их  определений.  Мы  уверены,  что  наше
представление о фантастике окажется лишь первым, самым грубым приближением
к истине и предвидим массу возражений.
     Нам могут сказать, например, что наше определение  страдает  излишней
общностью, что оно определяет в одну рубрику и Уэллса, и Свифта, и  Рабле,
и даже народные сказки. И мы ответим: да, это  так.  Это  непривычно,  это
даже шокирует, но по сути в этом нет ничего страшного. Литературоведение -
не  математика.  Видовые  определения  в  нем  всегда  страдают  некоторой
расплывчатостью. Кроме того,  нам  кажется  предпочтительнее  оставлять  в
рамках  фантастики  значительные  образцы   мировой   литературы,   нежели
отбрасывать их. Пусть лучше Свифт украсит фантастику и станет образцом для
фантастов, чем Чапек  в  угоду  жесткому  определению  будет  искусственно
исключен из нее и потерян как объект изучения и положительный  пример.  И,
честное слово, полезнее признать фантастическим  произведением  сказку  об
Аладдине, чем отказаться от великолепного приема введения в реалистическое
произведение  сказочного  элемента,  примененного  Уэллсом  в  "Яблоке"  и
"Человеке, который мог творить чудеса". Ведь, в конце концов,  дело  не  в
том, как классифицировать "Шагреневую  кожу"  Бальзака,  а  в  том,  чтобы
предоставить в распоряжение фантастики  максимально  большое  разнообразие
художественных  приемов  для   постановки   и   разрешения   максимального
количества задач и приемов, стоящих перед литературой.
     Нас  могут  спросить  также,  зачем,  собственно,  узаконивать  прием
введения необычайного, зачем говорить о  фантастике  специально,  раз  она
призвана рассматривать все те же общелитературные  проблемы.  Этот  вопрос
есть вопрос о НАЗНАЧЕНИИ фантастики как рода литературы. Он весьма емок  и
мог бы составить содержание нескольких  статей.  Но  мы  обратим  внимание
только на одну из задач фантастики, может быть, и не самую важную, но,  во
всяком случае, своим существованием доказывающую необходимость  фантастики
как отрасли литературы.
     Речь идет о новых общечеловеческих проблемах  и  задачах  литературы.
Двадцатый век иногда называют веком разрушенных мифов. С  тем  же  успехом
его можно было бы назвать веком революций во  всех  областях  человеческой
деятельности.  Социалистические  революции  разрушили  миф  о  вечности  и
незыблемости принципа частной  собственности.  Антиколониальные  революции
разрушили миф о вечности колониализма. Революция в физике перевернула наши
представления о микро- и макромире, время потеряло  атрибут  абсолютности,
пространство оказалось тесно связанным с распределением  вещества,  и  уже
надвигается новая революция, готовая поколебать нашу веру в пространство и
время как нечто непрерывное. Развитие кибернетики довершает вторую мировую
промышленную   революцию,   переворачивает   прежние,   уже    устоявшиеся
представления о жизни как  форме  движения  материи,  о  разуме,  о  месте
человека  во  вселенной.   Стремительное   развитие   генетики   порождает
фантастические  надежды  и   фантастические   опасения.   Человек   устает
удивляться, все труднее  становится  поразить  его  воображение.  Прогресс
столь быстр, что  вопросы,  еще  в  начале  века  казавшиеся  праздными  и
наивными,  сегодня  приобретают  чуть  ли  не  утилитарный  характер,   и,
наверное, никогда еще человек так ясно  не  представлял  себе,  как  много
неожиданного может подстерегать его на дорогах, ведущих в будущее.
     Литература,  если   она   хочет   оставаться   орудием   формирования
мировоззрения и мироощущения,  обязана  если  не  решать,  то,  во  всяком
случае,  ставить  перед  обществом  все  задачи,  ставшие  насущными   или
кажущиеся насущными в перспективе. Таких задач сейчас много, как никогда.
