Мордохая Спонариуса.
- Больше ничего не говорите. - Девушка подняла вверх обе руки и с радостной
улыбкой посмотрела на него. "Сумасшедшая", - подумал тот, но его вывод был
преждевременным.
- У меня есть эта книга. Очень странно, но у меня есть именно эта книга.
- Я не верю, - эта искренняя фраза вырвалась у Коли сама собой. - Такого не
может быть! Я приехал за ней с другого конца земли. Я захожу в первый же
магазин и нахожу е„. Это невероятно!
- Это судьба, - сказала умная Божена, чуть прищурив глаза. - Когда-то давно на
Градчинах сгорела библиотека. Эту книгу моему отцу принес пожарник. Он в
суматохе украл е„ и очень боялся, что кто-то узнает об этом. Книга эта
чрезвычайно дорогая, мой отец заплатил за нее большие деньги, жалко, что его
нет он знал про е„ историю больше меня, она немного попорчена огнем, однако
весь текст сохранился.
- Но … - Божена сделала паузу. - Я бы хотела получить за нее твердыми
деньгами.
- Долларами?
- Можно и долларами, но лучше фунтами, мне кажется, фунт очень надежная
единица.
- Хочу посмотреть книгу, - попросил Коля и Божена, закрыв магазин, увела его в
маленькую комнату без окна с одной настольной лампой на шахматном столике.
Открыв сейф, она извлекла из него книгу и положила е„ перед почти изумленным
капитаном НКВД Колей Журавлевым. Цель его поездки, его кардинальное незнание
области поиска, вдруг завершилось чудесным фантастическим образом. Только
немного съежившийся от огня переплет и потемневший обрез говорили о том, что
она когда-то побывала в огне. На титульном листе с помощью черной и красной
краски была нарисована рука с длинными миндалевидными ногтями, пальцы
полуразжаты, в руке шар, руку и шар обвивает змея, маленькая головка е„ лежит
на вершине шара, рот змеи слегка приоткрыт, а на голове трехзубчатая корона.
"Источники жизни в мертвых материях" - таким было заглавие. На другой странице
дан перечень имеющих доступ к данному изданию и подпись королевского
секретаря.
- Кстати, эта книга иллюстрировалась Шлимбахом, здесь двенадцать гравюр,
сделанных его рукой, тринадцатая - титульный лист. Капитан Николай Журавлев
защелкнул позеленевшие бронзовые замки и вопросительно посмотрел на Божену,
стоящую у него за плечом.
- Цена, Сколько она стоит?
- Вы знаете, я ведь не так давно занимаюсь делами отца. Эту книгу он покупал
около десяти лет назад. По-настоящему ценный антиквариат прибавляет в
стоимости по десять процентов в год. Думаю, что ценность этой книги достойна
такого пропорционального вырастания. Семь тысяч фунтов. За эту сумму я могу с
ней расстаться.
У Коли сперло дыхание.
- Я должен подумать.
Он сидел в жестком кресле с прямой спинкой и поглаживал рукой кожаный уголок.
И в эту минуту капитан НКВД Николай Журавлев подумал о том, что десять лет
назад над этой книгой размышлял отец Божены, принимая е„ из вороватых рук
борца с огненной стихией. Вероятно, и стол, и лампа, и само кресло, на котором
сидел Коля, были теми же, теми же, вот что интересно. Только тогда эту книгу
покупали, а теперь продают.
- Скажите, Божена, а почему Вы не побоялись говорить со мной так открыто,
нынешние хозяева города не приветствуют операции с такими денежными единицами,
как фунт.
Божена усмехнулась и перевела глаза на портрет, висящий на стене маленькой
комнаты.
- Вот это моя мать, - почему-то сказала она, кивком головы указав на картину.
- Интересная дама, - отметил Коля, вежливо прищурив глаза.
- Ну, что вам ответить. Я не испугалась, потому что мне тридцать два года и у
меня рак. Если Вы купите эту книгу, я смогу уехать, - она сделала паузу, -
туда, где останавливают болезнь,скажем в Швейцарию, и продлить ещ„ несколько
лет, а если Вы не купите книгу, то я умру здесь, среди этих камней и этой
потертой роскоши, которую, увы, в нынешнее тяжелое время никто и не покупает.


Глава двадцать первая.
