она и расскажет, кому на
самом деле  принадлежат  эти  проклятые  деньги!..  Возьми  себя  в  руки,
Савелий!..
     Чисто интуитивно он чувствовал, что сейчас решается не только  вопрос
о его свободе, речь идет о чем-то большем: о принципах, о чести, о  долге,
о любви...
     - И что же, вы не знали о том, что обвиняемый Говорков  переехал  для
проживания в Москву?
     - Если откровенно, то он говорил, что собирается переехать в столицу,
но я не придала этому значения, забыла... - Она говорила  с  таким  видом,
что всем должно быть понятно, что она - женщина и этим все сказано".
     - Разрешите? - обратился к судье прокурор. -
     - Пожалуйста...
     - Свидетельница Петрова, было ли  вам  известно,  что  у  обвиняемого
имеется валюта?
     - Нет!
     - А когда вы его видели в последний раз?
     - Вместе с ним  я  ездила  в  Ленинград  по  делам  кооператива...  -
ответила она, чуть задумавшись.
     - То есть в день его ареста? - спросил прокурор.
     - Задержания... - хмуро поправил судья.
     - Простите, в день его задержания?
     - Я не знаю, когда  он  был  задержан!  -  мягко  улыбнулась  Лариса,
торжествуя, что обошла подводный камень, подставленный прокурором.
     - Вы хотите сказать, что ездили с обвиняемым в Ленинград не единожды?
- нисколько не смутился тот.
     - Я хочу сказать, что не знаю день, в который был арестован Говорков!
- Лариса начала терять самообладание.
     - У вас еще есть вопросы к свидетелю, товарищ прокурор?
     - Нет, спасибо!
     - Защита?
     -  Есть...  Свидетель,  скажите,  когда  вы  вернулись  в  Москву  из
Ленинграда, вы обратили внимание на то, что было в салоне машины?
     - Естественно... Мы же с ним четыре дня были на колесах...
     - И вы не видели там никаких посторонних вещей?
     - Нет, не видела.
     - Какое это имеет отношение к делу? - поморщился судья.
     - Минутку, товарищ председатель...  Во  время  вашего  возвращения  в
Москву вы подвозили посторонних?
     - Нет, мы никого не подвозили...
     - Вы это точно помните?
     - Естественно! - воскликнула она обиженно.
     - Я не понимаю... - раздраженно начал судья.
     - Должны же мы проверить у единственного свидетеля версию обвиняемого
о том, что  "дипломат"  был  оставлен  случайными  пассажирами!  -  упрямо
пояснила Татьяна Андреевна.
     - Но эта версия опровергается дактилоскопической экспертизой, которая
обнаружила отпечатки пальцев обвиняемого на одной банкноте!
     - Вот именно, на одной! Свидетель, вы продолжаете настаивать на  том,
что никого не подвозили при под®езде к Москве?
     - Продолжаю! - нервно сказала Лариса.
     - А где вы с ним расстались? И когда?
     -  Поздно  уже  было...  темно...  часов  в   девять,   недалеко   от
Белорусского вокзала...
     - А почему он не отвез вас домой?
     - Не помню... кажется, он спешил куда-то...
     - Свидетель, можете быть свободны. В этот  момент  Татьяна  Андреевна
взглянула на Савелия, который поднялся со своего места  и  застыл,  словно
статуя... Застыл, не отрывая глаз от  Ларисы...  Смотрел  с  таким  видом,
будто хотел броситься на нее, но ему  кто-то  крикнул  детское  "замри"  и
заставил остекленеть в такой позе.
     - Что с вами, обвиняемый?
     Но Савелий не слышал вопроса пне мигая  смотрел  на  Ларису,  которая
попятилась,  под  этим  страшным  взглядом.  Милиционер,  стоявший  рядом,
опустил руку на его плечо.
     - Товарищ судья! - Татьяна Андреевна с тревогой поднялась с места.  -
Прошу вызвать врача!
     -  Об®является  перерыв!  -  моментально   отозвался   судья,   затем
повернулся к секретарю. - Лидочка, срочно вызовите врача... психиатра!..