     Например,  вопрос  о  контакте  человечества  с  иным  разумом.  Этим
вопросом  интересуются  сейчас  миллионы.  И  не  только  потому,  что  он
будоражит   фантазию.   Вопрос   этот   перестал   быть   абстрактным    и
схоластическим, вопрос стоит на повестке  дня,  вопрос  в  принципе  решен
развитием электроники и радиотехники. Но вопрос  этот  необычайно  сложен,
связан с десятком наук от астрономии до  социальной  психологии,  и  имеет
массу аспектов. Технический аспект достаточно детально  изучен,  и  уже  в
ближайшие  годы  ученые  смогут   сигнализировать   в   космос   о   нашем
существовании, но... нужен ли нам контакт?  Полезен  ли  он  человечеству?
Поможет ли он разрешить человечеству его человеческие проблемы или  только
добавит новые проблемы - совершенно  иного  масштаба,  принципиально  иной
сложности?  "Да,  можем,  но  стоит  ли?"  Отвечать  на  этот   вопрос   с
бухты-барахты по меньшей мере  наивно,  необходимо  тщательнейшим  образом
продумать все возможные варианты, чтобы избежать  последствий  чрезвычайно
неожиданного и малоприятного свойства.
     Возьмем пример из  области  социологии.  Мир  "Туманности  Андромеды"
прекрасен, но дороги к нему преграждены многими  рогатками,  и,  наверное,
самой опасной из таких  рогаток  является  влияние  буржуазной  идеологии.
Совершенно ясно, что одним повышением уровня материального  благосостояния
невозможно достигнуть истинно светлого будущего. Мы  знаем,  что  в  целом
ряде капиталистических  стран  достигнут  более  высокий,  нежели  у  нас,
уровень благосостояния. Но стали ли эти страны ближе к коммунизму, чем мы?
Нет,  ибо  там  свирепствует  никем  не  пресекаемое  и  даже   поощряемое
мещанство. И если даже каким-то путем удалось бы достигнуть в этих странах
общественного владения орудиями и  средствами  производства,  то  и  тогда
осталась бы величайшая из  задач  -  задача  восстановления  ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО
мировоззрения. Эта проблема еще более сложна;  она  связана,  вероятно,  с
созданием  научной  коммунистической  педагогики,   исчерпывающей   теории
преобразования и совершенствования человеческих душ.
     Мы привели только два примера  современных  проблем,  можно  было  бы
привести их значительно больше: от хорошо известной  проблемы  "человек  и
машина" до проблемы будущего животных инстинктов в человеке. Проблемы  эти
различаются и по  степени  их  насущности,  и,  вероятно,  по  степени  их
важности, хотя именно об относительной их  важности  нам  особенно  трудно
судить сейчас, когда мы так далеки от их разрешения. Существенно  то,  что
большая литература крайне редко  обращается  к  ним,  оставаясь  в  рамках
классической проблематики. И не важно, собственно, почему это  происходит.
Важно то, что проблемы сформулированы, что проблемы возникают ежедневно  -
новые и  новые,  -  что  они  в  значительной  степени  отражают  коренные
изменения,  происходящие  в  мире,  и  есть  сейчас  только  одна  отрасль
литературы, которая систематически  ими  интересуется.  И  эта  отрасль  -
фантастика.
     Прежде чем закончить  это  сообщение,  нам  хотелось  бы  лишний  раз
подчеркнуть, что теоретическая путаница в вопросах фантастики небезопасна.
Она может  привести  к  понижению  художественного  уровня  фантастики,  к
сужению ее возможностей,  к  безнадежному  оскучнению  ее,  наконец,  если
теорию и дальше будут пытаться  подменить  системой  жестких  определений.
Фантастика всегда была многообразной,  умной  и  значительной.  Такою  она
должна  оставаться  и  впредь,  потому   что   перед   нею   стоит   много
увлекательнейших проблем, число которых все время возрастает.



                        О ЖИЗНИ, ВРЕМЕНИ, СЧАСТЬЕ...

                          Автор вопросов А.Л.Лесс

     1. Что такое счастье в жизни,  как  связано  это  понятие  с  личными
радостями и огорчениями, с успехами и преуспеянием (со славой,  наградами,
материальным благополучием)?
     1. Для нас счастье -  это  кратковременное  ощущение  радости  бытия,
возникающего от сознания хорошо  выполненного  замысла.  Ощущение  острое,
сильное и редкое. Оно возникает неожиданно и быстро исчезает,  потому  что
невыполненного, незаконченного и неудачного всегда  больше,  и  нормальное
состояние озабоченности и неудовлетворенности,  естественно,  преобладает.
