ое  вино.
Крепленое и ароматное.
      Стояла  за ним целый час, оно продается тут  прямо  из
бочек,  как  у  нас  дома квас или молоко, представляешь?  -
вещала  она  и  в  полном упоении упрямо  не  замечала  моих
тоскливых взглядов.
      -  Какое вино! - пробормотала я. - Ты в своем  уме?  Я
чудом  не  отправилась на тот свет, а ты мне  наутро  тащишь
двухлитровую  бутыль бормотухи. Ира, скажи  хоть  ты  ей,  -
обратилась я к новой знакомой, но, к моему удивлению,  ее  в
комнате уже не было. Исчезла, как эльф.
     - Ушла, - удивленно отметила Мариша.
      -  Конечно,  ушла,  -  сварливо  сказала  я,  -  любая
нормальная   девушка  поспешит  прочь,   когда   ты   рядом,
алкоголичка.
       -   А   я   приехала  не  одна,  -  сообщила  Мариша,
расположившись на моей кровати и отхлебывая мутную  жидкость
прямо из бутылки, подозрительно пахнущей бензином.
      -  Сейчас  придет  Леший. Он меня  на  своем  "Харлее"
подвез.
     - А где он?
     - Под окном поставили, а что?
     - Да не мотоцикл, а Леший где?
      - А, он, - равнодушно махнула рукой Мариша. - Стоит за
"(-.,.  Там,  понимаешь, давали только по два литра  в  одни
руки, а он как раз отходил за сигаретами, когда я брала. Ну,
я  и  подумала, что раз вино такое дешевое, надо  взять  про
запас. Вот и оставила его там стоять. Ты не бойся, он  скоро
будет.
      Не  успела  я  сказать, что совсем  и  не  боюсь,  как
появился Леший с точной копией Маришиной бутылки, которую он
тут  же  открыл. В палате резко усилился запах бензина.  Мне
тоже  налили, и я с тоской поняла, что мне уже не отказаться
от  угощения.  На запах никто внимания не обращал,  я  стала
принюхиваться  и внезапно поняла, что напала на  след.  Меня
осенило.
      -  А  откуда  у вас эти бутылки? Вы что, тащили  их  с
собой? - задала я вопрос, о коварной подоплеке которого  мои
друзья и не подозревали.
     - Нет, конечно, - рассмеялась Мариша. - Леший нашел.
       -  И  использовались  они  для  хранения  бензина,  -
заключила я.
      -  Ну  и  что? - искренне удивилась Мариша, которая  с
детства росла неприхотливой.
     - Пахнет, - пояснила я ей.
      -  Это пустяки, - бодро сообщил Леший. - Можно сварить
отличный глинтвейн.
     На огне бензин выпарится, мы добавим пряностей, сахара,
и все будет отлично.
     Так что день прошел приятно, меня отпустили прогуляться
по    больничному   садику,   сильно   напоминавшему   своей
запущенностью джунгли. В самом его сердце я нашла  Маришу  и
Лешего,  которые все уже подготовили к варке глинтвейна.  Мы
уселись  на  пригнувшемся к земле стволе  яблони  и  воздали
должное  кулинарным способностям Лешего. Напиток и  в  самом
деле получился хорошим. Мы пили его несколько часов, а потом
решили идти в гости к Ире. Я так чувствовала, что мои друзья
просто минуты больше не смогут без нее прожить.
     - Где салфетка? - спросила я, обыскав оба кармана своей
больничной пижамы.
      -  Ой!  -  испугался Леший. - Я разжигал ею  огонь  и,
кажется,  сжег.  Но не целиком! - поспешил  воскликнуть  он,
увидев наши с Маришей лица.
      На  оставшемся  клочке  можно было  разглядеть  только
название улицы и первую цифру дома.
      -  В конце концов, этого должно хватить. Не может быть
тут  нескольких  улиц  Ленина. Удивительно,  что  даже  одна
сохранилась,  -  сказала я, покончив с  осмотром  уцелевшего
фрагмента салфетки.
      Мы  довольно скоро нашли эту улицу. Пришлось, конечно,
поспрашивать. Я при этом стыдливо отходила в тень,  так  как
сначала меня смущали взгляды прохожих, которые они кидали на
мои  полосатые  штаны  и  просторную  рубашку,  но  потом  я
привыкла и перестала обращать на это внимание. Только гулять
в  шлепанцах  по  улице Ленина было неудобно,  так  как  она
оказалась узким и пыльным тупичком, в котором играли детишки
с  внешностью малолетних преступников и их ручные  животные.
