ддержку в трудные минуты, ощущение беды и горя вытеснило все
другие чувства...
     После смерти  жены  Самохин  заметно  изменился.  Теперь он щедро
отдавал дочери внимание и заботу,  которых так  не  хватало  покойной.
Люся регулярно получала от него обстоятельные письма.
     А на днях,  дождавшись студенческих каникул,  прилетела в поселок
навестить отца...
     ...Люся вошла в кабинет и остановилась: не помешала ли? Последние
дни  она не находила себе места.  Поселок жил в постоянном напряжении.
Отец почти не появлялся дома. Все заняты, озабочены, спешат. Одна Люся
не знает, куда девать себя. Дачница!
     Самохин встретил дочь усталой улыбкой.
     - Не спится? - спросил он.
     - Ты тоже не спишь.  - Люся подошла к отцу. - Я прочла телеграмму
от Крестовникова.  Почему ты не обследовал склон Кекура? Неужели никто
из ребят не поднимался на гору, не знает тропинок?
     - Какие  тропинки!  Тропинки прокладываются там,  где люди ходят.
Кого понесет на Кекур?  Зачем?  Эта горушка так же не исследована, как
какой-нибудь семитысячник в Гималаях.
     - Но ведь подняться на нее не очень сложно,  - возразила Люся.  -
Даже не зная тропинок.
     - Подняться можно.  - Самохин понял недосказанное дочерью.  -  Но
зачем?  Я  бывал  в  горах и кое-что знаю о них.  Если люди несведущие
проверят  состояние   снега,   это   может   принести   только   вред,
дезориентировать   нас.  Ты  студентка  географического  факультета  и
прекрасно понимаешь это.
     - А  если  б  я  поднялась  на  гору?  -  Люся  смотрела  на отца
настойчивым взглядом, как бы прося его согласия. - Не одна. Найдутся в
поселке крепкие лыжники...
     - Поднимешься,  - раздраженно проговорил отец.  - И  что  ты  там
сделаешь? Голыми руками?
     Люся молчала.  Как ни хотелось ей помочь замершему  поселку,  она
понимала:  отец прав. Что можно сделать в горах, не имея даже снежного
зонда,  термометра?  А если  б  они  и  были?  Люся  знала  устройство
гляциологических  приборов,  но  никогда ни один из них не применяла в
горах.  Да и сумеет ли она самостоятельно определить,  что  за  лавина
образуется на Кекуре, насколько велика угроза?
     Самохин понял состояние дочери.
     - Приехала,  называется,  навестить  отца.  - Он обнял Люсю.  - А
батя... то носится по комбинату, то безвылазно сидит в кабинете.
     - Мне  двадцать  один  год.  -  В голосе Люси прозвучал упрек.  -
Других такого же возраста ты  посылаешь  в  метель  работать,  строить
противолавинные  сооружения.  Одна  я живу тут...  -Люся запнулась и с
усилием выдавила конец фразы: - Дачницей живу.
     - Затихнет  метель,  -  продолжал Самохин,  не отвечая дочери,  -
пошлю нарочных в райцентр. На лыжах. Ты горнолыжница. Пойдешь с ними.
     - Не пойду.
     - Пойдешь.
     - Нет.
     - Если б ты была нужна здесь,  я и не подумал бы об этом, но твое
место в университете.
     - В обычных условиях.  - Смуглое лицо Люси  с  чуть  приподнятыми
скулами   и   узко   прорезанными  глазами,  черными,  горячими,  было
решительно. - А сейчас никуда я от тебя не уйду.
     - Я уважаю смелость, - сказал Самохин. - Но смелость ценна только
в сочетании с деловым расчетом.  Каникулы твои кончаются.  Во имя чего
ты  должна пропускать занятия в университете,  если в этом нет никакой
надобности?
     - Никуда  я в такое время из поселка не уйду,  - упрямо повторила
Люся.  Из всего сказанного отцом ей запомнилось лишь  справедливое,  а
потому  и  особенно  обидное  утверждение  о  том,  что она не нужна в
поселке. - Не пойду.
     - Объясни тогда, в чем смысл твоего пребывания здесь?
     - Хотя бы в том,  что сейчас я заставлю тебя лечь спать.  Да, да!
Анна Павловна не может потребовать, чтобы ты отдохнул. А я потребую...
     - Перестань...
     - ...Заставлю тебя отдохнуть.  - Люся достала из дивана клетчатый
плед,  подушку.  - А потом ты  со  свежей  головой  найдешь  выход  из
положения.
     - Остановлю лавину?
