квартира
16, Толя сказал, что живет на Ломоносовской, дом 14, квартира  31,  то  есть
опять-таки дал адрес не свой, а этого самого Славы Огонькова.
   Впоследствии Толя и сам не мог объяснить, почему он соврал. Должно  быть,
он вспомнил в этот момент, как никто ему не поверил в домоуправлении,  когда
он говорил правду, ну, а раз никто не верит, то чего ж ему  и  стараться!  К
тому же он очень боялся, как бы из больницы не сообщили матери про все,  что
случилось.
   Таким образом, Толя поступил в точности, как тот  мальчик,  про  которого
слышал в домоуправлении. Если бы он не слышал про этого мальчика, ему бы и в
голову не пришло называться чужим именем и давать чужой адрес, но  поскольку
он слышал, то ему тут же и пришло все это в голову.
   - Ломоносовская улица - это не близко, - сказала Серафима Андреевна. -  У
вас дома есть телефон?
   У Толи дома телефона не было, но он вспомнил,  что  в  квартире  у  Славы
телефон был, и поэтому сказал, что телефон есть.
   - А какой номер? - спросила Серафима Андреевна.
   - Номер, номер... - забормотал Толя, морща изо всех сил лоб. -  Номер  не
помню.
   - Как же ты своего телефона не помнишь? - усмехнулась Серафима Андреевна.
- Видно, так испугался, когда под  машину  попал,  что  и  номер  забыл.  Ну
ничего, я сейчас посмотрю в справочнике.
   - А зачем вы хотите по телефону звонить? - испуганно спросил Толя.
   - Надо же сказать твоей маме, чтобы пришла за тобой.  Я  бы  сама  отвела
тебя домой, но мне нельзя отлучаться с работы.
   - Будто я сам не найду дороги домой! - сказал  Толя.  -  Зачем  меня  еще
отводить!
   - Нет, голубчик, я тебя не могу отпустить одного. Вдруг ты снова  угодишь
под машину!
   Серафима Андреевна принялась листать телефонную книгу.
   - Вот, - сказала она, отыскав нужную страницу. - Огоньков,  Ломоносовская
улица, дом четырнадцать, квартира тридцать один.
   Она протянула руку к  телефонному  аппарату.  сняла  трубку  и  принялась
набирать номер. Толя с тревогой наблюдал за ее действиями  и  ждал,  что  из
всего этого выйдет. Единственная его надежда была на  то,  что  у  Славы  не
окажется  никого  дома.  Однако  надежда  эта  оказалась  напрасной.   Через
полминуты Серафима Андреевна уже разговаривала со Славиной мамой.
 
   - Алло! Это гражданка Огонькова? - кричала она в телефонную трубку.  -  С
вами говорят из больницы. Вам надо прийти за сыном. Да,  да,  за  сыном,  за
Славой... Что с ним?.. Да с ним ничего. Он лежит тут... Да вы не волнуйтесь.
С ним  ничего,  честное  слово,  ничего...  Ну,  а  лежит  потому,  что  ему
противостолбнячный укол сделали. Противостолбнячный. Да... Зачем укол?.. Ну,
вы ведь знаете, что при ранении  всегда  полагается  укол  против  столбняка
делать... Да нет! Какое ранение! Кто вам говорит про ранение?  Он  вовсе  не
ранен... Да не ранен, говорят вам! Просто царапина. Заживет к вечеру... Да я
не обманываю вас,  честное  слово,  я  говорю  правду.  Царапина!  Абсолютно
никакого ранения... Что?.. Царапина отчего?.. Ну, попал под машину, то  есть
не попал под машину, а его сшибло, то есть не сшибло, что это я говорю, - он
сам упал, а машины даже близко не было, честное  слово...  Да  нет,  что  вы
такое выдумываете! Я не успокаиваю вас. Он живой, честное слово... Да что вы
поднимаете раньше времени панику! Вот он лежит тут,  честное  слово,  лежит,
что я, врать  буду!  Приезжайте,  сами  увидите...  Что?  Куда  приезжать?..