Капитан Журавлев вышел из антикварного магазина с упавшим настроением. Он не
мог купить эту книгу. У него была толстая пачка рейхсмарок, гулявших по
территории Чехословакии после аншлюса и две тысячи страховочных долларов,
спрятанных в подкладке пальто. Но семь тысяч фунтов здесь, в Праге, при почти
полной консервации всей агентуры, он бы не смог собрать и в течение месяца, а
может и вообще не смог бы собрать. Он, солдат враждебной страны, прогуливался
по городу, занятому немецкими войсками, и думает о том, как заполучить книгу,
написанную крещеным евреем в середине пятнадцатого века. "Да, книгу нельзя
купить, она не сбросит половину цены, но е„ можно украсть", - решил он и пошел
в гостиницу. Там за стаканом светлого пива среди салфеток со слониками в
голове его созрел план похищения. Он наймет такси и оставит его за углом,
затем свяжет Божену и книга в его руках. Пока она будет освобождаться, он
успеет уехать из города или даже из страны. Коля засыпал, а над его головой
этажом выше какие-то шумные люди смеялись и заводили патефон. Проигрывались
популярные мелодии Роза Мунда, Ком Цурюк и какие то долгие танго, вошедшие в
моду ещ„ во время первой мировой войны. Коля заснул под звон столовой посуды и
почти сразу оказался в туннеле. Вокруг была кромешная тьма, беззвучная и
опасная. Это был железнодорожный тоннель. Он шел по нему, спотыкаясь о шпалы,
в спину ему дул ветер, и один раз он упал, больно ударив колени. Как слепой
котенок обследовал он неизвестную перспективу, пока, наконец, не наткнулся на
холодную сталь колеи. Он шел через туннель, и ему было страшно. Внутри самого
сна он сосредотачивался на мысли, что тоннель когда-нибудь кончится, и он
пойдет по ровной дороге, которая приведет его к гостинице с обильной едой и
мягкой постелью. Устав идти, он побежал, желая поскорее выскочить из тоннеля,
но попал в яму. Пролетев некоторое время в темноте, он по пояс погрузился в
горячую воду, почти в кипяток. Ощупав руками стены, он понял, что его со всех
четырех сторон окружает мягкая глина. Тогда Николай уперся в стену ногой и
попробовал выбраться, но соскользнул. На мгновение рука его задержалась на
неровной стене и попала в углубление, внутри которого пальцы ухватились за
что-то скользкое и холодное, похожее на застывшую резину. Ужас пробежал по
спине Николая. Липкими пальцами ощупал он гутаперчивый выступ и понял, что
перед ним находится замурованная в стенку человеческая голова. И в горячей
этой темноте при постоянно увеличивающейся температуре ощупал он всю яму по
всей окружности и понял, что пять лиц, смотрят на него мертвыми глазами,
отыскивая в его лице или в сознании одну им известную точку. Все вокруг него
было мягким и липким, и гутаперчивые лица покойников, и глина, по неровной
поверхности которой двигались вниз тонкие теплые струйки. И перепачканный во
всем этом кошмаре Коля поднес руку к лицу и по сладковатому запаху понял. Что
это кровь. Однако ноги его стояли на каком-то твердом предмете, и тогда
обследовав мыском ноги твердое его основании, капитан НКВД Николай Журавлев
понял, что стоит в центре пятиконечной звезды. И стоял Николай Журавлев на
пятиконечной звезде, которой поклонялась шестая часть земного шара, а над его
головой грохотали тяжелые поезда, и едкая паровозная гарь, смешиваясь с
кровавыми испарениями, окружала Николая, проникая в мозг. И когда уже спасения
ждать было неоткуда, когда отчаяние и физическая боль, проникающие в него
стали почти невыносимыми, Коля поднял глаза вверх, и увидел, что на него
смотрит женское лицо, освещенное неверным красноватым светом. И вот лицо и
фигура женщины опускаются все ниже, и теперь уже Коля хорошо видит вокруг. Он
видит, что женщина голая и что она лежит в огромной сетке, которая медленно
опускается в яму. Женщина подает ему руку, и Коля хватается за не„ и за
стенку, затем он вползает в это не очень удобное средство перемещения и в
изнеможении ложится с ней рядом.
