крепить  его
показания. Повезут его туда обязательно... По телефону договаривались  -
он сам слышал.
   - Что еще сказал Евгений Петрович?
   - Ну, детали всякие, как это  сделать.  И  еще  он  велел,  чтобы  вы
горбатому сказали: если его у муровцев не отобьют, он на себя весь хомут
тянуть не станет
   - сдаст он его самого и людей его сдаст...
   - Понятно... понятно...- протянула она и вдруг  громко  сказала:-  Вы
поедете со мной и расскажете про все эти детали - что надо делать...
   - Нет,- покачал я головой.- Такого уговора не было, я и Фоксу сказал:
постараюсь бабу твою разыскать и все обскажу, а никуда ходить с  вами  я
не собираюсь и в дела ваши встревать не хочу...
   - А тебя, мусор, никто и не спрашивает!- раздался тихий голос за моей
спиной, и в бок мне воткнулся пистолетный ствол.- Садись в машину...
   Я повернулся слегка и увидел грузчиков фургона - один жал  мне  ребро
пистолетом, а другой стоял, на шаг отступя, и руку держал в кармане.
   Дух из меня вышибло. Ах, глупость  какая,  вот  ведь  почему  пропала
малокопеечка - он меня сдал с рук на руки. Может быть, Жеглов бы об этом
и раньше догадался, а у меня, видать, еще опыта маловато. Я тупо смотрел
на них, стараясь сообразить быстрее, что мне делать, и ничего путного не
приходило в голову. Их тут все-таки двое с пушками, и даже если я  затею
с ними возню и наша засада, которою я сейчас и не видел, придет  мне  на
помощь, то бандиты все равно успеют меня срезать, и  главное  совершенно
бесполезно, бессмысленно - мы ведь все  равно  еще  не  уцепили  кончик!
Допустим, их тоже застрелят или похватают - что  толку,  это,  возможно,
пустяковые людишки, уголовная шушера, подхватчики...
   И я начал быстро, гугниво бормотать:
   - Граждане, товарищи дорогие, что же это такое деется? Я  вам  доброе
хотел, а вы...
   - Молчи, падло,- скрипнул зубами бандит; у него лицо было  совершенно
чугунное, серое, ноздреватое, с тухлыми белыми  глазами,  ну  просто  ни
одной человеческой черточки в нем не было,  будто  господь  бог  задумал
сделать его, свалял из всякой  пакости,  Увидел  -  брак  и  выкинул  на
помойку, а он, гад, все равно ожил и бродит среди  живых  теплых  людей,
как упырь. Ткнул он меня сильнее пистолетом и сказал:
   - Садись быстро в машину, ссученный твой рот!
   Эх, чего же мне на фронте не  довелось  только  увидеть,  чего  я  не
вытерпел, каких страхов не набрался, а вот никогда у меня не было такого
ощущения, что смерть - совсем рядом!  Он  мне  сам  казался  похожим  на
смерть, и воняло от него смрадно.
   И я шагнул  к  распахнутому  люку  хлебного  фургона.  Второй  бандит
прыгнул за руль, вместе с ним в кабину села  Аня,  а  чугунный  мерзавец
влез за мной в кузов и захлопнул складные дверцы.
   Не успел я еще сесть на ящик, как фургон покатил. Сначала  я  пытался
считать повороты, чтобы как-то ориентироваться, мне казалось, что машина
едет куда-то в сторону Каланчовки, потом она стала крутить, разгоняться,
тормозить, где-то посреди улицы развернулась, мотало нас на колдобинах и
ухабах, и снова зашуршал под колесами асфальт, глухо пророкотали  рельсы
на переезде, по стуку судя, это были железнодорожные,  а  не  трамвайные
рельсы, и где-то совсем рядом  засвистела  электричка.  Потом  мы  долго
стояли, тяжело прошумел шатунами,  натужно  вздыхая,  паровоз,  и  снова
начались ухабы и тряска неровной дороги, и опять зашелестел  асфальт,  и
мне пришло в голову,  что  они  нарочно  кружат,  проверяя,  нет  ли  за
фургоном слежки. Ехали то быстро,  то  медленно,  потом  остановились  и
снова поехали. И когда фургон затормозил, хлопнула  дверца  в  кабине  и
распахнули снаружи люк, я даже приблизительно не представлял  себе,  где
мы находимся.
