одоконнике Мурзика.  Видно,
он вылез из подвала через другую дырку.
   - А! Пришел наконец, разбойник! - сказала мама. - Иди-ка сюда, иди!
   Мурзик прыгнул в открытую форточку и  очутился  в  комнате.  Мама  хотела
схватить его, но он, видно, догадался, что его хотят наказать, и шмыгнул под
стол.
   - Ишь ты, хитрец какой! - сказала мама. - Чувствует, что виноват.  Ну-ка,
поймай его.
   Виталик полез под стол. Мурзик увидел его и юркнул под диван. Виталик был
рад, что Мурзик удрал от него. Он полез под диван и нарочно старался шуметь,
чтобы Мурзик услышал и успел убежать. Мурзик выскочил из-под дивана. Виталик
погнался за ним и принялся бегать по всей комнате.
   - Что ты такой шум поднял? Разве его так поймаешь! - сказала мама.
   Тут Мурзик прыгнул на подоконник, где стоял аквариум, и  хотел  выскочить
обратно в форточку, но сорвался и с размаху как плюхнется в  аквариум!  Вода
так и брызнула в разные  стороны.  Мурзик  выскочил  из  аквариума  и  давай
отряхиваться. Тут мама и схватила его за шиворот:
   - Вот я тебя проучу как следует!
   - Мамочка, миленькая, не бей Мурзика! - заплакал Виталик.
   - Нечего его жалеть, - сказала мама. - Он ведь не пожалел рыбку.
   - Мамочка, он не виноват!
   - Как же "не виноват"? А кто карася съел?
   - Это не он.
   - А кто же?
   - Это я...
   - Ты съел? - удивилась мама.
   - Нет, я не съел. Я его на свисток променял.
   - На какой свисток? - Вот на этот.
   Виталик вынул из кармана свисток и показал маме.
   - Как же тебе не стыдно? - сказала мама.
   - Я нечаянно. Сережа сказал: "Давай меняться", я и поменялся.
   - Я не о том говорю! Я говорю, почему ты не  сказал  правду?  Я  ведь  на
Мурзика подумала. Разве честно на других сваливать?
   - Я боялся, что ты станешь бранить меня.
   - Это только трусы боятся говорить правду!  Хорошо  было  бы,  если  б  я
наказала Мурзика?
   - Я больше не буду.
   - Ну смотри! Только потому прощаю,  что  ты  все-таки  сам  признался,  -
сказала мама.
   Виталик взял Мурзика и понес  к  батарее  сушиться.  Он  посадил  его  на
скамеечке и сел рядом с ним. Мокрая  шерсть  на  Мурзике  торчала  в  разные
стороны, как иголки у ежика, и от этого Мурзик  казался  таким  худым-худым,
будто целую неделю совсем ничего не ел. Виталик вынул из кармана  котлету  и
положил перед Мурзиком. Мурзик съел котлету,  потом  забрался  на  колени  к
Виталику, свернулся калачиком и замурлыкал свою песенку.
 
