что мне целовать,
	как одному на свете танцевать,
	как хорошо плясать тебе уже,
	покуда слезы плещутся в душе.

	ВсЈ мальчиком по жизни, всЈ юнцом,
	с разбитым жизнерадостным лицом,
	ты кружишься сквозь лучшие года,
	в руке платочек, надпись "никогда".

	И жизнь, как смерть, случайна и легка,
	так выбери одно наверняка,
	так выбери с чем жизнь свою сравнить,
	так выбери, где голову склонить.

	ВсЈ мальчиком по жизни, о любовь,
	без устали, без устали пляши,
	по комнатам расплескивая вновь,
	расплескивая боль своей души.

		7. Комментарий

	Вот наш Поэт, еще не слишком стар,
	он говорит неправду, он устал
	от улочек ночных, их адресов,
	пугающих предутренних часов,
	от шороха дождя о диабаз,
	от редких, но недружелюбных глаз,
	от рева проносящихся машин,
	от силуэтов горестных мужчин
	здесь, в сумраке, от беспокойных слов,
	Бог знает от чего. И от себя.
	Он говорит: судьба моя, судьба
	брести всю жизнь по улицам другим
	куда-нибудь, к друзьям недорогим,
	а может быть, домой сквозь новый дождь,
	и ощущать реку, стекло и дрожь
	худой листвы, идти, идти назад,
	знакомый и обшарпанный фасад,
	вот здесь опять под вечер оживать,
	и с новой жизнью жизнь свою сшивать.

	Все таковы. Да, все слова, стихи,
	вы бродите средь нас, как чужаки,
        но в то же время - близкие друзья:
	любить нельзя и умирать нельзя,
        но что-нибудь останется от вас, -
        хотя б любовь, хотя б - в последний раз,
	а может быть, обыденная грусть,
	а может быть, одни названья чувств.

	Вперед, друзья. Вперед. Adieu, tristesse. *(2)
	Поговорим о перемене мест,
	поговорим о нравах тех округ,
        где нету нас, но побывал наш друг -
	печальный парень, рыцарь, доброхот,
	известный вам идальго Дон Кихот.

		8. Романс Дон Кихота

	Копье мое, копье мое, копье,
	оружие, имущество мое,
	могущество мое таится в нем,
	я странствую по-прежнему с копьем,
	как хорошо сегодня нам вдвоем.

	О чем же я. Ах, эти города,
	по переулкам грязная вода,
	там ничего особого, о да,
	немало богачей встречаю я,
	но нет ни у кого из них копья!

	Копье мое, копье мое, копье,
	имущество, могущество мое,
	мы странствуем по-прежнему вдвоем,
	когда-нибудь кого-нибудь убьем,
	я странствую, я странствую с копьем.

	Что города с бутылками вина,
	к ним близится великая война,
        безликая беда - и чья вина,
	что городам так славно повезло.
        [Как тень людей - неуязвимо зло!]

	Так что же ты теперь, мое копье,
	имущество мое, дитя мое.
	Неужто я гляжу в последний раз,
	кончается мой маленький рассказ,
	греми на голове, мой медный таз!

	Отныне одному из нас конец!
	Прощай, прощай, о Санчо, мой мудрец,
	прощайте все, я больше не могу,
	блести, мой таз, как ангельский венец,
	по улице с несчастьями бегу.

		9. Комментарий

	Смешной романс. Да, все мы таковы,
	страдальцы торопливые, увы,
	ведь мужество смешно, забавен страх,
	легко теперь остаться в дураках.
	Пойди пойми, над чем смеется век,
	о, как тебе неловко, человек.

	Так где-то на рассвете в сентябре
	бредешь в громадном проходном дворе,
	чуть моросит за чугуном ворот,
	сухой рукой ты вытираешь рот,
	и вот выходишь на пустой проспект,
	и вдоль витрин и вымокших газет,
	вдоль фонарей, оград, за поворот
	все дальше ты уходишь от ворот,
	в которых всЈ живут твои друзья,
	которых ни любить, ни гнать нельзя,
	все дальше, дальше ты. И на углу
	сворачиваешь в утреннюю мглу.

