ивязанность. Она  знала его  лучше, чем  кто-либо другой,  даже он
сам. За  показным благородством, за тщательно скрываемой низостью ей
виделась страдающая  душа, искалеченная  жестокой действительностью,
обидами и  унижениями, которые ему довелось изведать в отрочестве. С
ней и  только с  ней он  становился таким,  каким был  от  природы -
ч е л о в е ч н ы м . Уступив  в начале  прошлого  года  настойчивым
домогательствам  брата,   Жоанна  надеялась,  что  любовь,  пусть  и
греховная, хоть  чуточку смягчит  его  сердце,  умерит  исступленную
ненависть к людям. Но, увы, надежды ее не оправдались...
   Жоанна  пододвинула   табурет  и   села,  облокотившись  на  край
заваленного бумагами стола.
   - Все мечтаешь о короне?
   - Вот именно, -  кивнул Александр. -  Мечтаю.  Мечтаю  и  только.
Сегодня, кстати, знаменательный день... Гм, в некотором смысле.
   - И в каком же смысле?
   - Это, - он  указал на свитки, разбросанные по столу, - последние
из  имеющихся   документов,  где  хотя  бы  вскользь  упоминается  о
наследовании наваррского престола. Так, во всяком случае, утверждает
Мондрагон. Он  говорит, что  за время моего отсутствия тщательнейшим
образом перерыл весь государственный архив.
   - И с каким успехом?
   - Да ни  с каким.  Нигде не  подвергается сомнению первоначальная
формула наследования:  "После смерти  короля Наварры  его преемником
становится его  старший сын.  Он и  провозглашается Сенатом  королем
Наварры, если  у большинства  достопочтенных сенаторов  не  найдется
против   этого   существенных   возражений,   достойных   пересмотра
традиционных правил, освященных обычаями предков и одобренных святой
католической церковью", -  процитировал граф. -  Позже  в  нее  были
внесены уточнения,  касающиеся тех  случаев,  когда  умерший  король
вообще не  имеет потомков,  а последняя поправка была принята восемь
лет назад  и предусматривает наследование престола старшей дочерью в
отсутствие сыновей.  Случай с  нашим отцом  не  имел  прецедентов  в
Наварре и  никогда не  рассматривался даже  умозрительно, а практика
других стран...  Нет, на  соседей лучше  не ссылаться - это возымеет
прямо противоположный  эффект. Так  что все мои попытки найти какую-
нибудь юридическую зацепку, позволяющую на основании закона обвинить
дядю в узурпации власти, закончились полным провалом.
   - Итак, ты признаешь свое поражение? - с робкой надеждой спросила
Жоанна.
   - Вовсе нет! - жестко произнес Александр. - Это еще не поражение,
я лишь  потерпел временную неудачу. Придется в корне менять тактику,
идти  другим   путем.  Прежде   я   пытался   подвергнуть   сомнению
корректность первоначальной  формулы - что престол наследует старший
сын, но теперь я намерен плясать от нее.
   Жоанна растерянно покачала головой.
   - Я не понимаю тебя, Сандро. Сколько раз ты говорил мне, что дядя
стал королем  в строгом  соответствии с  этим положением: ведь когда
умер наш  дед, он  был единственным  и, следовательно, на тот момент
старшим его сыном.
   - Старшим из  живых, - уточнил граф. - Но не старшим вообще. Пока
меня не было, Мондрагон взял на себя инициативу и обратился к Лотарю
фон Айнсбаху, видному теологу из Тулузского университета, с просьбой
дать исчерпывающее  толкование порядка  престолонаследия  с  позиций
современной богословской науки...
   - Постой-ка! Это не тот ли самый преподобный отец Лотарь, который
на прошлой неделе приехал к нам по приглашению епископа?
   - Да, тот самый. О его приглашении позаботился Мондрагон. Сегодня
вечером я  имел с отцом Лотарем длительный разговор. Оказывается, он
с большим воодушевлением принял предложение Мондрагона и уже наметил
основные тезисы  трактата, в  котором аргументировано  доказывается,
что  формула   "преемником  короля   становится  его   старший  сын"
подразумевает  передачу   божественного  начала  королевской  власти
строго по старшей линии и нуждается лишь в одном уточнении: может ли
дочь  унаследовать   престол,   или   же   наследование   происходит
исключительно по  мужской линии.  Но, в  любом случае, смерть нашего
отца раньше деда не является достаточным основанием для лишения меня
права на престол. Когда умер дед, дядя действительно был его старшим
сыном - но  старшим   в    д а н н ы й    м о м е н т , а не старшим
в о о б щ е . Пока мы с тобой живы, ни он, ни тем более Маргарита не
принадлежат к  старшей ветви наваррского дома. Старшая ветвь - мы, а
я - старший  в  роду.  Вдобавок, -  тут  Александр  поднял  к  верху
указательный  палец, -   попытки  обосновать   претензии   дяди   на
старшинство в  роду тем, что якобы с преждевременной кончиной нашего
отца между  мной и  дедом утратилась непосредственная связь, здорово
смахивают на ересь, ибо подвергают сомнению бессмертие души.
