лотым зубом.
- Опять ты за свое! - одергивает брата Тася.- Когда только угомонишься?
- Вера, правда, этого младенца тогда в роддоме оставила,- продолжает Дорик.-
А он теперь все время является к ней, вырос уже. Сядет рядом и за руку
берет. "Мама,- говорит,- зачем ты это сделала? Знала бы ты, как мне плохо".
Вера уже все монастыри вокруг пешком исходила, прощение вымаливала. А сын
все является...
- Прекрати наконец! - говорит Ольга Леонтьевна.- Никаких привидений нет и не
бывает.
Но тут вмешивается дедушка.
- Как это не бывает? - возмущается он.- А мой покойный батюшка? Сколько лет
бродил по дому со своей деревянной ногой после похорон. А иной раз его
деревянная нога сама собой разгуливала, с ней кот черный рядом.
- Да, да,- поддерживает его Эльза Егоровна.- Это бывает. У нас вот сосед в
квартире раньше жил, заядлый охотник. Теперь-то он уж помер. Так каждое
воскресенье по утрам из его комнаты собачий лай, пальба, крики. А никаких
собак и ружей там нету.
В день свадьбы всем домом собрали Тасю, проводили ее. Эльза Егоровна нарочно
шла за ней следом целый квартал, все смотрела, как платье сидит.
- В этом платье она всех покорит,- сказала она.- Помяните мое слово. Жениха
еще отобьет...
А Дорик опять свое:
- Не будет проку от этой свадьбы, поверьте мне. Вон у Колупаевых с первого
этажа тоже была свадьба. Гости веселятся, а старушка одна в это время с
лестницы упала. Вот и не было потом счастья в этой семье.
Вернулась Тася на другой день утром, все уже встали. Ольга Леонтьевна
смотрит на нее, узнать не может. Тася будто пьяная - хихикает без конца,
напевает что-то.
- Знаете, какая бывает любовь? - говорит.- Вот, к примеру, одного человека
любила женщина. А он взял и скрылся, уехал в Японию. А там к нему вдруг
бабочка большая прилетает. И этот человек тут же умер.
- Ну и что? - спрашивает дедушка.
- А то, что бабочка эта была душой той самой женщины, которая любила его...
- Ерунда какая-то,- говорит Ольга Леонтьевна.- Начиталась книжек. Читать
тебе меньше надо, вот что...
После свадьбы Тася, кажется, еще чаще стала бывать у Веры. Вечером приходит
домой, за ужином рассказывает:
- Этот Викентий такой человек... Способности необыкновенные. Во сне вещи
пропавшие находит. У Верки тут как-то ножницы пропали. Она думала - из
гостей кто стащил. А Викентий лег спать, утром просыпается и говорит: за
шкафом ищи. И точно - лежат ножницы за шкафом.
- Я тоже знал такого,- говорит дедушка.- Зубы ему лечили... А он после этого
лечения на греческом языке заговорил и будущее предсказывал. Вещи тоже
пропавшие находил...
- Это что! - вмешивается Дорик.- У нас в классе один есть... Недыхляев
фамилия. Так он по ночам с историческими личностями общается. С
декабристами, белогвардейцами. Самое же интересное, что они ему подарки
дарят. Он нам показывал. Чайная шкатулка декабриста Анненкова, японский
клинок адмирала Колчака.
По выходным Вера с Викентием ездили на дачу, Тася всегда с ними.
Возвращалась с цветами, свежая, веселая, фотографии с собой привозит -
Викентий их там фотографировал. На снимках все радостные - Вера, Тася, сам
Викентий, все улыбаются.
Дорик разглядывал фотографии, только губы поджимал.
- Плохо все это кончится, я вам говорю... Вот у Колупаевой с первого этажа
тоже была дача. Так муж ее через эту дачу покойником было сделался.
- Как это покойником? - спрашивает дедушка.
- А так, очень просто. Уехал на дачу и пропал. Колупаева через день кинулась
за ним, а там от дачи одно пепелище. И от мужа - косточки обгорелые.
- Что ты несешь? - пугается Ольга Леонтьевна.- Я ничего не слышала об этом.
А Дорик как ни в чем не бывало:
- Ну, косточки, конечно, похоронили, все как положено. На девятый день
собрались помянуть покойника, а он сам в дверь звонит. Колупаева, понятно, в
обморок...
- Привидение, что ли? - спрашивает дедушка.
- Никакое не привидение. Там что вышло? Муж этот на дачу с двумя подругами
поехал. Развлекались там, вино пили. Потом он с одной из них в город уехал,
к ней домой. А другую, пьяную, оставили. Она закурила и уснула. Вот и
сгорела.