     Люся не ответила.  Она стала у дивана,  упрямо пригнув голову,  и
ждала. Лучше не спорить с ней сейчас - лечь. Тогда она уйдет.
     Самохин снял китель. Лег.
     Но Люся не ушла, она устроилась в кресле у стола.
     Желая обмануть дочь, Самохин закрыл глаза... и заснул.
     Люся затенила настольную лампу  и,  сбросив  туфли,  забралась  с
ногами в кресло. Кутаясь в серый пуховый платок, свернулась калачиком.
В полумраке комнаты было спокойно,  уютно.  Доносившийся с улицы свист
метели настраивал на размышления.
     Отец! Человек,  которого она любила и  тем  не  менее  не  всегда
понимала.  Крупный,  какой-то весь прочный, с гулким властным голосом,
заставлявшим в детстве замирать  ее  в  ожидании  чего-то  необычного,
важного.  Всегда он был в движении,  постоянно спешил,  с кем-то или с
чем-то боролся, негодовал или ликовал. Даже то немногое время, которое
отец проводил дома,  он держался так,  будто готов был взять чемодан и
исчезнуть надолго.
     Люся не заметила,  как тоже заснула.  Спала она спокойно, крепко.
Опасность? Возле отца не могло случиться ничего страшного. В этом Люся
была  убеждена.  Детская вера в силу отца вытеснила мысли о лавине и о
замершем в глухой тревоге поселке.

     Разбудил Самохина стремительно приближающийся  грохот.  Дребезжал
на подносе стакан. Дом трясся в мелкой, пугливой дрожи.
     Самохин сорвался с дивана.  Не замечая волочащегося за ним пледа,
выскочил в приемную.  С порога он увидел Люсю,  ее пальцы,  стиснувшие
спинку стула,  неестественно выпрямившуюся за  столом  Анну  Павловну,
бледную,  с  застывшей  на лице гримасой,  словно она собиралась не то
засмеяться, не то закричать от ужаса. Лавина?!
     Грохот докатился до стены и оборвался.  В мертвенно-тихую комнату
пробивался лишь ровный рокот. Сознание отметило: "Мотор!"
     Надо было выбежать,  узнать, что делается на улице, а Самохин все
еще не мог справиться с охватившим его оцепенением.
     В тишине,  нарушаемой  лишь  звуком  приглушенного мотора,  гулко
прозвучали в коридоре шаги. Дверь распахнулась. Вошли двое. В альпаках
и унтах.
     Один из вошедших,  не снимая  очков,  старательно  протер  стекла
рукавицей.  Потом  откинул с головы меховой капюшон и сказал осипшим с
мороза голосом:
     - Промерзли.
     Самохин узнал  его  и  невольно  отступил,   как   от   призрака:
"Крестовников! Здесь! В такое время!"
     - Неважно!  -  прогудел  второй  гость,  расстегивая  негнущимися
пальцами меховой альпак.  - Зато добрались. - И, прищелкнув каблуками,
представился: - Гвардии майор Шихов.
     Первой опомнилась  Анна  Павловна:  достала  из  шкафа  чайник  и
выбежала из комнаты.
     - Надо бы экипаж обогреть,  - сказал майор, стягивая непослушными
руками альпак. - Досталось ребятам!..
     В кабинет  вошли трое в серых комбинезонах и рубчатых танкистских
шлемах. Крупные, плечистые, с испятнанными маслом лицами и руками, они
до смешного походили друг на друга.
     Танкисты привлекли общее внимание.  Никто не заметил,  как взгляд
Крестовникова  удивленно  задержался  на Люсе.  Но Крестовников тут же
справился с собой и обернулся к Самохину.
     - Не  ожидали увидеть меня?  - спросил он.  - Я телефонограмму от
вас так и не получил.  Позвонил в область.  Мне сказали,  что связи со
строительством  нет  и,  пока  не кончится метель,  восстановить ее не
удастся.  А  сведения  метеослужбы  о  направлении  ветра  и   осадках
становились  все тревожнее.  Что делать?  - Крестовников развел руки с
болтающимися на шнурках рукавицами.  - Вспомнил я,  что  наша  кафедра
помогала военным вести гляциологическую разведку на границе.  Позвонил
туда. Два часа спустя меня отправили вертолетом, а потом автомашиной я
добрался  в  райцентр,  где  меня  ждал танк от командующего округом с
сопровождающим. - Он показал на Шихова. - Дальше все было просто.
     - Не очень-то просто, - вмешался Шихов.
     - Дорожка!  - вздохнул один из танкистов.  - Два раза  заваливало
снегом. Не знаю, как и выбрались.
