как оформила развод, сразу же выскочила за того
самого начальника-паспортиста и укатила с ним к его родственникам куда-то
под Ярославль. Викентий слушает ее, сам молчит, что говорить - не знает.
Потом вдруг говорит:
- Случай смешной вспомнил. Позвали меня как-то в один дом покойницу
фотографировать. Пришел я, в комнате стол, на столе гроб. Забрался я на
стул, приладился, спрашиваю: сколько снимков делать? И вдруг покойница из
гроба: "Шесть, милок, шесть". Я со стула так и полетел, расшибся весь...
Смешно, правда?
- Смешно,- говорит Тася.- Покойница - и разговаривает...
- А это они захотели сынка из армии вызвать. Вот и решили послать фотографию
матери в гробу.
Смотрит Тася на Викентия, хочется ей дотронуться до него, но между ними
сетка железная. Ближе увидеться им не дали.
- Вот если бы вы были законные супруги, тогда другое дело,- сказали Тасе.-
Тогда пожалуйста. На трое суток. У нас и комнаты для семейных есть.
Тася вдруг и говорит Викентию:
- Давай поженимся. Брак оформим, все, как положено.
- Что, прямо здесь? - спрашивает Викентий.
- А что? Как Полина Анненкова. Ты же сам писал, что у вас здесь браки
оформляют.
Викентий подумал и говорит:
- Ты знаешь, у нас здесь даже часовня есть... Для венчания, кто пожелает...
Написала Тася заявление, отнесла к начальнику колонии. Начальник ей говорит:
- В ближайший четверг никак нельзя. У нас - испытательный срок. Как и везде,
два месяца.
- Как же так? - говорит Тася.- Я через два месяца не смогу приехать. Это же
сколько денег на дорогу надо...
Начальник посмотрел в окно, потом спрашивает:
- Зачем вам это нужно? У заключенных свои интересы, это понятно. Им бы
только на время отсидки жену получить. А как освобождаются - прощай.
- У нас все по-другому,- говорит Тася.
Начальник тогда закурил папиросу и говорит:
- Ладно, так и быть. Пометим ваше заявление задним числом.
Во время регистрации Викентий просил охранника, который привел его, чтобы
тот сфотографировал его с Тасей. Охранник сначала долго отказывался, говорил
- не положено, потом согласился. На другой день Тасю, уже как законную жену,
пустили в зону вместе с другими приехавшими на свидание женами. Дали им с
Викентием комнату в бараке: две койки, заправленные по-солдатски, тумбочка,
холодильник. На окнах занавески. Викентий сделал Тасе подарок - шерстяные
носки.
- Мой сосед носки вяжет... Вот я и взял у него...
Днем вышла Тася на кухню, там приехавшие жены картошку жарят. Тут же дети
бегают, совсем, как дома. Все, конечно, Тасей интересуются - новенькая,
поздравляют с законным браком.
- Мы с моим тоже здесь, в зоне, расписались,- рассказывает какая-то рыжая, в
халате по-домашнему.- По переписке познакомились.
- Им же главное, чтобы на воле их кто-то ждал,- говорит другая, немолодая
уже, стриженая, в очках.- Иначе они сломаются.
- Вот и ты, я вижу, пожалела своего,- говорит Тасе толстушка, на голове под
платком бигуди.- Жалко стало, понимаю... Русские бабы все одинаковы. Спасти,
поднять...
- Нет,- отвечает Тася,- у нас другое... У нас - любовь...
Все на кухне так и покатились со смеху.
- Любовь! - хохочут.- Да какая она, любовь? Ты бы показала нам!
- А я и сама не знаю, какая,- отвечает Тася.- Люблю - и все...
В тот же день вечером вынесли в коридор из комнат несколько столов,
застелили бумагой и газетами, расставили чашки чайные. Тася принесла пироги,
какие из дома взяла. Дежурный офицер стал было возражать, но ему сказали:
- Свадьба же, начальник! Новобрачные! Поздравить надо!
Рыжая подарила Тасе флакончик духов, уже начатый, который с собой привезла.
Муж ее, из заключенных, взял у нее гребенку, обернул тонкой бумагой и стал
играть какую-то музыку.
Когда все расселись, толстушка с кудряшками на голове ушла в комнату и
выносит бутылку белесой жидкости. Все оживились, а муж ее говорит:
- Молодец! Это она по моему рецепту! Я дома так делал! Жидкость для
обезжиривания, уксус, сахар, вода. И в стиральную машину. Напиток выходит
царский - лучше не придумаешь.
Разлили напиток по чашкам, все стали поздравлять Тасю с Викентием, пить за
их здоровье, кричали "горько".
- За вашу любовь! - говорит стриженая, в очках, сама еле сдерживается от
смеха.
