авка.

                             ТРАВКА ПОТЕРЯЛСЯ

   Папа  взял билеты и  вернулся на  то  место,  где  оставил Травку.  Лыжи
валялись под лавкой,  а  мальчика не было.  У  папы сразу упало сердце.  Он
посмотрел под лавку, потом залез на нее, чтобы ему было лучше видно сверху,
и крикнул громко:
   -- Травка! Травка!
   Некоторые пассажиры обернулись и засмеялись. Важный швейцар в синей шубе
с золотым галуном на воротнике подошел к папе и сказал:
   -- Гражданин,  а  ну,  слазьте с ореховой мебели!  Ногами становиться не
положено.
   -- Я  мальчика потерял.  Понимаете,  сына!  Маленький такой,  на ладошке
родинка, и рот испачкан чернильным карандашом. Вы его не видали?
   -- Нет,  не  видал,  --  огорченно сказал швейцар.  --  Вот  ведь  какое
происшествие...  А вы посмотрите на площади. Может быть, он туда вышел, ваш
мальчик. Да вы не волнуйтесь, найдете сынишку...
   Папа бросился на площадь.
   На площади перед вокзалом все так же спешили люди. Пришел поезд, и толпа
пассажиров с кульками,  чемоданами и вещевыми мешками за спиной выходила из
вокзала.
   Папа   спрашивал   пассажиров,    троллейбусных   вожатых,    трамвайных
кондукторов. Он догонял мальчиков и даже девочек и заглядывал им в лицо.
   Но Травка ему не попадался.
   Тогда папа снова побежал на вокзал. На том месте, где он оставил Травку,
не было ни Травки, ни лыж.
   "Он в детской комнате!  -- вдруг подумал папа. -- Как же это я раньше не
догадался!  Сначала он спрятал лыжи под лавку и пошел туда на минуточку без
лыж, а потом и лыжи захватил..."
   И папа через весь вокзал помчался к детской комнате.
   На дверях детской комнаты висело объявление:
                   +-----------------------------------+
                   |     КОМНАТА МАТЕРИ И РЕБЕНКА      |
                   |         ЗАКРЫТА НА РЕМОНТ         |
                   |      Для пассажиров с детьми      |
                   | временно отведен зал ожидания ј 1 |
                   +-----------------------------------+
   Папа бросился в этот зал ожидания.
   У  самого входа в  зал он  чуть не  сбил с  ног мальчика лет четырех,  в
вязаных рейтузах,  в полосатом свитере, похожем на Травкин, и со спутанными
светлыми кудряшками на голове.
   Мальчуган задрал кверху мордочку и спросил:
   -- Дядя,  вам кого?  Здесь никого нет,  дядя. Здесь только одни матери и
ребенки. А я еду к бабушке в Киев.
   Папа обратился к пассажирам. Все это были мамы с маленькими детьми. Был,
правда, один военный, да и тот с грудным ребеночком на руках.
   Папа сказал:
   -- Товарищи! Не приходил ли сюда мальчик чуть побольше этого? (Он указал
на стоявшего рядом с ним мальчугана.) С детскими лыжами...
   Военный ответил:
   -- Нет-нет,  не приходил сюда мальчик.  Ни с лыжами, ни без лыж. Я здесь
уже часа два сижу.
   И остальные пассажиры подтвердили, что не видели Травки.
   Папа еще раз взглянул на  детей в  зале ожидания.  Самый старший из них,
тот самый мальчонок с светлыми кудряшками, смело бегал по всему залу и всем
рассказывал,  что он едет в Киев,  к бабушке.  Он только изредка подбегал к
своей маме.
   Травка был гораздо старше этого мальчонки и гораздо самостоятельнее.
   "Уж не уехал ли он один?  --  подумал папа про Травку.  -Конечно, уехал!
Дорогу от  станции до  дачи  Измайловых он  ведь знает.  Вот  и  уехал,  не
дождавшись меня!"
   И папа чуть не бегом поспешил на перрон.
   -- Ваш билет!  --  обратился к нему контролер,  как только он добежал до
решетчатой двери перрона. -- Не видите разве надпись: "Приготовьте билеты"?
   Папа дрожащей рукой протянул контролеру билеты -- свой и Травкин.
   -- Вам на Пролетарскую? -- спросил контролер. -- Ваш поезд давно ушел.
   -- А  вы  не  заметили,  здесь  не  проходил мальчик?  --  спросил папа,
стараясь сделать приятное лицо.  --  Маленький такой,  ротик в  чернилах...
точнее -- в чернильном карандаше. Вот его детский билет.
   -- Здесь много мальчиков проходило, -- ответил контролер. -- И я, право,
не обратил внимания.
   Папа осмотрел через решетку весь перрон. Травки не было видно.
   "Он,  конечно, уехал на поезде, -- решил папа. -- Нужно скорее отправить
телеграмму вдогонку поезду".
   Он  подошел к  окошечку телеграфа.  Телеграфистка дала ему  синий листок
бумаги. Папа написал на нем все, что нужно, заплатил за каждое слово и стал
смотреть, как телеграфистка отправляет телеграмму.
   Она  подошла к  маленькому столику,  на  котором стояло  двойное колесо.
Внутри колеса,  как на катушке,  была намотана узкая бумажная лента.  Около
колеса  были  круглые  металлические  коробочки  и  небольшой  аппаратик  с
деревянной головкой.  Телеграфистка взялась за деревянную головку и  начала
выстукивать:  "цик,  цик, циик, цик, циик, циик, цик, цик, циик, циик, цик,
цик..."
   По  проволоке,  которая  протянута на  высоких  столбах  вдоль  железной
дороги,  быстро-быстро побежал невидимый электрический ток. Быстрее поезда,
быстрее автомобиля, быстрее самолета, быстрее ветра...
   На  железнодорожной станции,  где  сидела  другая телеграфистка и  стоял
такой же  телеграфный аппарат,  с  катушки поползла бумажная лента.  На ней
стояли черточки и  точки.  Это  электричество,  посланное телеграфисткой из
Москвы,  то прижимало маленькое перышко к ленте, то отпускало его. Прижмет,
подержит  немного  и  отпустит  --   получалось  тире.  Прижмет  только  на
секундочку -- получалась точка.
   У телеграфистов своя азбука.  Одна точка и одна черточка (.-) обозначают
букву "А".  Одна черточка и  три точки (--...) --  букву "Б".  И так каждая
буква обозначается только черточками и точками.
   Телеграфистка,  принимавшая телеграмму, стала смотреть на бумажную ленту
и писать на бланке вместо телеграфных букв обыкновенные.
   Получалось вот что:
   "ПО  ВСЕМ СТАНЦИЯМ ПОЕЗДОМ ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ СЛУЧАЙНО УЕХАЛ МАЛЬЧИК ВЕРНИТЕ
РОДИТЕЛЯМ"

