большей, чем  прежняя.  С
тех пор как два года назад я отказалась повторить на  ней  кругосветку,  у
нас с ним строго деловые отношения. А с тех пор  как  я  год  назад  вышла
замуж за  владельца  международной  сети  институтов  красоты,  мы  с  ним
общаемся только через моего агента. С тех пор как я два месяца назад стала
вдовой,  еще  побогаче,  чем  он  сам,  Джикс  кричит  на  каждом  углу  -
специально, чтобы мне настучали, - что  якобы  он  уже  отыскал  очередную
платиновую кретинку, еще более убойную, чем ваша покорная слуга, и  теперь
сделает из нее кинозвезду.
 Но я-то уж знаю, он от меня не отвяжется, пока не переберет  все  части
тела, в конце концов увенчав афишу моей задницей. Тогда я наймусь  в  один
из своих институтов маникюршей.



ЙОКО (1)

 Я никто, ну ровным счетом никто. Все мое детство я очень счастливо живу
с моими родителями в Йокогаме. Мой отец - очень строгий японский  господин
и начальник порта, а моя мать рождается в Талькауано,  Чили,  и  она  поет
весь день и смеется. Мой отец говорит:
 - Хватит, безмозглая женщина!
 Но он тоже смеется, закрывая рот, и он самый довольный  с  ней,  потому
что она готовит вкусную еду. Вот почему мои глаза - не такие щелочки,  как
у моих соотечественников. В школе глупые  девчонки  дразнят  меня  Телячий
Глаз, но я не сержусь, мне на это плевать и растереть.
 Я учу ваш язык, и английский, и  испанский,  и  особенно  живопись,  но
очень скромно Когда мне исполняется семнадцать лет, мой отец соглашается с
моей матерью, и я еду на год в Изящные Искусства, Париж, Франция,  и  живу
самая  довольная  посреди  Лувра,  и  Буль-Миша,  и  Сены,  и  всех   этих
несравненных сокровищ. Я влюблена в  сокурсника  из  Изящных  Искусств,  а
после - еще в одного, очень красивого, но об этом молчок. Никогда я так не
веселюсь, как в Париже. Я  очень  грущу,  потому  что  уезжаю  и  оставляю
приятелей, и я плачу украдкой, когда иногда получаю  открытку,  но  такова
жизнь, разве нет?
 Два  года  после,  когда  я  получаю  диплом  по  живописи,  мой   отец
соглашается с моей матерью, и я еду на год в Мельбурн и Сидней, Австралия,
практиковаться в английском языке. К великому несчастью, начинается война.
Меня  берут  на  японский  корабль,  чтобы  вернуть  домой.  И  бум!   Нас
торпедируют.
 Много дней и ночей нас полным-полно людей на  обломке  корабля  посреди
океана, мы едим маленьких рыбок, которых  легко  брать,  и  пьем  воду  от
дождя. Мы выбрасываем двух старух, трех  мужчин  и  младенца  без  молока,
которые умирают. И еще многим мужчинам не хватает сил, и их смывают волны.
Я часто плачу в своем углу, думая о родителях, и я не  сержусь,  но  хочу,
чтобы американцы получили наказание за свое злое дело.
 К счастью, у меня хорошее здоровье моей матери, чья бабушка за бабушкой
еще живет в Талькауано, Чили, и  насчитывает  сто  двадцать  лет.  Однажды
ночью нас выбрасывает на берег, и, когда рассветает утро, я своими глазами
вижу, что попала на землю с большими зелеными деревьями, но я не знаю, как
они называются на вашем языке, и вместе со мной по песку разбросаны  шесть
моряков моей страны.
 Стоит сезон пекучего солнца.  Наши  одежды  изодраны.  На  мне  грязное
кимоно с одним только рукавом. Мои спутники в еще худших лохмотьях грустят
от нашей судьбы. Я  назову  их  имена:  Йоширо,  главный,  Тадаши,  Акиро,
Нажиса, Кендзи и Кимура. Много часов им больно в тени деревьев, потом  они
заходят куда попало в воду, глядя на конец океана, и сотрясают кулаками, и
орут нехорошие слова.
