Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
у влажный крик.
Этот крик послужил сигналом: захлопали двери, и все пропали; абсолютно
все пропали, и остался один я. В коридоре послышались шаги. Я не успел
подумать и увидел генерала; то есть я хотел сказать, адмирала; но вид у него
был генеральский. Адмирал подошел ко мне и задержался. Когда так
задерживаются рядом со мной, я не могу, я начинаю отдавать честь. Я ее
отдал. Он смотрел на меня и чего-то ждал. Я не могу, когда на меня так
смотрят. Я начинаю говорить. И говорю я все подряд.
Я назвал себя, сказал, кто я и что я, откуда я и зачем, а напоследок
спросил: что ж это такое, если приходится столько стоять и ждать.
Наверное, я спросил что-то не то, потому что у адмирала выпучились глаза
и он, откинувшись, сказал громко и четко:
- Сут-ка-ми бу-де-шь сто-ять! Сутками! Если понадобится.
Я не мог не ответить адмиралу; я ответил, что готов стоять сутками, но не
выстаивать.
Что-то с ним поое этого произошло, что-то случилось: он дернулся как-то
особенно, а потом наклонился к моему лицу и сказал раздельно и тихо:
"Следуйте за мной..."
И я пошел за адмиралом. Через секунду нашелся начальник отдела кадров,
потом - флагманский химик и командир ПКЗ. Все они меня окружили, и было
такое впечатление, что все они мои родственники и пляшут вокруг только
затем, чтоб меня обнять.
Еще через пять минут я уже знал, где находится моя каюта, а через десять
минут я уже был подстрижен. И стал я жить на ПКЗ.
О ПКЗ стоит сказать несколько слов. На первой палубе этого корабля с
винтом размещался штаб, на второй, третьей и четвертой - жили экипажи, ниже
размещался трюм, где с потолка капала вечность, торчали кабельные трассы и
жили крысы, огромные, как пантеры.
Жили они в трюме, а бродили везде. Если крыса шла по коридору мимо
моряков, моряки цепенели. На крыс кидались только самые отважные.
Однажды утром на камбузе кок обнаружил в пустом котле целый выводок этих
тварей: он открыл крышку котла, и они посмотрели на него снизу вверх. Кок
захлопнул крышку и помчался на свалку. Там он в один миг отловил большущего
бродячего кота и в тот же миг доставил его на камбуз.
Кок бросил кота к крысам и загерметизировал котел. Кот отчаянно выл.
Когда через пару минут вскрыли котел, кот вылетел пулей. В котле лежали
трупы. Кот задушил всех. Его можно было понять, он дрался за свою жизнь.
Кок выкинул крыс, вымыл котел и сварил обед. ПКЗ у нас финской постройки.
Финны строили такие ПКЗ для наших лесорубов. Подводники - вот они те самые
лесорубы, ради которых в Финляндии приобретались такие плавучие казармы.
ПКЗ шли из Финляндии на Север своим ходом. На них были: хрусталь,
светильники, ковры, посуда, смесители в умывальниках, краники, различные
шильдики, ручки и даже туалетная бумага в туалетах.
Как только они ошвартовались, с них украли все, даже бумагу в туалетах.
Последними украли из кают цветные занавески. Занавески были из
стекловолокна. Матросики сшили из них плавки. С чудовищно распухшей,
мохнатой промежностью они вскоре заполнили госпиталь.
Кстати, на нашем флоте на плавказармах иногда годами живут не только
подводники, но и их семьи: жены, дети и коляски.
Однажды стратегический атомоход перегоняли с Севера на Восток в новую
базу. Жены, побросав все, примчались туда путем Семена Дежнева. Ну, и как
это бывает, база уже есть, то есть сопки вокруг есть, а домов еще нет...
пока.
Лейтенантам отвели нижние кубрики. Двухъярусные койки. Она сверху, он
снизу, и наоборот. Отделились простынями. Белыми. И поехало. Сначала
стеснялись, а потом повсюду стоял чудесный скрип...
Север... Север... Северный флот...
Экипаж
Мой экипаж появился на ПКЗ через месяц. Он приехал после учебы. Экипажи в
те времена делились на - экипажи, которые все время учились, экипажи,
которые все время ремонтировались, и экипажи, которые все время выполняли
боевые задачи.