	Ступай, ступай. И думай о себе.
	В твоей судьбе, как и в любой судьбе,
	переплелись, как теплые тела,
	твои дела и не твои дела
	с настойчивой усталостью души.
	Ты слышишь эту песенку в тиши:

		Вперед-вперед, отечество мое,
		куда нас гонит храброе жулье,
		куда нас гонит злобный стук идей
		и хор апоплексических вождей.

	Вперед-вперед, за нами правота,
	вперед-вперед, как наша жизнь верна,
	вперед-вперед, не жалко живота,
	привет тебе, счастливая война.

		Вперед-вперед, за радиожраньем,
		вперед-вперед, мы лучше всех живем,
		весь белый свет мы слопаем живьем,
		хранимые лысеющим жульем,

	хвала тебе, прелестный белый свет,
	хвала тебе, удачная война,
	вот я из тех, которым места нет,
	рассчитывай не слишком на меня.

		Прощай, прощай, когда-нибудь умру,
		а ты, сосед, когда-нибудь ответь
		Лжецу, который делает игру,
		когда тебе понадобится смерть.

	Ты слышишь эту песенку в тиши.
	Иди, иди, пройти квартал спеши.
	Ступай, ступай, быстрее проходи,
	Ступай, ступай, весь город впереди.
	Ступай, ступай, начнется скоро день
	твоих и не твоих поспешных дел.
        Вот так всегда - здесь время вдаль идет,
	а кто-то в стороне о нем поет.
	Ступай, ступай, быстрее проходи.
	Иди, иди, весь город впереди.
	Еще на день там возникает жизнь,
	но к шествию ты присоединись,
        а если надо - будешь впереди,
	квартал с поющим песню обойди.

		10. Баллада и романс Лжеца

	Не в новость ложь и искренность не в новость,
	попробуйте послушать эту повесть
        о горестной истории Лжеца -
	балладу без счастливого конца.

		Баллада

	Не в новость ложь и искренность не в новость.
	Какую маску надевает совесть
	на старый лик, в каком она наряде
	появится сегодня в маскараде?
	Бог ведает. Послушайте балладу,
	но разделите нежность и браваду,

        реальное событье с чудесами -
	все это вы проделаете сами.
	Придется покорпеть с моим рассказом,
	ваш разум будет заходить за разум,
	что в общем для меня одно и тоже.
	Потрудитесь. Но истина дороже.

	Я шел по переулку       / по проспекту,
        как ножницы - шаги     / как по бумаге,
	вышагиваю я             / шагает Некто
        средь бела дня          / наоборот - во мраке.

	И вновь благоухали анемоны,
	выкрикивали птицы над базаром,
	гудели привокзальные колонны,
	но я-то проходил среди развалин.

	И, Господи, что виделось, что было,
	как новая весна меня ловила,
	и новым колесом автомобиля
	меня на переулочках давила.

	И новая весна уже лежала,
	любовников ногами окружала
	и шарила белесыми руками
	и взмахивала тонкими кругами.

	Благословен приятель победивший,
	благословен удачливый мужчина,
	благословен любовник, придавивший
        ногой - весну, соперника - машиной.

	Лови, лови. Лови меня на слове,
	что в улице средь солнца и метели,
	что во сто крат лежащий в луже крови
	счастливее лежащего в постели.

        Слова Лжеца - вы скажете. Ну что же.
	Я щеголяю выдумкой и ложью,
	лжецу всегда несчастия дороже:
	они на правду более похожи.

		Романс

	Актер изображает жизнь и смерть,
	натягивает бороду, парик.

        - Попробуйте однажды умереть! -
	знакомый Лжец открыто говорит.