   Шофер спросил:
   - Завязать глаза ему?
   А Чугунная Рожа засмеялся:
   - Зачем? Он никому ничего не разболтает...
   Мы стояли во дворе  скособоченного  двухэтажного  домика,  замкнутого
квадратом высоченного дощатого забора. Я подумал, что с улицы через этот
забор крышу фургона, пожалуй, и не увидать. Ну ничего, покувыркаемся еще
немного. Я как-то не хотел верить, изо всех сил отгонял я от себя мысль,
что ребята, которые должны были обеспечивать меня, могли совсем потерять
след фургона. Или хотя бы номер его не засечь...
   И хотя Чугунная Рожа уже объяснил мне насчет моей судьбы, я  надеялся
выкрутиться. Ведь если бы они меня раскололи или совсем не поверили,  ни
к чему им было бы катать меня по всему городу. Стрельнул  на  месте  или
ткнул заточкой - и все, большой  привет!  А  они  меня  привезли  сюда,-
значит, пока еще план мой окончательно не завалился, игра  продолжается,
господа мазурики...
   Я бы, наверное, чувствовал себя много скучнее, если бы  знал,  что  у
Ростокинского переезда машина службы наблюдения потеряла из виду хлебный
фургон окончательно и Глеб Жеглов бьется на Петровке, стараясь задержать
операцию по прочесыванию каждого дома в зоне Останкино, Ростокино и в то
же воемя выясняя, где может находиться хлебный фургон номер МГ 38-03...
   - Давай, Лошак, веди его,- сказал Чугунная Рожа шоферу.- Я  огляжусь,
не рыскают ли окрест лягавые...
   Лошак подтолкнул меня в спину, не сильно, но вполне чувствительно,  и
я сказал ему:
   - Не пихайся, гад!..
   А впереди пошла Аня. Она шла  через  темные  сени  и  длинный  кривой
коридорчик уверенно - не впервой ей здесь бывать. Она  дернула  на  себя
обитую мешковиной дверь, и свет из-под морковно-желтого абажура  плеснул
в глаза, ослепил после темноты.
   Прищурясь, я стоял у порога, и билась во  мне  судорожно  мысль,  что
если хоть один муровец вошел в их логово, то, значит, конец  им  пришел.
Даже если я отсюда не выйду, а выволокут меня за ноги, тоже  счет  будет
неплохой, коли шофера Есина уже застрелил Жеглов, Фокс  сидит  у  нас  и
здесь их набилось пятеро. Я бодрил себя этими мыслями,  чтобы  вернулась
хоть немного ко мне уверенность, и все время мысленно повторял про  себя
главное разведческое заклятие - "семи смертям не бывать",- и  осматривал
их в это же время, медленно  обводя  взглядом  банду,  и  делал  это  не
скрываясь, поскольку н они все смотрели на меня с откровенным интересом.
   Вот он,  карлик.  Не  карлик,  собственно,  он  горбун,  истерханный,
поношенный мужичонка, с тестяным плоским лицом, в вельветовой  толстовке
и валенках. На коленях у  него  устроился  белоснежный  кролик  с  алыми
глазами и красной точкой носа.
   И  здесь  же  старый  мой  знакомый  -   малокопеечка.   Кепку   свою
замечательную он уже снял и сидит за  столом,  очень  гордый,  довольный
собой, щерится острыми мышиными зубами.
