звитие.
Именно так и возникает, согласно Книге Бытия, срединный род; он пребывает
между временами, но поступательное движение неудержимо, а потому он
недолговечен, обречен гибели; всемирный потоп и вызывает его гибель. Именно
потоп и свидетельствует о подлинности столь своеобразно окрашенного
фрагмента повествования - он действительно восходит к праисторическому
преданию. В более поздние времена невозможно было изобрести ничего
подобного. Ярко мифологическая окрашенность и отличает этот рассказ от
последующего повествования о всемирном потопе, где все приближено к
позднейшему взгляду Моисея. Однако и Моисеево повествование позволяет
распознать подлинную причину потопа. Бога побуждает покрыть землю
губительным потоком воды то, что "велико развращение человеков на земле"
(Быт. 6, 5).

Однако здесь имеются в виду не злые мысли в обычном (моральном) смысле -
это показывает одно особенное выражение: Бог говорит, что склад, или
поэтический строй (figmentum), мыслей и помышлений людей был "зло" (5, 6).
Такое же выражение встречается в других местах, причем в контексте, который
не оставляет сомнений в его смысле. Так, обращаясь к Моисею, когда тому
подошло время умирать, Иегова говорит: "Итак, напишите себе слова песни
сей, и научи ей сынов Израилевых, [...] ибо Я введу их в землю [добрую],
как я клялся отцам их, [...] и они будут есть и насыщаться, и утучнеют, и
обратятся к иным богам, и будут служить им, а Меня отвергнут и нарушат
завет Мой, [...] Я знаю мысли их, которые они имеют ныне, прежде нежели Я
ввел их в [добрую] землю [...] " (Втор. 31, 19-21). А на последнем собрании
начальников царь Давид говорит Соломону: "И ты, Соломон, сын мой, знай Бога
отца твоего и служи Ему от всего сердца и от всей души, ибо Господь
испытует все сердца и знает все движения мыслей [строй всех помыслов]. Если
будешь искать Его, то найдешь Его, а если оставишь Его, Он оставит тебя
навсегда" (1 Пар. 28, 9). Так говорит царь Давид и в своей последней
молитве, когда он приготовил все к строительству храма: "Господи, Боже
Авраама, Исаака и Израиля, отцов наших! сохрани сие навек, сие расположение
мыслей сердца народа Твоего [такой строй помыслов в душе], и направь сердце
их к Тебе" (1 Пар. 29, 18). Согласно словоупотреблению, у всех этих слов
религиозное значение. Под строем мыслей, все более склоняющимся к дурному,
понимаются политеистические соблазны, которые проявляются все сильнее.

"Ной же обрел благодать пред очами Господа" (Быт. 6, 8), и Бог открыл ему
себя - все это лишь потому, что Ной был человек стойкий и "без премены",
как превосходно переводит Лютер, т. е. он не склонялся ко второму Богу в те
времена. Итак, соблазны политеизма приводят ко всемирному потопу. А каков
же итог? Что - все люди были истреблены и исчезли с лица Земли? Отнюдь нет.
Бог в конце концов и сам видит, что "помышление сердца человеческого - зло
or юности его" (Быт. 8, 21), ср. 6, 5; "от юности" - простое выражение
естественной, неодолимой склонности, и, именно по этой причине, решая не
поражать больше всего живущего, он сам признает, что человеческий род
нельзя было удержать от перехода к политеизму. Итак, в самом повествовании
Моисея потоп в конце концов, по своему результату,- это лишь граница двух
эпох, эпохи рода человеческого, сверхчеловечески могучего, и эпохи рода
совсем человеческого, повернувшегося в сторону всего человеческого и именно
оттого предающегося политеизму.

Сопоставим теперь повествование Моисеево с подобными же преданиями иных
народов! Если посмотреть, какие божества эти предания связывают с
истребляющим жизнь потопом, то это исключительно более поздние божества.