	Он вечно продолжает свой рассказ,
        вы - вечно норовите улизнуть.
	Заметив вас, он хочет всякий раз
	о вашей жизни что-нибудь сболтнуть.

	Он вводит вас в какой-то странный мир
	сквозь комнаты дремучие, как лес,
	он прячется за окнами квартир,
	выкрикивает издали: Я здесь!

	Все правильно. Вы чувствуете страх,
        все правильно - вы прячете свой взор,
        вы шепчете вослед ему - дурак,
        бормочете - все глупости и вздор.

	Друзья мои, я вам в лицо смотрю,
	друзья мои, а вас колотит дрожь,
	друзья мои, я правду говорю,
	но дьявольски похожую на ложь.

		11. Комментарий

	Шаги и шорох утренних газет,
	и шум дождя, и вспышки сигарет,
	и утреннего света пелена,
	пустые тени пасмурного дня,
	и ложь, и правда, что-нибудь возьми,
	что движет невеселыми людьми.
	Так чувствуешь все чаще в сентябре,
	что все мы приближаемся к поре
	безмерной одинокости души,
	когда дела всЈ так же хороши,
	когда всЈ так же искренни слова
	и помыслы, но прежние права,
	которые ты выдумал в любви
        к своим друзьям, - зови их, не зови,
        звони им - начинают увядать,
	и больше не отрадно увидать
	в иной зиме такой знакомый след,
	в знакомцах новых тот же вечный свет.

	Ты облетаешь, дерево любви.
	Моей не задевая головы,
	слетают листья к замершей земле,
	к моим ногам, раставленным во мгле.
	Ты все шумишь и шум твой не ослаб,
	но вижу я в твоих ветвях октябрь,
        все кажется - кого-то ты зовешь,
	но с новою весной не оживешь.
	Да, многое дала тебе любовь,
	теперь вовеки не получишь вновь
	такой же свет, хоть до смерти ищи
	другую жизнь, как новый хлеб души.

	Да, о Лжеце. Там современный слог
	и легкий крик, но не возьму я в толк,
	зачем он так несдержан на язык,
	ведь он-то уже понял и привык
        к тому - хоть это дьявольски смешно -
	что ложь и правда, кажется, одно,
	что лживые и честные слова
	одна изобретает голова,
	одни уста способны их сказать,
	чему же предпочтенье оказать.
	Как мало смысла в искренних словах,
	цените ложь за равенство в правах
	с правдивостью, за минимум возни,
        а искренность - за привкус новизны. *(3)
	Пусть говорит Усталый Человек.
	Чего мне ждать от этаких калек,
	опять пойдут неловкий стихи,
	чуть-чуть литературщины, тоски;
	когда-нибудь коснешься тех же мук,
	и городских элегий новый звук
	опять взлетит. Ну, вот и цель и хлеб:
	к своим ногам вымеривать их цепь,
        к своей судьбе - и поперек и вдоль
	у всех у них одна и та же боль.

		12. Городская элегия
		(Романс Усталого Человека)

	Осенний сумрак листья шевелит
	и новыми газетами белеет,
	и цинковыми урнами сереет,
	и облаком над улочкой парит.
	И на мосту троллейбус тарахтит,
	вдали река прерывисто светлеет,
	а маленький комок в тебе болеет
	и маленькими залпами палит.

	И снова наступает забытье,
	и льется свет от лампы до бумаги,
	глядят в окно на странное житье
	пугающие уличные знаки.
	Комком бумажным катится твой век
	вдоль подворотен, вдоль по диабазу
	и в переулках пропадает сразу.
	А ты смотри, ты все смотри наверх.

	Хоть что-нибудь увидишь в небесах,
	за новыми заметишь облаками.

	Как странно обнаружить на часах
	всю жизнь свою с разжатыми руками
        и вот понять: она - как забытье,
	что не прожив ее четвертой части,
	нежданно оказался ты во власти
	и вовсе отказаться от нее.