   - Разве? - грустно усмехнулась Жоанна. - С каких это пор ты начал
верить в бессмертие души?
   - А  ни   с  каких.  Что,  впрочем,  нисколько  не  помешает  мне
использовать эти  и тому  подобные аргументы,  чтобы убедить в своей
правоте олухов,  верящих во всякую чушь о Боге и бессмертной душе...
Прекрати гримасничать,  Жоанна! И  оставь свою проповедь при себе. С
меня довольно того, что я исправно хожу в церковь.
   - Это еще больший грех, Сандро: притворяться, что веришь, когда в
сердце нет ни капельки веры.
   - Хватит,  я   сказал! -  прикрикнул  граф,  хлопнув  ладонью  по
столу. - Не  заводись, прошу  тебя... Так  вот,  преподобный  Лотарь
собирается уже  в самом  скором времени  представить свой трактат на
рассмотрение конгрегации  священной  канцелярии  и  уверен,  что  не
позднее следующего  Рождества, то  есть  через  полтора  года,  папа
одобрит его и внесет в список Вселенской Суммы Теологии.
   - Неужели? - с  сомнением произнесла  Жоанна. - Ты полагаешь, что
святейший  отец   поддержит  твои  притязания?  Но  ведь  он  весьма
благосклонен к  дяде - да  и к Маргарите тоже, хоть и порицает ее за
беспутство.
   - А я  собираюсь обращаться  к нему  за поддержкой. Единственное,
что от  него требуется,  это одобрить  трактат, в котором ни разу не
упоминается Наварра,  как, впрочем,  и любая другая страна. Вопрос о
престолонаследии рассматривается  там  в  общем,  безотносительно  к
какому-либо конкретному  случаю, и  вместе с  тем, применительно  ко
всем католическим  королевствам и княжествам. Я очень рассчитываю на
то, что  трактат будет  одобрен. В  конце  концов,  все  его  доводы
полностью согласуются  с ныне действующими нормами римского права, в
неизменности которых  кровно заинтересован род Юлиев. Ну а папа, сам
Юлий, думаю,  не  прочь  сделать  родственникам  услугу,  тем  более
важную, что  в последнее время среди высшей итальянской знати весьма
сильны настроения  в пользу  элективной монархии -  чтобы императора
избирал Сенат,  как это  было в древности, еще до Корнелия Великого.
Вот тогда  я и  пред®явлю свои  права, ссылаясь  на их  каноническую
обоснованность. Вот  тогда и  посмотрим, дорогой  дядюшка, кто будет
смеяться последним! -  При этом  в глазах его вспыхнула такая жгучая
ненависть, что Жоанну заколотил озноб.
   - Сандро, милый! -  взмолилась она. -  Только не  надо крови! Дай
мне слово,  что обойдешься без крови. Прошу тебя, очень прошу. Иначе
я буду  вынуждена рассказать  обо  всем  па... -  она  покраснела  и
опустила глаза, - дяде.
   Губы Александра искривились в ухмылке:
   - Папочке, верно?  Он для тебя папочка. Тебя не трогает, что твой
настоящий  отец...  Хотя  ладно.  Не  беспокойся,  сестренка,  я  не
кровожадный. К  силе я  прибегну разве что в крайнем случае и уж тем
более  не   собираюсь  посягать   на  жизнь   милых  твоему   сердцу
узурпаторов - дяди и кузины.
   - Ты обещаешь?
   - Обещаю. Поверь мне хотя бы потому, что если я буду хоть как-то,
даже косвенно  причастен к  их смерти, Сенат откажется провозгласить
меня королем  и отдаст  корону дядюшке  Клавдию. В  итоге я останусь
несолоно хлебавши. Нет, такой вариант меня не устраивает. Уж лучше я
подожду год-полтора,  исподволь буду  вербовать себе  сторонников, а
когда папа  одобрит трактат  о престолонаследии, подниму этот вопрос
на Сенате, затею громкий процесс и выиграю его.
   - А ты уверен в успехе?
