Ламии  растянутая  колонна  подверглась  бомбежке  еще  раза   два.
Спустившись по склону,  машины  въехали  в  город.  Он  представлял  собой
пожарище, по которому еще гулял огонь. Дым и пламя стелились по земле.
   - Скажешь австралийцам, что их товарищ остался здесь в госпитале.
   - Если только госпиталь еще существует.
   - Он за городом. А мы вернемся в нашу машину.
   И она предупредила шофера, что уходит. Она приложила к шее  австралийца
толстый слой ваты и откинула с его лица длинные волосы. Теперь  глаза  его
были закрыты, лицо отекло и побледнело, и она не могла понять, жив  ли  он
еще. Она обошла остальных и сказала им, что их сейчас отвезут в госпиталь.
Они поблагодарили ее на прощанье. Она вернулась в прежнюю  машину  и  села
рядом с Макферсоном. Когда пришел Квейль, Макферсон быстро погнал грузовик
по разрушенному городу, проскочил мимо  часового,  который  что-то  кричал
ему, и догнал  другой  грузовик  на  гладкой,  ровной,  прямой  дороге  за
городом.
   - Это и есть Фермопильская равнина, - сказал Макферсон.
   - Да, - подтвердил Квейль.
   Он поглядел на расстилавшееся по обе  стороны  пространство.  Это  была
плодородная земля. Она была вспахана и зеленела; холмов было  немного,  но
впереди вздымались высокие, царившие над всей равниной горы и высокий  пик
Менендиссы.
   - Будет чудом, если этот старый  рыдван  перевалит  через  те  горы,  -
заметил Макферсон. Он низко склонился над рулем и всматривался в  темноту.
Дорога впереди была забита отступающей колонной. Макферсон покачал головой
и откинулся на спинку сиденья. Они достигли подошвы горы и  начали  подъем
по извивающейся широкими петлями дороге. Они не  успели  далеко  отъехать,
как появились самолеты. Теперь вокруг не было полей, куда  можно  было  бы
бежать от бомбежки; только кусты терновника на склоне горы сулили какую-то
защиту. Квейль и Тэп помогли Елене взобраться на склон над дорогой.
   Бомбы сыпались у подножия  горы  на  равнину.  Та  часть  колонны,  где
находилась машина Макферсона, не пострадала, но  Квейль  стоя  мог  видеть
разрывы. Это было похоже на то, как если бы мальчишка кидал камни в пруд.
   И это повторялось все время, пока они совершали подъем. Каждый  раз  им
удавалось подняться лишь на несколько футов. Когда  они  достигли  первого
перевала, перед глазами Квейля открылась вся ширь фермопильской равнины, и
Ламия, и морской залив, и широкая гладь впадающих в него рек. Было уже  за
полдень, и по временам над ними появлялось до шестидесяти и  даже  до  ста
самолетов, и Квейль видел отступающие части, растянувшиеся, как гигантская
гусеница, вдоль дороги по обе стороны перевала. Они двигались медленно,  с
остановками  из-за  жестокой  бомбежки  и  пулеметного  обстрела,  которые
продолжались весь день до позднего вечера. К концу дня они почти  миновали
горы и выехали к равнине Ливадии.
   Когда стемнело, первый  грузовик  круто  свернул  с  дороги.  Макферсон
повернул за ним, а потом отъехал в  сторону  и  поставил  свою  машину  на
некотором расстоянии от него. Квейль вышел и  помог  выйти  Елене.  Он  не
понимал, чем вызвана остановка, и пошел к первому грузовику узнать. Тэп  и
старший лейтенант стояли возле  машины  и  смотрели  по  сторонам.  Шофер,
подняв кожух мотора, копался в его внутренностях.
   - Что случилось? - спросил Квейль.
   - Придется постоять, - ответил  офицер.  -  Что-то  неладно  с  подачей
бензина.
   - И сколько это займет времени?
   - Вероятно, повозимся до рассвета.