Так, согласно одному из преданий, потоп совершается во времена Кроноса,
заступившего в греческой мифологии место первозданного Бога, Урана. А в
сирийском Гиераполисе неподалеку от Евфрата, согласно подробному рассказу
Лукиана, находится храм, где всем показывали провал, в какой сошли воды
потопа,- этот храм был посвящен Деркето, сирийской Богине - первому
почитавшемуся среди множества имен женскому божеству, которым (как мы
увидим в дальнейшем) повсеместно опосредовался переход от первого ко
второму Богу, т. е. к настоящему многобожию. Если взвесить все это и, кроме
того, знать, какую роль играет вода во всех переходах от одного
господствующего принципа к другому - не только в естественной истории, но и
в мифологии (в Вавилоне из Евфрата выходит Оаннес, учащий человеческому
закону),- то распознаем в Ноевом потопе (даже признавая его материально
совершавшимся явлением) лишь природный знак великого поворотного пункта в
мифологии, за которым последовали - сам неудержимый переход, смешение
языка, многобожие с различными учениями о Богах, разделение человечества на
народы и государства: очевидно, что начала и побеги всего этого были
захвачены с собою еще из прежнего, допотопного времени, коль скоро уже в
первые века после потопа вся Передняя Азия была густо заселена людьми, не
только кочевниками, но и народами, объединившимися в государства, и коль
скоро уже во времена Авраама Вавилон был царством, на побережье
Средиземного моря обосновались торговцы-финикийцы, в Египте существовало
монархическое государство со всеми институциями такового и повсюду уже
возникли более или менее развитые мифологии.

Иное указание на это значение потопа как перехода к неодолимо наступающей
власти второго Бога содержит другая черта Моисеева повествования, согласно
которому Ной после потопа стал земледельцем и виноградарем (Быт. 9, 20). В
чем важность этого указания, покажет дальнейшее. До многобожия древнейшие
люди вели кочевой образ жизни. Ведь и для самых отдаленных потомков
наидревнейшего человеческого рода религиозным законом оставалось - не
возделывать землю, не насаждать виноградники. Это показывает пример
рехавитов, о которых рассказывает пророк Иеремия, ставя их своему народу в
образец постоянства, верности религии отцов; по рассказу пророка, он ставит
перед ними полные чаши вина, но те отвечают: "Мы вина не пьем; потому что
Ионадав, сын Рехава, отец наш, дал нам заповедь, сказав: "не пейте вина ни
вы, ни дети ваши, вовеки; и домов не стройте, и семян не сейте, и
виноградников не разводите, и не имейте их, но живите в шатрах во все дни
жизни вашей, чтобы вам долгое время прожить на той земле, где вы
странниками"" (Иер. 35, 6-7). Вы видите: это племя не принадлежало к
израильтянам, но во времена Навуходоносора поднялось в эту землю и,
отступая перед войском халдеев и сирийцев, заняло Иерусалим и осталось там,
это племя считает, что строить дома, т. е. селиться в прочных жилищах,
сеять семена, разводить виноградники искони воспрещено ему. Они говорят -
мы не пьем вина, ни мы, ни наши отцы, ни сыновья наши, ни дочери наши, и мы
не строим домов для жительства нашего, и у нас нет ни виноградников, ни
полей, а живем в шатрах (Иер. 35, 8-9); для них религией остается
воздерживаться от всего того, что греческая мифология славит по
преимуществу как дары второго Бога. Отсюда неимоверная долговечность
подобных племен - ведь еще во времена Нибура поблизости от Иерусалима жило
такое кочевое, верное этому закону племя, по всей вероятности потомки тех
самых рехавитов. То, что рассказал я о рехавитах, Диодор Сицилийский
рассказывает об арабском племени катафаров - они не сеют, не разводят
виноградников, не живут в домах. Если, следовательно, Ной после потопа
возделывает землю и насаждает виноградники, то это значит, что его тем
самым называют родоначальником нового племени людей - племени, которое уже
не живет в шатрах, но основывает поселения, возделывает землю, распадается
на народы, но именно поэтому не может не впасть в политеизм, неизбежный и
неудержимый.