   - Что ты лыбишься, как параша? - сказал я ему.- Дурак ты! Был  бы  на
моем месте мусор, ты бы уже полдня на нарах куковал! Я  тебя,  придурка,
еще в кино срисовал, как ты вокруг меня сшивался...
   Он выскочил из-за стола, заорал, слюной забрызгал, длинно и нескладно
стал ругаться матом, размахивая руками у меня перед носом.
   - Да не шуми ты, у  меня  слух  хороший!-  сказал  я  ему.-  И  слюни
подбери, мне после тебя без полотенца не утереться...
   И горбун наконец раздвинул тонкие змеистые губы:
   - Сядь, Промокашка, на место. Не мелькай...- И этот противный воренок
сразу же выполнил его команду.
   Лошак прямо от двери прошел к столу и сразу же, не  обращая  внимания
на остальных, стал хватать  со  стола  куски  и  жадно,  давясь,  жрать.
Пожевал, пожевал, налил из бутылки стакан  водки,  залпом  хлобыстнул  и
снова вгрызся в еду, как собака,- желваки комьями прыгали за ушами.
   Вошел в комнату Чугунная Рожа - не знаю, как его  звали,  но  мне  он
больше нравился под таким названием. Он уселся верхом  на  стул  и  тоже
стал меня разглядывать. А я все еще стоял у порога и думал о том, как бы
я с ними со всеми здесь разобрался, будь у меня в руке автомат мой  ППШ,
и еще бы хорошо пару лимонок. Они ведь такие  сильные  и  смелые,  когда
против них безоружный или если их всемеро больше. Ах как бы хорошо было:
гранату на стол, сам на пол, за буфет, и длинной очередью снизу вверх, с
боку на бок!
   Я бы и Аню их распрекрасную не пожалел - такая же сволочь,  бандитка,
как они все. Это через нее сбывали они на  пункте  питания  награбленное
продовольствие!
   Десятки тысяч наворовала вместе с ними, а кольцо с убитой женщины  на
палец нацепила. Она в углу около буфета стояла, обнимала она себя руками
за плечи - так трясло ее. Посмотрел я на нее и  увидел,  что  кольца  на
пальце нет, и от этого чуть не заорал: значит, поверила, зацепил  я  ее,
гадину!
   Слева от горбуна сидел высокий красивый парень, держа в руках гитару.
Один глаз у него был совершенно  неподвижен,  и,  присматриваясь  к  его
ровному недвижному блеску, нагонял, что он у него стеклянный,  и  помимо
воли в  башке  уже  крутились  какие-то  неподвластные  мне  колесики  и
винтики,   услужливо   напоминая   строчку    из    сводки-ориентировки:
"Разыскивается особо опасный преступник, рецидивист, убийца
   - Тягунов Алексей Диомидович... Особые приметы  -  стеклянный  протез
глазного яблока, цвет - ярко-синий..." И спиной ко  мне  в  торце  стола
сидел еще один бандюга, плечистый,  с  красным  стриженым  затылком.  Он
мельком посмотрел на меня, когда мы только ввалились, и отвернулся, а  я
его сослепу, с темноты, и не разглядел. А он, видимо,  особого  интереса
ко мне не имел, сидел, курил самокрутку, плечами метровыми пошевеливал.
    
   Долго смотрел на  меня  горбун,  потом  засмеялся  дробненько,  будто
застежку "молнию" на губах развернул:
   - Ну что ж, здравствуй, мил человек. Садись к столу, поснедай с нами,
гостем  будешь...-  И  сам  кролика  за  ушами  почесывает,  а  тот   от
удовольствия жмурится и гудит, как чайник.
   - В гости по  своей  воле  ходят,  а  не  силком  тягают,  пушкой  не
заталкивают,сказал я недовольно; мне к  ним  ластиться  нечего  было,  с
ласкового теля уголовник две шкуры снять постарается.
   - Это верно,- хмыкнул горбун.- Правда, если я в гости зову, ко мне на
всех четырех поспешают. И ты садись за стол, мы с тобой выпьем, закусим,
про дела наши скорбные покалякаем.