Поэтому мы  гораздо  более  ценим  ощущение  занятости  и  полноты  жизни,
ощущение менее яркое, но более длительное и надежное. Когда-то мы  писали:
"Жизнь дает человеку три радости:  друга,  любовь  и  работу".  Мы  сейчас
думаем так же. Хотя прекрасно понимаем, что  счастье  понятие  чрезвычайно
индивидуальное и зависит от многих  факторов:  от  воспитания,  от  образа
жизни человека, от  его  темперамента,  от  его  окружения  и  физического
здоровья. Мы знаем, что для многих людей счастье - это  просто  отсутствие
несчастья, довольство, удовлетворенность, и мы понимаем этих людей, хотя и
не приемлем такого представления о счастье. Для большинства людей  счастье
связано   с   осуществлением   желаний,   и,   вообще   говоря,    желания
предосудительные могут приносить столько же  счастья,  сколько  и  желания
благороднейшие. Человек может быть счастлив даже в  ущерб  самому  себе  -
когда источником его счастья оказывается удовлетворение дрянных  и  мелких
желаний.  Слава  ради  славы,  награда  ради  награды,  благополучие  ради
благополучия - все это рано или поздно приводит человека в духовный тупик,
в  котором  нет  места  никакому  счастью  и  где  остаются  одни   только
сомнительной приятности воспоминания.  Для  нас  уже  много  лет  основным
источником счастья служит наша работа, и  выражение  "человек  создан  для
счастья..." мы склонны истолковывать как "человек рожден  для  творчества"
(если человек вообще рожден _д_л_я_ чего-нибудь).
     2. Как связана материальная обеспеченность с уровнем морали?  Как  вы
определите сегодняшнее понятие  мещанства,  мещанской  морали,  мещанского
вкуса?  Как,  по-вашему,  связана  талантливость  человека  с   моральными
качествами?
     2. Материальная обеспеченность  сама  по  себе  -  это  нормальное  и
естественное состояние человека, в  котором  ему  легче  всего  заниматься
творчеством, не  отвлекаясь  на  ерунду.  Но  материальная  обеспеченность
становится мощной преградой на пути человека к человеческому, если в  силу
воспитания или условий жизни превращается в  самоцель.  Кругозор  сужается
безнадежно, и  человек  так  и  не  становится  Человеком.  Он  становится
мещанином.
     Паскаль сказал:  "Учитесь  хорошо  мыслить  -  вот  основной  принцип
морали".  Нам  очень  близка  эта  формулировка.  Человека   отличает   от
животного, по-видимому,  прежде  всего  способность  мыслить  (хотя  никто
толком не знает, что это значит). И раз ты человек -  то  мысли.  И  мысли
хорошо: ищи  знание,  сомневайся,  бойся  узости  и  не  бойся  разрушения
привычного и общепризнанного, внимательно  и  бережно  относись  ко  всему
новому, как к ребенку, который будет жить, когда тебя уже не станет. Думай
о будущем. Помни, что ты  ежедневно  и  ежечасно  своими  действиями  (или
бездействием) творишь это будущее и поэтому очень многое зависит от  твоих
действий.
     Мещанин - это человек, который не желает или не может мыслить хорошо.
Его кругозор узок, его духовные потребности бедны и примитивны,  а  эгоизм
его богат и многогранен. Он не хочет знать больше, чем знает, и не  желает
понять, что кто-то способен думать и чувствовать иначе, чем он. Мещанин  -
это  прежде  всего  эгоист,  и  все  его  усилия  направлены  на  создание
оптимальных условий для своего существования. В достижении  таких  условий
он не брезгует никакими средствами, потому что все его принципы сводятся к
одному: "Пусть мне будет хорошо -  это  главное,  а  остальное  как-нибудь
утрясется". Бывает, на наш взгляд, мещанин глупый и мещанин умный.  Глупый
мещанин  обнаруживается  легко:  он  честен,  ибо  искренне  полагает,  то
является центром мироздания. Умный мещанин подозревает, что это не так, но
считает, что это _д_о_л_ж_н_о_ быть так, а потому лжет и  скрывается
под удобными масками: под маской простосердечия или под  маской  учености,
или  под  маской  преданности,   или   под   маской   принципиальности   и
непримиримости.