		13. Комментарий

	Читатель мой, куда ты запропал.
	Ты пару монологов переспал,
        теперь ты посвежел - сидишь, остришь,
	а вечером за преф или за бридж
	от нового романса улизнешь,
	конечно, если раньше не заснешь.
	Так, видимо, угоднее судьбе.
	О чем же я горюю, о себе.
	Пожалуй, нет. Привычно говорю.
	Ведь я и сам немногое дарю,
	привычно говорю: читатель где!
	И, кажется, читаю в пустоте.

	Горюй, горюй, попробуем сберечь
	всех персонажей сбивчивую речь,
	что легче, чем сулить и обещать,
	чем автора с героями смешать,
	чем вздрагивая, хмыкая, сопя
	в других искать и находить себя.
	Горюй, горюй. Сквозь наши времена
	плывут и проползают имена
	других людей, которых нам не знать,
	которым суждено нас обогнать,
	хотя бы потому, что и для нас
	трудней любить все больше каждый раз.

	Итак, за сценой нарастает джаз,
	и красные софиты в три луча
	выносят к рампе песню Скрипача.

		14. Романс Скрипача

	Тогда, когда любовей с нами нет,
	тогда, когда от холода горбат,
	достань из чемодана пистолет,
	достань и заложи его в ломбард.

	Купи на эти деньги патефон
	и где-нибудь на свете потанцуй
	(в затылке нарастает перезвон),
	ах, ручку патефона поцелуй.

	Да, слушайте совета Скрипача,
	как следует стреляться сгоряча:
	не в голову, а около плеча!
	Живите только плача и крича!

	На блюдечке я сердце понесу
	и где-нибудь оставлю во дворе.
	Друзья, ах, догадайтесь по лицу,
	что сердца не отыщется в дыре,

	проделанной на розовой груди,
	и только патефоны впереди,
	и только струны-струны, провода,
	и только в горле красная вода.

		15. Комментарий

	Он отнимает скрипку от плеча,
	друзья, благодарите Скрипача.
	Так завернем в бумажку пятаки
        и - в форточку. И взмах его руки
	на дне двора беспомощно мелькнет,
	он медленно наклонится, вздохнет
	и, растянув в полуулыбке рот,
	упавшие монеты подберет.

	Вот вспоминай года после войны.
	По всем дворам скитаются они,
	и музыка ползет вдоль темных стен
	то дважды в день, а то и трижды в день.
	Свистят, свистят весь день смычки калек,
	как будто наступает новый век,
	сплошное пенье, скрипки, кутерьма,
	и струнами опутаны дома,
	и всЈ смычки военные свистят,
	и пятаки по воздуху летят.

	Как учит нас столетье выбирать
	тот возраст, где удачней умирать,
	где целый дом роняет из [окна]
	тот возраст, где кончается война,
	тот возраст, где ты шествовал меж пуль.
	Ты голову просовываешь в нуль,
	просовываешь новую тоску
        в нуль с хвостиком, а хвостик - к потолку.

	Но где они, куда они ушли
	и где твои слова их не нашли.
	Ведь это все звучало не вчера,
	и, слыша только скрипки со двора,
	сквозь эти дни все рушится вода.
	К каким делам мы перешли тогда.

	Была ли это правда, или ложь,
	теперь наверняка не разберешь,
	но кто-то был правдив, а кто-то лжив,
	но кто-то застрелился, кто-то жив,
	а кто играет до сих пор в кино,
	но остальные умерли давно.
        Но был другой - таким и надо быть -
	кто ухитрился обо всем забыть,
	своей игрой столовые пленяв.

	Живи, живи. Мы встретимся на днях.

	Живи в послевоенных городах,
        играй в столовых, вечером - в садах,
	играй, играй провинциальный вальс
        и мальчикам подмигивай - для нас.
	Твой день пройдет, мелькнет, как легкий тур
	среди смычков, огней, клавиатур,
	провинциальный клен прошелестит,
	и женщина знакомая простит,
	и Бог простит безумный краткий век
	военных и заслуженных калек,
	и ты уйдешь, не задолжав за хлеб,
	но искус у окна преодолев...

