прием.  На  всякий
случай список таковых мы прилагаем.


                          Список запрещенных приемов

     1. Лихие наскоки  журналист-ефрейторского  типа.  Нехорошо,  нечестно
выдирать  из   произведения   одну-дву   строчки,   обставлять   выдранное
насмешливо-уличающей  фразеологией   и   сбывать   то,   что   получилось,
неприхотливым  редакторам.  Нехорошо,  например,  взяв   на   рассмотрение
известный тургеневский рассказ, тщательно выписать оттуда все, что говорит
немой Герасим, язвительно заметить, что  во  всем  могучем  русском  языке
автор находит только одно мычание, и снести этот нехитрый опус в редакцию,
озаглавив его "Ни му, ни му".
     2. Обвинение научной фантастики в восьмом, девятом и прочих  смертных
грехах. Обычно этим занимаются критики, которые научную фантастику терпеть
не могут и потому  видят  в  ней  источник  разнообразных  бед.  Нехорошо,
нечестно  фантастов,  по  каким-то  соображениям   вышедших   за   пределы
современных научных представлений, либо  обвинять  в  подрыве  достоинства
науки, либо объявлять ответственными за появление прожектеров и всяких там
перпетууммобилистов.  Обвинения,  при  всей  их  нелепости,  звучат  очень
обидно, прежде всего потому, что практически каждый  фантаст  очень  любит
науку и  презирает  перпетууммобилистов.  Современным  фантастам  остается
утешаться мыслью о том, что в том же положении оказываются Гомер и  Сирано
де Бержерак, ответственные, по мнению нынешних критиков,  за  появление  в
отдаленные времена такой армии изобретателей вечного двигателя и искателей
трисекции угла и квадратуры круга, что Парижская Академия  наук  вынуждена
была отгородиться от нее специальным постановлением.
     3. Унтер-офицерские шалости и передержки разных  калибров.  Например,
передержка крупного  калибра.  Нехорошо,  нечестно,  взяв  рассказ  Уэллса
"Яблоко"  и  кокетливо  спутав   цель   с   методом,   объявить   великого
фантаста-реалиста мистиком-мракобесом на том  основании,  что  в  рассказе
имеется одно яблоко с древа познания. А вот передержка калибром  поменьше.
Уцепиться за естественное желание какого-нибудь  героя  светлого  будущего
поспать, попить или поесть и торжествующе воскликнуть: так вот  каковы  по
мнению автора  заветные  стремления  героев  -  покорителей  иных  планет!
Нехорошо, нечестно.
     Если критики откажутся хотя бы от этих трех перечисленных запрещенных
приемов, то даже при прочих равных условиях мы увидим почти такую критику,
какой мы хотели бы ее видеть.



             6. Должны ли писатели заниматься критикой фантастики

     В идеале - не должны. Писатели вообще гораздо более  миролюбивы,  чем
критики. Но уж очень донимают иной раз ефрейторы и унтеры  -  без  всякой,
что самое печальное, пользы для себя и для других. И вот  тогда  писатель,
потный от злости, хватает неуклюжую критическую рапиру и начинает  неумело
тыкать ею в серую критическую массу.
     А теперь, расставаясь с читателями, хочется пожелать  нашим  критикам
еще больших успехов.




                           ФАНТАСТИКА - ЛИТЕРАТУРА

     (Из  материалов  дискуссии,  состоявшейся  в  январе  1965   года   в
ленинградском Доме детской книги)
     Фантастика как явление в литературе  существует  уже  много  лет  (по
крайней мере со времен Ж.Верна), но по сей  день  не  прекращаются  споры:
зачем она, какими проблемами ей надлежит заниматься и в чем  ее  суть.  На
первый  взгляд  может   показаться,   что   споры   эти   являются   чисто
литературоведческими и не могут  оказывать  существенного  влияния  ни  на
работу писателей-фантастов, ни на суждения  об  этой  работе  читателей  -
любителей фантастики; но история, по крайней  мере  советской  фантастики,
показывает, что это неверно. И если мы - писатели, практики -  принимаемся
теоретизировать и намерены  сейчас  предложить  вниманию  свой  взгляд  на
фантастику,   то   происходит   это   не   потому,   что   нас    увлекают
литературоведческие проблемы сами по себе. Судьбы фантастики нам дороги, и
нам кажется небезопасной та теоретическая путаница, которая имеет место  в
представлениях многих читателей, редакторов, библиотекарей и педагогов,  -
путаница, вызванная не только отсутствием общепринятой теории  фантастики,
но и существованием "имеющих хождение наравне" самодеятельных определений,
слишком узких, слишком примитивных, упрощающих представлений о фантастике,
принижающих требования к ней.