   - Конечно, уверен.  В  самой  крайнем  случае,  придется  немного
повоевать - если  дядя  не  захочет  уступить  корону  по  добру  по
здорову. Мондрагон,  однако, не  советует  мне  обострять  ситуацию,
требуя немедленного  отречения. Мол, старику осталось всего ничего и
не стоит ради каких-нибудь нескольких лет затевать междоусобицу. Что
ж, не  спорю, дельная мысль. Возможно, я так и поступлю: пусть Сенат
провозгласит меня  наследником престола и регентом королевства, дядя
спокойно доживает  свой век  в сане  короля, а Маргарита... Да пошла
она к  черту, эта  великосветская шлюха!  Пускай поступает,  как  ей
заблагорассудится, - то ли остается здесь, то ли уезжает к мужу, кто
бы он  ни был, и там предается разврату, - мне-то какая разница... -
Вдруг Александр помрачнел. - Вот только...
   - Ну! - оживилась Жоанна. - Что еще?
   - Только бы  она не  вышла  за  кузена  Рикарда  или  Красавчика-
Аквитанского. Тогда  всем моим  надеждам конец, и никакой трактат их
не воскресит.
   - Почему?
   Граф нервно поскреб ногтями свою гладко выбритую щеку.
   - Ну, насчет  кузена Иверо,  тут и  ослу понятно.  За него  горой
станут все  сенаторы-кастильцы с  Риохи и  Алавы: а  как же, внук их
обожаемой доньи  Елены Иве...  ах, простите! -  Елены де Эбро... так
вот, внук  этой  легендарной  и  крайне  легкомысленной  особы -  их
будущий король!  В таком  случае сторонники  Маргариты и  сторонники
Рикарда сомкнутся  и вместе  составят  непробиваемое  большинство  в
Сенате.
   - Это я  понимаю, Сандро, я не глупенькая. Но причем здесь Филипп
Аквитанский?
   - Ха! Спрашиваешь!  Да притом,  что под  боком у нас Гасконь с ее
военной и  политической мощью.  Притом,  что  кузен  Альфонсо -  его
закадычный дружок.  Притом, что  Красавчик  в  совершенстве  владеет
даром обвораживать  людей -  и  женщин,  и  мужчин -  всех!  Притом,
наконец, что  моя милая  женушка с  одиннадцати лет сохнет по нему и
вполне способна  устроить мне большую пакость, если я вздумаю чем-то
обидеть ее  кумира. Да он просто наплюет на неблагоприятное для него
решение Сената и силой оружия завладеет Наваррой.
   - Стало быть,  брак Маргариты  с Красавчиком ставит крест на всех
твоих планах?
   - Пожалуй, что  да. С  ним шутки коротки. Это не дядя, панькаться
не будет. В случае чего, натравит на меня своего верного пса, Эрнана
де Шатофьера,  как некогда  натравил его  на старшего брата - и все,
нету больше  Гийома Аквитанского. Так что я буду вынужден смириться,
признать свое  поражение и  стать примерным  подданным  Маргариты...
если, конечно, ей хватит ума выйти за Красавчика.
   - Уж на  это ей  ума хватит, -  заверила его  Жоанна, в голосе ее
послышалось облегчение. -  Можешь не  сомневаться, хватит. И если не
ума, так безумия точно.
   Безапелляционный тон сестры не на шутку встревожил графа.
   - Что ты имеешь в виду? - обеспокоено спросил он.
   - То,  что  сказала.  Еще  на  прошлой  неделе  Маргарита  решила
согласиться  на   этот  брак.  Дескать,  выходить  замуж  все  равно
придется,  а   молодой  Филипп  Аквитанский  самый  предпочтительный
вариант, к  тому же  он метит  на галльскую корону и почти наверняка
добьется своего,  особенно, если  женится на  ней. Здесь, кстати, не
обошлось  без   содействия  Бланки:   она  ей  все  уши  прожужжала,
расхваливая Красавчика.  А сегодня... Сегодня была настоящая умора -
Маргарита влюбилась, как малая девчонка.
   - Да ты что?!
   - Вот именно.  Верно, ты  правду говорил о его чарах. Он вел себя
крайне  дерзко,   порой  откровенно   нагло,  зло   подшучивал   над
Маргаритой - а  она лишь  глупо улыбалась,  с томным  видом жалась к
нему и  ласково мурлыкала. Словом, черт-те что. Елена хохотала с нее
до упаду.  Да и  мне, признаться,  было смешно  смотреть,  как  наша
Маргарита льнет к Красавчику. Он точно ее приворожил.
   Александр резко  вскочил на  ноги и  в растерянности  заходил  по
комнате  взад-вперед.   На  лице  его  застыло  выражение  глубокого
отчаяния, а  глаза лихорадочно  блестели, излучая бессильную ярость.
