на середине
книга была повернута страницами вниз, а сверху лежало знаменитое золотое
пенсне. В последнее время Берия плохо спал, его мучили кошмары. Как только из
зыбкого пространства памяти исчезали образы реальных событий, с ним начинали
происходить жуткие вещи. И он, всесильный министр, никак не мог понять,
действительно ли это сон или какая-то другая реальность, существующая как бы
параллельно с действительностью. Реальность проводит его в строго охраняемые
зоны кошмара, что бы определить степень его, Берии, вины. Вины за то, что он
был не заурядным токарем на заводе "Электросила", а могущественным маршалом, в
подчинении которого находилась бесчисленная армия слуг и объектов, агентов,
резидентов, зон, лагерей и ударных строек, охраняемых дивизиями НКВД. Кровь!
Кровь ударяла в виски Лаврентия. Чужая кровь! И он, пытавшийся объяснить
самому себе свою собственную вынужденную жестокость, был бессилен в
оправдывании перед самим собой в этом то ли сне, то ли не сне, в том, что
пыталось стать частью его существа, несмотря на все меры предосторожности,
отделявшие самого министра от страданий приносимых в жертву людей. Последние
пять дней погружение в сон происходило по одному и тому же сценарию. Свист и
грохот выпущенных на волю стихий. Ужас возникал еще до момента, когда начинали
появляться реальные жители зазеркалья. Страшен был сам звук, поднимавшийся
вверх и стремительно падающий вниз. Звук, похожий на синтезированный сплав
миллионов человеческих голосов, душ, проходящих сквозь страшные, не
человеческие муки. Страшен был этот звук. В прохладном поту просыпался
Лаврентий Павлович от центростремительной силы этого звука, но не менее жутко
выглядели и рожи, окружавшие его в момент перехода от сильного визга к более
слабому. Выпученные красные глаза, когти и зубы, припадшие к самому его горлу.
Калейдоскоп рож был настолько отвратителен, что описать его с помощью языка
просто таки напросто было невозможно. И нельзя было передать, какой ужас
чувствовал засыпающий Берия. И даже, когда его человеческая воля, как будто
пользующаяся огромным ножом, разрезала материал сна, разрывала его на клочки,
даже несколько минут спустя после того, как кошмар в виде теплого липкого
"нечто" отплывал от кровати с красным балдахином, даже после этого сбросивший
сон организм сотрясался, как от сильного электрического удара. Нервная система
Берии была развинчена до предела. Устав засыпать и просыпаться от одного и
того же, он подолгу курил в кровати, иногда пил коньяк или вино и засыпал уже
только под утро. Но и этот утренний сон не приносил ему ничего хорошего. Уже
не понимал он, спит он или не спит, не понимал он, что происходит вокруг, но
видел он, как буквально из ниоткуда появляются в его спальне незнакомые хмурые
люди без головы в длинных серых одеждах. Они садятся к нему на кровать и
кладут на нее различные отрезанные части человеческих тел. Либо это руки от
плеча, либо ступня или кисть, нет только голов, они как бы не существуют
вообще, их не кладут на кровать и их не имеют тела, обкладывающие лежбище
монстра обрубками плоти. И вот, устав от бесконечных этих бессонниц, он решил
одним махом прекратить всю эту разнузданную вакханалию и, посоветовавшись со
своим врачом, принял на ночь большую дозу "веронала". Принял он "веронал" и
увидел хороший сон. Освещенная солнцем, кривая, как сабля, железобетонная
дамба врезается в морской залив. Низкие скалы подступают к самому берегу и,
сколько видит глаз, тянуться вдоль него до горизонта. Теплый морской ветер
несется в лицо, и маленькие брызги ложатся на синие брюки и белую рубашку
министра. Лаврентий Павлович щурится от солнца и видит, как на самом конце
этой огромной каменной сабли стоит худенькая темноволосая девчонка и бросает в
воду цветы. Она аккуратно отделяет каждый цветок от букета и опускает его в
спокойную воду залива. Министр поправляет пенсне и идет ей навстречу. Под
кожаными подошвами его лакированных башмаков поскрипывает морской песок. Он
доходит до конца мола, и садиться на корточки рядом с девчушкой. Она опускает
в воду цветы, а он наблюдает за е„ смуглой рукой и замечает, что у нее
длинные, как у женщины, ногти.