   АВТОМОБИЛЬ
 
   Когда мы с Мишкой были совсем маленькими, нам очень  хотелось  покататься
на автомобиле, только это никак не удавалось. Сколько мы ни просили шоферов,
никто не хотел нас катать. Однажды мы гуляли во дворе. Вдруг  смотрим  -  на
улице, возле наших ворот, остановился автомобиль. Шофер из  машины  вылез  и
куда-то ушел. Мы подбежали. Я говорю:
   - Это "Волга". А Мишка:
   - Нет, это "Москвич".
   - Много ты понимаешь! - говорю я.
   - Конечно, "Москвич", - говорит Мишка. - Посмотри, какой у него капор.
   - Какой, - говорю, - капор? Это у девчонок бывает капор,  а  у  машины  -
капот! Ты посмотри, какой кузов.
   Мишка посмотрел и говорит:
   - Ну, такое пузо, как у "Москвича".
   - Это у тебя, - говорю, - пузо, а у машины никакого пуза нет.
   - Ты же сам сказал "пузо".
   - "Кузов", я сказал, а не "пузо"! Эх, ты! Не понимаешь, а лезешь!
   Мишка подошел к автомобилю сзади и говорит:
   - А у "Волги" разве есть буфер? Это у "Москвича" - буфер.
   Я говорю:
   - Ты бы лучше молчал. Выдумал еще буфер какой-то. Буфер - это у вагона на
железной дороге, а у автомобиля бампер. Бампер  есть  и  у  "Москвича"  и  у
"Волги".
   Мишка потрогал бампер руками и говорит:
   - На этот бампер можно сесть и поехать.
   - Не надо, - говорю я ему. А он:
   - Да ты не бойся. Проедем немного и спрыгнем.
   Тут пришел шофер и сел в машину. Мишка подбежал сзади, уселся на бампер и
шепчет:
   - Садись скорей! Садись скорей! Я говорю:
   - Не надо!
   А Мишка:
   - Иди скорей! Эх ты, трусишка!
   Я подбежал, прицепился рядом. Машина  тронулась  и  как  помчится!  Мишка
испугался и говорит:
   - Я спрыгну! Я спрыгну!
   - Не надо, - говорю, - расшибешься!
   А он твердит:
   - Я спрыгну! Я спрыгну!
   И уже начал опускать одну ногу. Я  оглянулся  назад,  а  за  нами  другая
машина мчится. Я кричу:
   - Не смей! Смотри, сейчас тебя машина задавит!
   Люди  на  тротуаре  останавливаются,  на  нас  смотрят.  На   перекрестке
милиционер засвистел в свисток. Мишка перепугался, спрыгнул на  мостовую,  а
руки не отпускает, за бампер держится, ноги по земле волочатся. Я испугался,
схватил его за шиворот и тащу вверх. Автомобиль остановился, а я  все  тащу.
Мишка наконец снова залез на бампер. Вокруг народ собрался. Я кричу:
   - Держись, дурак, крепче!
   Тут все засмеялись. Я увидел, что мы остановились, и слез.
   - Слезай, - говорю Мишке.
   А он с перепугу ничего  не  понимает.  Насилу  я  оторвал  его  от  этого
бампера. Подбежал милиционер, номер записывает. Шофер из кабины вылез -  все
на него набросились:
   - Не видишь, что у тебя сзади делается?
   А про нас забыли. Я шепчу Мишке:
 
   - Пойдем!
   Отошли мы в сторонку и бегом в переулок. Прибежали домой,  запыхались.  У
Мишки обе коленки до крови  ободраны  и  штаны  порваны.  Это  он  когда  по
мостовой на животе ехал. Досталось ему от мамы!
   Потом Мишка говорит:
   - Штаны - это ничего, зашить можно,  а  коленки  сами  заживут.  Мне  вот
только шофера жалко: ему, наверно, из-за нас достанется.  Видал,  милиционер
номер машины записывал?
   Я говорю:
   - Надо было остаться и сказать, что шофер не виноват.
   - А мы милиционеру письмо напишем, - говорит Мишка.
   Стали мы письмо писать. Писали, писали, листов двадцать бумаги испортили,
наконец написали:
   "Дорогой товарищ милиционер! Вы неправильно записали номер. То  есть,  Вы
записали номер правильно, только неправильно, что шофер  виноват.  Шофер  не
виноват: виноваты мы с Мишкой. Мы прицепились, а он не знал. Шофер хороший и
ездит правильно".
   На конверте написали:
   "Угол улицы Горького и Большой Грузинской, получить милиционеру".
   Запечатали письмо и бросили в ящик. Наверно, дойдет.
 
