Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Русскоязычная фантастика
      Сергей Абрамов. Тихий ангел пролетел -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  -
х "банданно" на лбах, пахнут сталью мотобайков "кавасаки", резиной "мишлен", бензином "супер", пылью муниципальных автобанов... А вот и две старые девы, вечные девушки, толстая и тонкая, смелая и тихая, умная и глупая, обе на эскалоп позарились, на сочный дойче эскалопчик с итальяниш зрелищем вприглядку... А вот и еще парочка, баран да ярочка, два монстроидальных спортсмена-любителя, крутые качки, не исключено - гомосеки... А вот двое московских "яппи", двое умников с атташе-кейсами между ног, будто в кейсах тех - сверхсекретные проекты, каждый по мильену марок, зажимают кейсы хилыми икрами, сейчас кончат от напряга... И что же их всех по двое, в некой неге подумал Ильин, что ж за магическая цифра "2" свела их в прелестной "Лорелее" в ожидании чуда или... - Или, - сказал по-прежнему прагматичный Ангел. - А не стучат ли они, не аккомпанируют ли на рояле в известной всему миру конторе, а, Ильин мой умиленный, потумкай, потумкай, а я погожу. - Нет, - возразил Ильин, - быть того не может. Это искусство, тебе не понять, это великая сила искусства. И тут солнце ушло. Или фонарь погас. И исчезло очарованье кукольного ящичка, но осталось, осталось очарованье живого воздуха, в котором легко задышали и задвигались и молодожены, и пожилые супруги, и рокеры, и подружки, и качки, и "яппи". И прелестные маски комедии дель арте тоже задвигались, и возник из-за кухонных кулис расторопный официант, пролетел меж столиков, планируя подносом, как крылом, приземлил его на стол Ильину и выгрузил тарелку с наисочнейшим эскалопом в полгектара площадью, и плошки с помидорчиками сгрузил. И с огурчиками малосольными, и с травкой-укропом-кинзой-петрушкой, и бухнул около захолодевший графинчик не иначе как со "Смирновской", которую Ильин и не заказывал вовсе, а ведь обрадовался хитрой догадливости официанта. Потому что "Шато де ля тур" - вино, конечно, интеллигентное, хоть и не из дорогих, но все же вино, малоградусная жидкость, а ситуация, начавшаяся с утра, требовала привычных сорока градусов, к тому же Ильин еще на явке у крутых революционеров весьма позавидовал их партийной близости к скандинавской водке "Абсолют", напитку хмурых викингов. "Смирновская" была не хуже, хотя и малость послабее. - Приятного аппетита, - сказал официант и упорхнул обратно. Но тем не менее всех вокруг было именно по двое, да простится автору не слишком русскоязычный оборот, два на два, да плюс два, да еще два и два, странная парность, как ни уходи от сего факта в милую дымку искусства. Все вокруг парами рубали эскалопы аэродромных габаритов, все вокруг пили "Шато де ля тур", все вокруг, казалось одинокому Ильину, смотрели на одинокого Ильина с осуждением и подозрением, и одинокому Ильину уже начинало чудиться, что Ангел был прав в своем мнительном "или". И ведь комедианты-то, комедианты хреновы - те тоже парами лицедействовали: Коломбина, значит, с Пьеро об руку, Тарталья, как водится, с Панталошей, а Арлекин был, как ни парадоксально, един в двух лицах, то есть два Арлекина наличествовало на пятачке у синего со звездами занавеса, скупо прикрывающего вход в кухню. И лишь Артемон, который не пудель, а сенбернар, шлялся по "Лорелее" в гордом одиночестве, то выглядывал из-за занавеса, то скрывался за ним, сверкал очами в бессолнечной теперь полумгле, как известная собака Баскервилей, жил своей жизнью. Вот он явно уставился на Ильина, все-таки пропустившего рюмашку, все-таки закусившего малосольным нежинским огурчиком, все-таки отломившего от эскалопа нежнейший кусман и отправившего его в рот - голод по-прежнему не тетка. Хотя вот вам праздный вопрос: чья тетка?.. Велики тайны