Это было очень удобно: нужно послать экипаж на учебу пожалуйста; нужно
сгонять корабль в ремонт - ради Бога; в автономку нужно послать кого-нибудь
- - пошли, родимые.
Но иногда экипажи мучительно переходили из одного состояния в другое.
Например, наш экипаж приехал в базу затем, чтоб мучительно перейти и стать
боевым экипажем.
Разместился он на том же ПКЗ, где я квартировал, и однажды я обнаружил,
что живу в одной каюте с замполитом корабля. Семьи у него рядом не было, и
он сказал мне:
- Ну что ж! Годковщину на флоте никто еще не отменял, а посему полезай на
верхнюю полку.
С тех пор я жил на верхней полке двухъярусной койки, а подо мной жил Иван
Трофимович.
Иван Трофимович - это единственный замполит, которого я бы приветствовал
стоя, остальных - я бы приветствовал сидя, а некоторых - даже лежа.
Сказать, что все остальные замполиты у меня были ублюдками,- значит
погрешить против правды. Нет, ублюдками они не были, но и говорить о них
как-то не хочется.
Зима и весна
Зимой и весной все подводники, мечтающие перейти в боевое состояние, от
мала до велика берут в руки лом, лопату и скребок и яростно кидаются на снег
и лед. Они скалывают его и отбрасывают в сторону. Так постоянно растет их
боевое мастерство, и так они, совершенствуясь, совершенно безболезненно
переходят в боевое состояние.
"Три матроса и лопата заменяют экскаватор",- это не я сказал, это народ,
а народ, как известно, всегда прав.
Однако ие надо думать, что только матросы у нас ежедневно баловались со
снежком; и седые капитаны третьего ранга, плача от ветра, как малые дети, я
бы сказал, остервенело хватались за скребок и - ы-ыы-т-ь! - сдвигали дорогу
в сторону.
При такой работе организм от неуклонного перегрева спасает только разрез
на шипели сзади - он обеспечивает вентилирование в атмосферу и необходимый
теплосъем. Это очень мудрый разрез. Сложился он так же исторически, как и
вся наша военно-морская шинель. Шинель - это живая история: спереди два ряда
пуговиц, сзади на спине складка, хлястик и ниже спины, я бы сказал, еще одна
складка, переходящая в разрез.
Разрез исторически был необходим для того, чтоб прикрывать бока лошади и
гадить в поле. Для чего нужно на шинели все остальное, я не знаю. Знаю я
только одно: шинель - это то, в чем нам предстоит воевать.
Конечно, можно было попросить у Родины бульдозер. (Я все еще имею в виду
очистку дороги от снега. Когда я слышу слово "воевать", помимо моей воли
перед моим внутренним взором возникает лом - этот флотский карандаш, а потом
возникают снежные заносы, и я начинаю мечтать о бульдозере.)
Конечно, можно было попросить у Родины бульдозер, но ведь Родина может же
спросить: "При чем здесь бульдозер? Зачем вам, подводникам, бульдозер?" - и
Родина будет права.
Значит, тогда так, тогда молча берем в руки лом и молча долбаем. Без
бульдозера.
Бульдозер доставали на стороне. Просто ходили и доставали. Был у нас на
дивизии секретчик, матрос Неперечитайло. Это было чудо из чудес. Он мог
запросто затерять секреты, уронить целый чемодан с ними за борт, а потом мог
запросто их списать, потому что у него везде и всюду были свои люди -
знакомые и земляки, такие же матросы.
Правда, чемодан потом всплывал, и его выбрасывало в районе Кильдина на
побережье, но все это происходило потом, когда Неперечитайло уже находился в
запасе.
У него были голубые невинные глаза. Комдива просто трясло, когда он видел
этого урода. Он останавливал машину, подзывал его и начинал его драть. Драл
он его за все прошлое, настоящее и будущее. Драл он его так, что перья
летели. Драл на виду у всей зоны режима радиационной безопасности, где
стояли наши корабли, где была дорога и где были мы с ломами.
Неперечитайло стоял по стойке "смирно" и слушал весь этот вой, а когда он
утомлялся слушать, он говорил комдиву:
- Товарищ комдив! Разрешите, я бульдозер достану?!