- Сколько тебе лет? - спрашивает министр.
- Мне только девять, но я уже все знаю, мне даже неинтересно жить. В другом
мире мы уже не увидим цветов, в другом мире мы будем вместе, - говорит она,
бросая в воду остатки букета, затем оборачивается, и забрасывает ему на шею
свою смуглую тонкую руку.
Они сидят на корточках напротив друг друга и рука девушки притягивает тяжелую
голову министра и целует его в лоб. От леденящего холода е„ поцелуя Берия
просыпается и механически шарит вокруг, разыскивая пенсне, и в ту же секунду
звонит телефон. Ещ„ как следует не проснувшись, он снимает трубку.
- Кажется, эксперимент прошел удачно. Направляемся к вам.
- Очень хорошо, - говорит Берия и опускает трубку на рычаги аппарата.
Глава тридцать четвертая.
Тяжелый "Пакард" несется по утренним темным улицам на ближнюю дачу министра. В
машине Антон Иванович, рядом с ним на заднем и переднем сидении два офицера
охраны, у одного из них на коленях металлический ящик, прикованный к руке
браслетом. Антон Иванович сидит с закрытыми глазами, откинувшись на мягкие
кожаные подушки, и перед закрытым взором его проплывают пейзажи заснеженной
Лапландии. Кокетливые лыжницы в толстых свитерах, оленья упряжка, влекущая
деревянные сани, в которых разместились веселые мальчишки и девчонки, на ходу
они забирают руками снег, превращая его в маленькие ледяные снежки. Вдалеке за
лесом виднеются светлые деревянные постройки и церковь с одиноким крестом.
"Иногда ловишь себя на мысли, что внутри тебя находится другое время, то,
которое ты никогда не знал. Оно существует как бы вместе с тобой и
одновременно как бы вне тебя", - подумал Антон Иванович и открыл глаза. Машина
подъезжала к даче министра, а на коленях охраны покачивался металлический
ящик. Два часа рассказывал Антон Иванович, как протекал эксперимент. А Берия
все кивал и кивал головой, и даже могло показаться, что он спит. Но он не
спал, он внимательно слушал, однако это было похоже на медитацию. Он
раскачивался взад и вперед, и от изменяющегося угла стекла пенсне пускали по
комнате маленькие желтые зайчики.
- В последней фазе эксперимента, когда шар опустился на платиновую чашу,
колдун потерял сознание.
- Да? - Берия поднял голову. - Скажите, какой чувствительный колдун.
- Мы ему дали возможность прийти в себя. Эксперимент был завершен.
- Во имя человеколюбия? - сострил Берия. Эта фраза была признаком того, что
министр находился в хорошем расположении духа.
Антон Иванович знал о его склонности в момент важного разговора вдруг
проявлять остроумие с некоторым наклоном смысла в сторону садизма, но с другой
стороны было видно, что он нервничает, потому, как в этот момент он начинает
говорить с сильным акцентом. Антон Иванович сделал жест левой рукой, и к ним
подошел офицер охраны, до этого молча стоявший у стены. Он поставил ящик на
стол и отстегнул его от браслета. Антон Иванович отомкнул крышку, которая тоже
была на замке, и Берия, как хищная птица, склонился над круглым сокровищем. Он
подвинул поближе лампу, и некоторое время молча разглядывал шар. Затем
почмокал губами и как ребенок спросил: - Можно потрогать?
- Сейчас уже можно, но, когда он прекратил вращение и замер, к нему нельзя
было прикоснуться, он был раскален, хотя луна символ ночи и холода, - заметил
Антон Иванович.
- Вероятно, это какой-то другой вид энергии,
- проговорил Берия, - державший шар в обеих ладонях. - Похоже на стекло,
- продолжал Берия, - я ощущаю много тепла, руки стали горячими. Положив шар
обратно, он долгим взглядом посмотрел на Антона Ивановича и хотя разговор
протекал в хорошем ключе, у того засосало под ложечкой.
- В два часа дня я позвоню Сталину, он сейчас в Кунцево на ближней, -
проговорил Берия как будто для самого себя.