     - Пройдемте ко мне, - пригласил Самохин и посторонился, пропуская
гостей.
     В кабинете Крестовников сразу перешел к делу.
     - Каковы  результаты  ваших  наблюдений над снегом?  - спросил он
хозяина, потирая ознобленные иссиня-красные руки.
     - Наших наблюдений!  - невесело усмехнулся Самохин. - Кто полезет
в метель на гору?  И потом... наблюдения несведущих в науке людей едва
ли ценны для вас.  - Он заметил, что говорит раздраженно, с неприязнью
к собеседнику, и замолчал.
     - Несомненно,  -  поддержал его Крестовников.  - Вот я и приехал,
чтобы вам помочь.
     - Тогда с чего же мы начнем?
     - Со снежной разведки, - ответил Крестовников.
     - Чтобы  определить  толщину  покрова  и  плотность?..  - ядовито
бросил Самохин.
     - И  структуру  снега,  - добавил Крестовников.  - От нее зависит
образование лавины, ее ударная сила. А по состоянию снега я постараюсь
определить,  когда сойдет лавина,  направление удара. Потом решим, что
делать.
     Вошел задержавшийся  с  танкистами Шихов.  За ним Анна Павловна и
Люся внесли чайник, поднос с бутербродами.
     - Как связь?  - спросил Самохин и,  угадав по выражению лица Анны
Павловны  ответ,  махнул  рукой.  -  Остальное  меня  не   интересует.
Впрочем... прогноз слышали?
     - Ветер северо-западный,  умеренный,  до сильного,  - ответила за
Анну Павловну Люся. - Временами снегопад.
     - Временами? - переспросил Самохин. - Это лучше.
     - Я попрошу вас подобрать двух-трех крепких лыжников,  знакомых с
местными условиями.
     - Разрешите вас сопровождать? - спросил Шихов.
     - Думаю, что здесь вы будете нужнее.
     - Я немало походил по горам, - сдержанно настаивал Шихов.
     - Знаю.  Именно потому, что вы не новичок в горах, вам и придется
остаться внизу.  - Крестовников заметил недоумение Шихова и пояснил: -
На случай, если у нас наверху возникнут осложнения. В горах необходима
страховка.
     - Понятно.
     - Сколько  времени  понадобится,  чтобы  подобрать  людей  в  мою
группу? - спросил Крестовников.
     - Подобрать и подготовить, - уточнил Самохин. - Три-четыре часа.
     - Эти три-четыре часа я, с вашего разрешения, отдохну.
     - Устраивайтесь  здесь.  -  Самохин показал на диван с подушкой и
пледом. - Вам, товарищ майор, я предложу...
     - Успею.  Мне  в  разведку  не  идти.  - Шихов поднялся.  - Схожу
посмотрю, как устроились мои люди.
     - Я пройду с вами, - Самохин тоже встал.
     Люся проводила их взглядом до двери и взяла чайник.
     - Вам покрепче? - спросила она.
     - Погорячее.  - Крестовников внимательно  следил  за  бегущей  из
чайника струйкой. - Спасибо.
     Он пил чай молча, смакуя каждый глоток.
     - Олег  Михайлович!  -  не  выдержала  Люся.  - Возможно,  я буду
полезна в вашей группе?
     - Не думаю.
     - Хотя бы в эти трудные минуты не переносите на меня ваши счеты с
отцом...
     - О чем вы говорите?  - Крестовников  приподнял  брови.  -  Какие
счеты?  Разговор  о справедливых и несправедливых преподавателях очень
стар. Я тоже когда-то делил учителей на злых и добрых.
     - Вы  не  хотите  понять меня.  - Голос Люси задрожал.  - В такое
время одна я, здоровая студентка, сижу без дела.
     - Вынужденное бездействие тягостно.  Понимаю. - Тон Крестовникова
стал мягче.  - Но это  не  повод,  чтобы  идти  в  горы.  Разведка  не
времяпрепровождение,  а  необходимость.  А если вы вспомните,  сколько
времени нам отпущено на разведку,  то поймете,  что это  тяжкая,  даже
рискованная необходимость.  В таких условиях в горах нужны мужчины.  А
теперь...  Не примите мои слова  за  новое  проявление  моего  плохого
отношения к вам, но на отдых мне осталось меньше четырех часов.

     Весть о прорвавшемся в поселок танке бежала от дома к дому.  Люди
спешили в управление  комбината,  набились  в  коридоре,  в  приемной,
обступили Анну Павловну.
     Стоило Самохину выйти с Шиховым из кабинета,  как негромкий говор
в приемной затих.