 
   ЗАПЛАТКА
 
   У Бобки были замечательные  штаны:  зеленые,  вернее  сказать,  защитного
цвета. Бобка их очень любил и всегда хвастался:
   - Смотрите, ребята, какие у меня штаны. Солдатские!
   Все ребята, конечно, завидовали. Ни у кого больше таких зеленых штанов не
было.
   Однажды Бобка полез  через  забор,  зацепился  за  гвоздь  и  порвал  эти
замечательные штаны. От досады он чуть не заплакал, пошел поскорее  домой  и
стал просить маму зашить.
   Мама рассердилась:
   - Ты будешь по заборам лазить, штаны рвать, а я зашивать должна?
   - Я больше не буду! Зашей, мама!
   - Сам зашей.
   - Так я же ведь не умею!
   - Сумел порвать, сумей и зашить.
   - Ну, я так буду ходить, - проворчал Бобка и пошел во двор.
   Ребята увидели, что у него на штанах дырка, и стали смеяться.
   - Какой же ты солдат, - говорят, - если у тебя штаны порваны?
   А Бобка оправдывается:
   - Я просил маму зашить, а она не хочет.
   - Разве солдатам мамы штаны зашивают? -  говорят  ребята.  -  Солдат  сам
должен уметь все делать: и заплатку поставить и пуговицу пришить.
   Бобке стало стыдно.
   Пошел он домой, попросил у мамы иголку, нитку и лоскуток зеленой материи.
Из материи он вырезал заплатку величиной с огурец и  начал  пришивать  ее  к
штанам.
   Дело это было нелегкое. К тому же Бобка очень спешил и колол себе  пальцы
иголкой.
   - Чего ты колешься? Ах ты, противная! - говорил Бобка иголке  и  старался
схватить ее за самый кончик, так чтоб не уколоться.
   Наконец заплатка была пришита. Она  торчала  на  штанах,  словно  сушеный
гриб, а материя вокруг сморщилась так, что одна штанина даже стала короче.
   - Ну, куда же это годится? - ворчал Бобка, разглядывая штаны. - Еще хуже,
чем было! Придется все наново переделывать.
   Он взял ножик и отпорол заплатку. Потом расправил ее,  опять  приложил  к
штанам, хорошенько  обвел  вокруг  заплатки  чернильным  карандашом  и  стал
пришивать ее снова. Теперь он шил не спеша, аккуратно и  все  время  следил,
чтобы заплатка не вылезала за черту.
   Он долго возился, сопел и кряхтел, зато, когда все  сделал,  на  заплатку
было любо взглянуть. Она была пришита ровно, гладко и  так  крепко,  что  не
отодрать и зубами.
   Наконец Бобка надел штаны и вышел во двор. Ребята окружили его.
   - Вот молодец!  -  говорили  они.  -  А  заплатка,  смотрите,  карандашом
обведена. Сразу видно, что сам пришивал.
   А Бобка вертелся во все стороны, чтобы всем было видно, и говорил:
   - Эх, мне бы еще пуговицы  научиться  пришивать,  да  жаль,  ни  одна  не
оторвалась! Ну ничего. Когда-нибудь оторвется - обязательно сам пришью.
 
