ряло ход.
     Иван Кузьмич подскочил к переговорной трубке, связывающей рубку с
машинным отделением.  Вытащил из блестящего медного  раструба  пробку.
Дунул в него.
     - Кочемасов слушает.
     - Докладывай.
     - Бомба ударила небольшая, весом примерно...
     - Куда ударила? - перебил капитан. - Какие повреждения?
     - Бомба пробила подзор и разорвалась на фундаменте машины.
     - Короче.
     - Я не стану перечислять повреждения. Их много...
     - Не надо, - снова перебил капитан. - Проверьте и доложите: можно
исправить машину в море, самостоятельно?
     - Нечего  и  проверять,  -  ответил  старший  механик.  -  Машина
разбита. Люди тушат пожар.
     - Ясно.  -  Лишь сейчас Иван Кузьмич заметил стелющийся по палубе
дым и закрыл медной пробкой раструб переговорной трубки.
     Он увидел  в  дверях  запыхавшегося,  красного Корнея Савельича с
потертой кожаной сумкой с красным крестом.
     - Некогда мне,  некогда!  - отмахнулся здоровой рукой капитан.  -
Судно горит! - и выбежал из рубки.

КАТАСТРОФА

     Корней Савельич нагнал капитана на открытом переходе,  ведущем из
надстройки в радиорубку.  Корней Савельич повидал на своем веку всяких
пациентов. И когда капитан попробовал высвободить раненую кисть из его
рук, он грубовато прикрикнул:
     - Я спешу больше вас. Меня раненые ждут.
     Иван Кузьмич стиснул зубы и притих.
     В густеющих сумерках  невозможно  было  разобраться  в  том,  что
происходит  на палубе.  Прежде всего бросилась в глаза черная пробоина
над машинным отделением.  Из  нее  вырывался  дрожащий  столб  теплого
воздуха.  Матросы  окатывали  из  шлангов  радиорубку  и прилегающие к
машинному отделению стены надстройки.  Взрыв свалил дымовую  трубу,  и
она закрыла проход на корму.
     - Эй!  Кто там на корме?  - не  выдержал  Иван  Кузьмич.  -  Руби
бакштаги! Трубу за борт!
     Возле трубы  появились  два  матроса.  Послышались  удары,   лязг
металла о металл.
     Из дыма неожиданно вынырнул Анциферов.  Легко взбежал на переход.
Протирая тыльной стороной кисти, красные, слезящиеся глаза, всмотрелся
в сторону кормы.
     - Кончай поливать радиорубку! - закричал он. - Навались на трубу,
пока никого не придавило.
     Взгляд его   задержался   на  подвешенной  руке  Ивана  Кузьмича,
приметил розовые пятна крови, просачивающейся сквозь марлю.
     - В  котельную  огонь  не  прорвался,  -  сообщил он,  успокаивая
раненого капитана. - В машинном пламя сбили.
     - Сбили! - повторил Иван Кузьмич. - А дым? Хоть лопатой отгребай.
     - Маскировка!  -  с  невольно  прорвавшейся   гордостью   ответил
Анциферов.  - Дымовые шашки у меня всегда были наготове.  Для имитации
пожара.  Как ударила бомба,  вахтенный механик сразу запалил их.  Чтоб
остальные  два,  -  он  кивнул  вслед удалявшимся самолетам,  - нам не
добавили.
     Лишь сейчас Иван Кузьмич заметил,  что дым действительно какой-то
не очень едкий.
     - На помпе!  - закричал Анциферов. - Качай, качай! Рано загорать!
- и, так же неожиданно скатившись по трапу, пропал в дыму.
     С протяжным  гулом  рухнула  в  воду  дымовая  труба.  Лицо Ивана
Кузьмича исказилось.  Все летит  к  чертям!  Машина  разбита.  Замерли
грузовые стрелы,  руль,  лебедка,  брашпиль. Стынут трубы паропровода.
Омертвела "Ялта".