Шлепанцы  увязали  в  пыли,  и я постоянно  останавливалась,
gb.!k   выудить  их  оттуда.  В  одну  из  таких  остановок,
нагнувшись над непослушной обувкой, краем глаза я  заметила,
как  слева  от  меня мелькнула девичья фигурка,  похожая  на
Ирину. Но она была в обществе дюжего парня, который ей  что-
то  увлеченно  рассказывал,  и,  похоже,  девушке  это  было
интересно. Так как Мариша и Леший ушкандыбали далеко вперед,
а я сама броситься вдогонку за парочкой не могла - все из-за
своих тапок, - то мне оставалось только заорать.
      -  Ира! - завопила я во всю силу своих легких, и  хотя
чувствовала я себя еще ослабевшей, но получилось хорошо.
      Возившиеся в пыли дети замерли от восторга, а  котята,
щенки  и  цыплята  бросились  врассыпную.  Девушка,  на  чье
внимание я и рассчитывала, вздрогнула и обернулась. Это и  в
самом  деле оказалась Ира, она сделала движение, чтобы пойти
ко  мне,  но  парень  перехватил ее. Он что-то  горячо  стал
шептать  ей  на  ухо,  и в результате его  уговоров  Ира  не
вернулась по тропинке ко мне, а только махнула рукой:
     - Зайди утром, я кое-что узнала.
      Этим  обещанием и пришлось удовольствоваться.  К  тому
времени, когда ко мне подоспели Леший с Маришей, на тропинке
никого  уже  не было. Мы все-таки прошлись до Ириного  дома,
где  и  в самом деле нас встретила старушка, которую  только
такая  любящая  внучка, как Ира, могла  назвать  глуховатой.
Бабушка была глуха как пень. Мы орали как оглашенные и  даже
исполнили  пантомиму в трех лицах, представляющую  меня,  ее
внучку  и третьего неизвестного, чье имя хотелось бы узнать.
Старушка  смотрела с удовольствием и счастливо смеялась,  но
понять,  о  чем речь, отказывалась. Наконец один из  местных
мальчишек  сжалился  над нами, а может, ему  просто  надоело
слушать повторяющийся речитатив про внучку и ее кавалера, но
он  сбегал в дом и притащил оттуда слуховой аппарат.  С  его
помощью  мы  быстро установили контакт со старушкой,  и  она
поведала   нам,  что  Ира  ушла.  На  этом  месте   мы   все
заскрежетали зубами.
      Но  потом  бабушка напряглась и выдала пару интересных
замечаний.
      Оказывается,  Иру  вызвал к себе Сам  Елизар,  который
болеет уже несколько дней, а вот только ему получше стало, и
он  за Ирой послал. Слово "Сам" было произнесено подчеркнуто
с  большой  буквы. Должно быть, на наших лицах не отразилось
ожидаемого  почтения,  или, возможно, нам  полагалось  пасть
ниц,  а  мы  этого по незнанию не сделали, но бабушка  сочла
своим  долгом  разъяснить нам, кто  такой  этот  Елизар.  Он
оказался  главой  всех баптистов района или  чем-то  в  этом
роде.
      Во  всяком случае достаточно большим человеком,  чтобы
суметь заставить себя уважать.
      Мы  бы  не  постеснялись и сходили  в  гости  к  этому
большому человеку, но старушка не знала адреса. Ее указаниям
не  было цены, но только для человека сугубо местного, и  не
просто  местного,  а прожившего в этом селе  безвылазно  все
последние  пять  десятков  лет.  Потому  что  для   нас   ее
объяснения  вроде: "От сгоревшего курятника Вутенича,  того,
что прошлым летом перебрался в город к дочке, надо повернуть
-  /`  ".  и,  дойдя  до рога, где до пожара  была  колонка,
свернуть в проулочек за поленницей старой Явдошки".
      Поэтому  я  вернулась в больницу, где  все  мне  очень
обрадовались,  так  как думали, что я сбежала  вместе  с  их
драгоценными  штанами, а оказывается, я вернулась,  и  штаны
тоже  на мне, а Мариша с Лешим поехали обратно, причем Леший
умудрился  дважды потерять управление, пока  делал  круг  на
площади  у  меня перед окном. Мариша цеплялась за  него  изо
всех  сил и, кажется, ничего странного в манере своего друга
вести мотоцикл не замечала.
      На следующий день они вернулись за мной, чтобы идти  в
гости  к  Ире,  и  стало понятно, что  как-то  они  все-таки
умудрились доехать, и даже мотоцикл почти не пострадал.  Иры
дома  не  оказалось,  она так и не возвращалась  и  дома  не
ночевала.