твои, могучий и свободный русский язык!.. Но к делу. - Чего это он? - нервно спросил Ангел. Ангел не любил собак, считал их животными пустыми и наглыми. Не исключено, боялся. Правда, это уж совсем ненаучная фантастика! - Не знаю, - тоже нервно сказал Ильин, так и застыв с непрожеванным куском эскалопа во рту, поскольку означенное пустое и наглое животное направилось прямиком к столу Ильина, лавируя между стульями и столами что твой слаломист. И, лавируя, не сводило взгляда с Ильина, и тот от опаски готов был уже подавиться и помереть от удушья в страшных муках, ибо взгляд Артемона отнюдь не был пустым и наглым, а, напротив, светились в нем сочувствие и понимание великих и странных бед, негаданно свалившихся на голодного клиента. Сенбернар добрался наконец до стола, положил на скатерть тяжелую волосатую башку и подмигнул Ильину левым глазом. - Чего тебе? - невежливо, с полным ртом, спросил Ильин. Сенбернар мотнул башкой, будто приглашая Ильина куда-то назад, куда-то в тайные глубины "Лорелеи". - Я же ем, - растерянно сказал Ильин. А Ангел, мерзавец, опять молчал! Сенбернар явно усмехнулся, хотя кому-то из читателей сие может показаться обычным словесным трюизмом, пошлой метафорой, но ведь усмехнулся, осклабил свой коровий рот и вновь мотнул головой, настаивая. - Идти, что ли? - спросил Ангела Ильин. Но тот не ответил: то ли делал вид, что его нет, то ли и впрямь смотался на минутку в положенные ему горние выси, в заоблачные эмпиреи, где не было опасных псов. - Ну пошли, что ли, - скучно решил Ильин, встал, дожевывая, бросил на стол салфетку, с сожалением оглядев опять недоеденный ужин. Или обед? Бог его знает... Придется ли доесть, или судьба такая нынче выпала: близок локоток, то есть эскалоп, а не укусишь. Пардон за скверную шутку. Ильин шел за сенбернаром под условным названием Артемон и ловил на себе взгляды парных шелкопрядов, оторвавшихся от уничтожения полезной свинины. Парные элементы молча смотрели на уходящего в неизвестность сомнительного одиночку и, возможно, злорадно ждали законной развязки, которая никак не наступала с самого утра. А сенбернар нырнул за занавес, и Ильин - за ним, а легко танцующие под тихий музончик комедианты даже не гукнули: мол, куда это чужака собачка повела, мол, посторонним, господа, вход на кухню и за кулисы воспрещен. И мадам, встречавшая давеча у входа, не появлялась. Кухня была пустой, ничего в ней не варилось и не жарилось, только красные глазки на электрических плитах напоминали о том, что жизнь в них на всякий пожарный теплилась. Сенбернар свернул в какой-то узкий коридорчик, остановился у двери с номером, естественно, тринадцать, поднял лапу и поскребся. Дверь отворилась, и низкий женский голос произнес: - Спасибо, Карл. Ты свободен. А вы, господин Ильин, можете войти. Вот тебе и раз, бездарно подумал Ильин, собачку-то, оказывается, Карлушей кличут, а вовсе не Артемоном. Подумал он так лишь потому, что ему до зла горя надоело непрерывно и безрезультатно соображать, почему все вокруг везде и всюду знают его имя и фамилию. Не кинозвезда ведь, хотя в гебе все - звезды... Он вошел в комнату и аккуратно закрыл за собой дверь. В длинной, похожей на вагонное купе комнате без окон сидела давешняя голубоволосая дама Мальвина, сидела напротив двери у столика, заставленного баночками, пузырьками, флакончиками, спреями, коробочками, стаканчиками с кистями, картонками с салфетками "клинекс" и прочей дребеденью для гримирования. А над столом - там, где по всем строительным законам положено быть окну! - красовалось зеркало размером во всю стену, в коем отражался визуально растерянный Ильин. ФАКТ Ильин и прежде не очень любил театр. Бывало, пуская пыль в глаза очередной милой даме, летчик-испытатель храбрый Ильин мог купить пару билетов в Ленком или на Таганку и отсидеть