Тургеневская, дом двадцать пять.
   Серафима Андреевна положила трубку и, улыбнувшись, сказала Толе:
   - Ну вот, как удачно все вышло. Сейчас твоя мама здесь будет.
   Услыхав эту новость, Толя  моментально  соскочил  с  койки,  но  Серафима
Андреевна уложила его обратно.
   - А ты лежи. Зачем же вставать? После укола всегда  полежать  надо.  Мама
придет, вместе домой отправитесь.
   Толя лежал и старался представить себе, как он будет выпутываться,  когда
Славина мама придет и увидит его вместо Славы.
   "Может быть, признаться Серафиме Андреевне, что  я  вовсе  не  Слава?"  -
думал Толя.
   Однако он никак не мог решиться признаться, а  потом  Серафима  Андреевна
вышла из комнаты, и ее долго не было. Увидев, что она не возвращается,  Толя
решил, что теперь самое лучшее будет - это удрать отсюда. Он уже представлял
себе, как Серафима Андреевна и Славина мама войдут в комнату и, увидев,  что
его нет, начнут искать по всей больнице; Славина мама,  конечно,  испугается
еще больше, но в конце концов она все же  вернется  домой,  увидит  Славу  и
успокоится.
   Продумав все это, Толя поднялся на койке и уже опустил  ноги  вниз,  чтоб
соскочить на пол, но в  это  время  дверь  отворилась,  и  в  комнату  вошла
Серафима Андреевна, а за ней  Славина  мама.  Лицо  у  нее  было  бледное  и
встревоженное.
   - Ну, вот видите, - сказала Серафима Андреевна. - Он жив и вполне здоров,
и даже смеется.
   Толя сидел на койке и глупо улыбался, глядя на Славину маму.
   - Где же мой сын? - спросила Славина  мама,  обводя  комнату  растерянным
взглядом и как бы не замечая Толю.
   - Да вот же, - весело сказала Серафима Андреевна, махнув рукой в  сторону
Толи. - Неужто не признали своего сына?
   - Где мой сын? - глухо повторила Славина мама. - Толя, где Слава?
   - Не знаю, - пробормотал Толя.
   - Вы ведь вместе были у Жени Зайцева. Куда вы от  него  пошли?  Толя,  не
скрывай от меня ничего!
   - Да какой он Толя! Он Слава, - сказала Серафима Андреевна.
   - Кто - Слава? - удивилась Славина мама. - Да он же. Кто же еще?
   - Слушайте, что все это значит? Вы скажете наконец, где мой сын?
   - Так разве Слава не ваш сын?
   - Слава мой сын, но ведь это не Слава, а Толя! Толя  Клюквин,  понимаете?
Сколько раз повторять вам! Я, кажется, с ума сойду!
   - Что же ты сказал мне, что тебя  зовут  Слава  Огоньков?  -  напустилась
Серафима Андреевна на  Толю.  -  Вы  меня,  гражданка,  простите,  но  я  не
виновата. Он мне сказал, что он  Огоньков,  я  и  позвонила  вам.  Ты  зачем
сказал, что ты Огоньков, когда ты вовсе не Огоньков? Ты что, не в своем уме,
такие шутки шутить? Или ты, может, испугался, когда под машину попал? Вы его
не вините, гражданка, должно быть, он от испуга не то, что надо, сказал. Это
бывает.
   - Да я разве виню? Я никого не виню. Я только хочу узнать, где мой сын?
   - Гражданочка, откуда же я могу знать, где ваш сын? Разве вы  не  видите,
что вашего сына у нас нет?
   - Значит, он не попал под машину?