      Бабушкино почтение перед Елизаром сильно поуменыпилось
со  вчерашнего дня, и она от души поддержала наше стремление
пообщаться с ним. Она даже проводила нас до его дома, но там
нам сказали, что Он уехал в Германию по приглашению братьев,
а  Ира  действительно вчера приходила, но ушла сразу  же,  а
куда - никто не знает. Может быть, пошла к мужу?
       Дело  становилось  все  интереснее.  Выплывали  новые
действующие  лица  и  требовали к себе  внимания.  Ирин  муж
оказался дома и, несмотря на раннее время, был изрядно  пьян
и потому словоохотлив.
      -  Эта Ирка никакая мне не жена, - довольно сообщил он
нам. - Разве жена бегает все время к бабке? Она со мной и не
живет вовсе. Наши родители считали, что нам надо пожениться,
и  под  это дело дарили дом и машину. Я и стал приставать  к
Ирке,  чтоб соглашалась. Она согласилась, а после свадьбы  -
на  попятный. Не понравилось, что свадьбу гуляли шесть дней,
а  потом  еще и выходные прихватили. Я ее с тех пор в  своем
доме и не видел, а вот вчера заходила.
      Только  не могу понять зачем. Спрашивала про  каких-то
наркоманов, которых я будто бы приглашал к себе. Но я ей так
и сказал, что ничего не помню.
       Двое   наркоманов  да  еще  вдобавок  те,  о  которых
спрашивала Ира, нас тоже заинтересовали чрезвычайно.  Однако
мы  не спешили выказывать свой интерес. Ирин муж не выглядел
человеком, склонным к чистому альтруизму, скорее он  походил
на прожженного делягу, которому опасно открывать свои карты,
так как он неминуемо использует их в своих целях, и цели эти
тоже будут далеки от альтруизма.
      Поэтому  мы все, не сговариваясь, тщательно изображали
полное  равнодушие к его рассказу. Видя такое, он нет  чтобы
обидеться да замолчать - ничего подобного, полезные сведения
просто полезли из него в устрашающих количествах. Он выложил
нам  всю подноготную своей супруги. По его словам оказалось,
что  в  девицах она была и ничего, то есть когда он  на  ней
женился,  то не ожидал никаких эксцессов, а они не преминули
последовать.
      Во-первых,  она ударилась в религию.  Сам-то  он  тоже
верующий, сказал муженек, опасливо косясь на внимающую Ирину
бабушку,  но надо же и предел знать, а она этот предел  явно
/%`%h+  . Потом она отказывалась стирать его носки,  но  это
мелочи,  он  человек  неприхотливый,  может  походить  и   в
грязных,  но  вот в те несколько ночей, которые они  провели
под  одной  крышей,  она отказывалась от всяких  супружеских
обязанностей,  а это уже полное свинство. К тому  же  в  эти
самые  ночи  дома она не ночевала, а шаталась по  округе  по
делам  своей  религиозной  деятельности.  Вернее,  она   так
говорила,  а  на  самом деле, он уверен, занималась  грязным
сексом   со  всякими  вонючими  нариками.  Помощь   она   им
оказывала,  как же - знаем мы эту помощь. Тут  Ирин  муженек
скорчил  настолько скептическую рожу, что бабушка, до  этого
довольно   хладнокровно  слушавшая  его,  не   выдержала   и
возмутилась:
      - Что ты выдумал, паскудник! У самого полный дом шлюх,
а  про  Иру  гадости болтаешь. Дрянной ты мужик,  от  такого
всякая сбежит, и никто ее не осудит.
     Это мы с Маришей поняли уже и без ее слов. Но все равно
приятно,  когда кто-то поддерживает твое мнение, поэтому  мы
сомкнули  ряды  вокруг бабушки и всем видом показывали,  что
поддерживаем  ее.  Это  вызвало странную  реакцию  мужа.  Он
заорал:
      -  Думаете,  я не знаю, что внучка ваша к  Елизару  по
ночам  шастает, как он сюда явится, так она к  нему.  Вот  и
вчера я видел, как она зашла к нему перед ужином, да обратно
я  ее  что-то не дождался. Часа три потерял возле его  дома,
кругами ходил, а ее не было - и все. Потом приятеля попросил
покараулить, сбегал за мальком и снова ждал. Не выходила она
от Елизара и не стеснялась тем, что жена его тоже была дома.
Вот она какая, ваша внучка, - с торжеством закончил он.