   Елена пошла полем к лесу. Квейль поглядел ей вслед,  потом  вернулся  к
своему грузовику. Ему не хотелось торчать здесь целую ночь.  Он  чудовищно
устал, но готов был отложить сон до Афин. Теперь, когда они почти у  цели,
ждать здесь - значит зря терять время.
   - У них бензин не поступает в бак, - объяснил он  Макферсону.  -  Может
быть, мы поедем?
   - А они без нас справятся? - спросил Макферсон.
   - Не знаю, - ответил Квейль. - Пойдите взгляните сами.
   Макферсон пошел посмотреть. Возле первого  грузовика  разожгли  примус.
Квейль слышал, как сержант крикнул, чтобы дали плоский котелок,  а  солдат
ответил, что  котелок  завален  инструментами,  его  не  достать  и  можно
обойтись без него.
   - Нам лучше остаться на случай, если придется брать  их  на  буксир,  -
сказал Макферсон вернувшись. - Далеко они на своей колымаге не уедут.
   - Ладно, - ответил Квейль и пошел к первому грузовику.
   Елена уже вернулась из леса и сидела рядом с Тэпом на брезенте, который
расстелили возле машины. Старший лейтенант вытащил из своей сумки кружку.
   - Хэлло, Джон, - воскликнул Тэп. - Мы тут поим Елену чаем. У тебя  есть
чашка?
   - Меня можешь не считать, - ответил Джон. - Мой  сержант  тоже  готовит
там чай.
   На дороге непрерывно слышалось громыханье и  мелькали  длинные  тени  -
бесконечная вереница грузовиков продолжала свое отступление.
   - Мы, кажется,  только  и  делаем,  что  останавливаемся  пить  чай,  -
прибавил Квейль.
   Задержка раздражала его.
   - На этот раз из-за подачи бензина, - возразил Тэп.  -  Тут  ничего  не
поделаешь.
   - Вздор. Мы могли бы пересесть на другой грузовик.
   - Из-за одной ночи ничего не случится. Я совсем разбит и Елена тоже.
   - А где маленький грек? - вдруг спросил Квейль.
   - Где-то здесь.
   - Он пошел походить, - сообщила Елена и передвинулась к Квейлю, который
продолжал стоять. Она оказалась у его ног и потянула его за  брюки,  чтобы
он тоже сел, но он только дотронулся до ее плеча.
   - Интересно, остался еще кто-нибудь в Афинах или нет? - заметил Тэп.
   - Это еще что за новости? - спросил Квейль.
   - Ты смотри, что делается. Вся армия отступает, - продолжал Тэп.
   - Тогда Афины, вероятно, переполнены войсками, - заметил Квейль.
   - Нет, я не то хочу сказать. Я думаю, что  бомбардировочная  эскадрилья
эвакуировалась.
   - Если от нее что-нибудь осталось.
   - Не понимаю, где все "Харрикейны"?
   - Еще в Египте, -  вмешался  старший  лейтенант.  Он  погладил  светлую
щетину на своем подбородке и лег на спину.
   - Нас, видно, здорово поколотили, - сказал Тэп.
   - А ты на что рассчитывал? - спросил Квейль.
   - Не знаю. Во всяком случае не на такое отступление.
   - Нам все время придется отступать, - возразил Квейль. - Что еще  можно
делать, если не имеешь такой четкости, как у немцев? Или такой армии,  как
у них?
   - Может быть, - ответил Тэп. -  Но  я  продолжаю  утверждать,  что  при
равенстве сил мы их поколотим.
   - Чепуха. Все наши методы устарели. И вообще все.
   - Какая муха тебя укусила?
   - Бросим, - сказал Квейль и пошел к своей машине.
   - Как  насчет  чая?  -  обратился  он  к  Макферсону,  чтобы  заглушить
овладевшее им раздражение.
   - Сейчас будет готов, - ответил сержант. - Барышня будет пить с нами?