Все опять хохотать начали, заливаются, остановиться не могут. А как
отсмеялись, музыкант с гребенкой серьезно так говорит:
- А ведь любви никакой нет! Есть лихорадка и болезнь! Вроде проказы или
оспы. Расстройство всего организма. Делаешься, будто пьяным. По себе знаю...
Ночью уже сидят Тася с Викентием в своей комнате. Тася протянула руку к
Викентию, коснулась его лица, смотрит, а он спит. Сидит она, боится
шевельнуться, чтобы не разбудить. Рука затекла, она все смотрит на его лицо,
шепчет еле слышно:
- Нет у меня на свете никого, кроме тебя... Если бы можно было здесь, в
тюрьме, остаться, я бы осталась. Я счастлива, что себя потеряла. Мне
кажется, ты для меня родился, а я - для тебя. И нам друг без друга никак
нельзя. Я благодарю судьбу за встречу с тобой...
Через три дня Тася уехала. Вернулась домой, не успела в квартиру войти, все
сразу к ней кинулись.
- Живая! Слава тебе, Господи! А мы читаем в газете: катастрофа! Говорим: там
же Тася! Сами не знаем, что и думать...
А Тася им:
- Поздравьте меня... Я теперь мужнина жена...
- Это ничего,- говорит дедушка.- Это не беда. Главное, что живая!
Ольга Леонтьевна сначала даже не поняла, о чем это Тася, а потом до нее
дошло.
- Вы что,- спрашивает,- поженились? А свадьба?
Да так на диван и повалилась. До вечера ее валерьянкой отпаивали.
- Что ж,- говорит дедушка,- свадьба так свадьба. Погуляем.
А Дорик, как всегда, ухмыляется:
- Тут в одном доме тоже свадьба была... Колупаева рассказывала. Гости
собрались, хозяйка в погреб полезла за продуктами. Пошла и пропала. Хозяин
за ней - и тоже пропал. Родственник какой-то спустился - и его нет. Так что
оказалось? У них там в подвале баллоны стояли с жидким азотом. Для холода,
кто-то посоветовал. А крышки плохо прикручены. Пары азота, сами понимаете.
Вот вместо свадьбы - похороны...
- При чем здесь жидкий азот? - спрашивает дедушка.
А Ольга Леонтьевна, как в себя пришла, спрашивает:
- Что-то я не пойму... Он что, у нас жить будет, уголовник этот?
- Ты его не знаешь, мама,- чуть не плачет Тася.
- Как же я с ним буду? - недоумевает Ольга Леонтьевна.- Я не смогу...
- Размениваться надо - вот что,- предлагает Дорик.
Дедушка слушал эти разговоры, слушал, потом говорит:
- Мне сегодня булавки всю ночь снились. К чему бы это?
- Ну, размениваться, так размениваться,- согласилась Тася.
А дедушка опять:
- Вот я знаю, если, к примеру, вода студеная снится, будто ты пьешь ее, это
значит, у тебя в желудке змея завелась. А вот к чему булавки - это я уж и не
припомню...
А как дали объявление о размене, через день в доме гостья - чистенькая такая
старушка, на шляпке цветочки.
- Я по объявлению,- говорит.
Тася как раз дома одна была, Ольга Леонтьевна с Дориком дедушку гулять
повели. Ходила старушка по комнатам, смотрела. Потом увидела у Таси пианино.
- Сыграйте мне что-нибудь, деточка... Тысячу лет не слышала живой музыки...
Мой отец был прекрасный пианист, профессор консерватории.
У нас в доме музыка не смолкала.
Стала Тася ей играть. Старушка слушала, слушала, потом вдруг и заявляет:
- Я ведь адмирала Колчака знала, Александра Васильевича. Любовь у нас с ним
была... Роковая...
Сказала и опять музыку слушает, потом снова:
- Мне тогда двадцать три года было. Замужем уже пять лет, сыну два года. И у
Александра Васильевича семья. Мы с его женой очень дружны были. А каждая
встреча с ним - праздник. Разбуди меня ночью, спроси: что я хочу? Я бы
только и сказала: видеть его. Вот я и призналась ему в любви. А он мне: "Я
вас больше, чем люблю..." Это было в зале Морского собрания, в Ревеле...
Тася все играет, не останавливается, старушка слушает.
- Потом Александра Васильевича арестовали в поезде,- продолжает она.- Я была
тоже там. И не могла его оставить. Пошла с ним в тюрьму. Это в Иркутске...
По своей воле... А, в сущности, за все время мы вместе мало были. Все больше
порознь. Разве что в Японии. Я уехала туда от мужа. А Александр Васильевич
ко мне приехал. Какие были дни! И как мы были счастливы! В тюрьме уже,
гуляем мы с ним во дворе, нам давали раз в день свидание, он сказал как-то:
"А что? Неплохо мы жили в Японии! Есть о чем вспомнить!" Я видела в глазок,
как его уводили. Свалил меня тогда мертвый сон. В тот самый час, как
прощался он с жизнью. Как душа его скорбела смертельно. Вот так, наверное,
спали в Гефсиманском саду ученики... А после его гибели началась моя вторая
жизнь с ним - тайная. Тридцать лет в тюрьмах, лагерях, ссылках. Семь раз
арестовывали. И все время любовь к нему... Только ею и жила...