Он нервно сжимал и разжимал кулаки.
   - Черт! Черт,  черт, черт!  Что же  делать, мать его так?! Что же
делать?
   - Оставь это,  Сандро, - посоветовала Жоанна. - По что зря мучить
себя? Зачем убиваться? Что было, то сплыло, прошлого не вернешь.
   - Ну да,  конечно. Кто старое помянет, тому глаз вон. Ты только и
мечтаешь об  этом. Еще бы! Маргарита тебе за сестру, дядя - папочка.
Он удочерил тебя, возвратил тебе титул принцессы Наваррской, так что
ты не осталась в накладе.
   - Прекрати язвить,  Сандро! - неожиданно резко ответила Жоанна. -
Грех упрекать  меня за  то, что  я называю  его отцом.  Я ведь очень
смутно помню  наших родителей,  а дядя  всегда относился  ко мне как
отец. И  вообще, причем  здесь титул  принцессы? В конце концов, я и
так принцесса - по рождению.
   - Но меня раздражает...
   - Да, тебя  раздражает дядина  доброта  ко  мне,  раздражает  его
готовность в любой момент примириться с тобой, если ты откажешься от
своих претензий.  Это раздражает  тебя, потому что не вкладывается в
твое представление  о нем,  как о  жестоком, бесчестном  узурпаторе;
потому что  тебе будет  гораздо труднее  ненавидеть  его,  когда  ты
признаешь, что  в сущности  он хороший  человек.  А  между  тем,  из
ненависти к  нему ты  черпаешь свои силы; жажда мести стала главным,
если не  единственным смыслом  всей твоей  жизни... Разве можно так,
Сандро? Коль  скоро ты  не веришь  в бессмертие души, подумай хоть о
земном существовании. Ведь ты попусту тратишь свою жизнь, гоняясь за
химерами, тешась  несбыточными надеждами.  Разве ты терпишь лишения?
Разве ты испытываешь стеснение в средства? Нет, у тебя всего вдоволь
и ты  можешь иметь все, что пожелаешь. Так чего, чего же тебе еще не
хватает?
   Граф остановился и устремил на сестру пронзительный взгляд.
   - Чего мне  еще не хватает, спрашиваешь? Власти! Вот что я хочу -
никем и  ничем не  ограниченной власти! -  произнес  он  в  каком-то
жутком исступлении. -  И чтобы  заполучить ее,  я готов прибегнуть к
убийствам, спровоцировать  междоусобицу, заключить позорную сделку с
Инморте...
   - Инморте! - испуганно  воскликнула Жоанна  и вскочила на ноги. -
Сандро, милый,  побойся Бога!  Ведь иезуиты  грешники, еретики,  они
продали свои души дьяволу.
   - Так утверждает  наш епископ, - невозмутимо заметил Александр. -
Поверь, малышка,  он преувеличивает. Впрочем, я тоже еретик и охотно
продал бы свою душу дьяволу, да вот беда - лукавый явно не спешит ее
покупать... И кстати, о грешниках. Что сказал бы монсеньор Франческо
де Арагон, узнай он о наших отношениях?
   Жоанна опустилась на табурет и тихо заплакала.
   - Я каждый  день молю  Бога, чтобы он простил нас, - сквозь слезы
произнесла она. -  Грех наш  велик, но  Господь милостив... Да разве
только мы  грешники?! Быть  может, Маргарита  праведница? Или тот же
Красавчик? Или Бланка?..
   - Да-а, - вздохнул граф. - Нечего сказать, благочестивая компашка
собралась.  Что  ни  человек,  настоящее  вместилище  добродетели  и
кладезь целомудрия...  Между прочим,  ты напомнила  мне еще об одной
грешнице - о  моей так  называемой жене.  Говорят, она  обнаглела до
крайности. Завела  себе любовника,  рисуется с ним на людях, точно с
законным мужем...
   - Сандро!- укоризненно  отозвалась Жоанна. - Как ты можешь! Кому-
кому, но не тебе упрекать ее в этом.
   - Совершенно верно,  дорогая, совершенно  верно. Меня огорчает не
то, что  она завела  любовника, но  кого она взяла себе в любовники!
Нищего дворянчика,  которому не  хватает собственных средств даже на
то, чтобы одеться прилично.
   - Это правда, Бланка содержит его. Но не беспокойся, не из твоего
кармана.
   - Да знаю,  знаю. Она  скорее умрет,  чем примет  от меня хотя бы
динар. - Граф  горько усмехнулся. -  И опять  же, не  об этом  речь.