 
   ШУРИК У ДЕДУШКИ
 
   Летом мы с Шуриком жили у дедушки. Шурик - это мой младший брат. Он еще в
школе не учится, а я уже в первый класс поступил. Только он все  равно  меня
не слушается... Ну и не надо!.. Когда мы приехали, так  сейчас  же  обыскали
весь двор, облазили все сараи и чердаки. Я  нашел  стеклянную  банку  из-под
варенья и круглую железную коробочку  от  гуталина.  А  Шурик  нашел  старую
дверную ручку и большую калошу на правую ногу. Потом мы чуть не подрались  с
ним на чердаке из-за удочки. Я первый увидел удочку и сказал:
   - Чур, моя!
   Шурик тоже увидел и давай кричать:
   - Чур, моя! Чур, моя!
   Я схватил  удочку,  а  он  тоже  вцепился  в  нее  и  давай  отнимать.  Я
рассердился - как дерну!.. Он отлетел  в  сторону  и  чуть  не  упал.  Потом
говорит:
   - Подумаешь, очень нужна мне твоя удочка! У меня есть калоша.
   - Вот и целуйся со своей калошей, - говорю я, - а удочку нечего рвать  из
рук.
   Я отыскал в сарае лопату и пошел копать  червей,  Чтобы  ловить  рыбу,  а
Шурик пошел к бабушке и стал просить у нее спички.
   - Зачем тебе спички? - спрашивает бабушка.
   - Я, - говорит, - разведу во дворе костер, сверху положу  калошу,  калоша
расплавится, и из нее получится резина.
   - Еще чего выдумаешь! - замахала руками бабушка. -  Ты  тут  и  дом  весь
спалишь со своим баловством. Нет, голубчик, и  не  проси.  Что  это  еще  за
игрушки с огнем! И слушать ничего не желаю.
   Тогда Шурик взял дверную ручку, которую нашел в  сарае,  привязал  к  ней
веревку, а к другому концу веревки привязал калошу. Ходит по двору,  веревку
за ручку держит, а калоша за ним по земле ездит.  Куда  он  -  туда  и  она.
Подошел ко мне, увидел, что я червей копаю, и говорит:
   - Можешь не стараться: все равно ничего не поймаешь.
   - Это почему? - спрашиваю.
   - Я заколдую рыбу.
   - Пожалуйста, - говорю, - колдуй на здоровье.
   Я накопал червей, сложил их в коробочку и пошел к пруду. Пруд был  позади
двора - там, где колхозный огород начинается. Насадил я на  крючок  червяка,
уселся на берегу и забросил удочку. Сижу  и  за  поплавком  слежу.  А  Шурик
подкрался сзади и давай кричать во все горло:
   Колдуй, баба, колдуй, дед,
   Колдуй, серенький медведь!
   Колдуй, баба, колдуй, дед,
   Колдуй, серенький медведь!
   Я решил молчать и ничего не говорить, потому что с ним всегда  так:  если
скажешь что-нибудь, еще хуже будет.
   Наконец он наколдовался, бросил в пруд  калошу  и  стал  ее  по  воде  на
веревке таскать. Потом придумал такую вещь: бросит калошу на середину  пруда
и давай в нее камнями швырять, пока не утопит, а потом начинает ее со дна на
веревке вытаскивать.
 
   Я сначала молча терпел, а потом как не вытерплю:
   - Пошел вон отсюда! - кричу. - Ты распугал мне всю рыбу! А он говорит:
   - Все равно ничего не поймаешь: заколдована рыба.
   И опять плюх калошу на середину пруда! Я вскочил, схватил  палку  -  и  к
нему. Он давай удирать, а калоша за ним на веревке так и скачет. Еле  убежал
от меня.
   Вернулся я к пруду и стал снова рыбу ловить. Ловил, ловил... Уже солнышко
высоко поднялось, а я все сижу да на поплавок гляжу.  Не  клюет  рыба,  хоть
тресни! На Шурика злюсь, прямо избить готов. Не то чтоб я в  его  колдовство
поверил, а знаю, что. если приду без рыбы, смеяться  будет.  Уж  чего  я  ни
делал: и подальше от берега забрасывал удочку, и поближе, и поглубже  крючок
опускал - ничего не выходит. Захотелось мне есть, пошел я домой, вдруг слышу
- кто-то в ворота колотит: "Бум-бум! Бах-бах!"
   Подхожу к воротам, смотрю, а это Шурик. Достал где-то молоток,  гвозди  и
прибивает к калитке дверную ручку.
   - Это ты для чего прибиваешь? - спрашиваю.
   Он увидел меня, обрадовался:
   - Хи-хи! Рыболов пришел. Где же твоя рыба?
   Я говорю:
   - Ты зачем прибиваешь ручку? Здесь же есть одна ручка.
   - Ничего, - говорит, - пусть две будут. Вдруг одна оторвется.
   Прибил ручку, и еще у него один гвоздь остался. Он  долго  думал,  что  с
этим гвоздем делать, хотел его просто в  калитку  загнать,  потом  придумал:
приложил калошу подошвой к калитке и стал ее гвоздем приколачивать.
 