   - Должно быть, еще не попал, - развела руками Серафима Андреевна - Думаю,
что, если б попал, его бы к нам привезли
   - Слушай, Толя, - обратилась Славина мама к Толе. - Ты мне скажи  только,
когда вы со Славой ушли сегодня от Жени?
   - А я разве был сегодня у Жени? - спросил Толя.
   - А разве нет? Мне показалось сегодня утром, что ты тоже к Жене пошел.
   - Я пойти-то пошел, но дойти-то не дошел. Я не попал к нему,  потому  что
сюда вот попал.
   - Так, может быть, Слава и сейчас у Жени сидят?  Ты  не  помнишь  телефон
Жени?
   - Нет.
   - Ну, телефон можно  по  телефонной  книге  узнать,  -  сказала  Серафима
Андреевна.
   Она быстро разыскала в телефонной книге  телефон  Жени  Зайцева.  Славина
мама сейчас же позвонила, и оказалось,  что  Слава  был  там.  Поговорив  со
Славой и приказав  ему  возвращаться  домой,  она  успокоилась  и  попросила
Серафиму  Андреевну  дать  ей  немножечко  валерьяновых   капель.   Серафима
Андреевна накапала ей валерьянки в стаканчик и сказала:
   - Теперь надо бы позвонить Толиной маме, чтобы пришла за ним.
   - Нет. нет, - сказала Славина мама. - Не надо Толиной маме звонить, а  то
вы ее до смерти перепугаете.
   - Что вы! Зачем же я стану пугать? Уж я знаю, как надо.
   - Нет, я лучше сама отведу Толю домой. Да у них, кстати, и телефона нет.
   Сказав это, Славина мама взяла Толю за руку и, попрощавшись  с  Серафимой
Андреевной, вышла на улицу.
 
   - Как же так получилось, что ты в больницу попал? - спросила она.
   Толя стал рассказывать по порядку,  как  отправился  утром  к  Славе,  но
вернулся назад, потому что ему перебежала дорогу кошка, а поэтому он опоздал
и не застал Славу дома; как пошел потом к Жене, но по дороге  стал  кататься
на велосипеде и упал в мусорный ящик, потом играл  с  ребятами  в  волейбол,
разбил мячом окно, попал в руки злой бабке, которая потащила его в  милицию,
а он от нее  вырвался  и  побежал  через  дорогу,  и  его  чуть  не  задавил
автомобиль, после  чего  его  отвезли  в  больницу  и  сделали  укол  против
столбняка. Славина мама не могла сдержать на лице улыбку, слушая  весь  этот
невероятный рассказ.
   Потом она сказала:
   - Какой же ты чудной человек! Ну, скажи, пожалуйста, что было бы, если бы
ты не обратил внимания на то, что тебе перебежала дорогу кошка, а  пошел  бы
спокойно своей дорогой?
   - Да что было бы?.. Ничего, наверное, и не было бы, - ответил Толя.  -  Я
застал бы дома Славу, мы играли бы с ним дома в шахматы, и я не пошел  бы  к
Жене, не разбил бы окно, не удрал бы от бабки и не попал бы под машину.
   - Вот видишь! Это все из-за того,  что  ты  человек  с  предрассудками  и
веришь в разную чепуху.
   - А это что - предрассудки?
   - Не знаешь, что  такое  предрассудки?  -  усмехнулась  Славина  мама.  -
Постараюсь тебе объяснить. Ты, наверное, знаешь, что  когда-то  человек  был
еще очень дикий, необразованный, не умел правильно  рассуждать,  не  понимал
многого, что происходит вокруг. Когда происходило затмение  солнца,  он,  не
умея объяснить  это  неожиданное  явление,  пугался  и  воображал,  что  оно
предвещает какое-нибудь бедствие, а когда ему неожиданно  перебегала  дорогу
кошка или другое  животное,  он  думал,  что  это  тоже  сулит  какую-нибудь
неудачу. Так появились многие предрассудки,  а  предрассудками  они  названы
потому,  что  возникли  еще  перед  тем,  как  человек  научился   правильно
пользоваться своим рассудком, или умом.