Если теперь подвести итог всем изложенным фактам, то он будет таким: лишь
во втором, отмеченном именем Еноса человеческом роде отличают как такового
истинного Бога, т. е. постоянно единого и вечного,- его отличают от
первоначального Бога, который становится для сознания относительно-единым и
лишь преходяще-вечным; между тем созревает плод политеизма, человеческий
род не может по-прежнему оставаться сопряженным с первым Богом, который не
был ложным, но не был и безусловно истинным, не был Богом в его истине,-
надо освободиться от этого Бога, чтобы прийти к поклонению Богу в его
истине. Освободиться же можно лишь посредством второго Бога. В этом
отношении политеизм совершенно неизбежен, кризис же, вследствие которого
политеизм допущен и с которого начинается новый ряд развитии,- это и есть
всемирный потоп; лишь с этого момента обретается и отличение, и почитание
истинного Бога, что началось с Еноса, и обретается откровение, ведь оно и
может быть лишь откровением истинного Бога - откровением не человечеству
вообще, потому что таковое исчезло с лица Земли и распалось, и не народу
(прошу это заметить!), потому что все, что называется народом, уже
предалось политеизму,- нет, знание истинного Бога сохранилось лишь у
одного-единственного рода - такого, который остался вне народов. Ибо
человечество не просто разделилось на народы - оно разделилось на народы и
не-народы, хотя конечно же последние - отнюдь не то же самое, что вполне
гомогенное человечество; когда молоко свертывается, то не свернувшаяся
часть - это все равно не молоко. Особенностью названного рода и оказывается
то самое, что он не обратился в "часть", а тогда Бог, которого они
держались, стал их Богом. Когда отдельные народы как таковые вычленились из
человечества, для оставшихся умножилась притягательная сила чисто
натуральных, племенных отношений - эти отношения лишь теперь приобретают
энергию отъединения, тогда как сознанию племенных отношений до этого было
присуще значение сохранения связи каждого рода с целым, с совокупным
человечеством. Итак, истинная религия, равно как и откровение, обретается
не в человечестве и не в народе, но в таком роде, который остается в
стороне от путей народов и продолжает веровать в свою связанность с Богом
первоначальных времен. Родом этим был пошедший от Сима, сына Ноева, род
потомков Авраама; этот род противопоставляет себя народам вообще, с
которыми для него нерасторжимо связано побочное представление о
приверженцах иных Богов. Это понятие отнюдь не привязано к какому-то одному
слову, ибо там, где в наших переводах стоит слово "язычники", в еврейском
употреблены слова, которые означают просто "народы", ибо даже между словами
"ammim" и "gojim" нет в этом отношении никакого различия, как думают многие
из тех, кто знает, что современные евреи называют словом "gojim" все
нееврейские народы, прежде всего христианские. Древнееврейские писатели не
делают такого различия и даже свой собственный народ (а Израиль позднее сам
стал народом) иногда тоже называют goj. Связь понятий "политеизм" и
"народы" - мы лишь касались этой связи, теперь же я заявляю о ней как
последнем и окончательном подтверждении нашего взгляда на политеизм как
орудие разделения народов,- связь этих понятий столь глубоко запечатлелась
с самого начала в памяти этого рода, что он, даже давным-давно
превратившись в народ, продолжает называть приверженцев ложных Богов
"народами" попросту и без всякого уточнения,- словоупотребление,
характерное и для Нового завета, где язычников по-прежнему именуют
"народами" (e J n h ). Среди царей, на которых нападает со своими
сородичами Авраам, разбивая их наголову, среди всех прочих, кто
характеризуется названием своего народа или страны, упомянут и такой, кто
назван именем собственным, но при этом характеризуется лишь как царь
народов, т. е. языческий царь вообще. Итак, самих себя потомки Авраама
рассматривали не как принадлежащих к народу, рассматривали как не-народ, и
именно это и означает слово "евреи". Когда Авраам ведет войны с царями
народов, он впервые, по противоположности им, назван Haibri (ибри). И
позднее, за вычетом поэтического стиля, слово "евреи" прилагается к
израильтянам лишь по контрасту с народами. Итак, представляется, что само