   - А это для чего? - спрашиваю.
   - Так просто.
   - Просто глупо, - говорю я.
   Вдруг смотрим - дедушка с работы идет. Шурик  испугался,  давай  отрывать
калошу, а она не отрывается. Тогда  он  встал,  загородил  калошу  спиной  и
стоит.
   Дедушка подошел и говорит:
   - Вот молодцы, ребятки! Только приехали - и за работу  сразу...  Кто  это
придумал к калитке вторую ручку прибить?
   - Это, - говорю, - Шурик.
   Дедушка только крякнул.
   - Ну что ж, - говорит, - теперь у  нас  две  ручки  будет:  одна  сверху,
другая снизу. Вдруг какой-нибудь  коротенький  человек  придет.  До  верхней
ручки ему не дотянуться, так он до нижней достанет.
   Тут дедушка заметил калошу:
   - А это еще что?
   Я так и фыркнул. "Ну, - думаю, - сейчас Шурику от дедушки будет".
   Шурик покраснел, сам не знает, что тут ответить.
   А дедушка говорит:
   - Это что  ж?  Это,  наверно,  все  равно  что  ящик  для  писем.  Придет
почтальон, увидит, что дома никого нет,  сунет  письмо  в  калошу  и  пойдет
дальше. Очень остроумно придумано.
   - Это я сам придумал! - похвастался Шурик.
   - Да неужто?
   - Честное слово!
   - Ну молодец! - развел руками дедушка.
   За обедом дедушка все разводил  руками  и  рассказывал  бабушке  про  эту
калошу:
   - Понимаешь, какой остроумный ребенок!  До  чего  сам  додумался,  ты  не
поверишь даже! Понимаешь, калошу к калитке, а? Я давно говорю, что надо ящик
для писем прибить, а того и не сообразить мне, что проще калошу.
   - Ладно уж, - усмехнулась бабушка. - Я куплю ящик, а пока  пусть  повисит
калоша.
   После обеда Шурик побежал в сад, а дедушка говорит:
   - Ну, Шурик у нас уже отличился, а ты, Николка, тоже  небось  чего-нибудь
наработал. Ты уж признавайся, порадуй дедушку.
   - Я, - говорю, - ловил рыбу, да рыба не ловится.
   - А ты где ловил?
   - В пруду.
   - Э... - протянул дедушка, - какая же тут рыба? Этот пруд недавно вырыли.
Тут даже лягушки еще не развелись. А ты, голубчик,  не  поленись,  пойди  на
речку. Там у мостика течение быстрое. На этой быстринке и полови.
   Дедушка ушел на работу, а я взял удочку и говорю Шурику:
   - Пойдем на реку, будем вместе рыбу ловить.
   - Ага, - говорит, - испугался! Теперь подлизываешься!
   - Зачем мне подлизываться?
   - А чтоб я не колдовал больше.
   - Колдуй, - говорю, - пожалуйста.
   Взял я коробку с червями, банку  из-под  варенья,  чтоб  было  куда  рыбу
сажать, и пошел. А Шурик сзади поплелся.
   Пришли на реку. Я пристроился на берегу, недалеко от моста,  где  течение
побыстрей, забросил удочку.
   А Шурик толчется возле меня и все бормочет:
   Колдуй, баба, колдуй, дед,
   Колдуй, серенький медведь!
   Помолчит чуточку, помолчит, а потом снова:
   Колдуй, баба, колдуй, дед...
   Вдруг рыба как клюнет, я как дерну  удочку!  Рыба  сверкнула  в  воздухе,
сорвалась с крючка, упала на берег и ну плясать возле самой воды.
   Шурик как крикнет:
   - Держи ее!
 