     Каждый человек в какой-то мере эгоист, а значит, несет в себе зеркало
мещанства. Это надлежит иметь в виду, быть начеку  и  никогда  не  прощать
себе ничего такого, что  не  прощаешь  другим.  Знания,  любознательность,
интерес к  миру,  жадность  к  новому,  мысль  -  отличное  оружие  против
мещанства в себе и  других.  Наверное,  талантливые  люди  в  этом  смысле
находятся в более выгодном положении.  Талант  -  это  всегда  способность
видеть мир ярче и многообразнее, мыслить широко и с  увлечением.  Поэтому,
как правило,  талантливый  человек  всегда  менее  эгоистичен:  ему  легче
понять,  что  в  мире  есть  много  интересного  и  важного  и  кроме  его
собственной персоны.
     3. На каких путях представляется вам наиболее действенной  борьба  за
коммунистическую мораль, за нового человека, против пережитков  мещанской,
эгоистической  морали?  Какую  роль  играет  в  этой  борьбе  материальное
благосостояние?
     3. Мы считаем, что материальное благосостояние само по себе ни в коем
случае не способно обеспечить духовной и  моральной  базы  коммунизма.  Мы
знаем страны, в которых уровень жизни весьма высок и которые в то же время
безнадежно  далеки  от  коммунизма,  как   мы   себе   его   представляем.
Благосостояние, доставшееся эгоисту и невежде,  человеку  ограниченному  и
духовно бедному, неизбежно обратится против этого человека  и  в  конечном
итоге, может быть, низведет его до уровня удовлетворенного животного.  Но,
с другой стороны, материальная недостаточность отвлекает человека  от  его
основного назначения - творчества, мешает ему, тормозит его развитие. Путь
борьбы  за  коммунистическую  мораль  проходит  по  Лезвию  Бритвы   между
пропастями   голода   и   пресыщения.   Поднимая   уровень   материального
благосостояния, мы должны одновременно и в том же темпе поднимать  уровень
духовный и моральный. Нам кажется, что решающее слово здесь должна сказать
педагогика - наука о превращении маленького животного в большого человека.
Проблема воспитания детей представляется нам сейчас самой важной в мире и,
к сожалению, проблема эта пока не решена. Речь идет именно о воспитании, а
не обучении. Теорией  обучения  занимаются  сейчас  много  и  плодотворно,
вводятся все новые и все более эффективные методы, и положение  дел  здесь
особой тревоги не вызывает.
     4. Чем объясните  вы  упадок  гуманитарных  интересов  у  сегодняшней
молодежи,  и  очевидное  преобладание  техницизма,  и  само  возникновение
вопроса о "физиках и лириках"?  Отражаются  ли  эти  тенденции  как-то  на
вопросах морали?
     4. Нам кажется, что наблюдаемый "упадок гуманитарных интересов" - это
результат сложного  взаимодействия  многих  социальных  и  психологических
факторов.
     Явления произвола и отступления от ленинских норм,  имевшие  место  в
прошлом,  тормозили  развитие  гуманитарии  в  нашей  стране,   не   могли
способствовать утверждению критериев правды, искренности,  проблемности  в
искусстве, способствовали насаждению элементов догматизма и примитивизма в
гуманитарных науках - в философии, истории, языкознании и т.д.
     Виноваты недостатки системы воспитания. Нынешняя школа (и средняя,  и
высшая)   готовит   по   преимуществу   работника,   участника   огромного
производственного  процесса,  необходимого  для   создания   материального
благосостояния в стране. Это и проще и,  казалось  бы,  полезнее.  Обучить
всегда  легче,  чем  воспитать.  Квалифицированного  математика,   физика,
рабочего  достаточно  просто  подготовить  -  методика  процесса  обучения
разработана удовлетворительно и продолжает улучшаться.  Квалифицированного
же читателя, ценителя живописи  и  музыки,  человека,  тонко  чувствующего
искусство, надо _в_о_с_п_и_т_а_т_ь_ - это гораздо труднее и  вообще  не
ясно, как. Кроме того, математик, физик,  рабочий  нужны  позарез  сейчас,
нужны для выполнения гигантской, исторически сложившейся задачи, а со всем
прочим можно, как считают многие, и  подождать.  Так  возникает  философия
практицизма,  так  из  школ  и  институтов  выходят  деловые,  практичные,
несколько грубоватые и простоватые люди. Они нужны и отлично сознают  это.