   - Она будет пить там, - ответил  Квейль.  Он  сам  не  понимал  причины
своего упорного озлобления. Он испытывал его в присутствии Елены и Тэпа  и
когда разговаривал с Тэпом о происходящем. Зато Макферсон опять делал  его
самим собой.
   - Что вы думаете  насчет  этого  отступления?  -  задал  он  Макферсону
неожиданный вопрос.
   Макферсон помедлил, потом сказал:
   - Скверно. Но мы ждали этого.
   - А чем кончится, по-вашему?
   - Дюнкерком. Мы всегда сумеем выбраться сухими из воды.
   Макферсон говорил шутливым тоном, но Квейль знал,  что  он  думает  это
серьезно.
   - Пейте чай. - Макферсон протянул ему полную кружку.  -  Только  сахару
нет.
   - Я пью без сахара.
   - Мне кажется, нужно только крепко держать в руках то, что у нас  есть,
и мы возьмем немцев измором.
   - Я тоже так думаю, - ответил Квейль, глотая горячий чай.
   - Мы будем лучше драться на своей земле.
   - Вы думаете, они вторгнутся в Англию?
   - Не знаю. - Он вдруг заговорил с особенно резким шотландским акцентом.
- Но если сунутся, ничего у них не выйдет.
   - Я думаю, вы правы.
   - Я тоже так думаю, - сказал Макферсон улыбаясь.
   Сержант и некоторые из рядовых слушали эту беседу, не  принимая  в  ней
участия, так как Квейль к ним не обращался. Сами вступить в  разговор  они
не решались. Квейль вдруг заметил, что  они  молчат;  он  понял,  что  его
беседа  с  Макферсоном  является  исключением   из   общего   правила,   и
почувствовал себя чужим  среди  этих  людей.  Он  бы  ушел,  но  не  хотел
возвращаться к Тэпу. Ему захотелось,  чтобы  Елена  была  здесь,  -  и  он
неожиданно обратился к Макферсону:
   - Подите спросите мисс Стангу, не хочет ли она выпить чаю с нами.
   Макферсон  встал  и  пошел.  Квейль  прислушивался   к   глухому   шуму
непрерывного потока отступающих и голосам вокруг него -  голосам,  которые
сдерживало его присутствие. Макферсон вернулся с Еленой.
   - Я пила чай, - сказала она. - Но меня беспокоит твоя повязка. Как она?
   - В порядке, - ответил он.
   - У меня есть бинты, если вам надо, - сказал Макферсон.
   - Не надо, - ответил Квейль.
   - Нет, надо. Дайте, пожалуйста; я перебинтую утром, когда будет видно.
   Квейль лежал на большом брезенте. Небо было подернуто  дымкой,  и  лицо
Квейля слегка покрылось росой. Елена села возле него, пощупала  повязку  и
при этом нежно погладила его по голове. Его физическая усталость дала себя
знать, и  он  заснул.  Поворачиваясь  на  другой  бок,  он  услыхал  опять
непрерывный грохот отступления. Все остальное  молчало.  Кто-то  лежал  на
брезенте, завернувшись в одеяло. Квейль наклонился над спящей фигурой. Это
была Елена.
   - Елена, - позвал он тихо.
   Она проснулась.
   - Что такое?
   - Идет дождь, - сказал он.
   Она накрылась одеялом с головой. Он протянул к ней руку,  и  она  взяла
ее. Когда он лег, она тихонько накинула на него край одеяла.
   - Ты промокнешь, - сказала она.
   Теперь ничто не разделяло их, и он почувствовал ее тепло.  Он  подложил
ей под голову руку, а  другой  рукой  обнял  ее  за  талию.  Она  спокойно
положила руку ему на грудь. Он прижался к ней и почувствовал все ее тепло.
   - Веди себя как следует, Джон. Пожалуйста, веди себя как следует.
   - Я буду вести себя как следует, - тихо и послушно ответил он.