- Ты не узнал меня, я Божена, - говорит девушка, приближая к нему бледное, как
мел, лицо. - Я умерла, но это уже не имеет значения. Вот книга, она твоя, -
говорит она, протягивая ему в красноватом свете толстый кожаный фолиант.
Коля открывает обложку и видит руку, опутанную змеей, и волшебный мерцающий
шар, внутри которого передвигаются разноцветные огоньки. Он проснулся в
холодном поту и механически посмотрел на циферблат наручных часов. Было раннее
утро и было ещ„ темно, тогда он зажег настольную лампу, и сразу же глаза его
наткнулись на дешевую литографию со старой гравюры. Внизу была изображена
старая Прага, а над всеми этими фантастическими в своем великолепии зданиями
распростер черные крылья летящий на змее Бафомет, существо с козлиной головой
и человеческим торсом


Глава двадцать вторая.
. Его встреча с хозяйкой антикварного магазина была назначена на одиннадцать
утра. После такого дикого сна заснуть он уже не смог, поэтому он, не спеша,
выпил кофе с печеньем и вышел на улицу. Когда он переходил Карлов мост, ему
казалось, что все статуи и дома, конечно же, имеющие глаза и уши, глядят ему
вслед. И почудилось капитану НКВД Николаю Журавлеву, что над всем этим
потускневшим великолепием простирает свои могучие крылья все знающий Бафомет,
существо с козлиной головой и человеческим торсом. Оставив такси за углом, он
заплатил водителю вперед, попросив его подождать. В голове Журавлева
гнездилось несколько планов, с помощью которых он бы мог нейтрализовать
Божену. Самое простое - это сильное снотворное, которое можно было подсыпать в
вино, помимо усыпляющего оно обладало ещ„ и парализующими свойствами. К тому
же у Коли имелась капсула с ядом, зашитая в воротник пиджака, но сама мысль об
этом предмете вызывала у него тошноту. Коля хотел жить! Подойдя к уже знакомой
двери с чугунными лилиями, Коля потянул за плетеный шнурок колокольчика и,
услышав волнистое дребезжание, вдруг как-то сразу понял, что изъять книгу у
Божены будет не просто. Ему долго не открывали, тогда он позвонил ещ„. Через
некоторое время он увидел, как с обратной стороны стекла возникла рослая
фигура в форме офицера гестапо. "Донесла, колабрационистка, шлюха", - подумал
Журавлев, уже успевший испытать к Божене нечто, похожее на сексуальную
симпатию. Однако бежать было поздно.
- Проходите, Божена ждет Вас, - сказал немец, улыбнувшись Коле, как старому
знакомому. - Посидите, она скоро спустится, а я пойду приготовлю кофе.
Немец исчез за малозаметной дверцей, врезанной в панель стены.
"Вероятно, это е„ любовник", - решил Коля, постепенно обретающий внутреннее
равновесие. Он достал бутылку вина и поставил е„ на стол.
- Доброе утро, - услышал Коля и поднял голову. По лестнице спускалась хозяйка,
она была в длинном шелковом халате и ночных туфельках.
- Доброе утро, - ответил ей Коля, подавая руку.
- Вы приготовились к серьезному разговору? - спросила она.
- Да, вполне, только сначала я бы хотел ещ„ раз взглянуть на книгу.
Никогда бы я не заплатил ей никакие деньги при этой нацисткой физиономии. А
может, она просто хочет подставить меня? Так или иначе, есть один способ
перевести эту беседу в более абстрактную, надо найти недостаток в самом
издании, и вот сейчас-то я и решу, каким должен быть этот недостаток. Божена
привела его в уже знакомую комнату, вынула из сейфа книгу, тек же, как в
прошлый раз, зажгла лампу и положила книгу на шахматный стол. В дверном проеме
стоял гестаповец с подносом, на котором стояли чашки с дымящимся кофе и
вазочка с легким печеньем.
"Несомненно, это любовник. В то время как все честные люди, эта мразь …"
- Вы знаете, я хочу, что бы вы закрыли парадную дверь, не хочу, что бы нам
кто-нибудь помешал, и ещ„ я хочу помыть руки, я взял с собой лупу и буду
внимательно заниматься Вашей книгой.