Только Тася брата не слушает, она все о своем:
- Ведь какая любовь бывает на свете! Вы только послушайте! Один любил
женщину, а она отвергла его. Он тогда уехал куда-то. А в дороге - гроза, его
и убило молнией. Вот лежит он, весь черный, а на ладони у него отпечаток
какой-то, как бы портрет. Пригляделись - лицо женщины. Это и была та самая,
его любимая. А вы говорите, любви не бывает...
И опять про Викентия:
- А Викентий, он же герой! Вы еще не знаете, что было! Ночью на соседней
даче пожар. Выскочили все, стоят смотрят. А Викентий в дом кинулся - там же
люди. Пока пожарные приехали, он старика какого-то вывел и мальчика
маленького. Потом кинулся снова: может, еще кто остался? Смотрит - шкаф в
комнате. Открыл, а там в ящике - деньги. Когда уже после подсчитали - пять
миллионов. Так Викентий все эти деньги в милицию сдал. Верка потом уж ругала
его, ругала.
А на кухне после ужина, когда посуду мыли, Тася жаловалась Ольге Леонтьевне:
- Верка-то! Верка! Не ценит Викентия. У нее ведь еще до свадьбы роман был. С
начальником паспортного стола. Так она и теперь с ним встречается. Гуляет. Я
уж ей говорю: дура ты, дура...
И вдруг однажды, полгода, наверное, прошло, возвращается Тася домой поздно
вечером, с ней мужчина какой-то. Высокий такой, бородавка на подбородке.
- Вот,- говорит Тася,- это Викентий... Он поживет пока у нас... Какое-то
время...
На кухне Ольга Леонтьевна говорит дочери:
- Как же так, Тусенька? Женатый человек... В твоей комнате...
- Ему сейчас у себя нельзя,- отвечает Тася.
Викентий все дни дома сидел, в комнате Таси, никуда не выходил. Лежит на
диване, каких-то букашек из проволоки и ореховой скорлупы мастерит. Весь
стол ими заставил.
- Это он от своей четвертой жены скрывается,- говорит Дорик.- Которая
ведьма...
- Господи, неужто в самом деле ведьма? - пугается Эльза Егоровна.
- Мало того! - продолжает Дорик.- Она еще что выкинула? Кошку как-то черную
сварила. Кости все выбрала, села перед зеркалом и давай кости эти себе в рот
класть. Шесть костей испробовала - ничего. А как седьмую положила - нет ее в
зеркале, исчезла. Так и сделалась невидимкой.
Дорик пугливо озирается.
- Может, она сейчас здесь где-нибудь...
Тут дедушка из комнаты выходит:
- А знаете, почему батюшка мой покойный по дому ходил? Вина я ему на
поминках не налил. Сели поминать, а я забыл. Потом, конечно, налил. А тут
сосед входит. "Что это,- говорит,- у вас вино льется?"
Поднял я стопку, а у нее дно отвалилось, вот все и вытекло.
- Ну и к чему ты это рассказал? - спрашивает Ольга Леонтьевна.
А еще через несколько дней новое событие - является в дом милиция, два
человека, Викентия спрашивают. Вышел он к ним, а они его сразу забрали и
увели.
Тася после этого совсем не своя стала. Из комнаты не показывается, дверь на
крючке держит. Ольга Леонтьевна извелась вся, стоя возле ее комнаты.
- Что произошло, доченька? - кричит она из-за двери. - Ты расскажи хоть...
Тася сначала ничего говорить не хотела. Потом все же не выдержала:
- Это все из-за Верки...
И рассказывает такую историю. Возвращается как-то Вера домой поздно вечером,
стали они с Викентием спать укладываться. Викентий уже в постели, а Вера у
шкафа стоит, рубашку ночную ищет.
- Боже! - ахает Ольга Леонтьевна.- Это он сам тебе все рассказывал?
И тут видит Викентий у Веры на пояснице в самом низу синяк, да круглый
такой, ровный, будто медаль. "Что это у тебя?" - спрашивает. А она не видит.
"Где?" - говорит. Подошла к нему, он тут и разглядел, что это никакой не
синяк вовсе, а круглая канцелярская печать. Вспомнил тут Викентий, что ему
про начальника паспортного стола говорили. Вере он тогда ничего не сказал.
Только на другой день является в паспортный стол, прямо к этому начальнику.
Да так, у всех на глазах, и ударил его. Сначала рукой по лицу, потом стулом
по голове. Как не убил только? Начальник после неделю в больнице валялся.
- Какой ужас! - морщится Ольга Леонтьевна.