                          ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ТРАВКОЙ

   Когда поезд ушел и Травка остался один,  он почувствовал беспокойство: а
вдруг папа уехал на дачу и оставил его одного? Да нет, быть этого не может!
Папа никогда бы так не сделал!
   В  это время к  Травке подошел начальник станции в  серебряных погонах и
спросил:
   -- Послушай,  мальчик,  ты что же, провожал кого-нибудь? Такой маленький
-- и вдруг один! Вот что значит настоящий пионер!
   Для пионера Травка был еще мал.  Но он почувствовал себя совсем большим.
Он заложил руки в карманы своей лыжной курточки и важно ответил:
   -- Я  не  очень  маленький.  Я  средний.  Папа  говорит,  что  я  старше
дома-великана. Шутит, конечно. Он даже взял меня с собой кататься на лыжах.
Но только потерялся.
   Начальник станции широко раскрыл глаза, поднял кверху брови и наклонился
к мальчику. Издали его можно было принять за вопросительный знак.
   -- Кто потерялся?
   -- Мой папа.
   Начальник станции почему-то  улыбнулся,  но  не обидно,  а  по-хорошему.
Потом он задумчиво помычал: "Мм-мм-мм-мм..."
   -- Ну,  мы сейчас его разыщем, -- сказал он наконец, взял Травку за руку
и повел через калитку с вывеской, на которой было написано:
                           +------------------+
                           | СЛУЖЕБНЫЙ ПРОХОД |
                           +------------------+
   Он провел его через несколько комнат и довел до двери с другой вывеской:
                 +--------------------------------------+
                 | СЛУЖЕБНЫЙ КАБИНЕТ НАЧАЛЬНИКА СТАНЦИИ |
                 |    Посторонним вход воспрещается     |
                 +--------------------------------------+
   Начальник станции смело отворил дверь.
   А  Травка волей-неволей остановился.  Ему приходилось ждать,  хоть и  не
хотелось оставаться одному.
   Но начальник обернулся к нему и сказал:
   -- Ну, иди! Что же ты стал? Иди, не бойся.
   -- А здесь написано: "Посторонним вход воспрещается".
   Начальник станции опять улыбнулся:
   -- Со мной никто не посторонний. Иди!
   Травка вошел в комнату.  Там стояли странные машины. Таких Травка раньше
никогда не видел.  Он хотел спросить у кого-нибудь,  зачем они, но все были
очень заняты.
   То и дело раздавались негромкие звонки и гудки.  Железнодорожник в форме
распоряжался по телефону:
   -- Двадцать  шестой  примите  на  девятый  путь.  Маневровый отведите  в
тупик...
   Начальник станции взял телефонную трубку с  другого аппарата и  приложил
ее к  уху.  Крючок,  на котором висела трубка,  поднялся,  концы проводов в
телефонном аппарате соединились,  и  по ним побежал электрический ток прямо
на  вокзальную  телефонную станцию.  Там  стояла  большая  черная  доска  с
крошечными гнездышками. К этим гнездышкам подходили провода всех вокзальных
телефонов.
   На   доске   загорелась  малюсенькая  лампочка.   Перед   доской  сидела
телефонистка.  На голове у  нее был обруч со слуховыми наушниками и  черной
трубкой,  в  которую она  говорила.  Телефонистка увидела горящую лампочку,
присоединилась к телефону начальника станции и сказала;
   -- Центральная.
   В ответ она услышала голос начальника станции:
   -- Дайте радиоузел.
   Телефонистка  взяла  шнур  с   блестящим  наконечником.   В  этом  шнуре
оканчивался провод телефона, по которому говорил начальник.
   Перед телефонисткой на  доске было сто шестьдесят четыре гнездышка.  Это
очень много.  Но она отлично знала,  в  каком именно гнездышке оканчивается
провод каждой комнаты вокзала, и, почти не глядя, вставила наконечник шнура