 В следующее утро Йоширо зовет их всех перед собой и говорит разумно,  и
они собирают вместе на песке все остатки несчастного корабля,  которых  не
хочет океан. Мы идем гуськом по пляжу в сторону, где встает  солнце.  Идем
долго. Мы много раз находим питейную воду. Видим птиц и рыб, которых легко
брать, и крабов, которые живут на земле и забираются на деревья. Не  знаю,
как они называются на вашем языке, но они очень вкусные в еде.  Мы  своими
глазами не видим на пляже никого и никакого следа, что здесь  когда-нибудь
живет человек. Зато полным-полно  огромных  бамбуков,  и  Йоширо  смеется,
потому что можно построить дом для нас и ждать помощи.  Он  против,  чтобы
строить корабль, это идея Тадаши, и Кендзи, и Кимуры. Он говорит,  что  мы
слишком далеко от другого берега,  где  живут  наши  соотечественники.  Он
говорит:
 - Теперь мы солдаты и охраняем для нашей родины эту землю, которую  нам
дает судьба.
 Мы идем все дальше вперед, рядом с  большим  океаном,  и,  когда  снова
видим своими глазами остатки несчастного  корабля,  сложенные  в  кучу  на
песке, солнце палит нам в спину. Так мы узнаем, что  выброшены  на  остров
размером в полдня похода на полный круг. Посреди мы не видим никакой горы,
а только зеленые джунгли, где не смолкают крики птиц даже ночью.
 Еще в следующее утро я остаюсь в этом месте с Нажисой, самым молодым, а
остальные гуськом  уходят  в  большие  деревья.  Мы  с  Нажисой  тщательно
осматриваем все остатки несчастного корабля и откладываем в  одну  сторону
целое, а в другую негодное. В стороне, где целое, у нас кресло-качалка,  и
ящик с прищепками для белья, и много прочей ерунды, но нет ни  оружия  для
охоты, ни еды, ни материн для одевания. Из всех моих вещей я нахожу только
папку для рисунков, и я  сушу  листы  на  песке,  а  Нажиса  находит  свою
матросскую шапочку.
 Наши товарищи возвращаются  перед  ночью.  Они  видят  много  грызунов,
которых легко  брать,  и  плоды,  и  питейную  воду,  они  довольные.  Они
поднимаются на высокие деревья, и никаких следов других людей Йоширо много
хвалит нас с Нажисой за нашу работу, но потом тщательно  осматривает  все,
что целое, и говорит - "Кусо!", то есть дерьмо по-нашему, и  пинает  ногой
кресло-качалку.
 В следующие дни  они  мастерят  инструмент  из  железа  от  несчастного
корабля, особенно Йоширо и Тадаши, которые с очень умелыми руками,  и  они
срезают твердые деревья и толстые бамбуки, чтобы строить дом.  Они  строят
все время, и так проходят три недели. Я ношу мелкие предметы  и  воду  для
жажды, потому что им очень жарко, и готовлю еду из рыб и крабов,  и  часто
прыгаю под океан, чтобы поймать раковины, и все меня много хвалят,  потому
что я готовлю вкусную еду - насколько это, конечно,  возможно  в  подобных
обстоятельствах.
 Дом построен в месте, где  нас  выбрасывает  океан,  на  самой  границе
джунглей. Совсем рядом - источник питейной воды, она  течет  по  бамбукам,
которые Кимура, самый хитрый из всех, долбит и вкладывает один в другой, и
мы до вечера в тени деревьев, а красивая гряда желтых скал не дает  волнам
приходить на пляж слишком сильными.  Это  очень  практичный  дом  и  очень
крепкий, хотя и немного походный с виду.  Длиной  он  десять  моих  шагов,
шириной - семь, и он хватает спать всем, с  красивой  верандой  впереди  и
маленькой лестницей, чтобы спускаться на песок. Под домом - пустота в  мой
рост, на тот случай, когда океан вздувается, и  теперь  я  только  смеюсь,
потому что океан никогда не бушует так, чтобы замочить нам  даже  ноги,  а
еще это практично для  сезона  дождей  и  чтобы  сложить  туда  прогнившие
остатки несчастного корабля.
 Ночью мы делаем свет в лампах с жиром зверей и рыб, но он плохо пахнет,
и немного погодя мы делаем это древесным спиртом Кимуры, самого хитрого из
всех. Кимура умеет делать спирт из всего, и все сажать,  и  собирать  воду
везде, когда она ему нужна. Я, Йоко, делаю циновки, чтобы спать, и  ветки,
украшенные маленькими бумажками, чтобы почтить духов этого острова и наших
погибших соотечественников с несчастного корабля. Я делаю окно и дверь  из
калек для рисования, и много приборов, чтобы есть и пить, и я  пою,  когда
солнце садится и мы все так грустим вдали от нашей  родины.  Я  пою  песни
моего детства и моей матери, а еще - веселые песни  приятелей  по  Изящным
Искусствам в Париже про маленького рогоносца, и я перевожу  слова,  и  все
ржут.