		16

	И продолжать осмеливаюсь я.
	Вперед, моя громоздкая ладья,
	читатель мой, медлительность прости,
	мне одному приходится грести.

	Вот Арлекин в проулок повернул,
	а Лжец Поэту ловко подмигнул
	и, за руку схватив, повлек в проход,
	за ними увязался Дон Кихот.
	И вот они уже у входа в бар.
	Усталый Человек на тротуар
	бессильно опустился и заснул,
	а дождь все лил, и разносился гул
	дневных забот. Скрипач висел в петле.

	А мы поговорим о Короле.

		17. Баллада и романс Короля

		Баллада

	Жил-был король, жил-был король,
	он храбрый был, как лев,
	жил-был король, жил-был король,
	король без королев.
	Он, кроме хлеба, ничего
	не ел, не пил вина,
	одна отрада у него
	была: война, война.

	И день и ночь в седле, в седле,
	и день и ночь с мечом
	он мчался, мчался по земле,
	и кровь лилась ручьем
	за ним, за ним, а впереди
	рассветный ореол,
	и на закованной груди
	во мгле мерцал орел.

	Летели дни, неслись года,
	он не смыкал очей,
	о, что гнало его туда,
	где вечный лязг мечей,
	о, что гнало его в поход,
        вперед, как лошадь - плеть,
	о, что гнало его вперед
	искать огонь и смерть.
	И сеять гибель каждый раз,
	топтать чужой посев...

	То было что-то выше нас,
	то было выше всех.

	Ответь, ответь, найди ответ,
	тотчас его забудь,
	ответь, ответь, найди ответ,
	но сам таким не будь.
	Он пред врагами честь свою
	и шпагу не сложил,
	он жизнь свою прожил в бою,
	он жизнь свою прожил!

	Гони, гони, гони коней,
	богатство, смерть и власть,
	но что на свете есть сильней,
	но что сильней, чем страсть.
	Враги поймут, глупцы простят,
	а кто заучит роль,
	тот страстотерпец, тот солдат,
	солдат, мертвец, король.

	Простись, простись, простимся с ним,
	простимся, чья вина,
	что тишь да гладь нужна одним,
	другим нужна война,
	и дробь копыт, и жизни дробь,
	походные костры.
        Одним - удар земли о гроб,
        другим - кларнет зари.

		Романс

        - Памятью убитых, памятью всех,
	если не забытых, так все ж без вех,
        лежащих беззлобно - пусты уста,
	без песенки надгробной, без креста.

	Я то уж, наверно, ею не храним,
	кто-нибудь манерно плачет по ним,
	плачет, поминает землю в горсти,
	меня проклинает, Господь, прости.

	Нет мне изгнанья ни в рай, ни в ад,
	долгое дознанье, кто виноват,
	дело-то простое, гора костей,
	Господи, не стоит судить людей.

        Ежели ты выжил - садись на коня,
	что-то было выше, выше меня,
	я-то проезжаю вперед к огню,
	я-то продолжаю свою войну.

        Я проезжаю. В конце - одно.
	Я-то продолжаю, не все ли равно,
	все-то на свете в говне, в огне,
	саксофоны смерти поют по мне.

	Радость или злобу сотри с лица,
	орлик мой орлик, крылья на груди,
	Жизни и Смерти нет конца,
	где-нибудь на свете лети, лети.

		18. Комментарий

	Как нравится романс его тебе.
	Гадай, как оказался он в толпе,
	но только слишком в дебри не залезь,
	и в самом деле, что он делал здесь,
	среди дождя, гудков автомашин,
	кто может быть здесь более чужим,
	среди обвисших канотье, манжет
	и старых пузырящихся газет,
	чем вылезший на монотонный фон
	нечесаный смятенный солдафон.

