ности,
состоящие из единил,. Ибо определение есть-де некоторого рода число: ведь
оно делимо и именно на неделимые части (ведь обозначения сути (1оgоi) не
беспредельны), а таково число. И так же как если от числа отнять или к нему
прибавить что-то из того, из чего оно состоит, оно уже не будет тем же
числом, хотя бы была отнята или прибавлена даже самая малая величина, точно
так же определение и суть бытия вещи не будут темп же самыми, если
что-нибудь будет отнято или прибавлено. И число должно быть чем-то таким, в
силу чего оно едино; а эти философы не в состоянии теперь указать, в силу
чего оно едино, если оно действительно едино (ведь или оно не сдано, а
подобно груде, или, если оно действительно едино, надо указать, что именно
делает из многого единое). И точно так же определение едино, но равным
образом и относительно него они не могут указать, в силу чего оно едино. А
это вполне естественно, ибо основание единства для определения то же, что и
для числа, и сущность есть единое в указанном смысле, а не так, как говорят
некоторые, будто она некая единица или точка, - нет, каждая сущность есть
осуществленность и нечто самобытное (рhуsis). И так же как определенное
число не может быть большим или меньшим, точно так же не может быть такой
сущность как форма, разве только сущность, соединенная с материей. Итак,
ограничимся вот этими разъяснениями относительно возникновения и
уничтожения того, что называется сущностью, в каком смысле это возможно и в
каком нет, и равным образом относительно сведения сущности к числу.

.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Что же касается сущности материальной, то не надо упускать из виду, что,
если даже все происходит из одного и того же первоначала или из одних и тех
же первоначал и материя как начало всего возникающего одна и та же, тем не
менее каждая вещь имеет некоторую свойственную лишь ей материю, например:
первая материя слизи - сладкое и жирное, желчи - горькое или еще
что-нибудь, хотя, гложет быть, они происходят из одной и той же материи. А
несколько материй бывает у одного и того же тогда, когда одна материя есть
материя для другой, например: слизь возникает из жирного и сладкого, если
жирное возникает из сладкого, а из желчи возникает слизь, поскольку желчь,
разлагаясь, обращается в свою первую материю. Ибо одно возникает из другого
двояко - или оно есть дальнейшее развитие другого, или это другое
обратилось в свое начало. С другой стороны, из одной материи могут
возникать различные вещи, если движущая причина разная, например из дерева
- и ящик и ложе. А у некоторых вещей, именно потому, что они разные,
материя необходимо должна быть разной, например: пила не может получиться
из дерева, и это не зависит от движущей причины: ей не сделать пилу из
шерсти или дерева. Если поэтому одно и то же может быть сделано из разной
материи, то ясно, что искусство, т. е. движущее начало, должно быть одно и
то же: ведь если бы и материя и движущее были разными, то разным было бы и
возникшее. Так вот, если отыскивают причину, то, поскольку о ней можно
говорить в разных значениях, следует указывать все причины, какие возможно.
Например: что составляет материальную причину человека? Не месячные ли
выделения? А что - как движущее? Не семя ли? Что - как форма? Суть его
бытия. А что - как конечная причина? Цель (и те и другое, пожалуй, одно и
то же). А причины следует указывать ближайшие;


КНИГА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Итак, сказано о сущем в первичном смысле, т. е. о том, к чему относятся все
другие роды сущего, именно о сущности. Ибо все другое обозначают как сущее,
связывая его с мыслью о сущности: количество, и качество, и все остальное,
о чем говорится как о сущем; в [мысли о) каждом из них должна содержаться
мысль о сущности, как мы указали в наших предыдущих рас суждениях. А так
как о сущем говорится, с одной стороны, как о сути вещи, качестве или
количестве, С другой - в смысле возможности и действительности, или
осуществлении, то исследуем также более подробно различие между
возможностью и действительностью; и прежде всего между нею и возможностью в
самом собствен ном смысле слова, который, однако, не имеет значения для
нашей настоящей цели. Ибо "возможность" и "действительность" простираются
не только на находящееся в движении. Но, после того как мы скажем о
возможности в этом смысле, мы при определении действительности, или
деятельности, разъясним и другие значения возможности.