     Газетные и журнальные  статьи,  встречи  с  читателями  самых  разных
возрастов и профессий, споры с коллегами и беседы с людьми, работа которых
связана с изданием и пропагандой фантастики, убедили нас  в  существовании
по крайней мере трех достаточно распространенных взглядов  на  фантастику,
влияние которых на общественное мнение представляется нам небезопасным для
развития фантастики.
     Когда-нибудь теория вскроет исторические и психологические корни этих
взглядов  (мы  называем  их  "жесткими")  и,  может  быть,  даже   покажет
неизбежность их появления на определенном этапе развития  литературы.  Нас
же сейчас интересует более всего вопрос: как нейтрализовать действие  этих
взглядов, как показать их несостоятельность и  потенциально  неблаговидную
роль в развитии фантастики?
     Вот  эти  жесткие  взгляды  в  возможно  более  сжатой  и  обнаженной
формулировке: 1. ФАНТАСТИКА ЕСТЬ  ЛИТЕРАТУРА  НАУЧНОЙ  МЕЧТЫ.  Главная  ее
задача  -  популяризовать  достижения  науки,  приобщать   широкие   массы
читателей к научно-техническому прогрессу, экстраполировать этот процесс в
увлекательной  и  общедоступной  форме.  Это  главное;  все  же  прочее  в
фантастике не существенно и не стоит специального внимания. 2.  ФАНТАСТИКА
ЕСТЬ ЛИТЕРАТУРА О СВЕТЛОМ БУДУЩЕМ. Главная  ее  задача  -  создать  зримые
картины коммунистического мира, яркие образы людей будущего. Это  главное,
а  все  прочее  не  существенно  и  не  стоит  специального  внимания.  3.
ФАНТАСТИКА ЕСТЬ СПЕЦИФИЧЕСКИ  ДЕТСКАЯ  ЛИТЕРАТУРА.  Главная  ее  задача  -
снабжать  духовной  пищей  многомиллионную  армию  советских   школьников,
формировать коммунистическое сознание детей, готовить их  к  вступлению  в
большой мир науки. Это главное, а все прочее в фантастике  интересно  лишь
постольку, поскольку может способствовать решению главной задачи.
     Очень важно подчеркнуть, что каждое из этих утверждений по сути своей
бесспорно.  Никакой  нормальный   человек,   обладающий   коммунистическим
мировоззрением, не станет отрицать необходимость приобщения широких масс к
научно-техническому прогрессу, огромной важности  создания  зримых  картин
светлого  будущего  и  величайшего   значения   воспитания   подрастающего
поколения в духе коммунистической морали.
     Вся беда состоит  в  том,  что  предлагаемые  определения  фантастики
являются  жесткими  и  каждое  из  них  проникнуто   духом   нетерпимости.
Стремление выделить некое ГЛАВНОЕ направление в фантастике, выделить любой
ценой, хотя бы и в ущерб  всем  прочим  направлениям,  вопреки  богатейшим
традициям   мировой   фантастики,   вопреки   элементарному    требованию,
предъявляемому к любому определению, - требованию достаточной  общности  -
вот что делает эти определения неприемлемыми и некорректными.
     Пусть  фантастика  есть  действительно  по  преимуществу   литература
научной    мечты.    Слава     Ж.Верну,     слава     А.Беляеву,     слава
К.Циолковскому-писателю! Воистину  слава  этим  замечательным  людям,  без
сомнения, украсившим  мировую  фантастику!  Но  что  делать  с  "Войной  с
саламандрами" К.Чапека? На какое место в литературе  научной  мечты  может
претендовать всемирно  известная  "Борьба  миров"  Г.Уэллса?  Неужели  вся
прелесть  блестящей  "Аэлиты"  А.Толстого  объясняется  тем,  что  повесть
описывает межпланетный перелет ракеты на "ультралиддите"?
     Пусть фантастика есть по преимуществу литература о  светлом  будущем.