Они видят гигантский темп развития естествознания и  справедливо  гордятся
своим участием в великом деле покорения природы.  И  когда  им  приходится
выбирать  между  отставшей,  заторможенной   гуманитарией,   только-только
начинающей подниматься,  и  грозной,  поражающей  воображение,  всесильной
физикой, они отдают  свои  сердца  тому,  чему  отдавала  и  всегда  будет
отдавать сердца молодежь: прогрессирующему, яркому.
     5. Является ли, по вашему мнению, закономерным развитие именно в  век
атомной физики и сверхскоростей таких вещей,  как  абстрактное  искусство,
додекафоническая  музыка,  "конкретная"  музыка,  современный  эксцентризм
танца?
     5.  Вопрос,  поставленный   в   такой   форме,   представляется   нам
тривиальным. Конечно же, да, конечно же, закономерно. Искусство  не  может
не отражать существенных изменений, происходящих в мире, а XIX и XX века -
это не просто разные столетия,  это  разные  эпохи.  Другое  дело,  почему
указанные "человеческие проявления" приняли именно такой характер?  Почему
они  так  привились?  Почему  тысячи   художников   ударились   именно   в
абстракционизм, а миллионы людей с  удовольствием  проэволюционировали  от
полек и вальсов именно  к  рок-н-роллу  и  твисту?  Какие  психологические
сдвиги привели к  тому,  что  многими  миллионами  людей  искусство  стало
восприниматься иначе, чем полвека назад? В такой форме вопрос в анкете  не
стоит. И слава богу, потому что ответить на эти вопросы мы бы не взялись.
     6. Как вы определяете понятие подвига, героизма и каковы,  по  вашему
мнению, в большинстве случаев  побудительные  силы  подвига  и  проявления
героизма?
     6. Подвиг - это победа человека над своими  животными  инстинктами  и
наклонностями:  над  страхом  смерти,  над  страхом  утратить   спокойную,
устроенную жизнь, над ленью, над стремлением к удовольствиям. Поэтому, нам
кажется, подвиг тем более велик, чем  сильнее  внутреннее  противодействие
ему. Поэтому самые великие подвиги, растянувшиеся на  годы:  совершить  их
труднее всего, и почти всегда они бескорыстны.  А  побудительных  сил  так
много, что мы просто затрудняемся назвать наиболее часто встречающиеся.
     7. Волнует ли вас вопрос о жизни и смерти, и до  какого  момента  или
события больше всего вы хотели бы дожить?
     7. Нам очень часто бывает обидно, когда мы думаем о  том,  что  всего
лишь через пятьдесят лет нас наверняка не будет  в  живых.  Очень  хочется
знать, что будет дальше, очень хочется пожить в будущем:  ясно  ведь,  что
там будет очень много интересного. Мы прекрасно усвоили  древнюю  мысль  о
том, что бессмертие вряд ли явилось бы благом для человечества, и  тем  не
менее с удовольствием согласились бы дожить до момента,  когда  бессмертие
сделается  общедоступным  -  пусть  даже   так   называемое   практическое
бессмертие. И уж, во всяком случае, хочется дожить до момента, когда  жить
надоест: по слухам, такой момент рано или поздно наступает.
     8. Каковы, по вашему мнению, сегодня главные задачи литературы и ваши
лично как литератора?
     Главные задачи литературы сегодня такие же, что и  всегда:  отражение
мира во всей его сложности, без упрощенчества, без  самообольщения  и  без
так называемой лжи во спасение. Литература должна  быть  умом  и  совестью
своего времени, и каждый литератор должен работать,  имея  в  виду  это  и
только это.



                 ДАЛЬНОБОЙНАЯ АРТИЛЛЕРИЯ ГЕРБЕРТА УЭЛЛСА

     "Машина времени".
     "Борьба миров", "Человек-невидимка".
     "Остров доктора Моро", "Когда спящий проснется", "Люди как боги"...
     Автор этих книг родился ровно век назад, и с тех пор,  как  они  были
опубликован