В другом месте мы уже разбирали, что "возможность", или "способность", и
"мочь" имеет различные значения. Оставим без внимания все то, что есть
способность только по имени. Ведь в некоторых случаях о ней говорится лишь
по некоторому сходству, как, например, в геометрии мы говорим о чем-то как
о способном и неспособном, поскольку оно некоторым образом есть или не есть
[такое-то]. А все способности, относящиеся к одному и тому же виду, суть
некоторые начала и называются способностями по их отношению к одной первой
способности, которая есть начало изменения вещи, находящееся в другом или в
ней самой, поскольку она другое. А именно: это, во-первых, способность
претерпевать как заложенное в самой претерпевающей вещи начало
испытываемого ею изменения, вызываемого другим или ею самой, поскольку она
другое; это, во-вторых, обладание невосприимчивостью к худшему и к тому,
чтобы быть уничтоженным чем-то другим или самой вещью, поскольку она
другое, через начало, вызывающее изменение. Во всех этих определениях
содержится мысль о первой способности. Далее, эти способности означают
способности либо вообще делать или претерпевать, либо делать или
претерпевать надлежащим образом, так что в мысли о них так или иначе
содержатся мысли о способностях, указанных раньше.

Итак, ясно, что в некотором смысле способность действовать и претерпевать -
одна (ибо нечто способно и потому, что оно само имеет способность
претерпевать, и потому, что другое способно претерпевать от него), а в
некотором она разная: ведь одна из них находится в претерпевающем (ибо
претерпевающее претерпевает - причем одно от другого - потому, что в нем
есть некоторое начало, а также потому, что и материя есть некоторое начало:
жирное воспламеняемо, и определенным образом податливое ломко, и точно так
же в остальных случаях), а другая - в действующем, например теплое и
строительное искусство: первое - в могущем нагревать, второе - в способном
строить. Поэтому, если в вещи то и другое от природы сращено, она сама не
претерпевает от самой себя, ибо она одна, а не разное. Равным образом и
неспособность и неспособное - это лишенность, противоположная такого рода
способности, так что способность всегда бывает к тому же и в том же
отношении, что и неспособность. А о лишенности говорится в различных
значениях. А именно: она означает, во-первых, что нечто чего-то не имеет;
во-вторых, что хотя чему-то свойственно иметь что-то от природы, однако оно
не имеет его - или вообще, или тогда, когда ему свойственно иметь его, при
этом либо определенным образом, например полностью, либо каким-нибудь
[другим] образом. В некоторых же случаях мы говорим о лишении тогда, когда
то, что от природы свойственно иметь, отнимается насильно.

ГЛАВА ВТОРАЯ

А так как одни начала этого рода имеются в вещах неодушевленных, другие - в
одушевленных и в душе, причем у души - в ее разумной части, то ясно, что и
из способностей одни будут не основывающиеся на разуме, другие -
сообразующиеся с разумом. Поэтому все искусства и всякое умение творить
суть способности, а именно: они начала изменения, вызываемого в другом или
в самом обладающем данной способностью, поскольку он другое.

И одни и те же способности, сообразующиеся с разумом, суть начала для
противоположных действий, а каждая способность, не основывающаяся на
разуме, есть начало лишь для одного действия; например, теплое - это начало
только для нагревания, врачебное же искусство - для болезни и здоровья.
Причина этого в том, что знание есть уразумение, а одним и тем же
уразумением выясняют и предмет, и его лишенность, только не одинаковым
образом, и в некотором смысле оно имеет дело с тем и с другим, а в
некотором смысле - больше с действительно существующим; так что и такого
рода знания хотя и должны быть направлены на противоположности, но на одну
- самое по себе, а на другую - не самое по себе, ибо первую уразумевают как
самое по себе, а вторую - в известной мере при входящим образом, ибо
противоположное [первой] объясняют через отрицание и удаление; в самом
деле, противоположное - это основная лишенность, а она и есть удаление
одной из обеих противоположностей. И так как противоположности не
существуют в одном и том же, знание же есть способность уразумения, а душа
обладает началом движения, то в то время как полезное для здоровья вызывает
только здоровье, способное нагревать - только тепло и способное охлаждать -
только холод, сведущий же-то и другое. Ибо уразумение касается и того и
другого, хотя не одинаково, и находится в душе, обладающей началом
движения; так что тем же началом душа будет двигать то и другое, связывая
их с одним и тем же. Поэтому способное к уразумению действует
противоположно (тому, как действует неспособное к уразумению), ибо
противоположности объемлются одним началом - разумом.