А Тася так вся и вспыхнула:
- Ты не понимаешь, мама! Он же Верку заклеймил, как последнюю девку!
Паспортист этот!
Тася все эти дни места себе не находила: как помочь Викентию?
А как-то Колупаева с первого этажа встречает ее у подъезда:
- Ты сходи в скверик возле суда. Там, говорят, бывают люди, которые могут
помочь.
Тася, конечно, в тот же день понеслась в скверик. Как раз перерыв между
судебными заседаниями был, народу в скверике полно, ни одного свободного
места. В дальнем конце Тася увидела старичка на лавочке, благообразный
такой, с усиками. Газетку на коленях расстелил, бутерброд ест, чай из
термоса наливает. Вокруг него женщины какие-то, целая толпа, обступили его.
- Ладно,- доносится до Таси голос старичка.- Попробую... Обещать наверняка
не обещаю, но кое-какие связи у меня есть. Прошу только - никому! Поняли?
Даже адвокатам.
Дождалась Тася, когда женщины снова в суд ушли, подсела к старичку. Тот
поглядел на нее и спрашивает:
- Вам что, тоже помощь нужна?
Слушает он рассказ Таси, сам бутерброд свой доедает, потом говорит:
- Что ж, попробуем облегчить его положение.
- Денег у меня сейчас с собой нет,- говорит Тася.- Но завтра я непременно
принесу.
Старичок газетой машет.
- Не сейчас, не сейчас... После приговора. Ведь разное может быть. Полное
оправдание - одна цена. Условное осуждение - другая. Статья с более легким
наказанием - третья. Или, к примеру, вовсе не то наказание, что просил
прокурор. Все может быть. Вы понимаете, речь не столько обо мне. Я ведь не
один...
- Понимаю,- говорит Тася.
Теперь у нее только и была одна забота - собрать денег. Дома-то сбережений
никаких. Назанимали они с Ольгой Леонтьевной у соседей сколько можно было.
Тасе все казалось, что мало. А тут Дорик газету им показывает:
- Вон объявлений сколько. Антиквариат скупают, вещи старинные. У дедушки
этих вещей полным-полно...
Вызвали тогда по телефону скупщика, тот приехал с машиной, отобрал из
комнаты дедушки разные вещи - небольшой резной буфетик, венскую круглую
вешалку, фигурную подставку для зонтиков, футляр от напольных часов из
пальмового дерева с инкрустацией.
Короче сказать, в день суда Тася явилась на заседание с большой суммой
денег. Ольга Леонтьевна специальный мешочек ей сшила, который можно было
пристегнуть булавкой под одеждой.
Когда стали вызывать свидетелей, Тася вышла и сказала:
- Вы не знаете подсудимого Викентия! Это во всех отношениях выдающийся
человек. У него необычайные способности! Пропавшие вещи во сне находит.
Людей из горящего дома спасает...
Другие еще свидетели выступали, все говорили, что подсудимого понять можно -
ревность, состояние аффекта и все такое прочее. Тем не менее, несмотря ни на
что, Викентия осудили по 206-й статье - хулиганство, три года.
После суда Тася опять увидела в скверике того самого старичка с усиками - и
сразу к нему.
- Я поняла вас! - говорит.- Никаких связей у вас нет! Вы просто жулик!
Сидите здесь и ждете, какой будет приговор. Что бы ни оказалось - вам все
равно прибыль!
- Ну зачем так? - говорит старичок.- Я же денег с вас не беру. Вам просто не
повезло.
Дома у себя в комнате Тася повесила на стенку все дачные фотографии, на
которых был Викентий. Ольга Леонтьевна заходит к ней, Тася стоит на
диванчике на коленях и цветными карандашами раскрашивает фотографии. Все
снимки в каких-то ажурных рамочках, вырезанных из бумаги. Тут же рядом
цветочки к обоям приклеены, лоскутки разноцветные.
- Что это у тебя? - спрашивает Ольга Леонтьевна.
- Это чтобы Викентий не считал себя одиноким... Я через снимки передаю ему
свои мысли. Я уверена: он их чувствует.
На Тасю в эти дни смотреть было жалко. Высохла вся, хуже щепки, почернела.
Ходит по квартире, как тень. Музыкой бросила заниматься.
- Не знаю, что со мной,- говорит она.- Сегодня утром, как встала, глянула в
зеркало, вижу свое отражение - прическа, блузка моя любимая без рукавов. А
сама думаю: почему же блузка? Ведь я же еще не переодевалась, не
причесывалась. Как была в халате, так и осталась. А в зеркале - блузка...
Все в доме оберегали Тасю, будто она заболела.