   - Так лучше их назвали бы не предрассудками, а передрассудками, -  сказал
Толя.
   - Ну, это все равно, что "пред", что "перед", - сказала Славина  мама.  -
Принято говорить "предрассудки". Ну вот. Мы с тобой прекрасно знаем, что  во
время солнечного затмения Луна заслоняет Солнце, и это не  может  предвещать
ничего плохого. Что  же  может  случиться  с  человеком  плохого,  если  ему
перебежит дорогу кошка?
   - Ну что может случиться? Наверное, ничего, -  ответил  Толя.  -  Человек
ходит сам по себе, а кошка бегает сама по себе.
   - Вот видишь, ты это понимаешь, - сказала Славина  мама.  -  Плохо  будет
только тогда, когда человек из-за какой-нибудь чепухи, вроде  кошки,  станет
делать не то, что должен. Представь себе, что у тебя есть друг. И  вот  твой
друг попал в беду. Ты спешишь на помощь ему, но как раз в этот  момент  тебе
перебегает дорогу кошка. Что  ты  сделаешь?  Повернешься  и  пойдешь  назад,
вместо того чтоб выручать друга?
   - Нет, я буду выручать друга.
   - Правильно! Человеку всегда надо делать то, что велит ему долг, а не то,
что велит ему вера в кошку или в другую  какую-нибудь  ерунду.  Ты  вот  шел
утром к Славе, потому что обещал встретиться с ним, значит,  твой  долг  был
идти к нему, а ты из-за какой-то ничтожной кошки стал петлять по улицам, так
что в конце концов чуть под автомобиль не попал.
   Пока Славина мама объясняла все это  Толе,  они  дошли  до  Ломоносовской
улицы. Увидев, что они очутились возле Славиного дома, Толя сказал:
   - Не надо меня провожать дальше. Теперь я сам дорогу домой найду.
   - Ну, иди сам, - согласилась Славина мама,
   Толя свернул в Третий Каширский переулок и зашагал к своему дому. Он  шел
и думал:
   "Вот какая чепуха может  выйти  из-за  всех  этих  предрассудков!  И  еще
хорошо, что  все  хорошо  Кончилось!  Не  затормози  шофер  вовремя,  и  все
кончилось бы гораздо хуже".
   Неожиданно его рассуждения были прерваны появлением  рыжей  полусибирской
кошки, которая выскочила из-за угла дома и, распушив  хвост  трубой,  быстро
побежала через дорогу. Толя вздрогнул от  неожиданности  и  остановился  как
вкопанный.
   "Вот уж как не повезет с утра, так целый день не будет везти! - с досадой
подумал он. - Что теперь делать? Если идти в обход,  то  снова  какая-нибудь
ерунда случится: или в мусорный ящик свалишься, или кирпич на голову упадет.
Так и во веки веков домой не дойдешь!"
   Он нерешительно посмотрел по сторонам и сказал сам себе:
   "Нет, с этим пора кончать! Что я, человек или не человек?  Я  человек!  А
человек - существо умное, гордое. Он  запускает  в  космос  ракеты,  покорил
атомную энергию, выдумал думающую  машину.  Человек  не  может  зависеть  от
какой-то старой, облезлой кошки и всегда должен делать  то,  что  велит  ему
долг. А что мне велит долг? Мой долг велит мне идти  домой  обедать,  потому
что мама уж давно ждет меня и, наверное, волнуется".
   Славина мама долго стояла на  углу  улицы  и  смотрела  вслед  Толе.  Она
боялась, как бы с ним не случилось  еще  чего-нибудь.  Она  видела,  как  он
почему-то остановился посреди тротуара, постоял в нерешительности  некоторое
время, потом вдруг махнул рукой и, подняв гордо голову, бодро пошел вперед.