имя должно было выражать отличие от народов. И Книга Бытия включает в свой
генеалогический перечень некоего Евера (10, 24; 11, 16), от которого в
шестом поколении будто бы происходит Авраам. Теперь все убеждены, что этот
Евер сам обязан своим существованием "евреям", как Дор и Ион греческих
сказаний - дорийцам и ионийцам. Ведь в этой же самой генеалогии названия
стран превращены в личные имена; так, к примеру, говорится: "Сыны Хама: Хуш
[Эфиопия], Мицраим [Египет] [...] " (10, 6), а о Ханаане сказано: "От
Ханаана родились: Сидон, первенец его [...]" (10, 15), но ведь Сидон - это
название известного города. Сейчас было бы неуместно суеверно почитать
букву. Название "евреев" невозможно возводить к случайному существованию
некоего Евера среди их пращуров, потому что такая генеалогия вовсе не
выражает противоположности "народам", как не выражает ее и то, что они
-"пришли из-за Евфрата". По форме это название - название народа, потому
что коль скоро появились народы, то и потомки Авраама стали как бы народом
в том же ряду, не будучи таковым по внутреннему существу; однако понятие,
вполне отвечающее, конгруэнтное постоянному употреблению названия по
контрасту с народами, возникает лишь тогда, когда его выводят из
соответствующего глагола, а этот глагол означает не просто "переходить"
(например, через реку), но и "проходить каким-то местом или местностью", он
вообще значит "проходить мимо". "Авраам Еврей" -это значит принадлежащий к
проходящим мимо, не связанным с постоянным местожительством, к кочевникам,
и сам праотец в Ханаане, "земле странствования отца своего", постоянно
именуется чужеземцем, ибо тот, кто не пребывает нигде, повсюду остается
чужеземцем, странником. Приверженность единому всеобщему Богу столь
последовательно приводится в связь с таким образом жизни, что об Иакове -
по контрасту с Исавом, охотником и земледельцем,- говорится, что он был
"кротким" (т. е., собственно, цельным, неразъятым) человеком и жил "в
шатрах" (Быт. 25, 27), когда же Израиль, единственным пастырем и царем
которого был дотоле Бог его отцов, требует от Самуила царя, "как у прочих
народов" (1 Цар. 8, 5), Бог говорит пророку: они поступают с тобой так,
"как они поступали с того дня, в который Я вывел их из Египта, и до сего
дня, оставляли Меня и служили иным богам" (8, 8).

Быть может, это покажется странным, однако важность этого перехода от
человечества к народам для всего нашего исследования извинит меня, если я
приведу такой пример противоположности народа и не-народа, который я, как
полагаю, нашел в очень позднюю эпоху. Ибо по крайней мере я могу считать
алеманнов (по всем, хотя и скудным, описаниям), появляющихся на границах
Римской империи во времена Каракаллы, подобно разбуженному и все
множащемуся рою, лишь частью германского человечества, лишь частью, какая
не определилась еще к своему бытию народом и потому столь поздно выступает
на исторической сцене. Название алеманов вполне с этим согласуется - думать
ли при этом о слове "alamanas", которое в некоторых фрагментах готского
перевода Нового завета означает лишь вообще "человека" (если приписывать
ала такое в сущности отрицательное значение, то алеманы - это либо племя
без имени, еще не ставшее народом и именно по этой причине не замкнутое в
определенные границы,- в этом случае маркоманны были бы противоположностью
им), или о слове "Alinende" - необработанный, пустой участок земли, которым
пользуются как пастбищем и который является собственностью не одного лица,
а общины. Решительная неприязнь алеманнов к существованию по способу
народов засвидетельствована (еще и в более поздние времена) глубоко
укоренившейся в них склонностью к вольной жизни, к независимости,
ненавистью их к городам, на которые они смотрят как на могилы, где человек
заживо хоронит себя (Ammian. Marcell. XVI, 2), их разрушительной яростью,
направленной против римских поселений. Напротив того, если безусловно
необходимо отказаться от объяснения названия немцев - Deutsche - как
паронимии (Teutsche - потомки Теута), a thiod значит "народ", то немцы и
будут германцами, которые уже обособились как народ, что, как
представляется, явствует из употребительного начиная с VII века слова
"theotiscus, theotisce", в каком все еще заметна сопряженность с "народом".