Миновав многочисленные посты охраны, машина министра медленно вкатилась в
зеленые ворота дачи, за которыми находился вождь. Он сидел один в гостиной
комнате на неудобном кожаном кресле, очень низком, с огромным сиденьем и
круглыми валиками подлокотников. Маленький, рябоватый, он находился с краю
этого чудовищного кресла. Одет он был по-домашнему полувоенный френч и мягкие,
много раз перечиненные сапоги. Когда Лаврентий Павлович и Антон Иванович вошли
в гостиную, Сталин встал. Он пожал им руки и коротким очень неловким жестом
показал на овальный стол, вокруг которого были расставлены высокие стулья в
белых чехлах.
- Ну, герои, какие у нас результаты? - спросил он.
Берия едва заметно повел головой, и Антон Иванович поставил на стол
металлический ящик.
- Я надеюсь, что Вы не пытались заглянуть в будущее без меня? - задал вопрос
Сталин и сам же подмигнул Антону Ивановичу, после чего тот почувствовал, что у
него отнимается челюсть.
- Что ты, Коба, мы еще не знаем, сможет ли эта штука что-то нам дать, но
сделали все, как по написанному. - Берия говорил уверенно и громко, но в
голосе его ощущался надрыв.
- Открывайте ящик, - приказал Сталин, и Антон Иванович мгновенно отомкнул
крышку.
Он ухмыльнулся: - Так называемое всевидящее око. Пора и тебе Лаврентий завести
дюжину таких для нашей с тобой безопасности. Вождь тихо засмеялся и похлопал
министра по широкой спине.
- Ты, Коба, не сомневайся, мои глаза стоят многих всевидящих.
- Не сомневаюсь, дорогой, ни на минуту. Показывайте Вашу чертовщину, - сказал
вождь и подошел поближе, что бы лучше видеть и понимать.
- Вот это, товарищ Сталин, шар, - пояснил Антон Иванович.
- Я вижу, что это шар, а не треугольник.
И после замечания этого замешкался Антон Иванович, заговорил на пол тона ниже.
- В этом ящике есть перевод со старогерманского и сопутствующие предметы,
сработанные нашими специалистами. Прежде всего, это малая пирамида.
Антон Иванович запустил руку в ящик и поставил е„ на стол, на вершине пирамиды
так же находилась небольшая круглая площадка, чем-то напоминающая солнечные
часы. Сталин с ухмылкой смотрел на различные предметы, извлекаемые из ящика.
Это была небольшая металлическая полоска с врезанными в нее увеличительным
стеклом и электрической лампочкой с отражателем на конце. И наконец Антон
Иванович вытащил прямоугольную шелковую салфетку, на которую по трафарету
каким-то красным веществом были нанесены непонятные, бегущие по кругу знаки,
чем-то напоминающие шифропись ацтеков, такие же полу буквы, полу узоры, какие
встречаются на чугунной крышке городского колодца. В центре салфетки была
нарисована спираль, уходящая в точку. Поверх спирального кольца были наложены
проведенные пунктиром контуры пятиконечной звезды.
- Все, товарищ Сталин, сделано так, как описано в книге.
- Только лампочка явно не из того времени, и я предлагаю заменить е„ на свечу,
- сказал Вождь и мягко отошел к буфету, и Антону Ивановичу показалось, что он
не идет, а просто таки плывет по воздуху, маленький дирижабль в черных
сапожках.
Сталин вернулся с короткой и желтой, как сыр, свечкой, вероятно пролежавшей у
него не один год. О вывернул из патрона лампочку и кое как втиснул туда свечу.

- Теперь время суток уже не играет роли. Если желаете, все можно сделать прямо
сейчас, - пояснил Антон Иванович.
- Да, прямо здесь и прямо сейчас, - сказал Сталин, ухмыляясь в усы, и позвонил
в колокольчик.
- Три стакана чая, - сказал он в приоткрывшуюся дверь и через несколько минут
на столе уже стоял железный поднос с тремя дымящимися стаканами, пухлой
металлической сахарницей с узорами железных цветов и продолговатой фарфоровой
тарелочкой, на которой лежал нарезанный тонкими дольками душистый лимон.
Сталин взял стакан, пепельницу и сел в свое тяжелое кресло. Сидя в нем, он
медленно набивал трубку, наблюдая за действиями Антона Ивановича.