 
 
   ПРО ГЕНУ
 
   Гена был, в общем, хороший мальчик. Ничего себе паренек.  Как  говорится,
не хуже других детишек. Вполне  здоровый,  румяный,  лицо  кругленькое,  нос
кругленький, вся голова, в общем, кругленькая. А шея у него  была  короткая.
Совсем почти шеи не было. То есть шея, конечно, у него имелась, но ее  можно
было разглядеть только летом, когда Гена ходил  в  майке  или  в  рубашке  с
открытым воротом. А зимой, когда он надевал теплую курточку или пальто,  шеи
не было видно, и казалось, что его круглая голова лежала  прямо  на  плечах,
словно арбуз на блюде. Но это, конечно, не такая уж большая беда, потому что
у многих ребят, пока они еще маленькие, шея бывает коротенькая, а когда  они
подрастут, то и шея становится длинней.
   В общем, это был не такой уж большой недостаток.
   Главный недостаток Гены заключался в том, что он любил  иногда  приврать.
То есть он не то чтобы врал, как говорится, без зазрения совести. Нет, этого
за ним не водилось. Вернее сказать, он не всегда говорил правду.
   Впрочем, с кем этого не бывает! Иной раз хоть не хочешь, а соврешь и даже
сам не заметишь, как это вышло.
   А учился Гена ничего себе.  Как  говорится,  не  хуже  других.  В  общем,
неважно учился. Были у него в дневнике тройки, иногда попадались  и  двойки.
Но это, конечно, только в те дни, когда папа и мама ослабляли свое  внимание
и не очень следили, чтоб он вовремя делал уроки.
   Но главное, как уже сказано, было то, что он иногда говорил неправду,  то
есть врал иногда так, что себя не помнил. За это один раз он даже был крепко
наказан.
 
   Случилось это зимой, когда в  его  школе  проводили  сбор  металлического
лома. Ребята задумали помочь государству и собирать  металлический  лом  для
заводов. Они даже решили соревноваться между собой, кто  соберет  больше,  а
победителей помещать на Доску почета.
   Гена тоже решил соревноваться. Но в первый день, когда он  отправился  за
металлическим ломом, он встретил во дворе своего друга Гошу.
   Этот Гоша был худенький, маленький мальчик,  чуть  ли  не  на  целый  год
младше Гены. Но Гена с ним очень дружил, потому что Гоша был умный и  всегда
придумывал что-нибудь интересное.
   Так случилось и на этот раз. Увидев Гену, Гоша спросил:
   - Ты куда это разогнался?
   - Иду собирать металлический лом, - сказал Гена.
   - Пойдем лучше с ледяной горки кататься. В соседнем дворе ребята  хорошую
горку сделали.
   Они отправились в соседний двор и принялись кататься с горки. Санок у них
не было, поэтому они съезжали попросту на ногах. Только это  было  не  очень
удобно, потому что каждый раз приходилось ехать сначала стоя,  а  потом  уже
лежа на животе, а иной раз и на спине. Наконец Гоша сказал:
   - Так кататься невыгодно. Можно расквасить нос. Пойди-ка ты  лучше  домой
за санками. У тебя ведь есть санки.
   Гена пошел домой, пробрался  на  кухню  и  взял  санки.  Мама  увидала  и
говорит:
   - Зачем санки? Ты ведь пошел собирать лом.
   - А я буду возить лом на санках, - объяснил Гена. - Он  ведь  тяжелый.  В
руках много не унесешь, а на санках гораздо легче.
   - А, - сказала мама. - Ну иди.
   Целый день Гена катался с Гошей на санках  и  только  к  вечеру  вернулся
домой. Все пальто у него было в снегу.
   - Где же ты пропадал столько времени? - спросила мама.
   - Собирал лом.
   - Неужели для этого надо было так изваляться в снегу?
   - Ну, это мы на обратном пути с ребятами немножко в  снежки  поиграли,  -
объяснил Гена.