     - Позвоните в комитет комсомола,  - сказал Самохин Анне Павловне.
-  Надо подобрать двух-трех крепких лыжников для группы Крестовникова.
- И обернулся к сидящему в углу трактористу: - Поедем.
     Самохин вышел из управления и поднялся в кабину тягача.
     Разрывая сугробы,  грузная машина двигалась по улице, оставляя за
собой широкую голубоватую канаву.
     У обогатительной  фабрики  тягач  остановился.  За   стеной   ее,
обращенной к Кекуру, выделялась на снегу уложенная углом высокая гряда
крупных валунов.  Промежутки между ними были забиты  камнями,  местами
заполнены цементом.
     Увиденное успокоило Самохина ненадолго.  Так защитить можно  лишь
основные промышленные сооружения. А жилье, дома? Ремонтно-механическая
мастерская?  Склады, гаражи, стоящие на отшибе от поселка, амбулатория
и детский сад? Все это растянулось на добрый километр. Не прикроешь.
     - В клуб, - отрывисто бросил Самохин водителю тягача.
     По пути  он  мрачнел  все  больше.  Парниковые  рамы  -  гордость
подсобного хозяйства - несколько дней не обметались.  Некоторые из них
не  выдержали  тяжести  снега,  провалились.  Скотный  двор  замело  с
наветренной стороны по окна,  а местами и по застреху.  В снегу  мягко
голубела траншея, промятая к силосной башне.
     У входа в клуб Самохин увидел Фетисову и Шихова.
     - Ждем  вас,  -  встретила  его  Фетисова.  - Хотим вместе с вами
потолковать с людьми.
     - Очень хорошо, - ответил Самохин и первым вошел в клуб.
     В ярко освещенном зрительном  зале  было  шумно.  Люди  сидели  в
верхней одежде, в шапках и походили на пассажиров, ожидающих посадки в
поезд. Воздух был напитан устоявшимся табачным чадом.
     - Вербованные.  -  Фетисова показала глазами на зал.  - Почти все
здесь собрались.
     - Не  только  вербованные.  -  Самохин  всмотрелся  в державшихся
особняком женщин.  Некоторые из них пришли с детьми  и  узлами.  -  Не
только...
     Хмурые лица, недобрая тишина насторожили Самохина.
     - Почему в помещении в верхней одежде?  - громко спросил он.  - В
шапках! С вещами! Как на вокзале!..
     - Что ж,  выходит,  нам и помощи не будет никакой? - перебила его
женщина с ребенком на руках.
     - Будет, - ответил Самохин. - Сами себе поможем.
     - Нечего нас уговаривать!  - злобно  бросил  кряжистый  детина  в
потертой стеганке. - Не маленькие. Видим, что на дворе творится.
     - Зачем уговаривать? - спокойно возразил Самохин. - Придет время,
прикажу выйти на работы...
     - Прежде чем приказывать,  обеспечьте нас!  - закричали в зале. -
Валенки дайте! Стеганки!
     - Какой из меня работник в  пальтушке?  -  подскочил  к  Самохину
курчавый  парень  в  узконосых туфлях.  - Полы путаются в ногах,  снег
гребут.
     - Вас   завербовали  для  работы  на  обогатительной  фабрике,  -
по-прежнему сдержанно ответил Самохин. - На работающих в цехах валенок
на  комбинате  нет.  Тут  и  спорить  не  о чем.  Надо будет - пойдете
работать.
     - Без валенок? - спросил курчавый. - На улице?
     - Что ж,  по-вашему,  когда буря  бьет  корабль,  матросы  калоши
требуют, чтобы ноги не промочить?
     Самохин увидел,  что вместо делового разговора его  затягивают  в
ненужные  и лишь раздражающие рабочих препирательства.  Сопровождаемый
недовольным гулом,  он поднялся на сцену,  выждал,  пока затих шум,  и
обратился к притихшему залу:
     - Одни трудятся на морозе по двенадцать часов в сутки,  а кое-кто
тут... санаторий устроил.
     - А ты посиди в этом санатории!  - закричали из зала.  - Давай  к
нам! Разговаривать легко, сверху-то!
     Самохин понял, что начал неудачно, хотел поправиться.
     - Минуточку!
     Договорить ему не дали.
     - Прежде чем требовать, обеспечьте людей!
     - Мы тоже знаем свои права!
     Чьи-то руки  взяли  его за плечи и отодвинули в сторону.  Самохин
оглянулся и увидел Фетисову.  Ее в поселке любили.  Старожилы помнили,
как  она  штукатурила  первые  здания,  мерзла  в  палатках  и  всегда
оставалась спокойной  и  ровной  в  обращении  с  товарищами.  Рослая,
по-мужски  широкая  в  кости,  с  красным,  обветренным лицом,  она не
боялась острого спора, умела озадачить противника неожиданным доводом,
простецкой на первый взгляд репликой.