     - Руку  саднит?  -  Корней Савельич заметил,  как изменилось лицо
капитана. - Это от холода. Надо бы поглядеть, что в салоне.
     - Ступай  погляди,  - буркнул Иван Кузьмич,  разгадавший нехитрую
уловку Корнея Савельича. - Мое место здесь...
     Перебил его истошный выкрик снизу:
     - Вахрушева ранило... В голову!
     Корней Савельич  подхватил  санитарную  сумку  и  неловкой рысцой
затрусил на голос.
     Иван Кузьмич остался на переходе один.  В распоряжения Анциферова
вмешиваться не следовало.  Командовать двоим нельзя. Это лишь приведет
к бестолковщине, к сумятице. И уйти нельзя. Лучше, когда команда видит
капитана, пускай даже раненого, но уверенного и спокойного, на месте.
     - Иван  Кузьмич!  - подошла Зоя.  - Перед самым налетом я приняла
сообщение,  что  в  нашем  квадрате  укрылся  поврежденный  торпедными
катерами вражеский рейдер.
     - Запроси точнее...  - Иван Кузьмич беспокойно всмотрелся в  лицо
радистки. - Ты что?..
     - Рация разбита,  - тихо ответила Зоя  и  с  трудом  добавила:  -
Аварийная тоже.
     Из машинного  отделения  волоком  вытащили  кого-то  и  принялись
срывать с него тлеющую одежду.
     - Корнея Савельича!  - закричали на палубе.  - Корнея Савельича к
машинному!
     Иван Кузьмич почувствовал, что боль в руке усилилась. Придерживая
раненую кисть здоровой рукой, он спустился в салон.
     - Что делать-то будем?  - встретила его бледная Глаша.  -  Машина
разбита.  Пара-то  не  будет.  Света-то  не будет.  Померзнем все.  Ни
сготовить людям, ни чайку согреть...
     - Запричитала!  -  с  досадой  перебил  ее Иван Кузьмич.  - А еще
поморка!
     - Да я-то...
     - Вызови боцмана.
     Матвеичев вбежал   в  салон  с  закопченным  лицом,  в  опаленной
брезентовой куртке. Брови и усы его закурчавились от жара, порыжели.
     - Наладь-ка   в   салоне   камелек!  -  приказал  капитан.  -  Да
по-быстрому.  Покамест народ работает.  Трубу  выведи  в  иллюминатор.
Выход обложи асбестом. Чтобы новый пожар не устроить.
     Иван Кузьмич проводил боцмана до дверей и  обернулся  к  горестно
слушавшей поварихе:
     - На камельке ты и рыбки поджаришь и чайку вскипятишь.  Да и люди
согреются тут после вахты.
     - Какая уж теперь вахта! - протянула Глаша.
     - Покамест  в  порт  не  придем,  каждый  будет  нести  вахту,  -
недовольно остановил ее капитан. - Поняла?
     Ответить повариха  не  успела.  Дверь широко распахнулась.  Вошел
Корней Савельич.  За ним боком протиснулся в дверь матрос с  тюфяками.
Осторожно внесли двух раненых и обожженного кочегара.  Последним вошел
в салон третий штурман.  Он бережно,  как ребенка,  нес  неестественно
толстую, забинтованную руку.
     - Стели два тюфяка на пол,  -  распоряжался  Корней  Савельич.  -
Клади людей.
     - А если на скамьях? - спросил помогавший ему матрос.
     - Узки  скамьи,  -  ответил Корней Савельич.  - На полу спокойнее
будет.
     И придержал дверь, пропуская еще двух матросов с тюфяками.
     - Куда их  столько?  -  Иван  Кузьмич  кивком  показал  на  груду
тюфяков.
     - В каютах,  под полубаком,  уже иней на иллюминаторах, - ответил
Корней Савельич. - Придется людям располагаться здесь, по очереди, что
ли.  Да и...  - он понизил голос,  чтобы слышал его один капитан, - не
весело сейчас забиваться по каютам. На людях легче.