Хорошо раскурив е„, он прищурил глаза и, посмотрев на Берию, сказал:
- Вот мы с тобой. Лаврентий, коммунисты, а занимаемся черт знает чем.
- Я, Коба, может и не совсем верю во все это, но почему бы не попробовать,
если столько сошлось. Ведь ты же сам говорил, интересы дела прежде всего, а уж
чертовщина это или нет, пусть решает история.
Сталин затянулся трубкой и ничего не сказал. Походив немного по комнате, он
подошел к Антону Ивановичу и спросил:
- Вы, товарищ медиум, все вопросы решили?
- Да, товарищ Сталин, практически все готово.
- Ну, тогда начинайте. - Вождь сделал несколько глотков из чайного стакана
встал и подошел к столу. - Я хочу увидеть конец этой войны, - сказал он.
На столе была разложена черная салфетка, на ней стояла платиновая пирамидка, а
на площадке сверху нее лежал затвердевший, принявший идеальную форму глаз
инопланетного существа. Антон Иванович вытащил спички и поджег фитиль. Пламя
дернулось в разные стороны, затем потянулось вверх и выпрямилось. Сооружение
со свечой было закреплено в небольшом портативном штативе, с таким расчетом,
что пламя, оттолкнувшись от отражателя через систему линз, попадало в центр
зрачка, похожего на сложенные лепестки цветка или на крылья экзотической
бабочки. До того, как приехать к Сталину, Антон Иванович разучивал заклинание
перед домашним зеркалом. В переводе было сказано, что само обращение должно
выходить из глубины вашего подсознания, из самого сердца, и что сами слова
мысленно должны выстраиваться в замкнутое кольцо, вращающееся вокруг
всевидящего ока. У Антона Ивановича с воображением не все в порядке. Он даже
не мог представить себе улицы, на которой проживала его двоюродная сестра. И
однажды под праздник, зайдя совсем не туда, он столкнулся с двумя мрачными
типами, сделавшими попытку напасть на него, и только вид пистолета отрезвил
негодяев. Да, с воображением у Антона Ивановича было не все в порядке, и, тем
не менее, он сокрушил это костное свое воображение и за несколько часов сделал
его эластичным, почти управляемым. Он начал с детских утят. Дав каждому утенку
отдельное слово, он запустил их по кругу. Утята пошли друг за другом, неся на
спине волшебные слова. По мере продолжения упражнений Антон Иванович научился
убирать утят, оставляя одни слова. Однако теперь в его воображении слова были
сделаны из дерева и соединены друг с другом с помощью веревок. Слова буквально
выскакивали из воды, увеличивая и без того длинную деревянную змейку. Вода не
давала возможности утонуть деревянным словам. В другом случае воображение
Антона Ивановича было бессильно, слова падали на землю, из них выпадали буквы,
похожие на те, которые он когда-то давно, работая наборщиком, забивал в
свинцовые рамки, создавая газетную матрицу. Через десять минут после начала
так называемой завершающей стадии опыта Сталину показалось, что по гостиной
комнате пролетела бесплотная какая-то масса, пролетела и растворилась в углу,
ушла в него, как в отверстие, похожее на кольцо фокусника, через которое
продергивают газовый шарф. Прошло ещ„ несколько мгновений и опять это же
нечто, но уже из другого угла, пропутешествовало по воздуху и так же исчезло.