     Фетисова вышла вперед.
     Шум в зале быстро спал.
     - Давай! - озорно крикнул кто-то. - Агитируй!
     В недружном хохоте неожиданно прозвучал вопрос Фетисовой:
     - У кого есть дети ясельного и дошкольного возраста?
     Над головами торопливо взметнулись руки.
     - Пройдите к сцене.  - Фетисова показала,  куда пройти,  и  снова
обратилась к залу: - У кого дети школьного возраста?..
     На этот раз она не успела закончить фразу,  как женщины торопливо
направились к сцене. Некоторые подталкивали перед собой детей.
     - Я понимаю,  почему вы пришли сюда, - обратилась к ним Фетисова.
- Работать в такое время, да еще и болеть душой за ребят...
     - Ишь  заливает!  -  закричали  из  задних  рядов.   -   Охмуряет
православных!
     Выкрики утонули  в  гуле,  из  которого  выделялись  злые  голоса
женщин, возмущенно одергивающих крикунов.
     - Начальник  комбината  принял  правильное  решение,  -  Фетисова
выждала,  пока зал затих,  - укрыть детей в безопасном месте.  Тогда и
родители смогут трудиться,  не оглядываясь на дом. Кончим нашу беседу,
пройдете со мной в фойе.  Там я объясню,  как собрать ребят и что дать
им с собой.
     Фетисова отошла  в  сторону.  Неподалеку  от  нее надежной опорой
сбились в плотную кучку женщины.
     На место Фетисовой вышел Шихов.
     - Демобилизованные  по  последнему  приказу  министра  обороны...
встать!
     В зале послышался неровный грохот. Поднялось человек тридцать.
     - Старшины, в проход.
     Из рядов вышел коренастый крепыш в ладно пригнанной шинели.
     - Постройте  демобилизованных  и  выведите сюда.  - Шихов показал
рукой влево от сцены.
     - Выходи строиться!  - привычно подал команду парень в шинели.  -
Разобраться по два.
     Он подровнял группу, вывел к сцене и доложил:
     - Товарищ майор!  Демобилизованные в  количестве  двадцати  шести
человек построены.
     - Вольно! - Шихов осмотрел стоящих парней и обернулся к залу. - А
теперь потолкуем с остальными. Вернее, с теми, кто не желает работать.
     - Да в чем работать-то!  -  вскочил  с  узла  курчавый  парень  и
выставил ногу в узконосой туфле: - Гляди!
     - Полно тебе,  - громко вмешалась Фетисова.  - Который  год  живу
тут,  а  не  видела  еще  дурачка,  чтоб  приехал  на Север в таких-то
бареточках.  - И, не давая возразить себе, закончила под одобрительный
смех: - Развяжи сидор свой. Развяжи! Если не будет в нем другой обуви,
сниму с себя валенки и отдам тебе.  При всех говорю.  Сниму!  Босая по
снегу пойду!
     - Давай,  давай!  -  закричали  со  всех  сторон  опешившему   от
неожиданности парню. - Разуй ее! Развязывай сидор!
     - Да идите вы!..  - Парень злобно  выругался,  и  это  прозвучало
признанием своей собственной вины.
     Пока в  зале  угасал  озорной  шумок,  Фетисова  быстро   сказала
Самохину:
     - Решайте с эвакуацией ребят.  Нельзя оставлять их в клубе. Какой
здесь покой! Матери будут бегать сюда надо и не надо...
     "Ты сама  за  меня  решила,  -  подумал  Самохин,  -   а   теперь
подкидываешь мне свое решение".
     - Делайте,  - согласился он. - Вы отвечаете за эвакуацию детей. -
И  обратился к залу:  - Вечером все незанятые на работах будут разбиты
на  аварийные  бригады.  Я  убежден,  что  все  честные  люди  помогут
сохранить предприятие...
     - А если найдутся нечестные? - Курчавый парень нагло уставился на
начальника  комбината.  -  Сачки?  Будут  сидеть  в клубе.  Что с ними
делать? Вот вопрос!
     - Пускай сидят,  - с неожиданным для всех спокойствием согласился
Самохин.  - Все работающие будут жить и питаться побригадно,  в домах.
Рабочему   человеку   надо  не  только  отдохнуть,  обогреться,  но  и
обсушиться. А где тут обсохнешь?
     Слова его были встре