   - Люблю, когда ты такой, - сказала она.
   - Да, - ответил он. - Да. В этом все.
   И потом была тишина, и прохлада влажного одеяла на лице, и  его  тепло,
смешанное с ее теплом. И тишина.



25

   Когда наступило дождливое утро, солдаты принялись готовить  на  примусе
чай.  Поток  отступления   не   прерывался.   Чувство   опасности,   ночью
исчезнувшее, снова вернулось. Шофер первой машины стал  налаживать  подачу
бензина, и Макферсон помогал ему. Квейль посмотрел на дорогу и понял,  что
надо торопиться.
   - Мы поедем, - сказал он Елене, которая перебинтовывала ему голову.
   - Да, - спокойно ответила она.
   - Слушай, - сказал он Тэпу, когда тот подошел к ним. - Мы сейчас  едем.
К чему нам ждать, пока исправят тот грузовик. Мы только теряем время.
   - Большой роли это не играет, - ответил Тэп, поправляя свою повязку.
   - Может быть, но мы с Еленой - едем. Поедешь с нами?
   - Нет, я подожду Мартина, - решил Тэп. Он возился со своей  перевязкой,
стараясь ослабить ее.
   - Ладно, - сказал Квейль.
   Он направился  к  Макферсону,  который  прополаскивал  отдельные  части
мотора в жестянке, до половины наполненной бензином.
   - Мы едем, - сказал ему Квейль. - Спасибо за все.
   - Не за что, - ответил Макферсон. Он встал и улыбнулся Елене.  -  Желаю
вам как следует справить свадьбу.
   Пилотка чуть не свалилась у него с головы.
   - И вам тоже,  -  сказала  Елена.  Она  пристально  посмотрела  на  его
веснушчатое лицо.
   - А где маленький грек? Я нигде не вижу его, - оглянулся кругом Квейль.
   - Он возле того грузовика. Я скажу ему, - ответила Елена и пошла  туда.
- Прощайте, - кинула она Макферсону уходя. - Всего вам хорошего.
   - И вам тоже, - ответил Макферсон, не вынимая рук из карманов.
   - Надеюсь, мы еще встретимся, - сказал Квейль.
   - Да, сэр. Прощайте.
   Они расстались без рукопожатия.
   - Но почему такая спешка? -  спросил  Тэп,  шагая  рядом  с  Квейлем  к
грузовику, возле которого стояла Елена с маленьким греком.
   - Не знаю, как объяснить. Я не хочу торчать здесь, - ответил Квейль.
   Он сам не знал, почему спешит. Афины были для него  целью  пути,  и  он
стремился туда, потому что не находил покоя, пока не достигнет цели.
   - Увидимся в Афинах, - сказал Тэп Елене.
   - Да, - ответила она.
   Это был обмен пожеланиями, который ни к чему не обязывал.
   - Идем, - сказал Квейль. - Всего.
   - Всего, - ответил Тэп.
   Старший лейтенант приложил руку к пилотке.
   Квейль вышел с Еленой и маленьким греком на дорогу. Он остановил первый
попавшийся грузовик и попросил шофера-австралийца подвезти их в Афины.
   - Лезьте в  кабину,  -  согласился  шофер.  В  кабине  сидел  еще  один
австралиец.
   - Мы сядем в кузов, - сказал Квейль. - Пусть он останется.
   - Ничего. Он пересядет.
   Австралиец хотел выйти из кабины.
   - Нет, нет. Мы сядем в кузов,  -  заявил  Квейль,  и  все  трое  обошли
обтянутую брезентом машину и взобрались на нее  сзади.  Грузовик  двинулся
дальше. Они смотрели, как оба грузовика на лугу исчезали  вдали,  в  низко
стелющемся тумане.
   - Почему тот инглизи остался? - спросил Елену маленький грек.
   - Он решил остаться с тем инглизи, который ведет грузовик.
   - Он не поссорился с нашим?