Да, превосходны "Туманность Андромеды" И.Ефремова и "Звезда КЭЦ" А.Беляева
и не лишен больших достоинств утопический роман Г.Уэллса "Люди как  боги".
Но о каком светлом будущем идет  речь  в  "Гиперболоиде  инженера  Гарина"
А.Толстого? Не придется ли нам зачислить в несущественные и нетипичные для
фантастики   замечательные   произведения   Р.Брэдбери?   Образцовые    по
литературным достоинствам памфлеты Л.Лагина? Популярнейшие среди читателей
острые сатирические рассказы И.Варшавского?
     Утверждение же, что фантастика - это литература  для  детей,  кажется
неприемлемым уже хотя бы потому,  что  всемирно  прогремевшая  "Туманность
Андромеды" вряд ли предназначена  для  детей.  Это  произведение  сложное,
насыщенное     информацией,      доступное,      по      сути,      только
высококвалифицированному читателю.
     Да,   фантастика   оказывается   слишком    разнообразной,    слишком
разнотемной, чтобы можно было втиснуть ее в узкие рамки любого из  жестких
определений. Попытки же выделить некое главное  направление  в  фантастике
приводят  только  к  новым  абсурдам,   ибо   отсекают   и   низводят   до
несущественных  лучшие  образцы  жанра  и  "открывают"  вдруг  главного  и
неглавного Уэллса, главного и неглавного Ефремова, главного  и  неглавного
Верна. Более того, нетерпимость и узость жестких определений порождают  не
только  классификационную  нелепицу.  Они  ограничивают   сферу   действия
фантастики, возможности изучения и отражения ею мира событий и идей.
     Нельзя  ограничивать  фантастику  задачей   популяризации   науки   и
изображения научно-технического прогресса.  Этого  слишком  мало.  В  тени
остаются важнейшие проблемы  общефилософского  характера,  социологические
аспекты технического прогресса, чисто человеческие его аспекты, наконец.
     Мы   не   можем   считать   достаточно    исчерпанной    проблематику
СОВРЕМЕННОСТИ, чтобы полностью  отдаваться  изображению  картин  грядущего
коммунистического  мира.  Слишком  много   вопросов   ставит   еще   перед
литературой современность, слишком пристально  наше  внимание  к  человеку
сегодняшнего дня.
     Что же касается представлений  о  фантастике  как  о  сугубо  детской
литературе, то оно означает несправедливейшее забвение интересов огромного
слоя читателей, составляющих творческий пласт государства. Да, школьник  -
это верный друг  фантастики,  благодатный  и  благодарный  читатель,  ради
которого надо и стоит работать. Но не только  же  ради  него!  Мы  провели
маленькую самодеятельную анкетку, спросив 64 человека в диапазоне от 20 до
60 лет, занимающих самое различное служебное положение - от  лаборанта  до
директора    научного    учреждения.    Все    опрошенные     представляли
научно-техническую   интеллигенцию:   математики,   астрономы,    биологи,
историки, инженеры... Вопрос анкеты формулировался так: "Внимательно ли вы
следите за фантастической литературой и что вы ищете в ней?"
     Оказалось, что 45% опрошенных регулярно читают фантастику, следят  за
ее выпуском, ищут ее в магазинах, выпрашивают у знакомых -  словом,  любят
ее. Могут сказать: это ничего не значит, детективы  (даже  самые  дрянные)
тоже выпрашивают у знакомых и взахлеб читают в автобусах и метро. Так  вот
выяснилось, что четверть  всех  опрошенных  (то  есть  половина  любителей
фантастики) рассматривают фантастику не как развлекательное чтиво,  а  как
источник  эмоций  и  эстетического  наслаждения  -  то  есть  относятся  к
фантастике так же серьезно, как и к остальной прозе.  Если  распространить
результаты анкеты на  всю  научно-техническую  интеллигенцию  страны  (для
этого    есть    все    основания)    и    если    добавить     студентов,
высококвалифицированных рабочих, инженеров-производственников и  передовых
колхозников, то мы получим многомиллионную  армию  читателей.  Их  меньше,
конечно, чем школьников, но их  тоже  много,  и  это  наиболее  серьезные,
наиболее требовательные читатели со  своей  точкой  зрения  на  мир  и  на
литературу. И, конечно, средний уровень  их  требований  значительно  выше
среднего детского уровня. Их уже, как правило, не удовлетворяют  Ж.Верн  и
А.Беляев,  хотя  они  и  сохранили  об  этих  писателях   самые   приятные
воспоминания, они тяготеют к таким, как  Ефремов,  Гор,  Брэдбери,  Уэллс,
Варшавский, - их запросы шире и глубже детских...
