабле ел икру?
- Конечно, ел...
- Скажите, - спросила Линда, улыбаясь, - а "дикие колбасы" вы тоже
подаете?
- Разумеется. По четвергам. Все как у Рабле. Рекомендую попробовать!
- В следующий раз обязательно.
- Скажи, чаровница, а он, - Слабинзон кивнул вслед удалявшемуся
распорядителю, - он у вас в МГУ случайно не преподает?
- Нет. Но, кажется, я видела его однажды на конференции по гротескному
реализму...
Девушка взяла сумочку, достала зеркальце, поглядела на себя и, сделав
огорченную гримаску, грациозно удалилась.
- Ну как?
- Апофегей! - ответил Башмаков.
- Завидуешь?
- Чудовищно.
- То-то! К таким невестам с моими деньгами в Америке близко не
подойдешь. А Россия - страна необыкновенных возможностей. За Россию!
Друзья чокнулись и выпили.
- Когда свадьба?
- Считай, сегодняшний ужин и есть свадьба, а ты свидетель. Да, кстати,
Бадылкина посылай к чертовой матери! И больше с ним не связывайся!
- В каком смысле? - оторопел Башмаков.
- В прямом. "Золотой шанс" - компания проходимцев. Но придумано
гениально: обещают хороший контракт, дают заказ как бы на контрольную
разработку. Наши отечественные лохи выкладываются, мозги выворачивают
наизнанку, стараются даже какой-нибудь государственный секретик для
убедительности засунуть. А им потом коротенькое письмо на роскошном бланке:
"Благодарим за сотрудничество, однако Экспертный совет признал
нецелесообразным ваше привлечение к работе фонда..." Отечественный лох с
горя запивает, клянет отсталость советской научной мысли в целом и свою
тупость в частности, а "Золотой шанс" тем временем за хорошие бабки
впаривает разработку Пентагону или другим интересующимся товарищам! Агенты,
Бадылкин и я, имеем процент со сделки...
- Ну и сволочи же вы! - посерел Башмаков.
- Почему же? Так хоть твои идеи вольются в мировую технотронную
цивилизацию, а не протухнут вместе с тобой на Востряковском кладбище. Я не
сволочь. А вот Чубакка на самом деле гад, потому что у нас есть такое
джентльменское соглашение: друзей, знакомых, подруг и родственников не
кидать. А Чубакка... То-то я смотрю, у него лучшие показатели по отделу!
- Спасибо, что сказал. - Ба