     - Пожалуй, - согласился Иван Кузьмич.
     Освещенный двумя  свечами салон казался тесным и работающие в нем
люди - неповоротливыми.  Они все время что-то теряли,  искали,  мешали
друг другу.
     - Зажги еще свечу, - сказал Корней Савельич Глаше.
     - Третью?
     - Да.
     - Ой,  беда,  беда!  - Повариха растерянно оглянулась. - Не знаю,
куда свечи-то сунула. Вот дура-то я беспамятная!
     - Найди и зажги, - строго повторил Корией Савельич.
     Глаша скрылась в темном  камбузе,  отделенном  от  салона  легкой
дощатой перегородкой.  Загремела посуда.  Послышались вздохи, жалобное
причитание.
     Третьей свечи Глаша так и не нашла.  В приметы она,  конечно,  не
верила. Но на всякий случай... Зачем испытывать судьбу? В такое время!

ПОСЛЕ ВЗРЫВА

     Темень укрыла подбитую "Ялту".  Прижатая  тяжелой  свинцово-сизой
тучей,  светлая  полоска над горизонтом тускнела.  О работах на палубе
нечего  было  и  думать.  Только  ручные  помпы  однообразно  чавкали,
откачивая  воду  из машинного отделения.  Нарушали мертвую тишину шаги
вахтенных да мерный всплеск волн у бортов.
     Шумно было лишь в машинном отделении. Огромное помещение освещала
горящая на стальных переходах  промасленная  пакля.  Багровые  отсветы
метались   по   потолку,  вспыхивали  на  истертых  ногами  до  блеска
металлических трапах,  отражались  в  прибывающей  воде.  Едкий  запах
горелого  масла  и  щелочи  от разряженных огнетушителей щипал глаза и
горло, мешал дышать.
     Матросы, стоя  по  колено  в  ледяной  воде,  загоняли деревянные
пробки в мелкие пробоины.  Второй механик с Пашей  и  Оськой  силились
ввести заостренный конец кола в большую пробоину.  Тугая струя била из
нее с огромной силой, отбрасывала кол в сторону.
     - Дай-ка я вперед стану.
     Оська поменялся местами с механиком,  встал первым и,  жмурясь от
бьющих в лицо брызг, подвел острие кола по борту к краю пробоины.
     - Товсь!  - Он набрал полную грудь воздуха и  хрипло  крикнул:  -
Р-разом!
     Три сильных тела навалились на кол.  Острый конец его врезался  в
край  тугой  струи,  сплющил  ее,  раздавил на десятки плоских плотных
струек.
     - Еще,  еще!  - Оська напрягся так,  что в пояснице хрустнуло.  -
Чуто-ок!
     Скользя сапогами  по  металлическому  настилу,  Оська  всем телом
навалился  на  кол.  Мелкие  струйки  били  в  плечи,   грудь,   секли
разгоряченное лицо, слепили...
     Позади глухо  бухнула  кувалда.  Оська   не   слышал   удара,   а
почувствовал его грудью, руками, всем телом, словно сросшимся с мокрым
колом.
     - Смелее бей! - прохрипел он.
     Еще удар,  отдавшийся по всему телу.  Еще.  Кол входил в пробоину
все глубже. Рваные края ее врезались в древесину, отдирая мелкие щепки
и вьющуюся стружку.
     Кол плотно   сидел   в   пробоине.  Оставалось  закрепить  его  и
законопатить последние щели.
     Оська выпрямился.  Сердце  стучало часто и сильно.  Мощные толчки
его отдавались в голове тягучим, непрерывным трезвоном.
     Рядом матросы  крепили пластырь из тюфяка,  закрывавший несколько
мелких пробоин.  Прижали  его  снаружи  дощатым  щитом.  Между  ним  и
стальной опорой забили толстую доску, намертво прихватившую пластырь.