в нужное гнездышко. Потом она нажала кнопку, и в комнате радиоузла раздался
звонок.
   Этот радиоузел был  устроен для  того,  чтобы пассажиры,  находящиеся на
вокзале, могли слышать разные железнодорожные справки и распоряжения.
   Здесь был служащий --  диктор,  который говорил по радио все,  что нужно
было услышать пассажирам.
   Диктор взял телефонную трубку. С ним заговорил начальник станции:
   -- Мм...  мм...  Видите, какая штука, я подобрал на перроне мальчика. Он
говорит: папа у него потерялся. Нельзя ли этого папу разыскать? А мальчик у
меня здесь, в кабинете.
   -- Сейчас я дам оповещение, -- сказал диктор, положил трубку и подошел к
маленькой коробочке -- микрофону.
   Диктор начал говорить,  и заработали громкоговорители,  установленные на
вокзале.
   Начальник станции взял Травку за руку и вышел с ним за дверь. Из большой
посеребренной трубы радио послышался усиленный голос диктора:

                       Внимание! Граждане пассажиры!
                      Отставший от родителей мальчик
                находится в кабинете начальника станции...

   Травка слушал и ничего не понимал: какой мальчик? От каких родителей?
   Радио  будто  знало,  что  с  первого раза  Травка ничего не  поймет,  и
заговорило опять:

                  Внимание! Повторяю! Граждане пассажиры!
                      Отставший от родителей мальчик
                находится в кабинете начальника станции...

   -- Это о тебе говорят, -- сказал начальник станции.
   "Верно ведь! -- подумал Травка. -- Если папа уехал без меня, значит я от
него отстал. А папа -- мой родитель".
   Во всех помещениях вокзала были такие же трубы -громкоговорители.  Голос
диктора раздавался и в первом,  и во втором, и в третьем зале, на перроне и
в вокзальных коридорах.
   Пассажиры,  сидевшие с детьми в зале ожидания, порадовались за папу: вот
и нашелся пропавший сынишка. Даже тот мальчонок со светлыми кудряшками и то
порадовался.
   Остальные пассажиры слышали голос диктора и при встрече осматривали друг
друга.  Каждый будто хотел спросить другого:  "Скажите, не от вас ли отстал
мальчик?"
   А  Травкин  папа  отправил телеграмму и  снова  бегал  в  это  время  по
вокзальной площади --  все искал своего сына. Он совсем не слышал извещения
по радио о мальчике, отставшем от родителей.
   Если  бы  работала мощная  московская радиостанция,  начинающая передачу
певучими колокольчиками:  "Широка страна моя родная..." --  ее голос был бы
слышен по  всей  Москве и  даже по  всему СССР.  Невидимые электромагнитные
волны несутся с  нее  во  все  стороны без  всяких проводов.  Они  задевают
антенны и заставляют звучать радиоприемники, соединенные с этими антеннами.
   А   на  вокзале  работал  совсем  маленький  радиоузел.   Голос  диктора
передавался по  проводам и  был  слышен только внутри вокзала.  И  даже  на
площади перед вокзалом из-за городского шума его было слышно плохо.
   Травка стоял рядом с начальником станции. Они ждали.
   Но никто не шел в кабинет начальника отыскивать отставшего мальчика.
   Травке стало скучно.  Ему  надоело все ждать да  ждать.  Он  заговорил с
начальником станции:
   -- А скоро он придет, как вы думаете?
   -- Ммм... не знаю.
   -- А  я  придумал!  --  сказал Травка.  --  Знаете что?  Пойдемте к нему
навстречу. Он будет идти сюда, а мы -- в его сторону и первые увидим его по
дороге.
   Начальник  внимательно  посмотрел  на   Травку,   опять  улыбнулся,   но
согласился с ним:
   -- Ну что ж,  пожалуй,  пойдем.  Я  только скажу здесь,  что мы пошли на
вокзал.