Ясно также, что способности делать или претерпевать надлежащим образом
сопутствует способность просто делать или претерпевать, но этой способности
первая - не всегда: ведь тот, кто делает надлежащим образом, должен также и
делать, по тот, кто просто делает, не обязательно делает и надлежащим
образом.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Некоторые, однако (например, мегарцы), утверждают, что нечто может
действовать только тогда, когда оно действительно действует, когда же не
действует, оно и не может действовать; например, тот, кто не строит дом, не
может строить дом, а это может [лишь] тот, кто его строит, когда он его
строит,- и подобным же образом во всех других случаях. Нелепости, которые
следуют отсюда для них, нетрудно усмотреть. Ведь ясно, что ни один человек
в таком случае не будет и строителем дома, если он сейчас дом не строит
(ведь быть строителем дома - значит быть в состоянии строить дом); и так же
будет обстоять дело и с другими искусствами. Если же нельзя обладать такими
искусствами, не научившись им когда-то и не усвоив их, и точно так же -
перестать обладать ими, иначе как утратив их когда-то (либо из
забывчивости, либо из-за несчастного случая, либо от продолжительности
времени, во всяком случае не из-за уничтожения предмета - он ведь
существует всегда), то может ли быть, чтобы человек больше не обладал
искусством, а затем сразу же начал строить, каким-то образом приобретя его?
И точно так же обстояло бы дело с неодушевленными предметами: ведь ни одна
вещь не будет холодной, или теплой, или сладкой и вообще чувственно
воспринимаемой, если ее не воспринимают чувствами. И потому им придется
соглашаться с учением Протагора. Но и чувственным восприятием не будет
обладать ни одно существо, если оно не будет воспринимать чувствами и не
будет деятельным. Если поэтому слеп тот, у кого нет зрения, хотя ему от
природы свойственно иметь его и именно в то время, когда это ему
свойственно, и, далее, так, [как подобает], то одни и те же люди будут
слепыми по нескольку раз в день и глухими точно так же.

Далее, если неимеющее возможности - это то, что лишено возможности, то
получается, что то, что еще не произошло, не будет иметь возможность
произойти; если же о не имеющем возможности произойти утверждают, что оно
есть или будет, то говорят неправду (ведь именно это означало "не имеющее
возможности"), и, следовательно, такие взгляды отвергают и движение и
возникновение. В самом деле, то, что стоит, всегда будет стоять, и то, что
сидит,- сидеть; раз оно сидит, оно не встанет, ибо невозможно, чтобы встало
то, что не имеет возможности встать. Если поэтому утверждать такое
недопустимо, то ясно, что возможность и действительность - не одно и то же
(между тем приведенные взгляды отождествляют возможность и
действительность, а потому и пытаются опровергнуть нечто немаловажное); так
что вполне допустимо, что нечто хотя и может существовать, однако не
существует, и хотя может и не существовать, однако существует, и точно так
же относительно других родов сущего - то, что может ходить, не ходит, а то,
что может не ходить, ходит. А может то, для чего не будет ничего
невозможного в осуществлении того, для чего, как утверждают, оно имеет
возможность. Я разумею, например, если что-то может сидеть и ему случается
сидеть, то, если оно на самом деле сидит, в этом не будет ничего
невозможного. И точно так же, если что-то способно быть приведенным в
движение или приводить в движение, остановиться или остановить, быть или
возникать, не быть или не возникать.

А имя energeia, связываемое с entelecheia, перешло и на другое больше всего
от движений: ведь за деятельность больше всего принимают движение.
Поэтому-то несуществующему и не приписывают движения, а приписывают ему
другое, например что несуществующее есть мыслимое или желаемое, но не
утверждают, что оно приводимо в движение, и это потому, что иначе оно было
бы в действительности, не будучи в действительности. В самом деле, среди
несуществующего что-то есть в возможности; но оно не есть, потому что оно
не есть в действительности.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Если возможное таково, как было указано, или согласуется [со сказанным],
то, очевидно, не может быть правильно утверждение, что вот это возможно, но
не произойдет, так что в этом случае ускользало бы от нас,

что значит невозможное. Я имею в виду, например, если бы кто, не принимая
во внимание, что значит невозможное, сказал, что диагональ может быть
измерена [стороною квадрата), но никогда измерена не будет, потому что
ничто-де не мешает, чтобы нечто, имеющее возможность быть или возникнуть,
не было ни теперь, ни в будущем. Однако из установленного выше вытекает с
необходимостью, что если мы и предположим существование или возникновение
того, чего нет, но что может быть, то в этом не будет ничего невозможного;
в приведенном же примере будет как раз случай невозможности, потому что
соизмеримость диагонали [со стороной квадрата] невозможна. Дело в том, что
ложное и невозможное - не одно и то же: ведь то, что ты стоишь сейчас, -
это ложно, но не невозможно.