     Короче говоря, нам представляется совершенно очевидной  теоретическая
несостоятельность    указанных    жестких    определений.    Их    узость,
ограниченность, дух взаимной нетерпимости, заключенный в них, не могут  не
оттолкнуть любого человека, по-настоящему любящего и знающего  фантастику.
Тенденция  же  выделять  и  культивировать   некое   главное   направление
(тематическое или  идейное)  не  может  не  привести  к  самым  неприятным
последствиям.
     Во-первых, ограниченность задачи (а всякое жесткое определение  есть,
по  сути,  формулировка  главной   задачи   писателя-фантаста)   неизбежно
порождает  однообразие  сюжетов  и  приемов,  узость  мысли   и   скудость
проблематики. Именно так появляются произведения, осью которых  становится
фантастическое открытие или машина, повести, в которых  человек  сведен  к
схеме, к штампу, и даже  творения,  в  предисловии  к  которым  сообщается
что-нибудь, вроде: "Главным достоинством предлагаемой повести является  то
обстоятельство,  что   все   численные   данные   относительно   взаимного
расположения  планет   получены   автором   самостоятельно   и   абсолютно
математически точны".
     Во-вторых, уже само сознание того, что  повесть  пишется  в  "главном
русле", способно играть злые шутки  и  с  автором,  и  с  читателем,  и  с
литературой. Конечно, весьма заманчиво отыскать  некую  стержневую,  самую
важную, самую главную задачу и работать именно в  ее  рамках.  И  начинает
казаться тогда, что тебе можно многое простить: ведь  ты  решаешь  ГЛАВНУЮ
задачу. Можно не особенно следить за стилем, можно  не  потеть  в  поисках
единственного верного слова, можно уделять не слишком  уж  много  внимания
достоверности образа... Многое можно: ведь ты зато решаешь ГЛАВНУЮ задачу!
Именно  так  появляются  зачастую  произведения  безукоризненно   идейные,
блистательно популярные и широко доступные  и  вместе  с  тем  -  бледные,
пресные, водянистые, начисто лишенные  чисто  литературных  достоинств,  а
потому не  способные  по-настоящему  увлечь,  заинтересовать,  взволновать
читателя; произведения, общественная ценность которых, несмотря на всю  их
доступность и идейную выдержанность (и вопреки им), равна нулю...
     За много лет  своего  существования  фантастика  накопила  богатейший
опыт, создала завидные традиции.  Диапазон  тем  и  сюжетов,  поставленных
проблем, сконструированных миров, диапазон имен и  талантов,  литературных
манер и авторских склонностей чрезвычайно широк. Верн и Уэллс,  Ефремов  и
Брэдбери, Лем и Шекли, А.Беляев и Гор, Казанцев и Днепров, Немцов и Лагин,
Чапек и Азимов, Веркор и Варшавский, А.Толстой  и  Карсак...  Проблематика
научно-технического прогресса и социологические его  аспекты;  философские
вопросы самого общего  характера;  проблемы  гносеологии,  проблемы  места
человека во  вселенной;  антивоенная  и  антиимпериалистическая  тематика;
утопические романы и романы-предупреждения... Никакое жесткое  определение
не способно, конечно, охватить и отразить все это многообразие, и если  мы
хотим  сформулировать  достаточно  адекватный  и  корректный   взгляд   на
фантастику как на литературное явление, мы ни на минуту не должны забывать
о ее многогранности и разнообразии. Но, кроме того, мы должны иметь в виду
еще и следующие обстоятельства.
     Во-первых, фантастика никогда не сужалась до одной темы или  даже  до
ограниченной совокупности тем или задач. Фантастика, как и вся литература,
объективно   полагала   своей   целью   отражение    действительности    в
художественных образах, причем под действительностью следует  понимать  не
только мир вещей и событий, но и мир общественного сознания, мир  прошлого
и будущего человечества в преломлении творческого восприятия  писателя.  И
это не теоретические соображения - это эмпирический факт, который нетрудно
установить, если непредвзято окинуть взором  весь  пройденный  фантастикой
путь. Поэтому,  формулируя  свой  взгляд  на  фантастику,  мы  исходим  из
представления  о  ней,  как  о   части   всей   литературы,   преследующей
общелитературные  цели,  подчиняющейся  единым  литературным  законам.  Мы
стремимся не столько отграничить фантастику от всей  литературы,  сколько,
найдя ее специфические черты, слить с общим потоком прозы.