- Бульдозер?!! - переставал его драть комдив,- Какой бульдозер?!
- Ну, чтоб зону чистить...
- Что тебе для этого нужно? - говорил комдив быстро, так как он у нас
быстро соображал.
- Нужно банку тушенки и вашу машину... Комдив у нас понимал все с
полуслова, потому-то он у нас и был комдивом. Он вылезал из машины, брал у
Неперечитайло чемодан с секретами и оставался ждать.
Неперечитайло садился на место комдива и уезжал за бульдозером. По дороге
он заезжал на камбуз за тушенкой.
Через тридцать минут он снова появлялся на машине, а за машиной следовал
бульдозер, нанятый за банку тушенки.
Дуст!
Наконец пришло для вас время узнать, что всех химиков на флоте называют
"дустами". За что" позвольте спросить? Извольте: за то, что они травят
народ! Сидя на ПКЗ, я проводил с личным составом тренировку по включению в
ПДУ - в портативно-дыхательное устройство, предназначенное для экстренной
изоляции органов дыхания от отвратительного влияния внешней среды.
Первые ПДУ на флоте называли "противно-дышащим устройством" - за то, что
кислота пускового устройства ПДУ, которая должна была по идее стимулировать
регенеративное вещество этого средства спасения на выдачу кислорода, иногда
поступала сразу в глотку ожидающему этот кислород.
Я видел только одного человека, который продержался при этом более двух
секунд. Это был наш старший лейтенант Уточкин, оперуполномоченный особого
отдела.
Я его честно предупредил о том, что возможны сразу же после включения
некоторые осложнения и что проявления терпеливости в этом конкретном случае
с большим сомнением можно отнести к признакам воинской доблести.
- Жить захочешь - потерпишь! - сказал он мне, Против этого я не нашелся
чем возразить; он включился и показал мне знаком, что все идет как по маслу.
Когда все идет как по маслу, я обычно запускаю секундомер и, вперясь в него,
снимаю норматив.
Через пять минут я оторвался от секундомера, посмотрел на испытуемого и
заметил, что глаза у опера Уточкина чего-то лишились.
Прошло еще десять секунд, и Уточкин, чмокнув, откупорил рот. Изо рта у
него повалил белый дым.
- Ну его на хер,- сказал опер Уточкин, взяв завершением фразы верхнее
"си",- не могу больше!..
Лето
Наступило лето; жены уехали, и поселок опустел; период весенне-летнего
кобелирования окончательно вступил в свои права, и по поселку светлыми
ночами уже шлялись неприкаянные...
Ну кто на подлинном флоте работает летом? Летом никто не работает. Ну,
разве что в поселке подобрать окурки и плевки, а так сидишь на пирсе с
восточным безразличием: расслабление и вялость в членах; тупорылость и
оскуднение в желаниях, в мыслях и в генах; апробация и культивирование
поз...
И вдруг! Комиссия Министра Обороны! Вместе с главкомом!
Все вскочили, побежали, как со сна; озеро вычистили, дерн выложили,
деревья там воткнули, бордюры и траву закрасили; лозунги, призывы, плакаты -
понавесили; и на дома со стороны комиссии обратили особое внимание.
Комиссия на флоте - это время, когда все живые; не калеки, мечтают уйти в
море.
- Когда и на чем они будут?!
- На вертолете через два часа.
- А вертолетную площадку довели до ума?!
- Довели...
- А люди там расставлены?!
- Так точно!
- Ну, тогда ждем сигнала... Через два часа, не дождавшись сигнала:
- Ну?!
- Пока не ясно... Ясно стало через десять минут:
- Все отставить, они будут катером!
- А-а-а-а!!!
И потом уже в диком вальсе:
- Фалрепные!.. Нужны фалрепные на фалы... От метр восемьдесят и выше!
- Что? Фалы?
- Что?!
- Фалы, говорю, от метр восемьдесят?!
- Нет, фалрепные! И еще нужен трап с ковром.
- Слышь! И еще нужен трап с ковром!
- И где он обитает?!
- А черт его знает, на ПКЗ где-то...
- И эту... как ее... тумбу под главкома не забудьте...