   Сел я за стол -  тут  уж  чем  подкормиться  было!  Как  в  ресторане
"Савой", бумажные  цветочки  на  косточку  не  надевали,  но  шмат  мяса
жареного на блюде лежало - килограмма четыре. Капуста квашеная,  маслята
маринованные, картошка печеная, селедка залом - да чего  там  только  не
было! Получше нашего питание у бандитов....
    
    
     рпдзпфпчлб л чуфтеюе чпйопч 
     СОВЕТЫ ДОМАШНИМ ХОЗЯЙКАМ 
    
     Вкусное повидло получается из тыквы, сахарной свеклы и моркови при условии, 
     что они были взяты в равной пропорции. Повидло получается сладкое, добавлять к 
     нему сахар не требуется, даже если оно пойдет для начинки пирогов. 
    
    
    
     Ольга Зорина 
    
     "Вечерняя Москва" 
   - ...Выпьешь? - спросил горбун.
   - Нальете - выпью.
   - Клаша!- не поднимая голоса, позвал  горбун.  Из  двери  в  соседнюю
комнату появилась мордатая крепкая старуха. Она поставила  на  стол  еще
три бутылки водки, отошла чуть в сторону, прислонилась спиной к стене  и
тоже уставилась на меня, и взгляд у нее  был  вполне  поганый,  тяжелый,
вурдалачий глаз положила она на меня и смотрела  не  мигая  мне  в  рот.
Хорошая компания здесь собралась, что и говорить!
   Да жаловаться не приходится, я ведь к ним сам сюда рвался...
   - За что же мы выпьем? - спросил горбун.
   - А за что хотите, мне бы только стакан полный...
   - За здоровье твое пить глупо  -  тебе  ведь  больше  не  понадобится
здоровье хорошее...
   - Это чего так?
   - А есть у нас сомнение, что  ты,  мил  человек,  стукачок!-  ласково
сказал горбун и смигнул дважды красными веками.- Дурилка  ты  кардонный,
кого обмануть хотел?  Мы  себе  сразу  прикинули,  что  должен  быть  ты
мусором...
   Я развел руками, пожал плечами, сердечно ответил ему:
   - Тогда за твое здоровье давай выпьем!  Ты,  видать,  два  века  себе
жизни намерил...
   Он беззвучно засмеялся, он все время  так  усмехался  -  тихо,  будто
шепотом он смеялся, чтобы другие  его  смеха  не  услышали.  И  в  смехе
открывал он свои белые больные десны и неровные зубы,  обросшие  рыхлыми
камнями, пористыми, коричневыми, как дно чайника:
   - Никак, ты мне грозишься, мусорок? - спросил он тихо.
   - Чем же это я тебе угрожу, когда вокруг  тебя  кодла?  С  пушками  и
перьями вдодачу? От меня тут за минуту ремешок да подметки останутся...
   - А дружки твои из МУРа-то где же? Они-то что же тебе не подсобят?
   Я посидел молча, глядя в пол, потом медленно сказал:
   - Слушай, папаша, мне аккурат вчера, об этом же  время,  твой  дружок
Фокс сказал замечательные слова. Не знаю, конечно, про что он там думал,
мне не разобъяснял, но он вот что сказал: самая, говорит,  дорогая  вещь
на земле - это глупость.
   Потому как за нее всего дороже приходится платить...
   - Это ты к чему? - все так же ласково и тихо спросил горбун.
   - А к тому, что мне моя глупость по самой  дорогой  цене  достанется.
Да-а, глупость и жадность. Больно уж захотелось легко  деньжат  срубить,
вот вы меня ими, чувствую, досыта накормите...
   Взял свой стакан и выпил до дна. Закусил капустой квашеной,  взглянул
на горбуна, а он молча заходится своим мертвым смехом.