     Во-вторых (и это тоже эмпирический факт), фантастика  уже  дала  миру
образцы, занимающие достойное место в  ряду  лучших  произведений  мировой
"большой"  литературы.  "Человек-невидимка"  и  "Машина  времени"  Уэллса,
"Война с саламандрами" и "РУР" Чапека, "Туманность Андромеды"  Ефремова  и
"451^ по Фаренгейту" Брэдбери - это не  просто  увлекательные,  поражающие
воображение и возбуждающие мысль произведения, это  настоящая  литература,
без всяких скидок. Литература с большой буквы.  Поэтому,  формулируя  свой
взгляд на фантастику,  мы  должны  делать  это  так,  чтобы  предъявить  к
фантастике максимальные требования, чтобы способствовать подъему ее уровня
до  уровня  лучших  ее  образцов  и,  следовательно,  до  уровня   большой
литературы.
     Короче говоря, определение фантастики должно быть  достаточно  общим,
чтобы не остались за бортом самые, может быть, лучшие ее представители,  и
содержать литературные требования, чтобы специфические свойства фантастики
не могли служить оправданием для снижения ее художественного уровня.
     Нам  представляется,  что   ФАНТАСТИКА   ЕСТЬ   ОТРАСЛЬ   ЛИТЕРАТУРЫ,
ПОДЧИНЯЮЩАЯСЯ ВСЕМ ОБЩЕЛИТЕРАТУРНЫМ ЗАКОНАМ И ТРЕБОВАНИЯМ, РАССМАТРИВАЮЩАЯ
ОБЩИЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОБЛЕМЫ (типа: человек и мир,  человек  и  общество  и
т.д.), НО ХАРАКТЕРИЗУЮЩАЯСЯ СПЕЦИФИЧЕСКИМ ЛИТЕРАТУРНЫМ ПРИЕМОМ - ВВЕДЕНИЕМ
ЭЛЕМЕНТА НЕОБЫЧАЙНОГО.
     Необычайное  может  принимать  в  фантастическом  произведении  самые
разнообразные конкретные формы. Это может быть некое научное открытие  или
изобретение; это может быть перенесение действия в небывалую обстановку (в
будущее, на иную планету, в другой физический мир и т.д.); это может  быть
чисто сказочное допущение и т.д. Необычайное в фантастике может  оказаться
чистейшим  приемом  (как  в  "Человеке-невидимке"  и   "Яблоке"   Уэллса),
применяемым  для  решения  задач,   не   связанных   прямо   с   сущностью
необычайного. Необычайное может быть и самоцелью в произведении,  как  это
происходит,  скажем,  в  большинстве  романов  Ж.Верна.   Но   необычайное
присутствует  всегда.  Когда  необычайное  перестает   быть   необычайным,
фантастика перестает быть фантастикой - мы можем наблюдать  такой  процесс
испарения фантастичности из произведений, посвященных  научным  открытиям,
когда  открытия  эти,  благодаря  развитию  науки  и  техники,  становятся
элементами   реальной   действительности.   Необычайное   может    сделать
произведение более фантастичным или менее фантастичным, но  само  по  себе
оно не способно сделать его литературно лучше или  хуже.  Как  бы  элемент
необычайного ни поражал воображение, какой бы свежей или новой ни казалась
связанная с ним идея, он не может поднять произведение до  уровня  большой
литературы,  если  одновременно   не   выполняются   некие   более   общие
литературные  требования,  если,  короче  говоря,  произведение  НЕ  БУДЕТ
НАПИСАНО ХОРОШО.  И  именно  поэтому  не  может  быть  никаких  главных  и
неглавных направлений в фантастике - могут быть только литературно хорошие
и литературно плохие произведения.
     Мы ни в коей мере не собираемся утверждать, что наш  взгляд  является
абсолютно истинным и представляет собою законченную  основу  для  создания
теории  фантастики.  Нам  кажется  только,  что  такой  взгляд  имеет  все
преимущества перед любым из жестк