И тумбу под главкома. Чтоб он не спрыгнул с трапа, перебив ноги, а сошел,
как подобает, сначала на тумбу, потом на пирс...
Все оказалось закрыто на замок: и трап, тумба, и ковры... и ключ вместе с
заведующим утерян...
- Давайте ломайте!!! Давайте ломайте!!!
- Все ломайте!!!
Сломали вое. Перевернули и нашли в самом дальнем углу. Фу! Ну, теперь
все!!! Нет, не все: еще нужен оркестр, офицер в золоте и машина. Секунда - и
все это есть! Все есть, кроме фалрепных.
- Они ж только что были?! Да, были. И их даже послали куда надо, но там
старшим был молодой мичман, и их перехватили и отправили .на свалку: там
тоже надо было срочно убрать.
- А-а-а!!!...
Это кричит начальник штаба, затем он мечется по коридору и лично собирает
где попало новых фалрепных. Он выстраивает штабиую команду. На худой конец,
и эти сойдут. Конец действительно худой. Самый мощный из них тянет на метр
шестьдесят шесть сантиметров. Начштаба нервничает - одного не хватает.
Последним влетает в строй гном-самописец - полтора вершка! Начштаба не
выдерживает - доконали: он хватает самописца за грудки так, что тот повисает
безжизненно ножками, и орет ему:
- Па-че-му!!! Па-че-му та-кой ма-ле-нь-кий!!! Все! Встретили!
Встретили, подхватили, потащили на руках, И лизали, и лизали в двадцати
местах... Нагрузили, проводили стройною гурьбой, Дали, дали, дали им, дали
им с собой...
...И снова лето настало. Снова благодать разлилась. Солнце снова, и опять
красота; расслабление, расслоение, растягивание членов и тупорылость поз...
Сопки, сопки, ртутная вода...
Корабль
Получили мы корабль - надругались над собой...
Корабль получили осенью. Наш прекрасный корабль... Плавтюрьма!
Кто это сказал?! - Это никто не сказал. Это не у нас. Это у них. У
англичан. В английском языке слово "confine" с одинаковым успехом обозначает
и замкнутый объем подводной лодки, и тюрьму. И поэтому, когда по телевизору
показывают, что колония малолетних преступников ходит теми же строями, в тех
же ватниках и поет те же песни, я не верю своим собственным глазам и все
время думаю, что тут чье-то недоразумение.
Конечно, есть отдельные неразумные, потерявшие терпение и кое-что из
морали подводники, которые пытаются назвать плавтюрьмой наши славные
подводные корабли за то, что они стоят в дежурстве по полгода, а дома бывают
только раз в месяц, пешком и после 23 часов, но я считаю, что это
неправильно. Я считаю, что Родина о них заботится и что эта забота
выражается так часто, так часто, что не увидеть ее может только слепой.
Но вернемся к кораблю.
Это просто чудо какое-то! Я тут же, как только мы его получили, спустился
вниз и прошелся с носа в корму. Слов нет. Просто чудо. Неужели все это сразу
плавает? Неужели оно погружается и всплывает больше, чем полтора раза? - Да,
представьте себе! - А по-моему, оно должно утонуть тут же, прямо у пирса,
вместе с нашей профессиональной подготовкой! - Нет, представьте себе.- Это
грандиозно!..
Открываешь французский прибор и - япона мама: одна плата из Японии,
другая - из Швеции, третья - ФРГ, четвертая - США, пятая - Франция, весь мир
на ладони...
Открываешь наш прибор, а там - Узбекистан, Киргизстан, Ленкорань,
Ленинакан, Уфа, Ухта, Кзыл-Орда! Весь Союз с тобой. И Господь тоже. Иди в
море. Родимый.
И идут. И плавают. Годами. На чем они плавают? - Они плавают на сплаве.
Высокого мастерства и высокой идейности.
И вдруг одна утонула, потом - вторая и сразу третья... Ай-яй-яй! Как же
так?! Неужели?! Вот это да! А мы и не ожидали.- А вот вы ожидали? - Нет, мы
тоже не ожидали.- А вы? - Мы не ожидали, потому что у них пройден весь курс
боевой и политической подготовки.- А-а-а... ну, тогда шапки долой...
Шапки долой - венки по воде; звучит траурная музыка...