        СМЕРТЬ ФЕДОРА

     ...Было совсем темно, когда Савелий с Федором на  спине  добрался  до
Каменистой поляны. Шатаясь от  усталости,  будто  на  палубе  в  штормовую
погоду, он дотащил его до густой травы и осторожно опустел на землю.
     - Вот и добрались мы с тобой, Федор! - прошептал Савелий  пересохшими
губами. - Часок отдохнем и дальше двинем... Посмотри, какая ночь! Как небо
вызвездило, сосчитать можно!  Слышь,  Федор?!  Угрюмый  лежал  тихо  и  не
откликался.
     - Чудак! Спать в такую ночь! Федор! - позвал он  громче.  -  Спит.  -
Савелий вздохнул с сожалением. - Так крепко, что хрипов не  слышно...  Ну,
спи... для тебя сон - лекарство! -  Он  откинулся  на  спину,  но  тут  же
вскочил, словно ошпаренный кипятком, и наклонился над Федором.
     - Федор! - Савелий встряхнул его за плечи, но тот  не  откликался.  -
Федор! - позвал он громче и приник ухом к его груди.  Ничего  не  услышав,
схватил его за руку и вздрогнул от неожиданности...  рука  была  холодная,
как лед... - Федор! - прошептал обречено Савелий и вдруг истошно,  на  всю
тайгу закричал: - Фе-е-е-е-до-о-о-р!!!
     Савелий  долго  сидел  перед  телом  на  коленях,  раскачиваясь,  как
маятник, из стороны в сторону. Потом вздрогнул от  того,  что  руке  стало
холодно: до сих пор он держал руку  мертвого  Федора.  Савелий  достал  из
кармана  коробок,  открыл:  оставалось  еще  четыре  расщепленные  Федором
спички. Чиркнув одной, осветил лицо  Угрюмого.  Черты  его  заострились  и
приняли успокоенное выражение. Остекленевший взгляд был ласковым и добрым.
Казалось, он улыбнулся хотел что-то сказать смешное, но не успел: настигла
его смерть.
     Савелий не заметил, как спичка, догорев до конца,  обожгла  пальцы  и
тут же погасла. Смерть Федора настолько поразила его, что он застыл в  той
позе, в которой всматривался  в  лицо  покойного.  Одеревеневшее  тело  не
желало подчиняться... Такое же состояние было у него и на суде...



        ПОЧЕМУ, ЛАРИСА?

     Это произошло в тот момент, когда Савелий вдруг осознал, что  Лариса,
его любимая Лариса совершенно не заинтересована в благополучном  для  него
исходе дела.  Единственный  близкий  ему  человек  -  отказался  от  него,
предал... Он стоял до тех пор, пока не пришел врач,  насильно  заставивший
его прилечь.
     Савелий ничего не слышал и ничего не  ощущал.  Что-то  говорил  врач,
адвокат, судья... Его прослушивали, осматривали, что-то  говорили  ему.  А
он?.. Он как бы со стороны наблюдал за  всем,  что  происходит  вокруг,  и
видел только одно: пустые и холодаю глаза Ларисы. И  слышал  ее  странный,
какой-то нереальный голос, сквозь хохот истерично бросающий ему -  Кто  ты
такой? Я не знаю тебя!
     Единственно, чему удивлялся в тот  момент  Савелий,  -  почему  голос
доносится из  этих  безразличных  глаз?..  Ее  голос  существовал  как  бы
независимо от нее... Странное это  было  состояние...  Нет,  он  не  терял
сознание и совершенно четко видел все вокруг, слышал, даже понимал,  но...
Но совершенно не владел своим телом,  словно  оно  было  чужим,  а  он  со
стороны наблюдает за тем, что с этим телом делают...
     Он  пришел  полностью  в  себя  только  тогда,  когда  судья  огласил
приговор: что? Ему девять лет лишения свободы? Девять лет?  За  что?!  Как
это возможно?
     Зал судебных  заседаний  опустел  мгновенно,  и  милиционер,  стоящий
рядом, положил ему руку на плечо:
     - Руки - назад! Пошел!
     Савелий подчинился машинально и двинулся  за  милиционером,  медленно
спускаясь по лестнице.
     "Нет! Что-то здесь не так! Лариса! Почему ты промолчала о нас?  Я  же
люблю тебя! Может, тебя заставили?  Под  угрозой  заставили?  Под  угрозой
заставили так говорить?! Я должен это узнать!"  -  стучало  в  его  мозгу.
Савелий оглядывался по сторонам, ожидая, что Лариса вот-вот появится и все
станет ясно. Но ее все не было, а его сейчас закроют под  замок,  и  тогда
будет поздно!..
     На площадке перед выходной дверью Савелий резко повернулся и  толкнул
одного милиционера на другого. Столкнувшись, они упали, а  он  бросился  к
дверям...  Но  когда  открыл,  то  навстречу  ему  шли  трое  сотрудников,
возвращавшихся обеда. Оценив ситуацию, они набросились  на  Савелия...  Он
успел сбить ударом ноги одного, второго и третьего свалил локтями, но  уже
подоспели  еще  несколько  человек,   к   тому   же   начали   действовать
успокоительные ин®екции, сделанные врачом:  апатия  сковала  тело,  и  ему
надели наручники и на руки и на ноги...
     Забрезжил рассвет, а Савелий все сидел на коленях в той  же  позе,  в
которой засветил спичку, чтобы посмотреть на лицо мертвого Федора. Упавшая
с дерева сухая ветка или щипка, сбитая птицей, заставила  его  вздрогнуть.
Очнувшись,  Савелий  недоуменно  посмотрел  на  свою  одеревеневшую  руку,
сжимающую спичку, с трудом разжал пальцы и медленно опустил руку.
     Его  взгляд  упал  на  лицо  покойника,  глаза  которого   продолжали
оставаться открытыми. Савелий провел по лицу, прикрывая их, упал  рядом  с
телом и горько, безутешно заплакал...
     Он плакал так, как  могут  плакать  только  сильные  мужчины:  глухо,
надрывно, сжимая до боли в суставах тяжелые  кулаки.  Плакал  от  бессилия
перед лицом смерти...
     Скоро совсем рассвело. Яркое  солнце  нежно,  словно  понимая  его  и
сопереживая горю, коснулось теплыми лучами его головы.  Нервно  вздрагивая
от сдерживаемых рыданий, Савелий медленно поднялся с  земли  и,  намеренно
отворачиваясь от мертвого тела, подошел к дереву, отломал  толстую  ветку.
Заострив ее финкой, подаренной Федором, выбрал более или  менее  свободное
от камней  место,  рядом  с  высокой  и  стройной  сосной,  и  с  каким-то
ожесточением начал копать...