- Вебер, проводите молодого человека в ванную комнату. Гестаповец сделал жест,
и Коля пошел за ним. План окончательного захвата книги созрел у него
моментально, не было никакой лупы, но он тщательно помыл руки, думая о том,
что в таком здании должен быть запасной выход. Затем он оглянулся и, увидев,
что между дверью и дверным переплетом только узкая щель, вытащил изящный баярд
и навернул на ствол крупный шестигранный глушитель. Он заткнул пистолет за
брючный ремень и застегнул пиджак на верхнюю и нижнюю пуговицы. Войдя в
маленькую комнату с книгой, он моментальным движением выхватил пистолет и
выстрелил Божене в левую грудь, в то самое место, где должно было находиться
холодное сердце колабрационистки. Бросивший на руку смелый гестаповец Вебер
был сражен тремя выстрелами, следующими один за другим. Он упал, зацепив край
подноса с дымящимися кофейными чашками. Расплескавшийся аромат крепкого кофе
поплыл по маленькой комнате, а на шахматном столике лежала книга Мордохая
Спонариуса "Источник жизни в мертвых материях".


Глава двадцать третья.
На электрической плитке в металлической ванночке кипела вода. Лина Винтермаер
не знала, что е„ супруг только что отправился на тот свет. От боли она
закрывала глаза, синие и красные круги проплывали перед закрытым взором.
Бульканье воды в эмалированных ванночках и тихое дребезжание инструментов не
давало ей отключиться, напоминая о том, что сейчас должно было произойти самое
важное событие в е„ жизни, может быть, более важное, чем е„ собственное
рождение и будущая смерть. Она кусала сухие, потрескавшиеся губы, а при
спазмах тискала холодную ткань простыни. На поверхности живота вспыхивали
протуберанцы ударов маленьких ножек и рук, ищущих выхода.
- Применяйте усилие, тужьтесь, работайте мышцами живота, когда Вы
почувствуете, что он пошел, сразу наступит облегчение. Попробуйте снять
напряжение, представьте, что перед Вами сиреневое яйцо.
Врачиха произносила заранее заученный текст, она нервничала, и смысл некоторых
неправильно произнесенных слов не всегда проникал в напряженное сознание Лины.
Наконец, ребенок пошел. Ей показалось, что из нее вынули пробку. Теплые струи
смешанной с кровью воды вытекали на простыню. Младенец освобождался от
девятимесячного плена, показались плечи и грудь. Врач и сестра стали помогать
ребенку, однако в процессе освобождения все большую тяжесть стала чувствовать
Лина. В груди е„ возникло сильное жжение, а затем появилась и боль. Ей
показалось, что несколько сотканных из воздуха рук положили на е„ грудь
тяжелую прямоугольную плиту. С каждым новым сантиметром выходящего в мир
ребенка прибавляла в весе и плита, положенная ей на грудь. Плита эта положила
основание фундаменту, и теперь обостренное восприятие Лины фиксировало
прозрачные руки, воздвигающие на е„ груди пирамидальную постройку. Каждый
новый используемый в постройке камень умножал и без того невыносимую боль в
груди. Она задыхалась, ребенок почти вышел на свет, а пирамида была почти что
построена. Прозрачные руки демонов с длинными голубыми ногтями аккуратно
подгоняли друг к другу правильные квадраты прозрачных камней, как будто бы
сделанных из воздуха, но имеющих вес настоящих. Ребенок окончательно покинул
лоно Лины Винтермаер, и в то же мгновение прозрачные руки с длинными голубыми
ногтями завершили строительство пирамиды, поставив на вершину треугольник с
открытым перламутровым глазом, и в ту же секунду Лина перестала дышать. Сестра
и врач делали ей искусственное дыхание, а Лина, другая Лина, уже покинувшая
тело, с интересом наблюдала за их бесполезной работой. Теперь она была очень
маленькой и шла по шелковой ленте дороги, примыкающей к ресницам большого
широко открытого глаза, сверкающего, как северное сияние. Когда она подошла
совсем близко, то увидела, что глаз разделен на две круглые половинки. Круглые
эти ворота распахнулись и Лина увидела Бафомета, сидящего на золотом троне с
высокою спинкой.
- Путь всегда уходит во тьму, - говорит он и протягивает ей руку, и без
всякого страха Лина подает ему свою руку.