Вместе с тем ясно также, что если при наличии А необходимо существует Б, то
и при наличии возможности существования А необходима и возможность
существования Б. В самом деле, если возможность Б не необходима, то ничто
не мешает, чтобы было возможно, что Б не существует. Допустим, что А
возможно. Стало быть, если А возможно, то не вытекало бы ничего не
возможного, если бы было принято, что А есть. Тогда и Б необходимо есть.
Между тем было предположено, что оно невозможно. Допустим, что Б
невозможно. Если же невозможно, чтобы Б было, то необходимо, чтобы и А было
невозможно. Но ведь А было возможно, значит, и Б. Итак, если А возможно, то
и Б будет возможно, если только отношение между ними таково, что при
существовании А необходимо существование Б. Стало быть, если при таком
отношении между А и Б существование Б невозможно, если А возможно, то
значит, А и Б не будут находиться в том отношении, как было принято; и если
при наличии возможности А необходима и возможность Б, то, если есть А,
необходимо есть и Б. Ибо утверждение, что необходимо, чтобы Б было
возможно, если возможно А, означает, что если, когда и каким образом
возможно существование А, тогда и таким же образом необходимо и
существование Б.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Все способности долятся на врожденные (например, [внешние] чувства),
приобретаемые навыком (например, способность игры на флейте) и приобретаемые

через обучение (например, способность к искусствам). И чтобы иметь одни из
этих способностей-те, которые приобретаются навыком и разумением,
необходимы предварительные упражнения, а для способностей другого рода и
способностей к претерпеванию такие упражнения не необходимы.

А так как то, что способно, способно к чему-то, в какое-то время и каким-то
образом (добавим также все остальное, что необходимо при точном
определении), и так как одни способны производить движение согласно разуму
и их способности сообразуются с разумом, другие не наделены разумом и их
способности не основываются на разуме, причем первые способности должны
быть в одушевленном существе, а вторые - и в одушевленных существах и в
неодушевленных предметах, то, когда действующее и претерпевающее приходят в
соприкосновение соответствующим их способностям образом, одна из
способностей второго рода необходимо действует, а другая претерпевает, а
при способностях первого рода это не необходимо. Ибо каждая способность
второго рода производит лишь одно действие, а первого рода может
производить и противоположные действия, так что [если бы эти способности
проявлялись с необходимостью], то они производили бы в одно и то же время
противоположные действия; но это невозможно. Вот почему решающим должно
быть что-то другое, я имею в виду стремление или собственный выбор. К чему
из двух решительно стремится существо, то оно, когда это представляется
возможным, и делает соответствующим способности образом и приходит в
соприкосновение с претерпевающим. Поэтому всякий раз, когда способное
действовать согласно разуму стремится к тому, способность к чему имеет, и в
той мере, в какой оно способно, оно необходимо делает именно это; а
способно оно действовать, когда претерпевающее налицо и находится в
определенном состоянии; иначе оно действовать не может (а уточнять еще,
добавляя "при отсутствии какого-либо внешнего препятствия", уже нет никакой
надобности: ведь речь идет о способности в том смысле, в каком она
способность к действию, а такова она не во всех случаях, а при определенных
условиях, одно из которых - устранение внешних препятствий: их исключает
нечто, содержащееся в определении [способности]). Поэтому и не может
кто-либо совершить в одно и то же время два [различных] или противоположных
действия, если бы даже и хотел и желал этого: ведь способностью к ним он
обладает не таким образом, и нет способности делать в одно и то же время
противоположное одно другому, ибо то, к чему кто-либо способен, он будет
делать так, [а не иначе].

ГЛАВА ШЕСТАЯ

После того как было сказано о способности - той, о которой идет речь как о
связанной с движением, укажем, что такое действительность и какова она.
Ведь если мы разберем это, нам в то же время станет ясно и то, что мы как о
способном говорим не только о том, чему от природы свойственно приводить в
движение другое пли быть приведенным в движение другим (будь то вообще или
определенным образом), но и в другом смысле, из-за которого мы и разобрали
указанные раньше значения способности. Итак, действительность - это
существование вещи не в том смысле, в каком мы говорим о сущем в
возможности (а как о сущем в возможности мы говорим, например, об
[изображении] Гермеса, что оно в дереве, и о половинной линии, что она в
целой линии, потому что ее можно отнять, и точно так же и того, кто [в
данное время] не исследует, мы признаем сведущим, если он способен
исследовать), а в смысле осуществления. То, что мы хотим сказать,
становится в отдельных случаях ясным с помощью наведения, и не следует для
каждой вещи искать определения, а надо сразу замечать соответствие, а
именно: как строящее относится к способному строить, так бодрствующее
относится к спящему и видящее к закрывающему глаза, но обладающему зрением,
выделенное из материи к этой материи, обработанное к необработанному. И в
этом различии одна сторона пусть означает действительность, другая -
возможное. Не обо всем говорится в одинаковом смысле, что оно есть в
действительности, разве только в смысле соответствия одного другому, а
именно: как одно находится в другом или относится к другому, так третье
находится в четвертом или относится к четвер