        РАССКАЗ О ТЕТЕ

     С небольшим чемоданчиком в руке  в  форме  моряка  рыболовного  флота
Савелий вышел из купейного вагона пассажирского поезда. Не успел отойти от
вагона, как к нему подошел тщедушный  старичок  и  потянул  его  за  рукав
кителя:
     - Савелий Говорков?
     - Так точно! - Савелий удивленно  пожал  плечами,  не  понимая,  чего
хочет этот старик.
     - И не вспоминай! - махнул рукой тот.  -  Ты  меня  не  знаешь...  Не
обижайся, что тыкаю: имею право - мне уж к семидесяти подходит.
     - К семидесяти?
     - Да-да... Однако я отбил тебе телеграмму  не  для  этого.  Я  должен
исполнить свой долг... обещание, данное Александре Васильевне...
     - Симаковой? А кем она мне доводится?
     - А разве ты не получал от нее письмо? - Старик нахмурился. - Значит,
обманула: не послала... - Он сокрушенно покачал  головой.  -  Стыдилась...
или не захотела тебя беспокоить, думала, и на этот раз пройдет... - Старик
смахнул непрошеную слезу.
     Савелий смотрел на него, пытаясь хоть что-то понять.
     - Давай присядем здесь, - махнул старик  на  привокзальный  сквер.  -
Трудно мне стоять...
     Опираясь на  руку  Савелия,  он  засеменил  рядом.  Оказавшись  перед
садовой скамейкой, старик тяжело опустился на  нее,  а  Савелий  продолжал
стоять рядом. Не мигая смотрел он на  старого  человека  и  с  нетерпением
ожидал его слов.
     - Недели две назад прихватило ее... - взглянув  на  Савелия,  он  сам
себя перебил. - Шура  была  твоей  родной  теткой,  родной  сестрой  твоей
матери...
     - Теткой? - полувопросительно прошептал Савелий и опустился рядом  со
стариком. - Так почему же...
     - Не спрашивай меня об этом: не  моя  это  тайна.  История  старая  и
ничего не дающая никому. - Он тяжело вздохнул.
     - Но... простите, не знаю вашего имени...
     - Павел Семенович, к вашим услугам!
     - Но, Павел Семенович, раз это  касается  мамы,  значит,  касается  и
меня! - упрямо сказал Савелий.
     - Нет, Савелий, де все должно детям знать о своих родителях! Не  все,
поверь старику! Не подумай, что здесь кроется что-то страшное или для тебя
неприятное. Это их тайна: тайна двух сестер... не Думай об этом...
     - Ладно. Так что случилось с тетей Шурой?
     - Когда прихватило ее, думала, что пройдет, отпустят  боли,  дня  три
еще пыталась все сама делать, а потом...  -  Он  тяжело  вздохнул.  -  Как
правило, мы через день с ней виделись: постучит в стенку, я и прихожу.  Ты
не знаешь, мы ж с ней соседи - в одном доме живем. А тут дня три проходит,
а она не зовет. Я забеспокоился и  сам  стучать  начал,  не  отзывается...
Думаю, вышла куда. Вечером решил наведать ее: прихожу,  стучу  -  никакого
толку. А соседка напротив, подруга ее, и говорит: "Дома  должна  быть:  не
выходила еще..." Тут уж я не на  шутку  взволновался,  стал  своим  ключом
открывать: опадет десять как дала мне его... Сую, а руки дрожат, попасть в
замочную  скважину  не  могу.  -  Открыл  все-таки.  А  Шурочка  лежит   в
беспамятстве у кровати... - Он снова смахнул  слезу.  -  Вызвал  скорую...
Инфаркт миокарду, говорят... нетрас...  нет-ран...  в  общем,  в  больницу
везти опасно. Сделали  уколы,  лекарства  всякие  прописали...  Только  на
второй день Шурочка в себя пришла... Увидела меня, улыбнулась, так ласково
говорит: "Что, перепугала тебя?. Сейчас встану...
     Старик всхлипнул. Савелий сидел в оцепенении и молча слушал.
     - Ты не думай, я для нее все сделал: и  уход,  и  питание...  У  меня
кроме нее никого не было: дети в войну погибли, все  четверо,  старуха  не
перенесла и тоже умерла... Так что не сумлевайся...
     - Что же, вы сразу не вызвали меня?
     - Я-то не знал о тебе поначалу.  Перед  самой  смертью  рассказала...
"Скажи, говорит, пусть простит старую тетку!.."
     - Господи! Да за что простить-то? - воскликнул Савелий.
     - Видать, есть за что... коли просила, так что прости ее.
     - Бог ей судья... - вздохнул Савелий.
     - Вот и хорошо. Теперь второе: ты, видно, не знаешь, но у  Шуры  есть
сын?
     - Мой двоюродный брат?
     - Не радуйся  очень...  Ужасная  история,  даже  говорить  о  нем  не
хочется! Короче, бросил он ее, и лет двадцать как не вспоминал о ней... Ни
весточки,  ни  привета,  паразит!..  В  Москве  где-то  живет,   партейный
работник! Отказался от нее за то, что она выкормила его своим огородом  да
садом... Но это так, для твоего знания, кетовое можешь сразу  и  забыть...
Шурочка и составила, на всякий случай, завещание в  твою  пользу,  а  меня
просила уговорить тебя не отказываться от последнего ее  дара.  Очень  она
хотела, чтобы  дом,  в  котором  она  столько  прожила,  послужил  родному
человеку. Так Шурочка завещала и так просила.
     - Павел Семенович, прошу вас: отведите меня к ней...