положенные три-четыре часа без особого раздражения, но и без всякой радости. Выкрикнутое великим Станиславским "Не верю!" очень мягко ложилось на душу прагматичному Ильину. Не верил он театральным страстям, а кино, напротив, сильно любил и его страстям верил. Да и то верно! Театр - аффектация, крик, форсирование всего на свете, иначе мало что поймешь с последнего ряда. А кино - камерность (буквально!), интимность, нормальный голос, нормальные чувства, полутона, доступные крупным планам, иначе - реальность. Так считал Ильин, и не надо, уважаемые господа критики, упрекать его в наивности и дилетантизме. Он - профессионал в иной области, он на сверхскоростях профессионал, я там, уважаемые господа, вы все сразу крупно обгадитесь со страху. Гутен морген, их либе дих... Но, перестав быть в описываемом пространстве-времени сверхскоростным пилотом, Ильин театр так и не полюбил. Гуляя по первопрестольной, он, конечно, разглядывал театральные афишки, почитывал от скуки рецензии на скандальные спектакли, да и по "тиви" иной раз проглядывал наскоро какую-никакую постановку. А значит, наслышан был о театральной жизни. Наслышан и начитан. Знал, например, что московский люд по-прежнему трется на Малой Дмитровке, бывшей - Чехова, около театра "Перекресток", ведомого неистовым режиссером Сашей фон Раабом. Стоит напомнить, что в прежней жизни Ильина улица получила имя доктора-драматурга лишь в сорок четвертом, так что в Этой жизни никто не переименовывал: как была Малой Дмитровкой спокон веку, так и осталась ею. А театр тоже поселился в здании бывшего Купеческого клуба, более того - открыто содержался "новым купечеством": деньги (и немалые!) платила финансовая группа "Рейн - Москва", крутая межбанковская группировка. Саша фон Рааб, сын немца и русской, имя в театральном мире имел громкое, хотя и молод был, и привлекал в театр молодежь, экспериментировал с ней напропалую, хватал призы на всяких международных фестивалях, в Страсбурге например, но и "старики" у Рааба играли мощные: Леонов, Борисов, Евстигнеев - совсем здесь, к слову, не покойный, а живой и здоровый, ну и неизвестные Ильину по прежней жизни, но в этой давно знаменитые Игорь Форбрихер, Елена Панова, Алиса Коонен-младшая... Ильин их не раз в кино видел и по "ящику" тоже. Елена Панова сыграла жену Скокова в фильме "Президент", снятом режиссером Василием Астаховым и получившем в прошлом году в США "Оскара" - по номинации иностранных фильмов. Ильин его трижды смотрел, мощное кино Астахов сработал, закрученное, жесткое, и Скокова там сыграл Георгий Жженов, актер, любимый Ильиным во всех своих жизнях. Жженов постоянно играл во МХАТе, МХАТ так и располагался в проезде своего имени, никто имя не отнимал и не превращал проезд обратно в Камергерский переулок. МХАТ по-прежнему гордился птицей чайкой на занавесе, в репертуаре всегда имели законное место пьесы вышеупомянутого доктора, и во МХАТе-то Ильину как раз и довелось побывать однажды. Вопреки желаниям и принципам. А дело было так. В доме, где Ильин скромно "кочегарил", жил вальяжный главреж МХАТа Табаков. Уж куда как известный актер, любимец народа! Такие, блин, совпадения унд метаморфозы. Но не в них дело, а в том, что однажды любимец народа призвал дежурного из котельной, чтоб, значит, починить батарейку, которая подтекала. Случившийся дежурным Ильин батарейку починил и получил в благодарность червонец плюс контрамарку на два лица в театр. На спектакль "Воры в доме", где, как сказал любимец, он сам играет эпохальную роль. Может, так оно и было. Ильин по серости того не понял, и после первого акта они с Титом засели во мхатовском буфете пить пиво и закусывать раками. То есть они это дело в антракте начали, но не прекратили и позже, поскольку и пиво и раки оказались практически эпохальными. Как, вероятно, и