      Нас  с Маришей его слова заставили призадуматься,  так
как  у  Елизара нам сказали прямо обратную вещь. Стало быть,
кто-то лгал, и было очень похоже, что лгали люди Елизара,  а
также густо нарумяненная особа, которой полагалось быть  его
женой.  Ирин  муж  производил  впечатление  оскорбленного  в
лучших  чувствах человека, которому поведение  жены  нанесло
удар  в  самое  сердце, и ему не терпится  поделиться  своим
горем с любым даже самым неподходящим слушателем.
      К сожалению, он стал повторяться в своих обвинениях  и
жалобах,  и  слушать  его  было не столь  занимательно,  как
вначале.  Поэтому мы с Мари-шей поторопились  откланяться  и
оставили его наедине с бабушкой, которой, кажется, было  что
ему  сказать.  Ее  голос  разносился  по  всей  округе.  Как
глуховатый человек, она говорила излишне громко, и последние
ее слова мы услышали уже, когда свернули за поворот.
      -  Напрасно ты про Иру говоришь, у них горе случилось,
человека убили, а вот эти девочки видели, как его убивают, и
тех, кто убивает, тоже видели. Они теперь их ищут.
     - Представляешь, что делается, - говорила мне Мариша на
обратном  пути,  который  мы  проделали  в  недавно  и  явно
неудачно  реанимированном автобусе. -  Про  нас  теперь  все
знают  благодаря стараниям Ириной бабушки. Надо рассчитывать
на  визит  убийц, вряд ли они станут ждать нашего следующего
шага.  А твоя Ирка не простая штучка, надо было сразу  же  в
нее  вцепляться, а так - где ее теперь искать? Чего ты сразу
-% выложила, что она знала Стася?
      -  А  ты мне дала хоть рот раскрыть? - возмутилась  я,
болезненно морщась от дребезжания автобуса, отдававшегося  в
моей  голове  так, что мне казалось, будто  я  чувствую  все
неровности дороги, а их - видит бог - было немало. -  Ты  на
меня  налетела  со  своим жаргоном да еще бутылкой  с  вином
перед носом размахивала.
      Распространяла, одним словом, аромат порока, не говоря
уж про запах бензина.
      Тебе надо быть более сдержанной, девушку, говорят, это
красит.
      За  время обратной дороги до нашего, а точней, Игорева
дома  мне  удалось  внушить  Марише  правильный  взгляд   на
случившееся, и, выходя из автобуса, она соглашалась со мной,
что  виновата исключительно сама в том, что нам  не  удалось
побеседовать  по  душам  с  Ирой,  когда  такая  возможность
предоставлялась.
      -  Но  кто мог знать, что эта твоя Ирка окажется такой
важной  особой,  -  посетовала вконец  расстроенная  Мариша,
подходя к дому.
      Настроение  у  нас  так  и не  улучшилось,  решительно
сегодняшний   день   сделал   все,   чтобы   вынудить    нас
расплачиваться за ошибки прошлого. Возле дома  нас  встречал
Игорь,   и  его  нельзя  было,  даже  с  натяжкой,   назвать
приветливым.
      - Явились, - мрачно пробурчал он так, словно это вовсе
и  не он не показывался дома в течение двух дней, о чем  мне
было  доподлинно  известно  со  слов  Мариши,  которая   две
последние  ночи, пока я валялась в больнице, баррикадировала
мебелью двери и спала в страшной духоте при закрытых  окнах,
чтобы  не  оказаться посреди ночи наедине с Игорем, жаждущим
объяснений. Но она могла бы и не дергаться, так как Игорь не
появлялся.
     - Я должен за вами бегать? - возмущался Игорь.
     Бывают же такие люди, что всю душу из вас вынут, если у
них   плохое  настроение.  Игорь  припомнил  нам  все   наши
прегрешения,  не  забыл ни одного пустяка,  ни  одной  самой
мелкой неприятности, которые он имел по нашей милости.
      Про угон своей драгоценной машины почему-то молчал, мы
не  сомневались,  что он приберегает это на десерт,  поэтому
обед  прошел в напряженном внимании. Мы ждали возложения  на
наши головы венца позора и жестокого приговора, но Игорь  не
торопился.
     - До вечера из дома не выходить, - проинструктировал он
нас.
      Мы  взвыли в один голос. Жара, сказали мы,  жуткая,  а
машину  свою  он  все  равно получил  обратно  в  целости  и
сохранности, так нельзя ли смягчить?
      -  Хорошо,  - пробурчал Игорь. - Только в  сад  и  под
присмотром хозяйки.
      При  создавшейся ситуации это было по-божески, поэтому
мы  не  рискнули  спорить и пошли загорать под  деревьями  в
садике.  Там  мы  провели остаток дня, потом ужинали,  потом
кормили кур и смотрели, как хозяйка доит корову, потом снова
c&(- +(. Поэтому в нашу комнату мы пришли, когда совсем  уже
стемнело.
      -  Приятно иногда разнообразия ради провести одну  или
две  ночки  мирно и в своей кровати, - выразила Мариша  нашу
общую мысль.
      Я  от  души  согласилась с ней и с  блаженным  вздохом
забралась  к себе под одеяло, протянула руку к тумбочке,  на
которой  лежала  моя  книга,  которую  я  уже  целую  неделю
намеревалась  прочесть, но времени все  не  хватало.  Должно
быть,  с  ней что-то было не в порядке, заклятье там  какое-
нибудь  или  нечто  вроде  того, препятствующее  мне  читать
именно  эту книгу. Потому что, стоило мне взять ее  в  руки,
как  бабочкой выпорхнул белый конверт и, кружась,  опустился
на пол.
      Томимая  каким-то нехорошим чувством, я нагнулась  под
пристальным  взглядом  Мариши, подняла  его,  распечатала  и
достала   из  него  бумажку.  Она  была  исписана  неровными
строчками  так,  словно над ее составлением трудился  сильно
спешащий  человек  или у него не было под  рукой  подходящих
письменных принадлежностей.
     Записка гласила:
      "Даша,  будь  сегодня  ближе к полуночи  на  городском
кладбище.  В милицию ни в коем случае не сообщайте.  Объясню
все  при  встрече. Это очень важно, я узнала, кто виноват  в
гибели Стася. Ира".
      -  Ну,  что ты скажешь? - прервала Мариша затянувшееся
молчание.
      С  тяжелым вздохом, и это было значительно безопаснее,
чем как-то реагировать на ее вопрос, я все-таки ответила:
     - Похоже, нам не удастся спокойно поспать этой ночью.
      -  Кто  бы сомневался! - воскликнула Мариша.  -  Но  я
спрашиваю,  что конкретно мы предпримем? Как  тебе  кажется,
это  письмо написала Ира? Это ее почерк? Ведь тут может быть
ловушка, если написала не она.
      -  Откуда я могу знать, ее это почерк или нет, если ее
саму я видела один раз и, сама понимаешь, никакой оживленной
переписки  мы не вели. И потом, ловушкой это может оказаться
даже в том случае, если письмо написала она.
     Во-первых, ее могли вынудить написать его, а во-вторых,
повторяю,  я видела ее только один раз, а личная симпатия  в
таких делах не играет ровно никакой роли.
      Но  я рада, что ты осознаешь опасность, возможно,  это
поможет  тебе  хоть на сей раз быть благоразумной  девочкой.
Надеюсь, ты не попрешься на кладбище к назначенному сроку?
      Робкая надежда, прозвучавшая в моих словах, развеялась
как  дым  при  одном взгляде на пылающую опасным энтузиазмом
Маришу.  Мне  было слишком хорошо знакомо это ее  состояние,
чтобы заранее не предсказать, что ничем хорошим для нас  оно
кончиться  просто не может. Поэтому, решив  предпринять  все
доступные мне шаги для собственного спасения, я сказала:
      - Мы должны показать эту записку Никитину. Все-таки он
профессионал и лучше разбирается во всяких таких делах.
     - Ты что, не понимаешь, - заголосила Мариша, перекрывая
надрывающихся южноамериканских страдалиц в соседней комнате,
- у нас не получится по времени.
      Чтобы  найти Никитина, втолковать ему, в чем  дело,  и
вернуться  обратно, у нас уйдет куда больше часа,  а  сейчас
уже  и  так  ближе  к полуночи, то есть сейчас  самое  время
отправляться на кладбище.
      Я в корне была с ней не согласна. На мой взгляд, время
для  прогулок по кладбищу было самое неподходящее. Ладно  бы
еще  мое родное кладбище, я имею в виду то, где покоятся мои
любимые  бабушки и дедушки. Тогда еще можно было  бы  как-то
оправдать  свою  безумную  ночную  вылазку  тем,  что   меня
внезапно  потянуло на их милые могилки, а так как человек  я
компанейский, то захватила с собой и подружку.  Но  шататься
среди   могил,   в  которых  лежат  совершенно   посторонние
покойники, которые вряд ли будут рады нашему визиту,  просто
верх  неприличия. И это еще если не принимать  во  внимание,