     - Пробоины выше ватерлинии заделаем завтра,  -  послышался  голос
старшего  механика Кочемасова.  - А сейчас...  всем,  кроме вахтенных,
обсушиться,  отдохнуть.  Вторая вахта остается в машинном.  Следите за
пробоинами,  швами  обшивки.  Чуть  увидите  протечку  -  будите меня.
Случится что посерьезнее - бейте водяную тревогу.
     Оська тронул Пашу за плечо и сказал:
     - Пошли.
     Они с   трудом   втиснулись  в  переполненный  салон  и  стали  в
недоумении.
     Как и  предвидел  Корней Савельич,  в салоне,  освещенном робкими
огоньками двух свечей,  сбилась почти вся команда. Многие матросы были
мокры.  Но  пробираться  в  темноте  по палубе,  а затем искать ощупью
одежду и переодеваться в каюте не было сил.  И они жались к  камельку,
излучающему тепло; сбивались вокруг него все плотнее.
     Чад от жарящейся  на  сковородке  рыбы  смешался  с  едким  дымом
махорки, тяжелым запахом спецодежды и рыбацких сапог. Зато было тепло.
Тепло и тесно.  Невообразимо тесно.  Салон походил  на  бесплацкартный
вагон, где никто толком не поймет, как расположиться на ночь.
     Иван Кузьмич стоял у дверей,  не зная,  как держаться  в  чадном,
переполненном  людьми  салоне.  Хотелось  ободрить матросов,  поощрить
отличившихся...
     - Пропусти, - шепнули рядом. - Капитан!
     - Проходите, Иван Кузьмич, - обернулся к нему боцман. - Проходите
в капитанскую каюту.
     Матвеичев улыбнулся и черной от копоти рукой показал  на  стол  в
глубине салона.  Обычно там сидел капитан и командный состав траулера.
За столом на скамье виднелся скатанный тюфяк.
     - Правильно  сделал,  - одобрил боцмана Иван Кузьмич.  - Отдыхать
будем по очереди с первым помощником.
     - Некогда   спать,   -  ответил  сидевший  возле  раненых  Корней
Савельич.  - Тут зазевайся немного,  и кто-нибудь свалится на них  или
наступит.
     - Будете спать,  - твердо сказал  Иван  Кузьмич.  -  Не  захотите
по-хорошему - прикажу. Отдых входит в круг обязанностей моряка.
     - Есть,  - хмуро буркнул помполит,  рассудив, что командир должен
показывать подчиненным пример дисциплинированности.
     Иван Кузьмич пробрался  на  привычное  место  за  столом  и  стал
наводить  порядок.  Прежде  всего  он установил очередь на отдых.  Для
женщин выделил отдельный уголок - камбуз. Но как победить темноту?
     Со всех  сторон  слышались  голоса,  призывающие  к осторожности.
Толчея в салоне не уменьшалась. Стоило одному направиться к двери, как
толчки,  передаваясь  от  соседа  к  соседу,  волной  шли во все концы
помещения.
     Анциферов вызвал  из  салона  двух  крепких матросов.  Втроем они
спустили из  радиорубки  тяжелый  аккумулятор.  От  него  провели  три
маленькие  лампочки.  Первую  повесили  у камелька - поварихе,  вторую
возле раненых и последнюю над столом командного состава.
     Со светом   в   салоне   сразу   стало  просторнее.  Будто  стены
раздвинулись.  Матросы устраивались на ночь: на скамьях, на полу, даже
на столах. Были и такие, что заснули сидя. Усталость оказалась сильнее
тревоги,  неизвестности.  Скоро все притихло.  Слышалось лишь  шипение
сковородки на камельке.
     Последним заснул Анциферов.  Перед тем,  как лечь,  он, осторожно
ступая  между  плотно сбившимися на полу телами матросов,  погасил две
лампочки (энергию аккумулятора  следовало  беречь).  Одну  лампочку  -
возле  камелька - пришлось оставить.  Глаше надо было нажарить за ночь
рыбы на всю команду.  Какие-то крохи света падали  от  лампочки  и  на
раненых, на дежурившую возле них Зою. Остальным свет был не нужен.