        Кошмар столетья - ядерный грибок,
	но мы привыкли к топоту сапог,
	привыкли к ограниченной еде,
	годами лишь на хлебе и воде,
	иного ничего не бравши в рот,
	мы умудрялись продолжать свой род,
	твердили генералов имена,
	и модно хаки в наши времена;
	всегда и терпеливы и скромны,
	мы жили от войны и до войны,
	от маленькой войны и до большой,
        мы все в крови - в своей или чужой.

	Не привыкать. Вот взрыв издалека.
	Еще планета слишком велика,
	и нелегко все то, что нам грозит
        не только осознать - вообразить.

	Но оборву. Я далеко залез.
	Политика. Какой-то темный лес.
	И жизнь и смерть и скука до небес.

        Что далее. А далее - зима.
	Пока пишу, остывшие дома
	на кухнях заворачивают кран,
	прокладывают вату между рам,
	теперь ты домосед и звездочет,
	октябрьский воздух в форточку течет,
	к зиме, к зиме все движется в умах,
	и я гляжу, как за церковным садом
	железо крыш на выцветших домах
	волнуется, готовясь к снегопадам.

	Читатель мой, сентябрь миновал,
	и я все больше чувствую провал
	меж временем, что движется бегом,
	меж временем и собственным стихом.
	Читатель мой, ты так нетерпелив,
	но скоро мы устроим перерыв,
	и ты опять приляжешь на кровать,
	а, может быть, пойдешь потанцевать.
	Читатель мой, любитель перемен,
	ты слишком много требуешь взамен
	поспешного вниманья твоего.
	И мне не остается ничего,
	как выдумать какой-то новый ход,
	чтоб избежать обилия невзгод,
	полна которых косвенная речь,
	все для того, чтобы тебя увлечь. *(4)
	Я продолжаю. Начали. Пора.
	Нравоучений целая гора
	из детективной песенки Вора.

		19. Романс Вора

	Оттуда взять, отсюда взять.
	Куда потом сложить.
	Рукою в глаз, коленом в зад,
	и так всю жизнь прожить.

	И день бежит, и дождь идет,
	во мгле бежит авто,
	и кто-то жизнь у нас крадет,
	но непонятно кто.

	Держи-лови, вперед, назад,
	подонок, сука, тать!
	Оттуда взять, отсюда взять,
	кому потом продать.

	Звонки, гудки, свистки, дела,
        в конце всего - погост,
	и смерть пришла, и жизнь прошла
	как будто псу под хвост.

	Свистеть щеглом и сыто жить,
	а также лезть в ярмо,
	потом и то и то сложить
	и получить дерьмо.

	И льется дождь, и град летит,
	везде огни, вода,
	но чей-то взгляд следит, следит
	за мной всегда, всегда.

	Влезай, влетай в окно, птенец,
	вдыхай амбре дерьма,
        стрельба и смерть - один конец,
        а на худой - тюрьма.

	И жизнь и смерть в одних часах,
	о, странное родство!
	[Всевышний сыщик] в небесах
	и чье-то воровство.

	Тебе меня не взять, не взять,
	не вдеть кольца в ноздрю,
	рукою в глаз, коленом в зад,
        и головой - в петлю!

		20. Комментарий

	Поэты утомительно поют,
	и воры нам загадки задают.
	Куда девался прежний герметизм.
	На что теперь похожа стала жизнь.
	Сплошной бордель.
		 Но мы проявим такт:
	объявим-ка обещанный антракт.

	Танцуйте все и выбирайте дам.
	Осмеливаюсь я напомнить вам:
	не любят дамы скучного лица.

	Теперь уж недалЈко до конца.

		(Уходит, следует десятиминутный джазовый проигрыш)
		Конец первой части

		Часть II

	Уже дома пустеют до зари,
        листва - внизу, и только ветер дует,
	уже октябрь, читатели мои,
	приходит время новых поцелуев.
	Спеша