                              НАПАЛИ НА СЛЕД

   Травке было  очень приятно,  что  такой важный человек провел его  через
служебный проход и  даже  впустил в  свой  кабинет,  куда  посторонним вход
воспрещается.
   Он решил стать совершенно самостоятельным.  Когда они вышли из кабинета,
Травка шел с гордо поднятой головой. Но все-таки он незаметно поглядывал по
сторонам, не покажется ли где-нибудь папа.
   Они пришли на вокзал.  Травка без труда узнал то место против вокзальных
часов,  где он  стоял с  лыжами и  дожидался папу.  Он остановил начальника
станции и попросил его минуточку подождать, чтобы посмотреть на часы.
   Большая  стрелка  прыгала  по-прежнему.   Она  подходила  к  цифре  "б".
Маленькая стрелка застряла где-то между цифрами "10" и "11".
   Около лавки не было ни папы, ни лыж.
   Начальника станции все знали и здоровались с ним.  Он спросил швейцара с
золотым галуном про Травкиного папу.
   -- Да-да!  Точно,  товарищ начальник. Бегал гражданин, искал мальчика. А
вот куда он  делся --  право,  не  могу знать.  Что же  вы мне раньше-то не
сказали? Я бы спросил, куда он пойдет.
   Другой служащий, сторож, долго прислушивался, как Травка рассказывал про
папу и про лыжи, и наконец вмешался в разговор:
   -- Видел я твоего папу.  Лыжи он взял в охапку -- и бегом на поезд. Я уж
подумал:  свои ли лыжи он взял? Он все смотрел по сторонам. Теперь понятно:
видно, он искал тебя. Не нашел и уехал.
   Травке стало обидно, что папа все-таки уехал один.
   Но  нужно было действовать решительно и  быстро.  Вот поэтому-то  Травка
очень решительно обратился к своему другу -начальнику:
   -- Товарищ начальник,  у  меня есть рубль и  еще гривенник из  автомата.
Дайте мне, пожалуйста, билет до станции Пролетарская. Оттуда я дорогу знаю.
По правой стороне,  как пруд пройдешь, против колхозной палатки, дача номер
шестнадцать.
   Начальник улыбнулся и сказал:
   -- Билетами я не торгую. И поезд туда идет только вечером.
   -- Как  же  нам  быть?  --  спросил Травка,  закинул голову и  посмотрел
начальнику прямо в лицо.
   Начальник станции почесал кончик носа,  подумал, помычал и наконец решил
эту задачу:
   -- Ну,  да  ладно.  Хоть это не по правилам и  не полагается,  но раз уж
такой случай...  Скоро туда идет служебный паровоз.  Посажу тебя -- к обеду
успеешь. Не боишься ехать на паровозе?
   -- Я даже на автомобиле рядом с шофером не боюсь. И потом, я сегодня сам
ездил на  эскалаторе и  дожидался папу  в  метро.  И  прямо ни  капельки не
испугался.
   Делать нечего, начальнику станции приходилось помочь Травке.