   - Вовсе нет, - ответила Елена. - Наш спешит.
   - Я знаю. Он всегда спешит, - заметил маленький грек.
   Квейль лег на дно трясущейся машины. В кузове  ничего  не  было,  кроме
двух сумок с инструментами в углу. Елена села на них. Он улыбнулся ей.  Он
заметил, что маленький грек  пристально  смотрит  на  него.  Квейль  почти
совсем забыл о маленьком греке. Его черная борода и  всклокоченные  волосы
казались теперь еще черней и всклокоченной, а черты лица еще  мельче,  чем
прежде. Он сидел, наморщив лоб, и глаза его первое время  не  отвечали  на
взгляд Квейля; потом они вдруг расширились, и он  улыбнулся.  Квейль  тоже
улыбнулся и приподнял голову, и маленький грек просиял. Все было  опять  в
порядке.
   - Ты согласна ехать в Египет,  когда  все  кончится?  -  вдруг  спросил
Квейль Елену.
   - Я не понимаю, - ответила она.
   - Здесь скоро все кончится. Мне придется вернуться в Египет.
   - Помнишь, я уже говорила тебе, что это нелегко.
   - Легко, если с этим связано достаточно много.
   - Что ж, хорошо, - ответила она.  -  Если  надо  ехать  в  Египет,  так
поедем.
   - Мне жаль, что тебе придется расстаться с родителями. Может быть,  они
тоже поедут?
   - Они не поедут, - ответила она.
   - Посмотрим, - возразил  он,  полуобернувшись  к  ней.  Теперь  он  был
спокоен и сдержан, и его странное озлобление прошло.
   - Отец счел бы это бегством.
   - Ему будет плохо, если придут немцы. Ведь его имя в списке.
   - Я не думаю, чтобы он поехал.
   - Знают они о наших отношениях?
   - Я написала им об этом, когда ты не вернулся.
   - Что ж они ответили?
   - Я не получила ответа.
   - По-твоему, как они к этому отнесутся?
   - Может быть, удивятся. Но обрадуются.
   - Я сам не знаю, как сложится там наша жизнь.
   - В наше время нельзя заглядывать вперед, - заметила она.
   - Да, я не взялся бы предсказывать, что с нами будет.
   - Я готова ко всему, - сказала она спокойно и твердо.
   Квейль поглядел на убегающую под уклон ленту  дороги  позади  и  крепче
уперся  ногами  в  борт  машины,  чтобы  не  вывалиться.  Маленький  грек,
вцепившись в борт, старался заснуть. Квейль вспомнил, как он так же  лежал
на дне грузовика и пел: "Что мне за дело до других, коль нет  им  дела  до
меня", и стал тихонько насвистывать этот мотив.
   - А что скажут твои родители? - спросила Елена.
   - Они будут удивлены,  решат,  что  я  слишком  поспешил,  и  потребуют
объяснений.
   - Где они живут?
   - На острове Мэн. Это остров у шотландских берегов.
   - Ты тоже там живешь?
   - Да. Но больше не буду. Больше я там жить не хочу.
   - У тебя есть братья и сестры?
   - Есть две сестры. Одна живет дома. А другая -  не  знаю,  где  теперь.
Должно быть, в Лондоне.
   - Какая там природа, на острове?
   - Как здесь. - Он указал на окрестные места. - Холмы и туман.
   - А тебе это нравится?
   - Нет. Я люблю солнце. Мне нравится в Египте.
   - Чем ты занимался до войны?
   - Разным.
   Ему не хотелось говорить об этом. И они замолчали.
   Кончился  подъем  по  узкой  дороге,  сжатой  с  двух  сторон  высокими
откосами. Она плавно вилась  теперь  вокруг  пика,  составлявшего  вершину
хребта, похожая на  железную  дорогу  для  любителей  видов,  -  и  Квейль
вспомнил ту, что вела к Лэкси-Глен на острове Мэн.