- Печаль человеку кости сушит,- говорил дедушка.- Ты уж не изводи себя...
А Дорик однажды приходит из школы и сверток какой-то Тасе вручает.
- Что это? - спрашивает Тася.
- Это тебе... Подарок... От Недыхляева из нашего класса. Я тебе о нем
рассказывал. Чайная шкатулка декабриста Анненкова. А это - самурайский
клинок, мастер Исихара. Адмирал Колчак лично в Японии покупал. Я подумал:
может, тебе это будет интересно?
А потом пришло письмо от Викентия. И Тася снова стала как прежде. Все дни
теперь сидит за столом, письма Викентию без конца сочиняет.
- Ну как он там? - спрашивала Ольга Леонтьевна.- Что пишет?
- Пишет - нашел себе занятие: фотографирует,- рассказывает Тася, сама
счастливая такая, улыбается.- К ним каждый месяц в третий четверг приезжают
из районного загса браки регистрировать. Вот он и фотографирует новобрачных.
- Неужели там еще и женятся? - удивляется Ольга Леонтьевна.
Потом еще были письма от Викентия. Ольга Леонтьевна видела одно письмо на
столе, Тася по рассеянности его оставила.
"Голубка моя родная,- было там написано.- Для меня нет другого счастья, как
только думать о тебе. У меня все хорошо, ты не беспокойся. У нас в камере
три кошки. Живут себе, никуда не уходят. Погуляют и обратно в камеру
возвращаются. Дорогая моя, я живу только тобой и твоими письмами..."
- Бедная моя Тусенька,- говорила Ольга Леонтьевна дочери.- Да они в тюрьмах
все так пишут. Это у них так принято.
А Тася ей отвечала:
- Ничего не могу с собой поделать. Меня будто отравили. Отняли разум. Все в
мире для меня исчезло.
- Прямо Ромео и Джульетта,- говорит Дорик.- И что ты только в нем нашла? Он
и не красивый вовсе. Бородавка какая-то на лице.
- У нас вот тоже был случай,- вмешивается тут дедушка.- Когда я на корабле
плавал. У одного матроса любовь была. С русалкой. Песни она ему пела. А как
перевели его на другой корабль, очень она тосковала.
Чем бы все это кончилось - неизвестно, только в одни прекрасный день
приходит Тася домой и билет на поезд показывает.
- Вот, к нему еду...
Ольга Леонтьевна, понятно, в слезы.
- Куда же ты, доченька? Ты же никогда из дома не уезжала. Ты же у меня
домашняя девочка...
- Не могу я без него, мама! - говорит Тася.
Тут и Эльза Егоровна не выдержала:
- В тюрьме же ведь ужасно... Зачем на это глядеть?
- У нас тоже один сидел,- рассказывает дедушка.- Могилы грабил... Так он в
тюрьме цингой болел. Зубы своими руками вытаскивал. Все до одного. Может,
Викентий твой там тоже уже без зубов. А ты приедешь.
Но Тася свое:
- Не могу я без него!
Ну, делать, видно, нечего. Поплакала Ольга Леонтьевна, поплакала и стала
Тасю в дорогу собирать. Гостинцев накупила - не с пустыми руками же ехать,
пирогов напекла целую сумку.
Последнюю ночь перед отъездом Тася уснуть не могла, лежала с открытыми
глазами. А как светать стало, смотрит - женщина какая-то незнакомая в
комнате.
- Не надо бы тебе ехать, голубушка, не надо,- говорит гостья.- Ты подумай,
прежде чем ехать. Ты ведь не знаешь, на что обрекаешь себя.
- А вы кто? - спрашивает Тася.
- Полина я, жена Ивана Александровича Анненкова, государственного
преступника. У вас шкатулка моего мужа. Вспомнили?
- А,- говорит Тася,- декабрист...
- Меня перед поездкой к нему тоже предупреждали: "Твой-то,- говорят,- может,
запил там, опустился". "Тем более мне надо ехать",- отвечала я. Вот и
поехала в Читу. Молодая была, глупая... Мадемуазель Поль... Ни слова
по-русски... В Великом посту мы венчались. Ивана Александровича в церковь в
оковах привели. На паперти только сняли. А его и узнать нельзя. Мужик в
полушубке и с бородой. Я-то помню: блестящий офицер, кавалергард. Я к
офицеру ехала. А тут вконец больной человек... Черная меланхолия...