 Все время, что мы живем вместе на этом острове, мои спутники никогда не
говорят мне обидные слова или грубости. Они хвалят меня за  мою  работу  и
дарят мне цветы и ракушки, и все очень-очень  хотят  меня,  но  с  большим
уважением. Немного погодя я вижу, что они  все  очень  страдают  от  этого
желания, когда я иду по песку, или плаваю, или лежу на циновке.  Чтобы  не
иметь ненужных ссор и утолить мое собственное горячее желание дрючиться, я
даю себя каждому один день в неделю, а последний день  оставляю  себе  для
отдыха. С кем из моих спутников я получаю больше всего удовольствия -  это
молчок: я даю клятву перед великим океаном, на гряде желтых скал,  никогда
этого не говорить.
 Каждый день, когда они входят, я прыгаю в воду, которая меня очищает, и
я мою свое дрянное кимоно и укладываю мои длинные волосы на палочки, чтобы
быть  красивой   -   насколько   это,   конечно,   возможно   в   подобных
обстоятельствах. Они не хотят, чтобы я, Йоко, ходила в джунгли -  а  вдруг
меня заберут змеи или злые духи.  Они  моряки  и  доверяют  одному  только
великому океану.
 Йоширо, главный из всех  и  инженер  по  машинам  несчастного  корабля,
срезает дерево, и они вкапывают его в песок и поднимают на нем наш флаг из
сшитых вместе кусков белых рубах и крови зверя, но кровь делается  черной,
и Кимура, самый  хитрый  из  всех,  делает  красную  краску  из  растертых
камушков. Когда они все застывают перед флагом - и я позади них на  песке,
- Йоширо говорит:
 - Мы в нищенских лохмотьях, мы без оружия, но мы  живы,  и  наши  жизни
принадлежат нашему высокочтимому Императору ради великой победы.
 Так мы живем много дней под пекучим солнцем, с охотой, и рыбной ловлей,
и смехом, а иногда и с плачем украдкой, и, когда солнце садится, я  иду  в
дом рука об руку с любовником, а остальные наши спутники сидят снаружи  на
пляже и молча пьют спирт Кимуры или говорят свою  жизнь,  когда  они  были
моряками. После они возвращаются в  темноте  и  спят.  А  я,  Йоко,  когда
получаю удовольствие от любви, лежу  и  думаю  о  моей  семье  и  о  нашем
чудесном домике в Йокогаме, и желаю пробыть там все часы моего сна.
 И вот перед самым сезоном дождей наступает  день,  который  никогда  не
покидает мою память. Мои спутники уходят в джунгли  ловить  дикую  свинью,
которую они много раз видели, и  Йоширо  идет  первым  с  копьем,  которое
делает своими руками, а другие вооружены  ножами  и  веревками  из  травы.
Нажиса, самый молодой,  шагает  позади  в  своей  матросской  шапочке.  Он
насчитывает двадцать лет, как и я.
 Проходит около часа, не больше. Я мою в океане приборы для еды, и вдруг
слышу из джунглей "так-так-так",  и  вскакиваю  на  ноги,  и  снова  слышу
"так-так-так" - звук такого ружья, которое часто стреляет  много  патронов
подряд. Да, я ведь знаю его название на  вашем  языке:  автомат.  После  я
долго ничего не слышу и хожу взад  и  вперед  по  пляжу,  сильно  боясь  и
призывая духов острова помогать моим спутникам. И тут я моими глазами вижу
Йоширо - он выбегает из джунглей и кричит:
 - Они все мертвые! Они все мертвые?
 И я, Йоко, бегущему навстречу, и мало погодя мы вместе падаем на песок,
и Йоширо плачут, как женщина, и говорит:
 - Несчастье на нашу голову! Они все убиты!
 И я вижу в его руках ружье, которое часто стреляет.
 Правда такова: все они  идут  гуськом  по  своей  маленькой  дорожке  в
джунглях вдогонку за дикой свиньей, глядя себе  в  ноги  из-за  следов.  И
вдруг Нажиса, самый молодой, который смотрит вокруг,  быстро  подбирает  в
траве комок красно-белой бумаги, который прыгает ему в глаза, и, когда  он
делает его гладким в ладонях, я говорю вам,  что  это  такое:  обертка  от
сигарет "Лаки Страйк". Нажиса сильно боится и бросает глаза  по  сторонам,
крича:
 - Враг! Тревога! Враг!
 И Йоширо, главный, видит в его руке эту бумажку и говорит:
 - Молчи, дурак!