   - Что ты будешь делать, когда  мы  уедем  отсюда?  Ведь  ты  не  можешь
летать. У тебя еще швы на голове.
   Елена сняла пальто и положила ему под голову.
   - Я уже могу летать, - возразил он, приподнимая голову. - Если только у
нас еще остались самолеты.
   - А тебе позволят?
   - Позволят ли, нет ли, теперь это, пожалуй, вообще бесполезно.
   Он вдруг почувствовал приступ злобы. Нет, он не желает  угробиться  как
раз под занавес. Если бы меня сбили в  Ливии,  ничего  бы  не  изменилось.
Бессмысленная растрата сил, и никакого толку. Нет, это никуда не  годится.
Каким же образом, черт  возьми,  можем  мы  победить?  Но  зачем  об  этом
раздумывать? Этак совсем запутаешься. Либо ты будешь верить в победу, либо
побоишься опять сесть в самолет. К черту все. Но хотелось бы увидеть,  как
этому положат конец. Это должна бы сделать армия, но армия, кажется, ни на
что не способна. Мы всюду опаздываем. У нас ничего  нет.  Ни  черта.  Даже
самолетов. Мы увеличиваем выпуск, но и они увеличивают, и  мы  остаемся  в
хвосте. А при одинаковых силах мы разнесли бы их авиацию в щепы, - это  уж
будьте покойны. Ведь что было, когда мы потеряли Вэйна? Еще одно  звено  в
этой стычке, и все было бы  по-другому.  И  все  мы  чувствовали  бы  себя
по-другому. Это еще не скоро будет, - но  какой  толк  от  преимущества  в
воздухе, если армия не на высоте, - а  по  всему  видно,  что  она  не  на
высоте; хотя эти австралийцы - неплохие ребята, но им тоже  скоро  надоест
отдуваться за всех. Да, все это очень мило, но какой в этом смысл, если не
будет полной реорганизации? Реорганизация... Кто же  будет  ее  проводить?
Почем я знаю... А что думают наверху? У них там  теплые  местечки.  Только
вспомнишь  кое-кого  из  этих  субъектов,  как  они  цепляются   за   свои
местечки... цепляются и руками и ногами. Вот  в  чем  загвоздка.  Но  кого
посадить на их место? Кто его знает... Макферсон за рулем - тоже напрасная
растрата сил. Да, это общая беда. И в летчики  берем  неподходящий  народ.
Тэп вовсе не должен бы летать. Когда-нибудь он поплатится.  Он  дьявольски
неосторожен. До сих пор не могу  понять,  как  он  вышел  тогда  целым  из
эльбасанской свалки. Машиной-то он владеет, но кидается в  схватку  очертя
голову.
   - Интересно, остались ли у нас "Гладиаторы"? - вдруг произнес он вслух.
   - Что? - спросила Елена.
   - Это самолеты, на которых мы летаем. Будет чудом, если остались.
   -  На  чем  ты  будешь  летать?.  Вас  посылают   бомбить,   если   нет
истребителей?
   - Нет. Меня, может быть, перебросят на "Харрикейны". Если только у  нас
есть "Харрикейны".
   - Я не хочу, чтобы ты бомбил, - объявила она.
   Он засмеялся.
   Грузовик остановился.  Они  были  уже  на  равнине  по  другую  сторону
перевала. Заслышав гул самолетов, Квейль вышел из  машины  и  помог  выйти
Елене. Маленький грек был уже в пшенице, росшей вдоль дороги.  Австралийцы
убежали в канаву.  Длинный  поток  автомобилей  остановился  на  месте,  и
налетающие со стороны солнца самолеты пикировали на равнину.
   - Лучше пойдем подальше, - сказал Квейль Елене.
   Они побежали по полю, раздвигая упругие колосья, а когда  первые  бомбы
упали на дорогу, - бросились на землю. Подняв голову, Квейль  различил  по
крайней мере шестьдесят бомбардировщиков. Они летели вдоль дороги,  а