   Бросился к рыбе и давай ловить. Рыба по берегу скачет, а он прямо животом
на нее бросается, никак поймать не может; чуть она не удрала обратно в реку.
   Наконец он ее схватил. Я набрал в банку воды, Шурик пустил в нее  рыбу  и
стал разглядывать.
   - Это, - говорит, - окунь. Честное слово, окунь!  Видишь,  какие  у  него
полоски. Чур, мой будет!
   - Ладно, пусть будет твой. Мы еще много наловим.
   В этот день мы долго удили. Поймали шесть окуньков,  четырех  пескарей  и
даже ершика одного выудили.
   На обратном пути Шурик нес банку с рыбой и даже подержать не  давал  мне.
Он был очень рад и совсем не обиделся, когда увидел, что его калоша исчезла,
а вместо нее на калитке висит новенький голубой ящик для писем.
   - Ну и пусть, - сказал он. - По-моему, ящик еще даже лучше калоши.
   Он махнул рукой и  поскорей  побежал  показывать  рыбу  бабушке.  Бабушка
похвалила нас. А потом я ему сказал:
   - Вот видишь, а ты колдовал!  Ничего  твое  колдовство  не  значит.  Я  в
колдовство не верю.
   - У! - сказал Шурик. - А я, думаешь, верю? Это одни только  дикари  верят
да старенькие старушки.
   Этим  он  очень  насмешил  бабушку,  потому  что  бабушка  хоть  и   была
старенькая, но тоже не верила в колдовство.
 
 
   И Я ПОМОГАЮ
 
   Жила маленькая девочка по имени Ниночка. Ей было всего пять  лет.  У  нее
были папа, мама и старенькая бабушка, которую Ниночка называла бабулей.
   Ниночкина мама уходила каждый день на работу,  а  с  Ниночкой  оставалась
бабуля. Она учила Ниночку и одеваться, и умываться, и  пуговицы  застегивать
на лифчике, и башмаки зашнуровывать, и заплетать косы, и даже буквы писать.
   С бабулей Ниночка проводила весь день, а с мамой только утро и  вечер.  А
вот папу Ниночка видела очень редко, так как он работал в  далекой  Арктике.
Он был полярный летчик и домой приезжал, только когда был отпуск.
   Раз в неделю, а иногда и чаще от Ниночкиного папы приходило письмо. Когда
мама возвращалась с работы, она читала письмо  вслух,  а  Ниночка  и  бабуля
слушали. А потом все вместе писали папе ответ. На другой день  мама  уходила
на работу, а бабуля с Ниночкой относили письмо на почту.
   Один раз бабуля с Ниночкой пошли на почту, чтоб  отправить  папе  письмо.
Погода была хорошая, солнечная. На Ниночке было красивое голубое платьице  и
белый передник с вышитым на  нем  красным  зайчиком.  Возвращаясь  с  почты,
бабуля пошла с Ниночкой проходными дворами, через пустырь. Раньше там стояли
небольшие деревянные домики,  а  теперь  всех  жильцов  переселили  в  новый
большой каменный дом, а на этом месте  решили  насадить  деревья  и  сделать
парк. Сейчас пока еще парка не было, а в углу пустыря лежала куча  железного
хлама, который забыли увезти: куски старых железных труб, обломки  радиатора
парового отопления, спутанная железная проволока.
   Бабуля даже остановилась возле этой кучи железа и сказала:
   - Вот не знают пионеры, где железный лом есть. Надо бы им сказать.
   - А зачем пионерам лом? - спросила Ниночка.
   - Ну, они ведь всегда бегают по дворам, собирают  железный  лом  и  сдают
государству.
   - А зачем государству?
   - А государство пошлет на завод. На заводе железо расплавят и сделают  из
него новые вещи.
   - А кто заставляет пионеров собирать лом? - спросила Ниночка.
   - Никто не заставляет. Они сами. Дети ведь тоже должны помогать взрослым.
   - А мой папа помогал взрослым, когда маленьким был?
   - Помогал.
   - А я, бабуленька, почему я взрослым не помогаю?
   - Ну и  ты  будешь  помогать,  когда  подрастешь  чугочку.  -  засмеялась
старушка.
   Прошло несколько дней, и бабуля забыла про весь этот разговор. Но Ниночка
ничего не забыла. Однажды она играла во дворе. Бабуля отпустила ее  погулять
одну. Ребята еще не вернулись из школы, во дворе никого не было,  и  Ниночке
одной было скучно.
   Вдруг она увидела, что в ворота вбежали два незнакомых мальчика. Один  из
них был в длинных брюках и синей матросской куртке, другой  -  в  коричневом
костюме с коротенькими штанами. Ботинки у не