 И в то же время он, как и Нажиса, бросает глаза по сторонам, и я говорю
вам, что они все видят  над  головами:  в  ветвях  большого  дерева  висит
вражеский летчик со своим парашютом, и он поврежден, но еще жив. Тогда мои
спутники хотят  спрятаться  в  траве,  потому  что  враг  держит  в  руках
наклоненный в них автомат,  но  у  них,  к  несчастью,  не  получается,  и
тогда-то я и слышу "так-так-так", пока мою в океане приборы для еды, и все
они падают пощаженные, не имея оружия для  защиты.  Судьба  хранит  одного
Йоширо, который очень сильно кидает  свое  копье  в  тело  врага,  как  он
научился с китобоями Хоккайдо, и он кричит: "Победа!", когда забирает себе
падающий  в  траву  автомат,  и  тоже   делает   "так-так-так"   в   своем
удовольствии, потому что все это смертоубийство длится не  больше  секунд,
чем пальцев на руке, и  уж  потом  он  своими  глазами  видит  всех  наших
спутников мертвыми.
 Такой мучительный рассказ я слышу из губ  Йоширо,  когда  мы  лежим  на
песке. Мы долго остаемся грустные и пришибленные, и я  думаю,  что  я  уже
никогда не встаю, и не хожу по этому острову,  и  не  продолжаю  жить.  Но
Йоширо собирает в руки волю и говорит:
 - Идем на то место, тащим оттуда тела, пока их не жрут звери.
 Так я с Йоширо в первый раз иду в джунгли.  Когда  мы  приходим  в  это
смертоубийство, я не держусь и плачу, трогая руками лица  моих  несчастных
спутников. Только прежний день я ласкаю Кендзи на циновках, и он  получает
много удовольствия у меня во рту и в животе  и  рассказывает  мне  поэзию,
которую он придумывает, когда остается один. А еще день  назад  -  Нажиса,
самый молодой, который заставляет меня обещать свадьбу, когда нас  спасают
и отвозят в нашу родину. И Кимура, самый хитрый,  который  хочет  увидеть,
когда наступает сезон дождей, дает ли  еду  маленькая  рисовая  плантация,
которую он сажает. И Тадаши, самый строгий, который всаживает в меня очень
глубоко и очень долго, чтобы получить удовольствие. И Акиро, самый старый,
который насчитывает сорок восемь лет, и которого все называют  Батяней,  я
так и не узнаю почему, и с которым в пару мы все время ржем. Все, все  они
лежат, полные крови и земли, еще теплые от жизни. Ну реветь.
 Мы с Йоширо тащим каждое тело за ноги из джунглей  на  пляж,  и,  когда
Йоширо приходит туда, он бежит ко мне,  уже  бессильной,  и  тащит  вместо
меня. После влезает на дерево, где висит мертвый враг,  и  срезает  ветки,
чтобы тот падает вместе со своим парашютом. Он говорит  мне  свое  мнение,
что этого человека относит ветер за  ночь  и  его  самолет  сбивают  очень
далеко наши соотечественники, потому  что,  если  его  сбивают  здесь,  мы
просыпаемся.
 Как я узнаю потом, правда такова, что самолет никто  не  сбивает,  а  у
него ломается мотор и он падает недалеко в океан. К несчастью, нам  мешают
это услышать птицы и звери, которые кричат ночью.
 Враг  -  американский  лейтенант,  и  его  ошейник  носит  имя   Говард
Дж.Ферчайлд. Ему, мы думаем, лет  тридцать,  он  высокий,  желтоволосый  и
неженатый, потому что без  кольца.  При  таких  обстоятельствах  я,  можно
сказать, довольна, что его смерть не причиняет страданий любящей супруге и
детям. Йоширо говорит, что его мы тоже тащим на пляж, даже если он убивает
наших спутников,  потому  что  смерть  не  делает  никакой  разницы  между
несчастными солдатами и нам позорно оставить его тело зверям.
 Так и делаем. Перед покинуть это  проклятое  место,  Йоширо  берет  два
пояса, наполненных патронами, которые наш враг  носит  обмотанными  вокруг
груди, и тщательно  осматривает  под  деревом.  Он  находит  хороший  нож,
упавший в травы, и говорит:
 - Теперь я понимаю, почему этот человек не может убежать  и  прикончить
нас во сне.
 После, на пляже, я снимаю одежду и сапоги  с  нашего  врага,  а  Йоширо
срезает деревья, чтобы зажечь большой  огонь  и  устроить  всем  достойные
похороны. Я очищаю питейной водой тела наших спутников и нашего  врага.  Я
прыгаю в море, чтобы очиститься самой, и укладываю мои волосы на  палочки,
и наношу краску на щеки и на глаза, чтобы  почтить  усопших.  В  заходящем
солнце Йоширо взгромождает тела на тщательно сложенный костер,  он  сильно
потеет и украдкой плачет, и тогда я вижу своими  глазами,  что  он  теряет
мужество и разум. Он камнем лежит на песке,  плача  и  стуча  ладонями,  и
говорит:
 - Это для  меня  слишком  -  сжигать  моих  верных  друзей  и  молодого
неугомонного Нажису, это выше моих сил, я больше не могу.