Прозвучала - хватит, а теперь остальных выгнать в море, чтоб покрыть
недостачу.
- А знаете, у оставшихся в живых мы интересовались, и они все как один
хотят служить на подводных лодках...
- Это грандиозно!
Флот,- флот...
Что такое флот? - Флот - это люди.- -А еще что? - Флот это "железо".- А
еще? - Флот - это люди, вросшие в "железо".
- Что бы им такое пожелать?
- Пожелайте им здравствовать...
Автономка
Автономка - как женщина: если она у тебя первая, то запомнится надолго.
Отдых перед автономкой ворован, как кусок хлеба со стола помоечным
пасюком. Погрузки, проверки, ракеты, торпеды...
- Кровь из носа, товарищи, это нужно сделать! Кровь из носа... И кровь
идет из носа...
Перед автономкой бывает контрольный выход для проверки готовности. Лодку
выгоняют в море, и она десять суток ходит там туда-сюда, а внутри у нее
сидят люди, преимущественно по тревоге. И тревоги через каждые два часа, и
часто бывает, что одна тревога целуется с другой...
Там я научился спать стоя. Стоишь, стоя и спишь. Просыпаешься тогда,
когда грудью падаешь в прибор, а под глазами такие синяки вырастают, будто в
глаза пустой стакан ввинчивали. После этого так хочется в море, просто не
описать. Без удержу хочется...
Только пришли, и опять - разгрузки, выгрузки, погрузки...
- Большой сбор! Построение на пирсе...
- Внимание, товарищи! Экипаж будет отпущен только тогда, когда на пирсе
не останется ни одной коробки!!!
Будет отпущен, бу-дет, кто же спорит. А за сутки до отхода всех посадят
на корабль, а на корне пирса выставят вооруженного вахтенного, чтоб никто не
сбежал, а то ведь черт их знает, шалопаи, прости Господи...
Отметим коротко!
Отметим коротко, лирически отступив, что в те времена флот пил, и пил он
спирт, и пил он его неторопливо и помногу. Это сейчас всем запретили, а
тогда - о-го-го...
В общем, были отдельные личности, которые, несмотря на сторожей и
проделанную работу, ускользали с корабля в ночь перед самым отходом, и потом
за ними гонялись по всему поселку.
Обессилев, они сдавались, их сажали на детские саночки и привозили на
пирс. По дороге они засыпали, и их грузили на корабль на талях. Приходили
они в себя на третьи сутки вдали от родных берегов.
Но были и такие, которых не находили, и тогда в последний момент брали
кого попало прямо из патруля.. Так взяли одного молодого лейтенанта, и его
жена потом его искала, но искала она не там, где надо искать, поэтому она
искала его несколько дней.
Ах, море, море...
Вышли в море и пошли, отошли подальше, встрепенулись и взялись за
изучение материальной части.
Только наши подводники могут выйти в море, отойти подальше, а потом
начать изучать то, на чем они вышли в море: всем выдаются зачетные листы, и
все одновременно начинают учить устройство корабля - ходят по отсекам, как в
Лувре, и ищут клапана. Лодка плывет, а они учат. А что делать?
Матчасть на нашем родном флоте можно изучить только вдали от Родины.
Вблизи Родина тебе просто не даст ее изучить. Родина, она вблизи что-нибудь
да придумает: снег придумает, астрономическое число нарядов или рытье канав.
Если лодка утонет, то тут Родина поделится на две большие части: та
часть, которая придумала снег, наряды и канаву, будет молчать, а та, другая
часть Родины - та срочно пододвинется поближе и спросит у оставшихся в живых
со всей строгостью.
И это навсегда. Это не изменить. Некоторые пытались, но это навсегда.
Да и мы уже привыкли так учиться своему военному делу. Мы до того
привыкли, что, разреши нам на берегу не рыть, а учить, мы сядем и будем
сидеть, уставясь в точку, отсылая всех к матери Ядвиге; будем сидеть и ждать
выхода в море, чтоб там приступить однозначно.
Когда мы вышли в море, я тоже получил зачетный лист по устройству корабля
и тоже учил до тех пор, пока с глаз моих не спала пелена и пока все эти
трубы, свитые в узлы, не ст