Неужели ты  не понимаешь,  что ее выбор унижает меня в глазах двора?
Это она  так мстит  мне - тонко,  изощренно... Пойду-ка я потолкую с
ней по душам.
   - Прямо сейчас? - удивилась Жоанна.
   - Именно сейчас.  Я хочу  застать ее  в  постели  с  этим  добрым
молодцем, так  она будет поуступчивее. Надеюсь, они еще не уснули. А
ты, сестренка,  ступай спать,  поздно уже... - Будто в подтверждение
его слов,  глухо пробили  часы на  главной башне дворца. - Вот черт!
Мне нужно  идти к...  Впрочем, пусть  он подождет,  ничего с  ним не
станется.
   - Кто это - он? - встревожено спросила Жоанна.
   - Будешь много  знать, скоро  состаришься, - ответил Александр и,
ласково взглянув  на сестру,  добавил: - Не  волнуйся,  малышка,  не
Инморте.



        Глава 32
                    СВЯТО МЕСТО ПУСТО НЕ БЫВАЕТ,
                ИЛИ О ТОМ, КАК ГРАФ ВООЧИЮ УБЕДИЛСЯ,
               ЧТО ЕСЛИ ЖЕНА НЕ СПИТ СО СВОИМ МУЖЕМ,
                    ЗНАЧИТ ОНА СПИТ С ЛЮБОВНИКОМ

Александр  не   ошибался,  рассчитывая  застать  Бланку  в  об®ятиях
Монтини; не  ошибался он  и в  том, что час ночи она еще не спит. По
обычаю кастильского  двора Бланка  ложилась в постель очень поздно и
просыпала около  десяти утра.  В  первые  месяцы  после  переезда  в
Памплону, где  не было  такого милого  обычая,  она,  расставшись  с
Маргаритой, возвращалась  в свои  покои и еще два-три часа скучала в
обществе сонных  фрейлин или же вызывала своего канцлера и обсуждала
с ним текущие дела в Нарбоннском графстве.
   Однако, начиная  с июля,  привычки Бланки  несколько  изменились.
Хотя, как  и прежде,  она засыпала  во втором  часу, еще  задолго до
полуночи Монтини  уводил ее  в спальню. Этьен был очень милый парень
и, несмотря  на столь  нежный возраст,  имел богатый опыт в любви. С
ним  Бланка   сделала  для   себя  неожиданно   приятное   открытие,
основательно поколебавшее  внушенную ей  с детства  уверенность, что
физическая близость  есть  не  что  иное,  как  естественный  способ
удовлетворения животной похоти, которой Господь покарал человечество
за грехи  их прародителей -  Адама и  Евы, сделав  ее непременным  и
прискорбным спутником любви и брака.
   От природы  пылкая и  страстная, Бланка  была воспитана  в худших
традициях  монашеского   ордена  Святой   Кармелии,   чьим   сестрам
кастильский король  доверил после  смерти жены  опеку над обеими его
малолетними дочерьми. Как и всякий закоренелый святоша, дон Фернандо
был искренне  убежден, что  строгое пуританство  и ханжеская мораль,
исповедуемые орденом,  удушливая атмосфера  житейского невежества  и
глупейших предрассудков  пойдут  лишь  на  пользу  добродетели  юных
принцесс; так что ни о каком их воспитании как будущих женщин и речи
быть не  могло. Бланке  с большим  трудом давалось  осознание  своей
женственности, гораздо  труднее, чем  ее младшей  сестре, ибо она, в
отличие от Норы, была чересчур мнительна и близко к сердцу принимала
всю  несусветную   чушь  о   взаимоотношении   полов,   которую   ей
втолковывали монахини.  Даже сам факт деления человечества на мужчин
и женщин  доставлял Бланке  массу хлопот,  вызывая чувство душевного
дискомфорта. Но  один случай, произошедший с ней на двенадцатом году
ее жизни,  породил у  нее  особенно  много  комплексов,  от  которых
впоследствии она избавлялась долго и мучительно.
   Тогда у Бланки впервые начались месячные, и она, прежде слыхом не
слышавшая ни  о чем  подобном, страшно испугалась, подумав было, что
умирает. Ее  же воспитательницы,  вместо того чтобы успокоить бедную
девушку, с  осуждающим видом  принялись об®яснять, что, дескать, это
на ней печать греха. Бланка была безутешна; целую неделю она ходила,
как в  воду опущенная, перебирая в уме все грехи, за которые Господь
мог отметить  ее печатью  своего гнева,  и горько  рыдала по  ночам,
пока, наконец,  в Толедо  не вернулся  Аль