 Тогда я ободряю его ласковыми словами и веду в дом, и здесь говорю ему,
что это женщинам судьба  назначает  часто  хоронить  мужчин,  что  он  уже
готовит замечательный костер и теперь пусть  отдыхает.  Я  даю  ему  спирт
Кимуры, сидя у него на коленях, и говорю:
 -  Если  хочешь  почтить  наших  спутников,  напейся  пьяный,  думая  о
прекрасных мгновениях, которые  вы  переживаете  на  великом  океане  и  в
объятиях ваших девушек от севера Китая и до юга Австралии.
 Он плачет и смеется в одно время, качая головой, а я  выхожу  наружу  и
почти всю ночь бегаю туда-сюда, чтобы подкармливать дровами огонь, и пламя
поднимается до небес, и я ору всем:
 - Я не забываю, я не забываю, пусть ваши души вернутся в горы!
 Иногда я падаю. А иногда у меня на  лице  песок  и  сажа.  Но  я  прошу
прощения, и поднимаюсь, и бегаю туда-сюда все время, и я устраиваю хорошие
похороны - насколько это, конечно, возможно.
 После, недели две, а может, три, я живу с одним Йоширо.  Он  до  вечера
сидит в кресле-качалке с автоматом на  коленях  и  с  патронными  поясами,
обмотанными вокруг груди, думая о смертоубийстве  и  открывая  рот  только
чтобы попросить есть или пить. Я, Йоко, каждый день хожу на  гряду  желтых
скал и бросаю в океан венки, которые делаю из цветов. Здесь  же  я  раньше
бросаю и пепел от костра, и я тщательно убираю  то  место  на  пляже,  где
горят наши мертвецы, и остров остается в чистоте.
 Я одна хожу в джунгли,  выглядывая  везде  цветы  для  венков  и  следы
грызунов, чтобы ставить силки. Кимоно у меня  уже  совсем  без  рукавов  и
длиной до задницы, но под низ я сшить трусы из парашютной ткани. На  пляже
и в джунглях мне очень жарко, а  когда  солнце  садится,  у  меня  толстая
меховая куртка американца. Сапоги очень велики  для  моих  ног,  а  Йоширо
отказывается одевать вещи врага. Надо сказать, что  с  тех  пор,  как  нас
выбрасывает на этот остров,  мы  все  время  шлепаем  босиком.  Поэтому  я
вырезаю из этих сапог хорошие сандалии, чтобы ходить в джунгли.
 Так я продолжаю свою жизнь, "на войне как на войне", и я еще  смеюсь  и
делаю вкусную еду для Йоширо и  чистоту  в  доме.  К  великому  несчастью,
Йоширо, печальный и молчаливый, целыми днями без единого слова раскачивает
свое тело на веранде, а ночь проводит далеко от  меня  на  своей  циновке,
несмотря на мое горячее желание любиться.  После  он  уже  не  знает,  что
Нажиса и остальные мертвы и  их  пепел  -  в  великом  океане,  он  иногда
заговаривает с Нажисой, который не  делает,  что  он  приказывает,  или  с
Тадаши, который считает, что нужно строить корабль, и он говорит:
 - Я думаю, это хорошая идея,  Тадаши,  нужно  построить  его  завтра  и
возвращаться домой.
 Все это очень мучительно, а еще немного дней погодя он  превращается  в
ребенка, который насчитывает сорок  лет,  мне  приходится  его  бранить  и
водить на границу джунглей, чтобы он опорожнил живот.
 Тогда наступает сезон дождей. В тот день, что я  говорю,  вода  ручьями
течет везде в джунглях и по  пляжу.  Йоширо  сидит  на  веранде,  тихонько
раскачивая свое тело и храня дух внутри, а я, Йоко, мою пол в доме и  могу
видеть Йоширо через открытую дверь. Тут Йоширо жалобно стонет, и я  своими
глазами вижу, как он падает из кресла и лежит мертвым на полу  веранды.  В
его окровавленной спине торчит топор, а кресло все качается и качается,  а
мне не дает кричать  дикий  ужас.  Я  только  выпрямляюсь  и  вижу  своими
глазами,  как  к  двери  подходит  очень  высокий  мужчина  в   изодранной
солдатской одежде и с красными волосами и бородой. А потом я вижу  другого
западного солдата, пониже,