   - Ничего себе - немножко! - покачала головой мама.
   - А много ты собрал лому? - спросил Гену папа.
   - Сорок три килограмма, - не задумываясь, соврал Гена.
   - Молодец! - похвалил папа и стал высчитывать, сколько это будет пудов.
   - Кто же теперь на пуды считает? - сказала мама. - Теперь все считают  на
килограммы.
   - А мне на пуды интересно, - ответил папа. - Когда-то я работал  в  порту
грузчиком. Приходилось носить бочонки с треской. В каждом бочонке  по  шесть
пудов. А сорок три килограмма - это  почти  три  пуда.  Как  же  ты  дотащил
столько?
   - Я ведь не носил, а на санках, - ответил Гена.
   - Ну, на санках, конечно, легче, - согласился отец.  -  А  другие  ребята
сколько собрали - больше, чем ты, или меньше?
   - Меньше, - ответил Гена. - Кто тридцать пять килограммов, кто  тридцать.
Только один мальчик собрал пятьдесят килограммов, и еще один мальчик  собрал
пятьдесят два.
   - Ишь ты! - удивился папа. - На девять килограммов больше, чем ты.
   - Ничего, - сказал Гена. - Завтра я тоже на первое место выйду.
   - Ну ты не особенно надрывайся там, - сказала мама.
   - Зачем - особенно! Как все, так и я.
   За ужином Гена ел с  большим  аппетитом.  Глядя  на  него,  папа  и  мама
радовались. Им всегда почему-то казалось, что Гена ест мало и от этого может
похудеть и заболеть. Увидев, как он уписывает за обе  щеки  гречневую  кашу,
отец потрепал его рукой по голове и, засмеявшись, сказал:
   - Поработаешь до поту, так и поешь в охоту! Не так ли, сынок?
   - Конечно, так, - согласился Гена.
   Весь вечер отец и мать говорили о том, как хорошо,  что  теперь  в  школе
приучают детей к труду. Папа сказал:
   - Кто с малых лет приучится трудиться, тот вырастет хорошим  человеком  и
никогда не будет на чужой шее сидеть.
   - А я и не буду на чужой шее сидеть, - сказал Гена. -  Я  на  своей  буду
сидеть шее.
   - Вот, вот! - засмеялся папа. - Ты у нас хороший мальчик.
   Наконец Гена лег спать, а папа сказал маме:
   - Знаешь, что мне больше всего  нравится  в  нашем  мальчике  -  это  его
честность. Он мог бы наврать с три короба, мог сказать,  что  собрал  больше
всех лома, а он откровенно признался, что двое ребят собрали больше его.
   - Да, он у нас мальчик честный, - сказала мама.
   - По-моему, воспитывать в детях честность -  важнее  всего,  -  продолжал
папа. - Честный человек не соврет, не  обманет,  не  подведет  товарища,  не
возьмет чужого и трудиться будет исправно,  не  станет  сидеть  сложа  руки,
когда другие работают, потому что это значит быть паразитом и поедать  чужой
труд.
   На другой день Гена явился в школу, и учительница спросила, почему он  не
пришел вчера собирать лом. Не моргнув  глазом,  Гена  ответил,  что  ему  не
разрешила мама, так как у него заболела сестренка воспалением  легких  и  он
должен был пойти в больницу, чтоб отнести ей апельсин, а без  апельсина  она
будто бы не могла выздороветь.  Почему  ему  пришло  в  голову  наврать  про
больницу, про сестренку, которой у  него  вовсе  не  было,  и  вдобавок  про
апельсин, - это никому не известно.
   Придя из школы домой, он пообедал сначала,  потом  взял  саночки,  сказал
маме, что идет собирать лом, а  сам  снова  отправился  кататься  на  горку.
Вернувшись к вечеру домой, он опять принялся сочинять, кто из ребят  сколько
собрал