Старушка еще посидела немного и стала собираться. Вынимает из сумочки
какое-то письмо и протягивает Тасе:
- Вот его письмо. Вы прочтите... Зовут меня Анна Васильевна...
- Вы уже ухоЂдите? - спрашивает Тася.- А как же обмен?
- Что вы, деточка! - отвечает Анна Васильевна.- Какой обмен?
Я же давно умерла. Я уже много лет мертвая...
- Тогда, может быть, чаю? - как-то невпопад спросила Тася.
- Спасибо, деточка. Не пьем мы чаю... Не пьем...
Ушла старушка, Тася понять не может: была она или нет? И тут письмо у себя в
руках видит. Развернула его, читает:
"Прошло два месяца, как я уехал от Вас, моя бесконечно дорогая. И так еще
жива передо мной картина нашего расставания, так же мучительно и больно на
душе, как будто вчера это было. Я не знаю, есть ли у меня столько сил, чтобы
вернуть Вас. А без Вас моя жизнь не имеет ни смысла, ни цели, ни радости. Вы
для меня больше, чем сама жизнь, и продолжать ее без Вас мне невозможно. Все
мое лучшее я несу к Вашим ногам, как божеству моему..."
Читает Тася, сама думает: "Нет, Викентию так никогда не написать".
А вечером, когда собрались за ужином, случилось странное происшествие. Сидят
все за столом, пьют чай, вдруг Дорик говорит:
- Горит что-то!
Глянули, а на скатерти, в самой середине, кружок блестящий, монета какая-то,
а вокруг пятно черное, и паленым пахнет. Ольга Леонтьевна возьми и выплесни
остатки чая на пятно. В тот же миг монета пропала. Одна дыра осталась на
скатерти с черными краями. Тут давай все спорить - что это была за монета.
Дорик и говорит:
- И спорить нечего... Я хорошо разглядел - золотая монета, царский червонец.
Что ж я не знаю, что ли?
Все, конечно, сразу: не может быть, не может быть, откуда здесь царская
монета? А дедушка вдруг как хватит ладонью по столу:
- Вспомнил! Точно - царский червонец!
И рассказывает такую историю:
- Это сразу после революции было. Пришли к нам чекисты с обыском.
Спрашивают: "Золото есть?" Отец тогда вынимает из коробочки золотой
червонец, который хранил, и в сердцах на пол бросает. Кинулись чекисты за
монетой, а ее и след простыл. Исчезла, как сквозь землю провалилась. То ли
закатилась куда, то ли еще что, только два часа шарили в комнате, а золотой
так и не нашли. Вот, стало быть, это и была та самая монета...
- Это уж совсем чепуха какая-то! - машет рукой Ольга Леонтьевна.- Монета
исчезла, чтобы появиться у нас на столе через семьдесят лет!
- Одно только мне непонятно,- говорит дедушка.- К чему бы это явление? Ведь
неспроста оно... Это как предупреждение...
А через день из колонии извещение: Викентий скончался в больнице после
болезни. В этом же конверте были фотографии бракосочетания: Викентий и Тася
стоят, улыбаются.
- Вот оно, к чему этот червонец был,- сказал дедушка.- Я так и думал: помрет
кто-то...
А через неделю еще письмо из колонии, от больничного врача. Он писал Тасе,
что обязан рассказать ей о гибели ее мужа. Оказалось, Викентий умер от
истощения. За неделю перед этим он убежал из колонии и скитался по тайге без
пищи и воды. Нашли его охранники совсем уже обессилевшего недалеко от зоны.
"Мы все удивлялись,- писал врач,- зачем он бежал? Ему сидеть оставалось
совсем ничего. А он знаете, что ответил? Меня, говорит, любовь там ждет. Я
не могу без нее!"
Ольга Леонтьевна все боялась за Тасю - как она переживет все это, но Тася
ничего, держалась. Лишь потом уже, когда прошло время, стали замечать за ней
какие-то странности. Вот говорит она, говорит, все вроде хорошо, а потом как
бы заговариваться начинает. Бормочет что-то уж совсем непонятное:
- Через любовь... Только через любовь... Вечность сквозит... Истинная
жизнь... Жить в другом, как в себе... Это и есть свет любви... Путеводный
луч к потерянному раю...
Дома только удивлялись: откуда что берется, где она выражений таких
нахваталась? А Тася отойдет немного, потом опять:
- Соединение, которое ведет к бессмертию... Свободное единство... Смертная
жизнь перерождается нетленной благодатью... Превращение временного в
вечное... Оправдание и спасение... Это и есть любовь... Оправдание и
спасение...