ЧТО ПРЕДПРИНЯТЬ?

     - Итак...  -  Иван  Кузьмич  осмотрел  собравшихся  в  его  каюте
командиров.  Все сидели,  в шинелях и шапках, а Корней Савельич даже в
унтах.  -  Сообщения мы заслушали нерадостные.  Машина вышла из строя.
Рация повреждена. С продовольствием плохо. Придется жарить треску...
     - На  камельке?  -  покачал головой Анциферов.  - На сорок четыре
человека!
     - Сколько  же  у  нас  осталось хлеба?  - спросил старший механик
Кочемасов.
     - На двое суток,  - ответил капитан. - Что делать дальше? Давайте
решать. У кого есть соображения на этот счет?
     - В нашем положении возможны два варианта,  - поднялся Анциферов,
- пассивный - ждать спасения на судне и активный - посадить команду на
шлюпки и добираться до берега.
     - Двести миль?  - Корней Савельич приподнял мохнатые брови.  - На
веслах?
     - Это добрых пять суток, - вставил Кочемасов.
     - А ветер-то с востока, - значительно напомнил Корней Савельич.
     - Не ветер, - поправил Анциферов, - ветерок.
     - Вполне  достаточный,  чтобы  затруднить  движение на веслах,  -
сказал Кочемасов.  - А за пять суток полярная погода может измениться.
Ветер разгуляется или запуржит.
     - Не забывайте, что у нас раненые и обожженный, - напомнил Корней
Савельич. - Для них холод и вода - верная гибель.
     - Что же вы предлагаете? - резко спросил Анциферов. - Качаться на
волнах, пока нас не расстреляют с воздуха либо с моря?
     - С воздуха либо с моря нас могут расстрелять  и  на  шлюпках,  -
спокойно возразил Кочемасов. - Особенно ближе к берегу.
     - В  таком  случае  позвольте  напомнить  вам   одну   неприятную
особенность  дрейфа,  -  сказал Анциферов.  - В нашем квадрате укрылся
поврежденный вражеский рейдер. Встреча с ним... сами понимаете, к чему
может привести.
     - Разрешите,  Иван Кузьмич?  - поднялся Корней Савельич.  - Я  не
могу  согласиться,  товарищ Анциферов,  с вашим пониманием активного и
пассивного поведения на аварийном судне. Не могу!
     - Читайте уставы, - пожал плечами Анциферов.
     - Некогда! - отрезал Корней Савельич. - И незачем. Никакие уставы
и наставления не предусматривают ни нашего рейса, ни нашего положения.
А потому я полагаю,  что уход  с  траулера  нельзя  считать  активными
действиями. Плавучесть судна надежная...
     - Вполне, - подтвердил с места Кочемасов.
     - Где  мы  находимся,  в порту знают.  К нам придут.  Не могут не
прийти.
     - Успокаивает, - шепнул кто-то за его спиной.
     - Мы должны позаботиться не только о жизни экипажа,  - настойчиво
продолжал  Корней  Савельич,  -  но и сберечь почти сто пятьдесят тонн
трески в трюмах.
     - И   выполнить  нашу  основную  задачу,  -  добавил  капитан,  -
обследовать уловистость найденного желоба.
     - Не двигаясь с места? - спросил Анциферов.
     - Судно стоит,  но косяк-то движется,  - сказал  капитан.  -  Вот
только... как проверять уловистость? Не имея хода, тралить не будешь.
     - Придется вспомнить старину,  Иван Кузьмич,  - обернулся к  нему
Корней Савельич. - Ловить на поддев.
     - Глубина здесь свыше ста метров, - напомнил Анциферов.
     - Сто тридцать, - уточнил Иван Кузьмич.