И в ту же минуту Бафомет снимает со своей головы карнавальную маску козла и
Лина видит, что перед ней находится е„ отец, и огибают они роскошный золотой
трон, и идут по дороге, усыпанной рубинами, в сторону театральной сцены с
опущенным занавесом из черной парчи, на котором сияют золотые пятиугольные
звезды, и медленно поднимается занавес, и пораженная Лина видит на сцене
огромный черный кристалл, в котором находится тело Гермафродита с мужскими
половыми органами, женской грудью и лицом старика.
- Освободи его! Освободи его! - слышит она со всех сторон крики и шепот,
похожий на свист, и отец ее подает ей изящный золотой топорик с короткой
рукояткой.
Лина принимает топорик, подходит к кристаллу и, как в колокол, со всей силы
ударяет в него. И тут же свист, вой и грохот наполняют всю сцену, а
гермафродит складывает руки над головой, поднимается в воздух и устремляется к
только что появившемуся Лининому ребенку, а Лина смотрит и видит стремительный
полет и радостное лицо старика, который, как длинная игла, проникает внутрь
только что рожденного ребенка через половую промежность.


Глава двадцать четвертая.
Даже в самые трудные времена Красная площадь была самым доступным местом
Москвы. Вызванные на ковер директора оборонительных заводов и простые рабочие,
уставшие от изнурительного труда, мужчины и женщины, все кого не обманывал зов
сердца, в любое время дня и ночи могли прийти на площадь и постоять у
каменного мавзолея. Круглосуточно дежурившие сотрудники МГБ внимательно
следили за тем, что бы поклонение вождю мирового пролетариата было недолгим.
Если гражданин находился вблизи первого охраняемого объекта страны больше
десяти минут, то к нему могли подойти сотрудники в штатском и отвести человека
в специальное помещение для выяснения личности и намерений. Для охраны площади
ночь с 12 на 13 была обычным холодным днем тревожного года, ничем не
отличавшийся от многих и многих таких же дней, бесконечной чередой бежавших
следом за отступающими армиями. И, тем не менее, мы должны со всеми
тщательными подробностями остановиться именно на этом дне и рассказать о тех
событиях, которые произошли. На шестнадцатом этаже гостиницы Москва находилось
кафе, работающих до двух часов ночи. Медленный лифт поднимал прикрепленных
гостей. Там, на шестнадцатом, почти до утреннего часу подавали чай и
бутерброды с колбасой, сделанной из неизвестного вещества. Там же имелась
яичница и маленькие пирожки с капустой, похожие на большие каштаны. Алексей
Иванович Кулаков имел должность главного инженера на крупном военном заводе,
эвакуированном в Новосибирск в самом начале войны. Он жил один в двухкомнатном
номере с ванной, телефоном и видом на Красную площадь. В гостиницу он вернулся
около двенадцати ночи. Прослушав по радио мрачную информацию с фронтов, он
выпил стакан воды и закурил папиросу. Хотелось есть. Отодвинув штору, Алексей
Иванович увидел лежавший на газете ломоть черного хлеба и похожий на айсберг
кусок сахара. Выйдя в коридор, он обратился к дежурной, которая и отправила
его на шестнадцатый этаж. Там он перекусил, затем достал папиросу и вышел на
балкон. Алексей Иванович кутался в пальто с барашковым воротником и
рассматривал перспективу города. Из-за сильного затемнения казалось, будто
весь город вырезан из черной бумаги и только яркий свет звезд, падающий на
бесконечный дым работающих предприятий поднимал над далеким горизонтом
темно-синий занавес какого-то фантастического спектакля. Редкие, холодные
снежинки опускались на лицо и руки Алексея Ивановича, затянутые в желтые
кожаные перчатки. Подойдя к самому краю балкона, он посмотрел вниз и увидел
высокую, ссутулившуюся фигуру, пересекавшую по диагонали Манежную площадь. В
небе над городом висели продолговатые сигары аэростатов. Зенитные прожектора,
несмотря на отсутствие тревоги, время от времени для очистки совести
пересекали небесный свод. Человек, переходивший по диагонали Манежную площадь,
все время находился в поле зрения Алексея Ивановича, он буквально следил за
ним точно так же, как смотрит мощный прожектор за ускользающим крестом
мессершмита. И вдруг, вдруг этот человек исчез, до ближайшего угла было, по
крайней мере, метров сто пятьдесят, но человека уже не было, не было и все, он
прямо-таки растворился в серебристой московской метели, пропал пря