Наверняка стоило бы положить силы на то, чтобы заново исследовать с точки
зрения такой противоположности все когда-либо упоминавшиеся имена
германских народов и народностей. Не менее того такое различение могло бы
помочь устранить противоречия, касающиеся германского учения о Богах и
существующие в этом отношении, например, между Юлием Цезарем и Тацитом.

Мы дошли теперь в истории религиозного развития, как записана она в самих
же книгах Моисеевых (на которые опирается любое утверждение относительно
откровения), до такого момента, когда познание истинного Бога сохраняется
лишь у одного рода - этот род остался вне народов, противоположен им и
постольку еще репрезентирует чистое человечество. Именно этому роду, и
только ему, принадлежит теперь откровение, и именно в нем можно настолько
ясно и определенно распознать предпосылки чего бы то ни было откровенного,
что мы неизбежно должны уделить особое внимание потомкам Авраама, чтобы со
всей полнотой ответить на вопрос, который послужил исходным пунктом нашего
последнего изыскания. Вопрос, как известно, исходил из следующего -
"предвосхитило" ли откровение политеизм. В нашем исследовании мифологии -
так, как оно начато и ведется нами,- невозможно было оставить в стороне
откровение; ведь вообще ничего нельзя понять по отдельности, изолированно,
все становится понятным лишь в большом, всеобщем контексте, и это верно как
относительно самого же откровения, так и относительно мифологии. Теперь же
из ранее установленного нами следует, что первый человеческий род почитал
истинного Бога implicite, а именно в относительно-едином Боге, не отличая
его как такового. Откровение же - это как раз манифестация истинного Бога
как такового, манифестация, к которой этот первый человеческий род не был
восприимчив именно потому, что не нуждался в таком отличении. О втором же
человеческом роде говорится, что тут стали призывать истинного Бога - звать
его по имени, т. е. отличили его как такового,- тем самым дана возможность
откровения, но дана не прежде того, как появляются первые соблазны
политеизма. Самая выдающаяся фигура - это Ной, с которым общается истинный
Бог, однако в это же самое время неудержимо наступает политеизм, сам
всемирный потоп есть лишь переход от века многобожия подавляемого к веку
неудержимо рвущегося наружу и изливающегося на все человечество многобожия.
В следующем же ныне роде - в котором сохранились монотеизм в собственном
смысле слова, познание истинного Бога и вместе с тем откровение,- очевидно,
самым определенным образом должны быть распознаны условия, при которых
могла существовать подобная сопряженность с Богом истинным. Вы с таким
участием следили за всеми предыдущими дедукциями, что на такое же внимание
я смею рассчитывать и в заключительной части, которая только и приведет к
удовлетворительному результату.

Что же касается теперь монотеизма и сопряженности с Богом, сиянием славы
которого чело Авраама окружено не только в Ветхом завете, но и в сказаниях
всего Востока (там его единодушно именуют "другом Господа"),- позднейший
вымысел не мог бы породить такого взаимосогласия традиций,- то я вначале и
прежде всего хочу привлечь ваше внимание к тому постоянству, с которым
Книга Бытия говорит об Иегове (и, по-моему, никогда об элоим), что он
являлся Аврааму, Исааку и Иакову, одно это уже предполагает, что он не был
непосредственным содержанием их сознания, как думают те, кто выдвигают
откровение как абсолютно первый принцип объяснения. Не менее примечательно
и то, что в значительные моменты жизни праотцы "призывают" Иегову - зовут
его по имени, как зовут того, кого хотят либо удержать, либо позвать к
себе. Коль скоро Иегову только зовут, а о