        МОГИЛА ФЕДОРА

     Глубокую могилу вырыть не удалось: пошел  твердый  грунт  с  толстыми
корневищами, и Савелий, устало облокотившись о край ямы, немного отдохнул,
потом вылез и деловито обошел ее вокруг: вроде достаточно будет. Подойдя к
Федору, он долго стоял молча,  склонив  голову,  затем  осторожно,  словно
боясь  разбудить  его,  перетащил  к  краю  могилы,  хотел  опустить,   но
чертыхнулся и бросился рвать траву.
     Рвал  быстро,  остервенело...  Выложив  дно  могилы  зеленой  травой,
Савелий осторожно  опустил  на  нес  тело  Угрюмого,  прикрыл  лицо  своей
курткой, набросал сверху травы и начал медленно засыпать землей. Небольшой
холмик обложил ровненькими гладкими булыжниками с поляны. Получилось  даже
красиво. Взглянув на свою работу, он заметил, что  чего-то  не  хватает...
Отошел на несколько шагов, огляделся, вытащил финку - подарок покойного  -
и быстро подошел к сосне, как бы склонившейся над могилой, и начал  что-то
вырезать на стволе...
     Работал долго и сосредоточенно,  без  отдыха.  Пот  заливал  обросшее
густой щетиной лицо, руки кровоточили от мозолей, но Савелий не обращал на
это внимания,
     Закончив, он тяжко опустился на землю и прислонился к стволу. Немного
отдохнув, встал перед могилой, опустил голову и  несколько  минут  постоял
молча. Затем тихо произнес:
     - Пусть земля тебе будет пухом, братишка!  Будь  спокоен,  я  выполню
твое последнее желание...
     Нарвав букет красивых таежных цветов, Савелий положил их в  изголовье
могилы, низко поклонился и быстро пошел прочь  от  каменистой  поляны,  на
этот раз без ошибки:  влево,  оставляя  позади  могилу,  которую  охраняла
толстая сосна, а на сосне надпись:
     Здесь покоится Федор Угрюмов... Путник, задумайся у  его  могилы:  он
был неплохим человеком... 16 июля 1987 года