   - Правильно делаешь, мент, гони ее прочь, тугу-печаль. Ты  не  бойся,
мы тебя зарежем совсем не больно. Чик - и ты уже на небесах!
   - Стоило через весь город меня за этим таскать...
   - А ты что, торопишься?
   - Я могу еще лет пятьдесят подождать.
   - А мы не можем, потому тебя сюда и приволокли. И  если  не  захочешь
принять смерть жуткую, лютую, расскажешь нам,  что  вы,  мусора,  там  с
Фоксом удумали делать...
   Вылегли вперед коричневые рыхлые  зубы,  сильнее  побелели  десны,  и
полыхали злобой  его  бесцветные  глаза  мучителя.  Черт  с  ними,  пока
грозятся, не убьют. Убивать будут внезапно, по-воровски.
   Обвел их всех взглядом - все они сидели, вперившись в меня, как волки
в подранка,- и почему-то первый раз безнадежность пала на сердце холодом
праха и отчаяния. Они меня не раскололи, я в этом был просто уверен,  но
и рисковать не станут.
   - Оставлю я вам адрес... Бросьте  матери  записочку  откуда-нибудь...
потом... Что так, мол, и так... умер ваш сын... не ждите зря...  Это  уж
сделайте, помилосердствуйте... как-никак зла я вам не совершил...  Потом
хоть поймете...
   - А ты в Москве живешь? - спросил горбун.
   - Нет. Ярославская область, Кожиновский район, деревня Бугры,  совхоз
"Знаменский"...
   - Так ты что, деревенский? - удивился горбун, а все остальные молчали
как проклятые.
   - Какой я деревенский! Но у меня стокилометровая зона -  прописки  не
дают, вот я там и проедаюсь шофером в совхозе... - А  документы  у  тебя
есть?
   - У меня  теперь  всех  документов  -  одна  бумажка.-  Я  достал  из
гимнастерки справку об освобождении с изменением меры пресечения.
   Горбун поднес ее близко к глазам, прочитал вслух:
   - "...Сидоренко Владимир  Иванович...  изменить  меру  пресечения  на
подписку о невыезде..." Так у вас там на Петровке целая  канцелярия  для
тебя такие справочки шлепает,- хмыкнул он.
   - Чем богаты, тем и рады. Больше все равно у меня ничего нет,- развел
я руками.
   - А ты как к Фоксу попал? - спросил он миролюбиво, и снова  забрезжил
тоненький лучик надежды.
   - Это его три дня назад ко мне в камеру бросили...
   - Ну, а ты там что делал?
   - Да ни за что меня там неделю продержали. Я с  картошкой  приехал  -
грузовик пригнал в ОРС завода "Борец", у них с  нашим  совхозом  договор
есть,- разгрузил картошку и собрался уже назад  ехать,  а  на  Сущевском
валу ЗИС-101 выкатывает на красный свет и на полном ходу в меня - шарах!
Меня самого осколками исполосовало, а они там, в легковой-то, конечно, в
кашу. А пассажир - какая-то шишка на ровном  месте!  Ну  конечно,  сразу
здесь орудовцы, из ГАИ хмыри болотные понаехали,  на  "виллисе"  пригнал
подполковник милицейский - шухер, крик до небес!
   И все на меня тянут! Я прошу свидетелей записать, которые видели, что
это он сам в меня на красный свет врубил, а  они  все  хотят  носилки  с
пассажиром тащить.
   Ясное  дело,  одна  шатия!  Хорошо  хоть,  сыскались   тут   какие-то
доброхоты, адреса свои дали, телефоны. А меня везут на Мещанку -  там  у
них городское ГАИ,свидетельствуют, проверяют, не пьяный ли я. А у меня с
утра маковой росины во рту не было.
   Я прервался на мгновение и увидел, что слушают они меня с  интересом,
и вознес я снова хвалу Жеглову,  который  начисто  отмел  предложения  о
любой уголовщине в моей легенде. А горбун сидел  совершенно  неподвижно,
поджав ножки под себя, и глядел на меня в упор. Только кролик кряхтел  и
шевелился у него на коленях.