     - Оборудуем маленький ярусок,  - не уступал Корней Савельич. - Мы
не  промышлять собираемся.  Нам лишь бы проследить:  движется косяк по
дну или нет. - Корней Савельич помолчал, ожидая поддержки. - Мы должны
не только искать спасение,  но и выполнить приказ. Сдается мне, что мы
нашли новый район промысла,  удаленный от активных  военных  действий.
Уйти из него, не разведав точно...
     - Все это верно.  - Иван Кузьмич, не скрывая удивления, посмотрел
на Корнея Савельича. - Где мы возьмем крючки? На ярус!
     - Найдем.
     - Где найдем?
     - Есть у нас любители ловить глупышей на удочку, - ответил Корней
Савельич.  - По военному времени и глупыш сходит за утку. С мясом-то в
Мурманске...  сами знаете.  - Он помолчал,  ожидая возражений,  и, уже
чувствуя победу, спокойно закончил: - Маленький ярусок оборудуем.
     - У двоих кочегаров есть крючки, - поддержал его Кочемасов.
     - Хорошо! - подхватил Корней Савельич.
     - Матвеичев собирался подкормить  семью  глупышатиной,  -  сказал
Иван Кузьмич. - Стало быть, и он запасся крючками.
     - Ярус ярусом,  - продолжал Корней Савельич уже как о решенном. -
Следует  еще  подумать:  куда поместить раненых?  Держать их в грязном
салоне...
     - Это  уже  другой  вопрос,  - остановил его капитан.  - Не будем
разбрасываться.
     - Принять   меры   для  размещения  раненых  надо  немедленно,  -
настаивал Корней Савельич.  - Сейчас же.  В салоне смрад,  чад. Дышать
нечем.
     - Сделаем.  - Иван Кузьмич поднялся. - Решение такое: остаемся на
судне.  Мы  давно  не  определялись.  Работая  с  тралом,  на курсе не
удержишься.  Местонахождение "Ялты"  отмечено  на  карте  наверняка  с
серьезным отклонением. Следовательно, и косяк нанесен на нее не точно.
Придется ловить солнце или звезды, чтобы определиться и уточнить место
дрейфа на планшете. Сейчас это для нас самое главное. Бездействовать в
ожидании солнца либо звезд мы не станем.  Наладим контрольный  лов  на
ярус.  Боцман оборудует помещение для раненых.  Полагаю,  что наиболее
удобной для изолятора будет моя каюта...  Старший  механик!  На  вашей
ответственности наблюдение за плавучестью судна. Анциферова я назначаю
старшим помощником.  Попрошу вас организовать наблюдение  за  морем  и
воздухом. И напомните вахтенным: теперь мы ищем на море и в воздухе не
только врагов, но и друзей - спасение.

НА ПАЛУБЕ

     Странно выглядела "Ялта" после взрыва  и  пожара:  без  трубы,  с
закопченными  шлюпками  и  простроченной  пулеметной  очередью лобовой
стеной рубки. Мрачно чернела пробоина над машинным отделением. В узком
проходе между надстройкой и бортом вились шланги, валялись разряженные
огнетушители,  чья-то затоптанная стеганка. Сваленную у рабочего борта
треску  силой  взрыва  сдвинуло,  и  она  вытянулась  косой  в сторону
полубака. Отдельные рыбины разлетелись в стороны, примерзли к палубе.
     Матросы разбились  на  кучки.  Возле опрокинутого рыбодела громко
ораторствовал неунывающий Оська.
     - Что  для  нас  хорошо и что плохо?  - Он недоумевающе приподнял
плечи и осмотрел своих слушателей.  - Я лично не знаю.  На этом  месте
нам  подпортили  машину.  А  может быть,  в двух-трех милях отсюда нас
поймала бы подводная лодка.  И  влепила  бы  нам  в  борт  хорошенькую
торпеду. Могло быть и так.
     - Брось заливать!  - Марушко цык