Это "нечто" имело вид большой скатерти или простыни, произвольно согнутой в
разных местах. Края этого нечто были неровными и то возникали, очерчивая свой
контур, то расплывались в воздухе. "Похожее на морского ската", - решил
Сталин, опускаясь все ниже. Теперь эти скаты пролетали над его головой, то
сворачиваясь в восьмерку наподобие огромного тента, то снова обретая вид
полотна, подброшенного в воздух. Слова, которые проговаривал Антон Иванович,
превращались в сознании вождя в набор разновеликих отмычек, с помощью которых
ему, избранному и понявшему суть этой игры, давалась возможность заглянуть за
серебряную фольгу обычного зеркала и увидеть события, которых в
действительности пока и не существовало. Но уже двигались навстречу друг другу
из двух неизвестных точек огромные корабли с названиями великих планет, уже в
бесчисленных, разделенных на микроскопическую самостоятельность клетках
происходил беззастенчивый выбор партнерши, с которой будет хорошо и удобно,
уже фугасные разрывы калечили человеческие массы, ещ„ не рожденные на земле,
уже собирательный образ мироздания попадал в прицел наемного убийцы, уже
скрюченные лопатки и ключицы малышей, попавших под атомную бомбардировку,
искала назойливая кинокамера американца. Ещ„ хлеб не был высеян на поля и не
был убран, а уже мы имели возможность узнать, кто его будет есть. И вдруг в
одно мгновение перемещение "нечто" закончилось. Теперь великолепные и
прозрачные банты развернулись и превратились в два огромных прямоугольных
экрана, примыкавших друг к другу наподобие двух игральных карт, образующих
треугольник. Антон Иванович закончил с текстом и теперь стоял, пристально
вглядываясь в танцующий разноцветный туман, совершавший движение внутри
магического предмета. Антон Иванович повернулся и вышел из под двух скрещенных
карт, образующих треугольник, выходя, он зацепился за прозрачное мерцающее
крыло. Послышался звук, очень похожий на тот, который слышат студенты в
физическом кабинете при работе динамо с двумя заряженными электричеством
шарами. Сталин и Берия подошли к Антону Ивановичу, который пристально
вглядывался в медленно открывающийся зрачок. Маленький Сталин отодвинул
большого Лаврентия и шагнул под прозрачную крышу, зрачок медленно растворялся.
Он растворялся, как раковина, хранящая в себе живое сердце жемчужины. Задолго
до войны ученые привезли и показали Сталину телевизионный приемник, экран у
него был круглым точно таким же, как и этот всевидящий глаз.
- Последний день войны, - шептал Сталин одними губами.
Он согнул ноги в коленях и, опираясь двумя руками на стол, вглядывался в
разноцветный дым и в черную глубину зрачка, в котором уже обозначились контуры
какого-то пока ещ„ малоприятного изображения. Но вот фокус туманной этой
картинки стал настраиваться, и Сталин увидел трибуну мавзолея и себя в
окружении соратников, после чего картинка поменялась и вождь увидел, как
рослые гвардейцы, по всей видимости, хорошо проверенные на благонадежность
люди, бросают к подножию мавзолея штандарты поверженных германских дивизий и
корпусов. Древняя свастика, символ плодородия и молота Тора, брошена к
подножию большого пергамского алтаря. Что же нужно ещ„, что бы понять, что
победа это не всегда только победа! А потом Сталин увидел радостные лица
москвичей и разноцветные гирлянды салюта, рассыпающиеся в теплом весеннем
небе. Затем глаз медленно закрылся.
Сталин повернулся к Лаврентию Павловичу и к Антону Ивановичу, которые
внимательно, буквально затаив дыхание, наблюдали за ним.
- Да, - сказал вождь и выдержал длинную паузу, после чего снова заговорил:
- Не знаю, как ты, Лаврентий, но в том, что мы победим, я никогда не
сомневался.
- И я, Коба, в этом ни на минуту не сомневался.
- Но дело совсем не в этом, Лаврентий. Дело в том, что мне не нужен этот
шарик. Я не хочу ничего знать про будущее, которое не могу изменить. Представь
себе, во что знания превратят мою жизнь. Я хочу, батано Лаврентий, что бы ты
послал это чудо моему врагу и, как ты говоришь, искреннему почитателю. Пусть
он посмотрит на наш парад, на нашу победу и решит, что ему делать. Это
возможно Лаврентий?
- Конечно, Коба, буквально через две недели глаз будет у … - Берия сделал
паузу - …. У этого выродка.


Глава тридцать пятая.
Через двенадцать дней агенты Канариса уже держали в руках этот ящик. Они
предполагали все, что угодно, но то, что в этой штуковине находятся игрушки
для магических опытов, этого они конечно предположить не могли. Резидент
Канариса в Бухаресте разложил на письменном столе предметы из металлического
ящика и углубился в руководство заведомо переведенное на понятный немецкий. В
процессе чтения он хватался то за один, то за другой предмет и, дочитав до
конца, засмеялся. Он, человек абсолютно реальный и очень расчетливый, не мог
представить себе, что кто-то даже в очень отдаленном его окружении, действуя
чисто спорадически, может заинтересоваться этой балаганной чепухой. Он
подбросил в воздух шелковый квадрат с письменами и под