   - ...Ну, составляют протокол, заполняют анкет дошло  до  того  места,
что был я судимый и зона у меня стокилометровая, так они прямо взъелись:
надо, мол, еще выяснить, не было ли у тебя умысла на теракт!..
   Хорошо, кабы бандиты проверили мои слова и съездили на Мещанку -  там
открыто во дворе стоит ЗИС-5 с ярославским номером и разбитой кабиной, и
на посту службу несет словоохотливый милиционер, который без утайки всем
желающим рассказывает об аварии на Сущевском...
   - Окунули меня, значит, в камеру,  в  предвариловку,  и  сижу  я  там
неделю, парюсь, и следователь из меня кишки мотает, хотя  от  допроса  к
допросу все тишает он  помаленьку,  пока  не  объявляет  мне  позавчера:
экспертиза установила,  что  водитель  легковой  машины  ЗИС-101  был  в
сильном опьянении. Будто оно не в тот же  вечер  установилось,  а  через
неделю только. Правда, мне Евгений Петрович  еще  третьего  дня  сказал:
дело твое чистое, на волю скоро выскочишь, нет у них против тебя ничего,
иначе одними очняками уже замордовали бы...
   - Добрый у тебя был советчик,- кивнул горбун и быстро спросил:- А что
же это тебе Фокс так поверил?
   - Наверное, понравился я ему. А скорее всего, другого выхода  у  него
не было. Да и показался он мне за эти дни мужиком рисковым. Я,  говорит,
игрок по своей натуре, мне, говорит, жизнь  без  риска  -  как  еда  без
соли...
   - Дорисковался, гаденыш!  Предупреждал  я  его,  что  бабы  и  кабаки
доведут до цугундера,- сквозь зубы пробормотал горбун...
   - Зря вы так про  него...-  попробовала  вступиться  Аня,  но  горбун
только глазом зыркнул в ее сторону:
   - Цыц! Давай, Володя, дальше...
   Ага, значит, я у него уже Володя! Ах, закрепиться бы на этом пятачке,
чуточку окопаться бы на этом малюсеньком плацдарме...
   - Ты, Володя, скажи нам, за что  же  власти  наши  бессовестные  тебе
зону-сотку определили и судили тебя ранее за что?
   - В сорок третьем за Днепром комиссовали меня после двух ранений.-  Я
для убедительности расстегнул ремень  и  задрал  гимнастерку,  показывая
свои  красно-синие  шрамы  на  спине  и   на   груди.-   Вторая   группа
инвалидности. Оклемался я маленько и здесь, в Москве, устроился шоферить
на  грузовик.  На  автобазу  речного  пароходства.  Тут  меня  как-то  у
Белорусского вокзала останавливает какой-то лейтенант: мол,  подкалымить
хочешь? Кто ж не хочет! На два часа  делов  -  пятьсот  рублей  в  зубы.
Поехали мы с ним на пивзавод Бадаева, он мне велит на проходной  путевой
лист показать - все, мол, договорено. Выкатывают грузчики две бочки пива
   - и ко мне в кузов. Отвез я  их  на  Краснопресненскую  сортировку  и
помог сгрузить.
   А через неделю ночью являются за мной архангелы - хоп  за  рога  и  в
стойло! В ОБХСС на Петровке спрашивают: вы куда дели с сообщником  пиво?
С каким, спрашиваю, сообщником? А который по липовой накладной две бочки
пива вывез, говорят мне. Я туда-сюда, клянусь,  божусь,  говорю  им  про
лейтенанта, описываю его - высокий такой, с усиками и ожогами на лице. В
трибунал меня - четыре года с конфискацией...
   - Совсем ты, выходит, невинный? - спросил горбун.
   - Выходит! Я когда Фоксу в камере рассказал, он  полдня  хохотал,