роль. Еще Ильин бывал в "Эрмитаже", где по субботам гудел джазовыми сейшенами недорогой, но с отменной кухней ресторан, где устраивались уик-эндные народные гулянья "а ля Яков Щукин", что был некогда создателем прекрасного сада в центре Москвы. А еще там играла труппа эрос-театра Елены Браславской и драма-буфф "Деревянные кони". В драме-буфф Ильин не был, в эрос-театр однажды зашел со скуки и два битых часа смотрел композицию "Сольвейг" под музыку, естественно, Грига. В композиции красиво бегали и страдали полуголые и совсем голые дамы и молодые люди, но, поскольку все было довольно бесполо и высокопарно, нравственные московские власти не считали театр мадам Браславской порнушным и дозволяли ему играть "в местах большого скопления публики". Позже Ильин читал в "Вечерке" статью некоего критика, который сравнивал голое ногодрыжество в эрос-театре с неумирающими па незабвенной Айседоры Дункан. Конечно, еще был Большой, где ставили поочередно Бежар и Нуриев, а в опере царили Образцова и Хворостовский - это из известных Ильину, а неизвестных там - вагон и тележка. Еще были Малый и Камерный, Мейерхольдовский и Таировский - названные по именам отцов-основателей, еще были десятки театров и театриков, вон даже театр "Яблоко" имел место под руководством Славы Спесивцева, который и в Этой жизни оказался режиссером, а в прежней Ильин был с ним знаком и даже пивал водку. Как-то подумалось: а не зайти ли к нему по новой? Умный Ангел скептически заметил: - Он тебя и в Той жизни слабо помнил, а в Этой ты для него кто? Работяга, козел, шестерка рваная... Грубым Ангел был, но справедливым. Ни в какое "Яблоко" Ильин, конечно, не пошел. А пошел он в очередной раз в киношку, в соседний "Монитор", что заменил бывший "Ударник" в бывшем Доме правительства, а ныне дорогом рентхаусе, и посмотрел в тысячный раз "Великолепную семерку", которая в Этой жизни оказалась до мелочей похожей на оригинал. Хотя кто подсказал бы: в какой жизни снимался оригинал?.. Забавно, но этот неприхотливый фильм был тоже одной из "машин времени", которые придумал себе Ильин для борьбы с ностальгией. Или для растравления оной. И не то чтобы таких "машин времени" или, если уж автор погнался за легковесными метафорами, таких опорных столбов, поддерживающих память Той и Этой жизней Ильина, было мало. Навалом! Уже говорилось: одинаковые имена, судьбы людские, одинаковые до неразличимости события, факты, и прочая, и прочая. Высокопарные фантасты наверняка написали бы что-нибудь этакое: пространство-время, единое для всей Вселенной, создает свою неисчислимую множественность миров, оставляя в каждом свои триангуляционные знаки. Каково, а? Знай наших!.. А говоря попросту, помянутое пространство-время в своем миротворчестве лениво и неразнообразно в мелочах. И выбирать себе "машину времени" Ильин мог где угодно. Просто он любил "Великолепную семерку" с тех давних пор, как насмотрелся ее до вызубривания реплик - в начале 60-х в своей небогатой впечатлениями подростковой Москве, когда вредный американский фильм, невесть почему купленный идеологически скупым кинопрокатом, попал на экраны страны, как наподражался несравненному Юлу Бриннеру - с его арматурно-ходульной походкой на негнущихся ковбойских ногах. Смешно, но Ильин пересмотрел "Семерку" на домашнем видюшнике за день или два до той катастрофы, что перенесла его в другую Москву. Стоит ли говорить, что первый поход в кино здесь был именно на этот фильм... Хотя, как мы уже отметили, Ильин вообще был фанатом изобретения братьев Люмьер, если на что и тратил в слабом поту заработанные рубли, то именно на синематограф, где царил всесильный Голливуд, то и дело, кстати, даря Ильину очередные "машины времени" или "опорные столбы" - выбирайте, что нравится. ДЕЙСТВИЕ - Войдите и сядьте, - строго сказала Мальвина, указав