туда. Но почему еще до прихода этого Гусейнова? Не от нас
же, работников госбезопасности, прятался он на железной дороге! Он должен
понимать, что и мы и милиция без труда найдем проводника.
   В деревне он каким-то образом замял дело с пропиской. Поступление на
железную дорогу отмечается в соответствующих документах.
   Он спрятался от Гусейнова! Но кто его предупредил?
   Откуда он узнал, что этот Гусейнов идет по его следу? Я должен был в ту
минуту признать, что Василии где-то прав, вводя в круг действующих лиц и
Раскольцева.
   Приехали в Рязань...
   Меня уже ждал работник областного управления Авдюшин.
   Он не старше Василия, тоже недавний студент. Обрадовался, что в руки
пришло интересное дело.
   Действительно, неделю тому назад Притыков оформился проводником через
отдел кадров на поезд Москва-Ташкент в мягкий вагон. Авдюшин сличил
фотографию Притыкова в личном деле с фотографией Шкаликова. Совпало.
Поезд, на котором работал Шкаликов, сейчас шел из Ташкента, приближаясь к
Рязани. Авдюшнн сделал запрос по селектору на одну из станций. Ему
ответили, что проводник Притыков "сопровождает шестой вагон".
   И еще!
   В отдел кадров управления железной дороги уже приходил какой-то
восточного типа человек, молил девушек указать, где работает Притыков. Ему
подсказали.
   Он оставил в знак признательности бутылку вина и букет цветов.
   Уверял: "Другу вез, без вас не нашел бы друга!"
   У меня по спине пробежали мурашки. Переживать приходилось всякое,
бывали ситуации, когда, казалось, уж и выхода не было. Там, в Германии, в
канун войны...
   А начало войны! Встреча с матерью... Что только не пришлось пережить! И
почти как в те моменты теперь подступало ко мне чувство тревоги.
   Пришел ответ на запрос из Махачкалы, где был отмечен паспорт Гусейнова.
Такого там не значилось...
   Теперь это превращалось и в погоню за человеком, действовавшим под
фальшивым паспортом. За ним погоню надо было строить несколько в ином
плане, чем за Шкаликовым. Не грозит ли их встреча какой-либо опасностью
Шпаликову? Топор под кровать клал, ружье на стену вешал! Ждал этой
встречи! С оружием в руках ждал... Надо было прежде всего спасать
Шпаликова, невзирая ни на что!
   Мы сверили по расписанию движение поезда. Получалось, что, выехав
навстречу поезду из Рязани, мы его быстрее всего могли встретить лишь на
станции Проня...
   Машина сорвалась с места и пошла по городу, проскакивая светофоры и
красный свет.
   Дежурный по управлению получил задание связаться с милицейским постом
на станции Проня и поручить дежурному работнику милиции встретить
проводника Притыкова, снять его с поезда и задержать в отделении милиции,
не арестовывая его, а охраняя... Ни под каким видом до нашего приезда
никого к нему не допускать...
   От Шилово до Пропи поезд следовал без остановок.
   Минут за двадцать до прихода поезда на станцию Шилово в окошко кассиру
постучали. В такой поздний час на этой станции пассажиры были редкостью.
Голос с восточным акцентом попросил четыре билета в мягкий вагон. Пассажир
просил, если это возможно, дать все четыре билета в одно купе.
   Мягкий вагон шел полупустым. Кассирша продала четыре билета. Отдавая
билеты, помедлила, пассажир просунул в окошко голову. Она запомнила его.
Просто так, из любопытства.
   Когда пришел поезд, она заметила, что в мягкий вагон сел только один
пассажир, тот самый, который брал четыре билета. Это ее удивило, поэтому
она и запомнила все в деталях.
   Шкаликов в лицо его не знал, пассажир вошел в вагон и коротко ему
бросил:
   - Стели постель, дорогой! Я спать буду!
   Дежурил Шкаликов, его напарница дремала в служебном купе. Шкаликов
положил на место фонарь, флажок, взял пакет с чистым бельем и вошел в
четвертое купе. Сальге вышел, чтобы не мешать ему. Шкаликов застелил
постель и выпрямился. Сальге стоял спиной к закрытой двери из купе и
пристально смотрел на него.
   Снисходительно, с наигранным равнодушием негромко он сказал:
   - Здравствуй, Шкаликов!
   Вот она, встреча, которой он ждал, к которой готовился и от которой
скрывался. И топора под рукой нет, а стоит перед ним человек, который все
может...
   - Садись!
   Шкаликов попятился и сел,
   Сальге продвинулся в глубь купе, снял с полки портфель, выставил на
стол поллитровку.
   - Выпьем, Шкаликов! У нас с тобой разговор долгий!
   Разлили по стаканам водку. Сальге бросил на стол дорожный пакетик с
закуской, что продаются на вокзалах. В пакетике лежал кусок колбасы, два
яйца, кусок хлеба.
   Выпили.
   - Скрылся? - отрывисто спросил Сальге.
   Шкаликов не торопился отвечать. Сальге сам и ответил на вопрос:
   - Спрятался... От кого прятался?
   Шкаликов потихоньку приходил в себя, лихорадочно соображая, как
вывернуться, как уйти, как отбиться.
   - От людей... От себя не схоронишься!
   - Кто-нибудь знает, что ты живой?
   - Ни одна душа. Ни одна душа! Окромя Раскольцева!
   - И жена не знает?
   - Упаси бог ей знать!
   - Это почему же?
   - Искать начнет!
   - Значит, но чистой скрылся?
   - По чистой!
   - Зачем тебе деньги потребовались?
   - Деньги завсегда нужны!
   - Это верно!.. Напугал ты доктора! Он тоже считал тебя покойником!
   - Ему я не докладывался!
   - В пятьдесят втором году у вас была назначена контрольная встреча...
Забыл?
   - Никак нет! Шестого мая... В Москве... У входа в Большой театр... В
два часа! Я к тому часу уже покойником числился!
   - Он навел справки... Ему указали, что умер... Все правильно! Чего же
вдруг ожил?
   - Как-то журнал на станции купил... Селедку завернуть. Гляжу-не верю!
Он! Его лик! Я! Я... как червь в землю уполз, в темень задвинулся,
стушевался, а он на виду, в богатстве, барином! В журнал пописывает!
   Такая на него злость взяла! Ну? Ваши что тогда говорили? Все! Конец
России! Ты наш человек! Ты ни о чем нe думай! Мы господа, а ты наш верный
слуга. В обиду не дадим! А Расеюшка-то жива! Жива! К чему я пришел? Чего
мне ждать? Ждать, когда постучатся в дверь?
   Дочь родилась... А ну как станет все известно об отце?
   Как ей жить? И что я мог? Гроши получал... Попросил его поделиться!
   - А если бы не поделился?
   - Поделился!
   - А если бы не поделился?
   - Нажалился, что я ему пригрозил?
   - Ты пригрозил в КГБ обратиться... У тебя, что же, там друзья завелись?
   - Упаси бог от друзей, от остальных сам отобьюсь.
   - Почему ушел из деревни?
   - На почте сказали, навестил, дескать, друг! Друзей у меня нет, а про
ту почту один Раскольцев знал...
   - И так, и этак, Шкаликов, получается, что ты не от КГБ бегал, а от нас
прятался?
   Сальге налил еще по полстакана водки.
   - Прятался! - признал Шкаликов.
   Водка начала действовать. За многие годы и он, при всей сложности
минуты, мог свободно и не таясь порассуждать о своей жизни.
   - Тогда не управились, а теперь что же? После драки кулаками не машут!
Тут только голову высуни, отсекут, как не было!
   - Испугался?
   - А кто ты таков есть, что не боишься? Врешь! Боишься!
   - По твоим доносам, Шкаликов, в лагере вылавливали коммунистов, евреев,
комиссаров... Куда их девали? А?
   - То дело, куда их девали, не на моей совести...
   Я говорил правду и только правду...
   - Вешали их, Шкаликов, расстреливали, в печах жгли...
   - Не суй, ты не суй мне таких картинок! Сам знаю - жизнь моя проклятая!
Глаза закрою, а в глазах кресты, кресты...
   - Березовые! Осина по тебе давно плачет, а не крест березовый! Мы тебе
побег устроили, героем сделали, чтобы не тронули тебя за плен... А ты
спрятался! От своих благодетелей спрятался! Что же нам с тобой теперь
делать?
   - Убивать пришел? За Раскольцева?
   - Оставь Раскольцева! Что нам до него! Работать будешь?
   - А если не буду?
   - Тогда плохо, Шкаликов!
   - Убьешь? Убивай! Убивай! Жизнь моя конченая, дочушку свою не отдам на
позор!
   Шкаликов кинул руку к горлышку бутылки, но Сальге оглушил его кастетом,
погасил в купе свет, открыл окно и спустил Шкаликова под колеса поезда...
   Закрыл окно, вышел из купе. Коридор был пуст в этот час. Пассажиры и
проводница спали. Сальге пошел по вагонам вперед по ходу поезда...


   Повествование вынудило меня забежать вперед. Не по ходу и не по
хронологии развивающихся событии. Об этом разговоре в купе и о том, как
был убит Шкаликов, мы узнали значительно позже.
   Стремительно в те часы и минуты сближались поезд и наша оперативная
машина.
   Мы спешили, опасаясь за Шкаликова.
   Не нравилось мне, что мы подъедем к станции ночью на "Волге", что
милиционер поднимется в вагон за Шкаликовым. Шумно, суетливо все это и...
   - Торопись, торопись, Миша! - говорил я шоферу. - Мы должны успеть!
   Машина свернула с асфальта, впереди засверкали огни железнодорожной
станции.
   Мы немного не успевали.
   Прорезал тьму прожектор поезда.
   Машина остановилась у закрытого шлагбаума железнодорожного переезда. С
нашей стороны подъезда на автомашине к станции не было. От переезда в
сторону станции терялась в темноте пешеходная тропка.
   Авдюшин открыл дверцу.
   - Куда? - спросил я его.
   - Открыть шлагбаум.
   - Не надо! Мы пойдем пешком...
   Мы с Василием вышли из машины и пошли вдоль пути.
   - Я побегу, - предложил Василий.
   - Беги!
   Он побежал, посвечивая перед собой карманным фонариком.
   В ту ночь на станции Проня дежурил старшина милиции Артюхин. Он получил
указание от дежурного по областному управлению снять с поезда Притыкова и
ждать пашу опергруппу.
   Поезд еще двигался вдоль платформы, а старшина уже стоял на том месте,
где должен был остановиться шестой вагон. Поезд остановился. Открылся
тамбур, поднялась площадка, из вагона высунулась с фонарем проводница.
   - Притыков в вагоне? - спросил старшина.
   - Куда ему деться! В купе с пассажиром пьянствует...
   Артюхин оправил гимнастерку и вошел в вагон.
   - Какое купе?
   - Четвертое, - ответила проводница.
   Артюхин подошел к двери и постучался. Не отозвались. Он открыл купе...
Пусто! На полу разбитая бутылка из-под водки, стакан. Другой стакан на
столике. На столике ломтики колбасы и раздавленное яйцо, словно кто
наступил на него ногой.
   Старшина позвал проводницу.
   - Где они?
   Вопрос бессмысленный.
   Старшина открывал в купе двери, перебудил пассажиров, но Притыкова
нигде не было. Исчез и пассажир.
   Я застал всех в сборе. Дежурный по станции, старшина, Василий и
пассажиры.
   И уже раздавались вопросы:
   - Что случилось?
   - Кто убежал?
   - Ограбили? Кого ограбили?
   Василий подошел к окну и приподнял белую занавеску. Оглянулся на меня.
Поднял руку и что-то растер на пальцах. Я его понял, закрыл за собой дверь
в купе.
   Василий тихо сказал:
   - Окно открывали на ходу поезда... Крупная пыль на занавесках...
   Я попросил его осмотреть все на месте, назначил встречу в Рязани. Вышли
на перрон.
   Поезд тронулся. Я пошел с сержантом в милицейскую комнату.
   Опередил! Неужели на этом роковом перегоне, где мы могли встретиться со
Шкаликовым, он опять, опять оказался впереди.
   Я уже знал от проводницы, что пассажир с восточным лицом вошел на
станции Шилове и исчез... Исчез и Шкаликов.
   В милицейской комнате надрывался телефон. Артюхин снял трубку. И вдруг
изменился в лице. Прикрыв мембрану, с испугом доложил:
   - Звонят из Дома приезжих... Тут, недалеко... От Дома приезжих угнали
грузовую машину... Только что угнали... Притыков?
   - Притыков! - ответил я старшине, не желая посвящать его во все
сложности этого дела.
   А произошло вот что.
   Гусейнов незаметно вышел из другого вагона, где его мы и не ждали,
затерялся в темноте, наткнулся на машину и погнал ее.
   - Ну, это мы догоним! - воскликнул бодро старшина.
   - Мы сейчас на посты сообщим!
   - Я сам сообщу! - унял я его рвение.
   Не расскажешь же старшине милиции, какие в ту минуту одолевали меня
противоречия. Василий заметил в купе пыль на белых занавесках. Разбитая
бутылка, разбитый стакан... Вероятно, в купе открывалось окно. Если оно
открывалось, то совершено преступление.
   Подошла "Волга". Я вышел навстречу Авдюшину.
   Па переезде он встретил показавшийся ему подозрительным самосвал
ЗИЛ-130, он хотел было его задержать, но торопился ко мне.
   - Вы разглядели кабину самосвала? - спросил я Авдюшина.
   - Мы ослепили его встречным светом на переезде...
   В кабине сидел одни человек за рулем... Мне показалось, товарищ
полковник, что водитель похож на того, кого вы ищете.
   - На кого? На Притыкова или на Гусейнова?
   - Нe на Притыкова... Притыков маленького росточка... Этот высок, у него
восточный тип лица... Поэтому я и хотел задержать... Не знал... Не было
вашей команды! Но мы его догоним! Немедленно догоним. Здесь он никуда не
уйдет! У нас отличные посты ГАИ...
   Я оглянулся на старшину милиции Артюхина, попросил его связаться с
дежурным по станции Проня и от моего имени организовать тщательнейший
осмотр перегона между Шиловом и Пропей.
   Искать надо было труп выброшенного из поезда человека...
   Старшина милиции побежал к селектору, Авдюшин - к машине. И мы в
погоню...
   Авдюшни не напрасно утверждал, что посты ГАИ у них отличные. Он тут же
из машины связался по рации с постами в Шилове и Соколовке. Куда бы ни
свернул с проселка самосвал, налево или направо, он был бы перехвачен.
Радиоволны опередили его сразу и намного...
   Ночь... Выпала на асфальт роса. Мы остановились на шоссе. Вышли с
Авдюшиным.
   Покрышки самосвала наволокли с проселка пыль на мокрый асфальт и четко
пропечатали следы. Самосвал повернул направо к Рязани...
   К Рязани... К областному центру, к железнодорожному узлу, к точке, где
он мог встретить наибольшую насыщенность милицейских постов? Не может
быть, чтобы он сворачивал по наитию, не обдумав, куда свернуть?
   Если бы он почувствовал хоть в какой-либо степени, что кто-то идет по
его следу, он повернул бы налево, подальше от Рязани, в районы поглуше...
Стало быть, он спокоен... Надо ли его пугать?
   Мы выехали на шоссе. Шофер нажал на акселератор, стрелка спидометра
склонилась до отказа направо.
   ЗИЛ-130 снабжен восьмицилиндровым двигателем. Это быстроходная машина.
До Рязани было пятьдесят километров. Мы должны были его догнать где-то на
полпути.
   Авдюшин вызвал навстречу оперативную машину ГАИ. Мы его взяли бы в
коробочку. Действительно, деваться ему было некуда. Оставалось
одно-бросить машину и скрыться в поле. На всем пути от Прони и до Рязани
леса не было.
   Я чувствовал, как шофером и Авдюшиным овладевает азарт погони. У меня
азарт проходил. Или мы возьмем его, или он уйдет, обнаружив нашу погоню.
   Я казнил себя за то, что мы не успели к Шкаликову, надо было опередить
этого господина!
   Кто же ему сказал, что Шкаликов жив? Кто? Кто ему указал его адрес? У
Шпаликова журналы со статьями Раскольцева, фотография. Конечно же, это луч
света во мраке. Без этого обстоятельства Сальге не нашел бы Шкаликова...
Это пока еще смутно прорисовывалось, но я решился на риск!
   Я попросил Авдюшина включить рацию и приказать встречной оперативной
машине, не останавливаясь и не задерживая самосвала, следовать нам
навстречу. Авдюшин поразился. Он не удержался:
   - Товарищ полковник, вы за наших товарищей из ГАИ боитесь?
   - Передайте также на пост Соколовку, - продолжал да и на все посты ГАИ,
чтобы этот самосвал нигде и ни при каких обстоятельствах не задерживали...
   Авдюшин понял, наконец, что вот теперь и начинается наша операция.
   Вернемся немного назад.
   Милиционер Рыжиков очень переживал свою ошибку.
   Сальге приехал в село к Притыкову. Как мы знаем, Притыкова не
оказалось. Ему нужно было, конечно, ухватиться за его след. Он отправился
в колхозную чайную.
   Разговорился за столиком с каким-то местным жителем и решил угостить
его водкой для более задушевной беседы. Подошел к стойке. Заказал две
порции водки по сто пятьдесят граммов. Пока рассчитывался, из-за его спины
протянулась чья-то рука, схватила стакан... Сальге оглянулся. Невзрачный
человек допивал большими глотками его водку. Буфетчица подняла крик.
Оказывается, это был давний и излюбленный прием окончательно спившегося
человека. Вызвали милицию, хотя Сальге просил не обращать внимания,
отказался от всяких претензий. Но всем надоела назойливость пьяницы.
Пришел Рыжиков и составил протокол. Сальге пришлось предъявить паспорт как
пострадавшему. Но когда Рыжиков узнал, что Гусейнов ищет Притыкова,
подсказал ему, что тот оформился проводником на железную дорогу...
   Кругом виноватым считал себя Рыжиков. Он решил переворошить все, что
касалось Притыкова. К ночи, перерывая в который уже раз корзинку из-под
бумаг в бухгалтерии колхоза, где работал счетоводом Притыков, он нашел
обрывок квитанции, но которой Притыков ПОЛУЧИЛ перевод в пятьдесят рублей.
Перевод до востребования... Удивило Рыжикова, что перевод пришел в
почтовое отделение в другом селе, расположенном километрах в двадцати выше
по Оке.
   Зачем Притыкову понадобилась такая конспирация?
   Добраться в село Инякино, где находилось это почтовое отделение, было
не так-то просто. Оно находилось на другом берегу Оки. Надо было ехать два
часа на катере, от катера и от пристани идти пешком семь километров.
Неспроста все это было у Притыкова. Так решил Рыжиков. Невзирая на поздний
час, он сел на моторную лодку и отправился в Инякино. На пристани он в
колхозе поднял с постели знакомого ему шофера, в Инякиио разбудил работниц
почты. Они ему рассказали, что Притыков получал ежемесячно вот уже два
года по пятьдесят рублей из Москвы. Открыли ночью почту. Подняли корешки
квитанций. Притыков получал переводы от Раскольцеза! Имя это, конечно,
ничего не говорило Рыжикову, но квитанции он забрал.
   В третьем часу ночи я приехал в управление. Дежурный мне сказал, что
меня разыскивает Рыжиков. Звонить ему надо в Инякино...
   В Инякино, так в Инякино... Название этого села в ту минуту мне ничего
не говорило. Соединились с Инякином.
   Рад, что чем-то может помочь.
   - Товарищ полковник, еле нашел вас! Притыков получал в Инякинском
почтовом отделении переводы из Москвы... По пятьдесят рублей в месяц...
Переводил ему какой-то Раскольцев! Посмотрите на карту, товарищ полковник!
Это далеко от нашего села...
   - Раскольцев? - перебил я его. Меня уже не интересовало, где это село.
- Раскольцев? - переспросил я.
   Рыжиков повторил фамилию, расчленяя ее по буквам. Добавил, что у него
квитанции в руках, но без обратного адреса. Адрес мне был не нужен...
   - Спасибо, Рыжиков! Спасибо! - поблагодарил я его от души. - Квитанции
лично доставьте в Москву ко мне... И немедленно...
   В Москве утром меня застало еще одно известие. На перегоне Шилово-Проня
нашли до неузнаваемости обезображенный труп человека. Нашли и паспорт на
имя Притыкова в кармане железнодорожной формы...
   Но теперь мы знали, где пересекутся наши пути с убийцей.
   К концу дня должен был приехать Рыжиков. С часу на час в Москве должен
был появиться и Сальге. Встречать его на вокзале в Москве не имело смысла.
Он мог сойти на любой станции, пересесть в электричку, в автобус...
Словом, вокзал я исключил как место встречи. Он должен был, как я считал,
связаться с Раскольцевым.
   На всякий случай только для подстраховки я позвонил в Томск и попросил
наших товарищей поберечь Власьева.
   Никаких оснований считать, что Сальге направится туда, у меня не было.
Все сходилось к Раскольцеву. И не за пятьдесят же рублей убрали Шкаликова,
убрали его за то, что он что-то знал о Раскольцеве. Вот когда зазвучали
слова Власьева: "Раскольцев, тот был поглаже...
   На голодного не смахивал"... Сохранилась у Власьева в памяти эта
деталь. И не могла не сохраниться у дистрофиков, у голодных. Знал, видимо,
Шкаликов, откуда прибыл к ним в лагерь Раскольцев. И не ради ли
Раскольцева и весь побег удался? Голубев и Власьев бежали, потому что
появилась такая возможность, а что ловить не будут, они знать не могли.
   Теперь оживляют агентуру. Расчищают для Раскольцева возможность
работать. На