                      ТРАВКА ПУСКАЕТСЯ ВДОГОНКУ ПАПЕ

   И вот начальник станции повел Травку куда-то в сторону от перрона.  Идти
было  трудно.  Один  раз  Травка больно ударился ногой  о  рельс.  Хотелось
заплакать, но Травка не заплакал, а только потер ногу.
   -- Почему так много рельсов?  -- спросил он. -- То и дело попадаются под
ноги.
   -- А  это потому,  что тут много поездов собирается.  Для каждого поезда
свой путь. Видишь, сколько паровозов стоит?
   -- Вижу. А скоро наш паровоз?
   -- Да вот он.
   Они  подошли к  громадному черному паровозу.  В  паровозе что-то  громко
шипело. Пахло раскаленным металлом и горячим смазочным маслом.
   Травке сделалось немножко страшно. Он крепко схватил начальника за руку.
   -- Ну-ну, не бойся, малыш! -- ласково сказал начальник, совсем как папа,
и громко закричал: -- Эй, Беляков.
   Травка только хотел сказать, что он ничуть и не боится, как в паровозном
окошке показался человек,  с  виду совсем не  похожий на  Белякова.  Травка
думал,  что Беляков должен быть обязательно белым,  а на этом человеке были
черная кожаная куртка,  черная фуражка,  в руках он держал тряпку с черными
пятнами,  и  даже лицо у него было не белое,  а загорелое,  красноватое,  с
черными усами.
   -- Что скажете,  товарищ начальник? -- закричал черный Беляков, стараясь
перекричать свою машину.
   -- Вот,  пассажира тебе привел.  Возьми его  с  собой.  На  Пролетарской
ссадишь. Только смотри не потеряй его по дороге, как родной папаша потерял.
Скоро отправляетесь?
   -- Семафора  ждем,  товарищ  начальник.  Пока  полную  протирочку сделал
своему красавцу.
   -- Ага...  мм...  --  промычал вместо ответа начальник и протянул Травке
руку. -- Ну, прощай, брат! -- сказал он. -- Да как тебя звать-то?
   -- Травка.
   -- Травка? Чудно что-то. В честь кого же тебя так назвали?
   -- Не знаю. Просто так. А вас как зовут?
   -- Меня Николай Иванычем зовут, -- ответил начальник станции.
   Он взял Травку под мышки, высоко поднял на руках и посадил на паровоз:
   -- Ну, прощай, брат Травка. Не забывай! Кланяйся своему папаше.
   Травка решил никогда не забывать Николая Ивановича и  даже подумал:  как
жаль,  что он раньше не познакомился с этим хорошим человеком!  Вот было бы
интересно!  Мама  никогда ничего не  позволяет и  всего боится.  Папа редко
когда  бывает свободен.  Травка ходил  бы  к  Николаю Ивановичу в  гости  и
все-все узнал бы про железную дорогу.
   На площадке паровоза было темно и  жарко.  Прямо перед Травкой оказалась
громадная черная машина с  ручками,  с  ярко начищенными медными трубками и
кранами, с круглыми коробками вроде часов. Все это сияло, шипело и полыхало
жаром.   Железный  пол  трясся.   Травка  стоял  перед  машиной  и   боялся
пошевельнуться.
   Вдруг сзади него раздался громкий голос:
   -- Ну-ка, с дороги! Зашибу!
   Травка и  не  заметил,  что,  кроме Белякова,  на  паровозе был еще один
человек,  наверно помощник Белякова.  Он подошел откуда-то сзади. В руках у
него  была  большая черная  лопата,  похожая на  совок.  Он  открыл круглую
чугунную дверь  машины,  и  Травку  обдало таким  светом и  жаром,  что  он
поневоле отскочил, закрыл лицо руками и отвернулся.
   Незнакомый человек  стал  быстро  подхватывать лопатой черный  блестящий
каменный уголь и  бросать его в топку машины.  Запахло чем-то вроде газа из
кухонной газовой плиты на новой Травкиной квартире.  От скрежета и  лязга у
Травки зазвенело в  ушах.  Наконец круглая дверь  с  грохотом закрылась,  и
Травка осторожно обернулся.
   Незнакомый человек смотрел на стрелку машинных часов и постукивал по ним
пальцем.  Беляков вытер руки тряпкой,  высунулся наполовину из  паровозного
окошка и совсем как будто забыл о Травке.
   Травка подошел к  Белякову и  решился заговорить.  Он тронул Белякова за
ногу. Беляков склонился к нему.
   -- А  это  ваш  красавец?  --  спросил  Травка,  незаметно  показывая на
незнакомого человека. -- Вы говорили, полную протирку ему сделали.
   -- Да нет, что ты! -- улыбнулся Беляков. -- Это мой помощник. Он же и за
кочегара ездит.  А красавец --  вот он!  Видишь,  как блестит!  Видишь, как
сияет! -- И он любовно хлопнул тряпкой по машине.
   Потом он выглянул еще раз в окошко и сказал:
   -- Ну, можно отправляться. Есть семафор.
   -- Вы быстрее поезжайте, -- попросил Травка. -- А то мы не догоним