Говорили, он в крепости хотел покончить с собой, часовой спас. Все это на
меня ужасно подействовало. Лучше бы мне его не видеть, не приезжать...-
Гостья всхлипнула.- Все же это ужасно - жена ссыльнокаторжного! Сколько
унижений! Обыски! Свидания раз в три дня... Непременно при унтер-офицере...-
Она вытерла слезы, успокоилась. - Я все время себя спрашивала: надо было мне
ехать или нет? Отказаться от вольной жизни! Помню, где-то по дороге, в
Казани, что ли... Канун Нового года. В Дворянском собрании бал. Залы ярко
освещены. Маски входят. Я говорила себе: "Какая разница! Здесь собираются
веселиться, а я еду в пропасть. Для меня все кончено - музыка, танцы". Так
что ты, голубушка, подумай... Не надо бы, может, тебе ехать...
Когда она уходила, сказала:
- А шкатулку Ивана Александровича я у тебя заберу... Все же память...
Потом уже, когда Тася поднялась и подошла к столу, видит - клинок адмирала
Колчака на месте, а шкатулки нет. Тут в дверь Ольга Леонтьевна стучит:
- Пора собираться...
Сидят они завтракают, Ольга Леонтьевна все успокоиться не может:
- И на что он тебе - уголовник? И потом он же старик! Он же старше тебя на
десять лет!
Тася уже ничего и не отвечает матери. После завтрака Ольга Леонтьевна с
Дориком стали собираться на вокзал проводить Тасю. Дедушка тоже начал было
суетиться, но ему сказали, чтобы он оставался дома - дорога неблизкая.
Дедушка обиделся, конечно.
- Уйду я от вас,- говорит.- В дом престарелых уйду...
- Да пусть едет,- сказала Тася.
На вокзале Дорик говорит дедушке:
- Ты тоже придумал - в дом престарелых... Ты хоть знаешь, что там творится?
Какие там дела? Спроси у Колупаевой с первого этажа, ее отец там был. Люди
исчезают. Пропадают на два-три дня, потом снова появляются. Только уже без
волос, остриженные наголо.
- Это еще почему? - недоумевает дедушка.
- А это дельцы, новый бизнес. Увозят стариков, усыпляют их и стригут.
- Зачем же это им надо?
- Волосы за границу продают. Громадные деньги. Оказывается, из волос пожилых
людей готовят особо ценный лекарственный препарат. Причем из волос только
пожилых людей. От молодых не выходит...
- Господи, опять ты что-то выдумываешь! - говорит Ольга Леонтьевна.
А тут и вагон тронулся, Ольга Леонтьевна кричит Тасе:
- Смотри, осторожнее там!
Добиралась Тася долго. На каком-то полустанке поезд стоял больше суток.
Сказали: впереди авария - поезда столкнулись.
"Вот ведь как судьба меня держит,- думала Тася.- Не хочет пускать".
Она вместе с другими пассажирами ходила на место аварии смотреть. Народу там
много, солдат нагнали, наверное, целый полк. По сторонам дороги вагоны
смятые, искореженные, все в ржавых пятнах, тягачи их растаскивают. Под
ногами битые стекла, вещи чьи-то: то кепка, то ботинок, то пиджак порванный,
сумка дамская. Бродяги какие-то здесь уже хозяйничают - подбирают вещи,
роются в карманах, в сумках. В одном месте Тася увидела на земле фотографию
- женщина и мужчина рядом, лица счастливые, радостные. Она вспомнила дачные
фотографии, где Вера, Викентий такие же веселые.
Наконец путь был расчищен, движение восстановлено, снова пошли поезда.
Приехала Тася в поселок где-то под Иркутском. Возле станции, у хлебного
ларька, увидела старушку.
- Где здесь комнату можно снять? - спрашивает.
А старушка поглядела на нее и говорит:
- К осужденному, что ли? В колонию? Едут и едут... Дуры эти бабы - вот
что... Как мотыльки на свечку... Нужны вы им...
- Я знаю, что нужна,- отвечает Тася.
Привела ее старушка к себе домой. Комната маленькая, вроде чулана. Глянула
Тася в угол, испугалась даже - у стены большая каменная плита, какие на
могилах ставят.
- Это я обелиск себе надгробный приготовила. Давно еще купила, когда дешево
было. Пусть, думаю, стоит. Теперь-то цены на памятники все растут. А у меня
уже есть...- Потом Тасе на ухо: - У меня и гроб припасен. На чердаке стоит.
Я как поругаюсь с кем, на чердак лезу и в гроб ложусь. Вся моя злость и
проходит...
Дом старушки совсем рядом с колонией. Тася всю ночь слышала оттуда какие-то
переговоры по радио, команды. На другой день она наконец увидела Викентия:
стриженый, уши торчат и глаза какие-то пустые.
- Как там Вера? - спрашивает.
Тася сказала, что Вера,