        ПОСЛЕ ПРИГОВОРА

     - Скажите, вы хорошо себя чувствуете? - спросила  Татьяна  Андреевна,
когда  Савелий  в  сопровождении  трех  здоровенных  охранников  вошел   в
специальную комнату для встреч. На его руках были наручники.
     - Нормально, - бесцветным голосом ответил он, продолжая стоять.
     -  Вы  можете  быть  свободными!  -  бросила  она  конвоирам,  но  те
нерешительно топтались на месте. - Я  вас  вызову,  если  нужда  будет!  -
настойчиво сказала Татьяна Андреевна, и они нехотя подчинились.  -  Да  вы
садитесь, Савелий! - обратилась она к Говоркову.
     Безропотно, словно робот, он опустился на стул, привинченный  посреди
комнаты. Татьяне Андреевне было искренне жаль его,  но  она  старалась  не
показывать ему этого, боясь обидеть.
     - Это вас после... - она не сразу нашла нужные слова, - после  стычки
с конвойными в наручниках держат? Савелий пожал плечами.
     - Девять лет, конечно, громадный срок! - вздохнула она. - Но  еще  не
все потеряно: я написала кассационную жалобу. Жаль, что вы не хотите этого
сделать Пришлось все строить на эмоциях, а там в  это  мало  верят:  факты
нужны. Одна зацепочка, правда, появилась...
     Савелий чуть заметно  усмехнулся,  и  это  не  прошло  мимо  внимания
адвоката.
     - Скажите, вы были знакомы с  тем  человеком,  который  занимал  ваше
место до прихода в кооператив?
     - Нет! - быстро ответил он, и Татьяна  Андреевна  заметила,  что  его
взволновал ее вопрос: он даже напрягся, чуть побледнел,  сжимая  пальцы  в
кулаки. - Какое отношение это имеет ко мне?
     "Господи! Зачем она спрашивает  о  Варламове?  Неужели  что-то  стало
известно о нем? Нет, хватит им меня!  Надо  что-то  говорить:  отвести  от
Виктора! Но что?" Пауза затягивалась, и Савелий понимал, что любые  слова,
сказанные им сейчас, могут только навредить.
     Но Татьяна Андреевна и сама почувствовала,  что  затронула  ту  тему,
которая Савелию неприятна, и решила заговорить о другом:
     - Не пойму я вас,  Говорков!  Что  вы  с  собой  творите?  Всю  жизнь
ломаете!
     - Она и так поломана, - шепотом отозвался он.
     - Да  что  вы  знаете  о  жизни?  Поломана...  Она  встала  и  начала
взволнованно ходить по комнате.
     - Поверьте, на вашей  Ларисе  свет  клином  не  сошелся!  И  тут  она
заметила в его глазах интерес. - Кого  вы  пытаетесь  выгородить?  Она  же
просто предала вас! Отказалась от вас!
     Татьяна  Андреевна  намеренно  выискивала  слова   побольнее,   чтобы
заставить Савелия разговориться, но понимала,  что  нельзя  торопить  его:
снова  замкнется,  уйдет   в   свое   безразличие.   Остановившись   перед
зарешеченным окном, она стала молча наблюдать за  голубями,  сидевшими  на
крыше соседнего строения. Выпал первый снег,  и  было  холодно.  Комочками
сидели птицы и казались неживыми, и только редкое мигание глаз опровергало
это.
     Вернувшись к столу, она села напротив и неожиданно тихо произнесла;
     - Может, вы все придумали и никакой любви,  никаких  отношений  между
вами и не было?
     Савелий наконец поднял глаза на своего адвоката, нахмурился.
     - Когда приговор вступит в законную силу? - спросил он вдруг.
     - Как только придет ответ на мою жалобу, - недоуменно ответила она  и
снова заметила в его глазах какое-то оживление,
     - Вы можете выполнить мою просьбу?
     - Все, что в моих силах, и даже больше, -  не  задумываясь,  ответила
Татьяна Андреевна, чувствуя, что сейчас узнает нечто интересное, что может
помочь ее подзащитному.
     - Только прошу исполнить тогда, когда  приговор  вступит  в  законную
силу! Хорошо?
     - Договорились? - нехотя согласилась она. - Слушаю вас.
     - Вы можете побывать  в  моей  квартире?  -  явно  волнуясь,  спросил
Савелий.
     - Если вы напишете  заявление,  в  котором  укажете  вескую  причину:
допустим, взять какие-нибудь документы, то...
     - О