на хлипкий стульчик рядом с ней и, соответственно, с гримерным столом. Ильин вошел и сел. Ильин сегодня, как, впрочем, и всегда в нынешней жизни, был послушным начальству и обстоятельствам. Мальвина начальством ему не была, но обстоятельства так и толпились вкруг нее, налезая друг на друга, рыча, плюясь и грозя Ильину костлявыми кулаками. - Вас преследуют, - констатировала Мальвина, пронизывая Ильина синим лазерным взглядом. И тут, как всегда вдруг, об®явился пропавший Ангел, который не боялся красивых женщин - в отличие от собак: Не исключено, что ему передалась былая куртуазность Ильина, его крепко подзабытое влечение к прекрасной половине. Но в смысле духа. Так ведь он и был духом. Ангел... - Бди, - коротко сказал он, - она что-то знает. Ильин это и без Ангела понимал, посему не стал реагировать на реплику Мальвины, надеясь - надроченный общением с опытными следователями гебе, мастерами допроса и сыска, - что она наведет его своими вопросами на суть дела. То есть, задавая вопрос за вопросом, выдаст свое знание ситуации и, естественно, свой интерес. Так считали вышеупомянутые мастера и не всегда ошибались. - Вас преследуют с утра, - настойчиво повторила Мальвина, усиливая мощность лазерных лучей, нагло пролезая в мозг Ильину и копошась там, пиная нейроны, аксоны и прочие синапсы. - Что вы собираетесь предпринять? Ведь бежать вечно, - выделила голосом, - бессмысленно. И куда бежать? - Не знаю, - коротко сказал Ильин, сочтя дальнейшее молчание невежливым. - А кто знает? - Не знаю, - повторил Ильин. - Может, Ангел? Ангел хихикнул: мол, круто, круто... - Не говорите глупости, - сердито сказала Мальвина. - Вы что, сумасшедший, убогий? Ведь нет же?.. - Не знаю, - заладил Ильин. - Скорее всего сумасшедший. А уж убогий - наверняка. Вы же мою историю знаете... - не вопрос, а полуутверждение, этакий скромный ход пешкой от коня. Но Мальвина не хулилась. - Откуда мне знать вашу историю? Я вас впервые в жизни увидела. Просто ваше биополе наполнено тревожными сигналами, просто-таки паническими сигналами. Мне больно их принимать... - А ты не принимай, дура крашеная, - заявил Ангел. - А вы не принимайте, - вежливо сказал Ильин. - Зачем же принимать, если больно. - Я не могу, - серьезно заявила Мальвина. - Я не умею экранироваться от чужой боли, - в этом моя особенность и моя беда, я один из наиболее сильных экстрасенсов в Международной лиге, но и один из наиболее уязвимых. Ах, ах, моя голова... - Она, совсем как книжная Мальвина, коснулась прозрачными пальчиками висков, зажмурилась, и лазеры погасли. Ильину стало уютнее и спокойнее. Если кто и был сумасшедший в этой гримерной, так не он, не он. Он-то как раз нормальным себя числил, а посему хотел смыться от голубоволоски и как минимум доесть остывающий эскалоп. Если его сволочь сенбернар уже не схавал... Но спокойствие оказалось недолгим. - Я должна вам помочь! - Мальвина выпрямилась, и ее лазеры заработали по новой. - Я не успокоюсь, пока не помогу. Вы хотите, чтоб я успокоилась? - Пусть успокоится, едри ее так и так, - засклочничал Ангел. - Она же от тебя не отвяжется. - Успокоить тоже можно по-разному, - философски заметил Ильин Ангелу. - Перевозку, например, вызвать и отправить на Лубянку. - Да не дрейфь, - затянул Ангел. - Дура баба, при чем здесь гебе, я ничего не ощущаю. Одно сплошное биополе, а на нем ромашки с лютиками. Идиллия. - Тебе виднее, - кротко согласился Ильин и кротко же сказал Мальвине: - Успокаивайте, коли невмоготу. Только вы ошибаетесь. Никто меня не преследует, ни от кого я не убегаю. А что до тревоги, так со здоровьем у меня скверно. Есть повод для волнений, здоровье, знаете, никуда... Да вот и поесть я никак не могу, не дают никак поесть, а я с утра крошки во рту не держал... - Ах

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору