Сергей Абрамов

                      Человек со Звезды



   День какой-то сумасшедший выпал, заполошный прямо день, врагу злому  не
пожелаешь, всю дорогу - на ногах, на ногах, на ногах, а каблуки тонкие и -
восемь длинных сантиметров, ходули, конечно, но ходули обвальные, да  плюс
к тому почти задаром схалявила  их  Зойка,  разве  стольник  -  деньги  по
нынешним временам? Ой, нет, не деньги, считайте: пятерка -  левак  поутру,
да еще за пятерку рожу скривит, гад; трояк -  то,  что  зовется  "шведский
стол", хотя шведского  там  -  только  официант  Свен,  который  вообще-то
эстонец; сигареты у того же шведа недоделанного - еще  десятку  отдай,  но
это только для нее, для Зойки, - десятка, потому что она шведа сто раз  от
метра у себя в пенальчике прятала, отоспаться давала с большого бодуна,  а
для остального пипла сигаретки - по  два  червонца,  какие  ж  бабки  надо
делать, чтобы пристойное курить!.. А поужинать? Если задерживаешься,  если
заезд большой - еще три чирика; три, да три,  да  три  -  будет  дырка,  а
зарплата администраторская - кот наплакал, а пошлый  зверь  этот  скуп  на
слезы, вот. Впрочем, Зойка  на  судьбу  не  в  обиде,  она  ее  себе  сама
выбирала, лелеяла. Грех плакаться, девушка она холостая,  самостоятельная,
буквально - _сама_ стоит на красивых ногах, на обвальных  каблуках,  ни  у
кого помощи не просит и не станет. А кто  говорит,  что  администраторы  в
отелях _берут_, плюньте тому в рожу: не про Зойку это тем более. Ладно, от
конфет там, от цветов, от флакончика парфюма она не  откажется,  так  ведь
для себя же, а не на продажу, или передарить кому нужному - полезное дело,
приятное настроение...
   Да, ноги.
   Ноги гудели часов с  пяти,  потому  что  привалили  американы,  человек
шестьдесят, на выставку то ли компьютеров, то ли станков, а заказ  был  на
сорок, куда, спрашивается, двадцать девать? В холлы на кресла?..  Говоров,
умный, так и  заявил:  пусть  ночку  на  креслах  перекантуются,  если  не
предупредили, _наши_ люди ведь кантуются - и ничего, а у них,  кстати,  за
бугром без предварительного заказа  в  приличный  отель  тоже  гамузом  не
вселишься. Говорову славно: указание выдал, сел  в  "Волгу"  и  свалил  на
дачу. А старший администратор отдувайся. Жалко себя...
   Жалко американов. Жалко девочек-регистраторш,  которым  приказано  быть
вежливыми и держать улыбку на взводе.  Жалко  борзых  мальчиков  из  МИДа,
которые на всех континентах  голубой  планеты  талдычат  про  перестройку,
которой нет альтернативы. И американам талдычат.  Перестройка  в  державе,
перестройка в отеле, двенадцатый этаж приговорили к перестройке, поставили
на  ремонт  -  подчистить,  что  загадили.  Зойка  бездомную  американскую
двадцатку - взвод? - уболтала, английский у Зойки легкий, _активный_, хотя
и инязовского розлива, до семи и впрямь на креслах их продержала -  "Zoya,
darling, Zoya, excellent, what about little party tonight?", "Sure,  quys,
wait a little, you'll get your lovely rooms and only after..." -  а  после
семи, кроме нее, в отеле начальства  нет,  вот  она  своей  хилой  властью
двадцатый-то этажик и распахни, благо ремонтный конь там еще  валяться  не
начинал.
   Но ноги!..
   - Зоенька Александровна, -  это  Мария  Ивановна,  старшая  в  дежурной
смене,  лапочка  сладкая,  заботливая,  -  вы  домой  пойдете  или   здесь
заночуете?
   "Заночуете" - не шутка, не подхалимская ирония, у  Зойки  в  пенальчике
есть диван, на котором можно спать, на котором как раз и кемарил похмельно
вышеупомянутый эстонский товарищ швед.
   - Поужинаю и пойду.
   Бог с ними, с деньгами, однова живем! - села в синем зале за  служебный
стол,  взяла  себе  _по-человечески_,  коньячку  тоже,  ела-пила,  слушала
вполуха, как еще не для публики - рано еще для публики! - тихонько стебали
что-то свое и для себя ресторанные крутые лабухи, разомлела,  разомлела  и
домой пошла.
   - Спокойной ночи, девочки.
   - Спокойной ночи, Зоя  Александровна!  -  в  один  голос  из-за  стекла
регистратуры, хор Пятницкого, блин...
   Швейцар, сука  старая,  кадровый  кагэбэшник  из  бывших,  а  теперь  -
застрельщик перестройки и гласности, на собраниях рвет  на  груди  ливрею,
толкуя о нравственности, а сам без трех стольников домой не  идет,  увидел
начальницу, Матросовым под фотоэлемент влез - двери перед ней раскрыл:
   - Славно вам почивать, Зоя Александровна...
   А шел бы ты... И такси тут как тут. Села на заднее сиденье, спросила:
   - Ты что, на прикорме у швейцара?
   Морда наглая, кулак - с голову пионера, ржет:
   - Двое детишек, Зоя Александровна, все, замечу, кушать хотят, оглоеды.
   - Откуда ты меня знаешь? Что-то я тебя не помню...
   - Где вам всех упомнить! А мы вас знать _должны_...
   Ну, должны - и хрен с вами, знайте. Закрыла глаза, попыталась подремать
- дорога до Марьиной рощи недлинная, но хоть десять минут, хоть пять...  А
ноги гудят, как  провода  под  током.  Все,  завязали:  на  службе  -  без
каблуков, форма одежды летняя, парадная: кроссовки, шорты, майка, в руке -
серп, в другой - молот...
   - Куда ты меня везешь, ласковый?
   - Домой, куда...
   - А где мой дом?
   - С утра в Марьиной роще был. Девятый проезд, так?
   - Ну ты жох! А ключа от моей квартиры у тебя нет?
   - Ключа нет... - вроде даже обиделся. И сухо: - А все  знать  -  работа
требует.
   Странная работа. Может, он из кагэбэ?..  Да  хоть  из  цэрэу,  лишь  бы
довез.
   Довез.
   С моста развернулись через сплошную осевую, въехали  в  черный  Девятый
проезд и встали.
   - Дальше, пардон, некуда, Зоя Александровна, у меня не танк.
   Открыла глаза - вот тебе  здрасьте:  за  день  все  перекопали,  ограду
поставили, а на нее - красный фонарь. Кстати, почему красный? Какие  такие
аналогии имеют место?.. Впрочем, вопрос праздный, бессмысленный, скорее  -
домой, скорее - в койку.
   - Может, проводить? - Большого рвения в голосе таксиста не наблюдалось.
   - Обойдусь.
   - Ну, как знаете... - А сдачи с трояка не дал, вонючка.
   На каблуках по таким рытвинам -  туфель  не  жалеть,  а  Зойка  жалела,
туфелек у нее - по счету. Сняла,  в  полиэтиленовый  пакет  сунула,  пошла
босиком, пошла своим тридцать пятым номером по сухой земле,  по  теплой  и
рассыпчатой марьинорощинской почве, как по летнему полю, как где-нибудь  у
сестры в деревне Сафарино по Ярославке, а если зажмурить глаза, то и вовсе
как в дальнем-предальнем детстве, когда вообще никаких туфель у  Зойки  не
наличествовало. Однако глаза легко было и не зажмуривать: мгла  в  Девятом
проезде, повторим, стояла египетская, а свет из  окон  дорогу  не  слишком
освещал. Осень. Двадцать один час с копейками, а  темно,  как  в  полночь.
Зойка миновала первую девятиэтажку, подгребала уже ко второй,  к  родимой,
как из  темноты,  из-под  еле  видного  тополя  услыхала  длинный  и  явно
_больной_ стон.
   Ей бы опрометью - мимо, в подъезд под кодом,  а  она,  дура,  встала  и
стоит, как неизвестная ей жена неизвестного ей Лота.
   - Кто здесь?
   Стон повторился, но тише, приглушеннее,  словно  Существо  -  кто  там?
человек? зверь? не видать - понемногу слабело, отходя, быть может,  в  мир
иной. Это что же такое я здесь стою, не шибко грамотно, зато  взволнованно
подумала Зойка. Она уронила - именно так: пальцы разжала и  уронила  -  на
асфальт пакет со сторублевыми баретками и сумку с  документами,  деньгами,
всякими причиндалами для марафета, она уже не  думала,  не  помнила  ни  о
туфлях, ни о малых деньгах в  сумке,  она,  человек  действия,  для  оного
освободила руки и шагнула к тополю - из темноты, значит, в темноту.


   Маленькое отступление, чтобы чуть-чуть перевести дух.
   Зойка, Зоя Александровна, была, как вы просекли, женщиной  решительной,
не  страшащейся  возможно  нежелательных  последствий  своих  неосторожных
шагов. Неженских шагов. Что может, к примеру, повлечь за собой  история  с
малозаконным вселением американских соратников по технической революции  в
приготовленные  к  плановому   ремонту   номера?   Выговорешник?   Лишение
квартальной премии? Временное понижение в чине? Да  что  бы  ни  повлекло,
Зойке на это начхать: дело сделано, доброе дело, люди спят в  постелях,  а
не в креслах, это - главное, остальное -  фуфло.  Дальше.  Что  стрясется,
если  под  означенным  тополем  лежит...  ну  кто?..  пьянь?..   убивец?..
насильник-извращенец?.. Что-нибудь, конечно, стрясется, факт.  А  если  не
пьянь, не убивец, не насильник? Если там человек концы отбрасывает и  одна
только Зойка, одна в целом мире - ну нет кругом ни души! - может накрутить
"ноль три" и вызвать спасение?..
   Людей, способных на поступок, - не  на  подвиг,  нет,  на  обыкновенный
человеческий поступок, не влезающий в рамки всякого рода умных  инструкций
и правил! - в нашей державе с гулькин нос. С безоблачного детства, с яслей
и детсадов всех стригут под одну гребенку, учат не высовываться, не  лезть
в пекло поперек батьки, а сам батька  тоже  в  пекло  не  рвется,  подавая
растущей смене наглядный  урок  осторожности.  Никто  не  хочет  принимать
решения  _сразу_.  Любимые  аргументы:  надо   подумать,   посоветоваться,
желательно - с народом. Или так: надо создать комиссию по изучению того-то
и сего-то, комиссия изучит и доложит - опять же народу.  А  если  ситуация
требует немедленных действий? Если завтра, через час, через секунду  будет
поздно?..
   Хотя, хотя... Немедленные действия мы  тоже  проходили,  и  ни  к  чему
толковому они не приводили. Наоборот. Это объяснимо:  нежелание  принимать
экспресс-решение логично рождает неумение его принимать. Опять-таки  никто
и не умеет...
   Ладно,  туманные  аналогии  -  побоку.  Эдак   мы   часом   в   высокие
государственные сферы залетим, а при чем  они  здесь,  в  Девятом  проезде
Марьиной рощи? Кесарю - кесарево, а Зойке, выходит, - Зойкино...


   Под тополем прямо на мать-сыре-земле полулежал, подперев спиной дерево,
какой-то мужичок. Старый  или  молодой  -  Зойка  не  рассмотрела,  да  не
очень-то и рассматривала. Села на корточки, спросила деловито:
   - Что стряслось? Пережрал, болезный?
   Болезный взглянул  на  Зойку  долгим,  как  писали  в  старых  романах,
взглядом. Странная штука: темнота темнотой, а Зойка резко  увидела  глаза,
будто подсветили их изнутри невесть как, или - что реальнее! -  отразилось
в них чье-то кухонное окно на первом этаже  Зойкиной  "башни".  И  явилось
оттуда - из глаз, конечно, а не из окна - эдакое  настороженное  ожидание.
Кого? Чего?..
   - Что молчишь? - Зойка не оставила привычно-фамильярный тон, коим  вела
беседы с многочисленными алкашами из отельной обслуги,  хотя  и  понимала,
что болезному худо: то ли сердце прижало, то ли почки, то ли печень, то ли
селезенку скрутил летучий приступ, бывает. Но тон сей для Зойки был  некой
защитной  реакцией   от   разных   "вдруг":   мужик   все-таки,   существо
непредсказуемое. Может, придуривается?.. Пусть  решит,  что  перед  ним  -
рядовая хабалка из овощного, которая - в факте посягательств  на  честь  -
запросто врежет по  вышеуказанным  внутренним  органам.  -  "Скорую"  тебе
позвать, а, милый?..
   Мужик разлепил губы и вроде что-то вякнул.
   - Чего-чего? - Ничего, пардон, за  дурную  рифму,  не  поняла  Зойка  и
бесстрашно наклонилась над мужиком. - Повтори...
   Скорее догадалась, чем услышала:
   - Идите... Я полежу...
   - Во  блин!  -  изумилась  хабалка  из  овощного.  -  Полежит  он...  А
помрешь?.. Я, выходит, виноватая буду.
   - Я полежу... - через силу повторил мужик и - вот странность-то! - чуть
растянул губы вроде в улыбке.
   Вроде, значит, улыбнулся он, и  Зойка  увидела:  мужик  нестарый,  лет,
может, сорока, рано такому под тополями концы отбрасывать. Улыбка и решила
дело: насильник и убивец, по мнению Зойки, улыбаться жертве не станет.
   Сидеть на корточках было неудобно, да и напомним: ноги у  Зойки  гудели
по-прежнему. Она подтянула юбку и бухнулась на колени.
   - Видишь, я перед тобой на коленях стою. А ты лежишь. Погано...  Почему
"скорой" не хочешь? Боишься - упекут? Ну, давай я твоим  домашним  звякну.
Давай телефон. - Все еще хабалка, все еще Художественный театр.
   - Нет, - выдохнул мужик.
   - Телефона?
   - Дома...
   - Бомж, что ли? - удивилась Зойка.
   Нет, на бомжа мужик не гляделся. Ну ковбоечка, ну джинсы, ну сандалии -
все хоть и отечественной постройки, однако аккуратное. Провела ладонью  по
щеке: явно брился с утра, явно. Где, как не дома?
   - Приезжий? - новый  вопрос  задала,  потому  что  на  бомжа  мужик  не
среагировал.
   - Вроде...
   Вот ведь  идиотская  ситуевина!  Поздний  вечер,  глухая  улица,  мужик
помирает, а Зойка стоит перед ним на красивых - подчеркнем  лишний  раз  -
коленях и пытает биографию по пунктам стандартной отельной анкеты. Бред!
   - Ладно, - вновь мгновенно решила она, - я в  этом  доме  живу.  Встать
сможешь?
   - Я полежу, - занудно повторил мужик.
   Зойка уже и злиться начала:
   - Заладил: полежу, полежу... Подымайся!
   Ухватила его за подмышки (или _под_ мышки? или вообще под _мышки_? Один
разве что Даль знает...), потащила. Мужик не противился,  но  особо  и  не
помогал. Тяжел был, как боров. Тащить его было скучно, поэтому  не  станем
описывать _процесс_, а сразу перейдем к результату оного. Впихнула  мужика
в квартиру, подтолкнула к дивану, он плюхнулся на него (мужик - на  диван)
и отключился. Зойка уж на что вымоталась, а испугалась: ой, не  помер  ли,
ой, не зря ли тащила? Нет, не помер, не зря: дышал, сопел, хрипел -  и  то
хорошо. Сняла с него сандалии, чтобы обивку диванную ценную не  загваздал,
прикрыла пледом - пусть спит. Если спит...
   И только  тогда  села  в  кресло  напротив,  вытянула  -  наконец-то  -
по-прежнему красивые ноги,  закрыла  глаза  (или  куртуазнее  к  ситуации:
смежила вежды?..) и немедля ужаснулась содеянному: на кой черт она  его  к
себе притаранила? Мало ей своих забот, мало? Сама сегодня  еле-еле  дышит,
бюллетень на раз дадут, а тут еще и полутруп  на  больную  голову.  Не-ет,
"скорую", и притом - немедленно!
   - Не надо "скорую", - внятно, хотя и не открывая глаз, произнес мужик.


   Кто возразит против реальности телепатии, поднимите руки. Кто хоть  раз
в жизни не  испытал  ее  странное,  воздействие  на  издерганный  неверием
организм сапиенса советикуса? Нет таких, не ищите. А те, кто с пеной у рта
отрицает  непреложные  факты  -  они-де  антинаучны   и   антинародны!   -
обыкновенные ретрограды, рутинеры и мракобесы. Природа _антинаучной_  быть
не может - вот вам афоризм к случаю...
   Непреложный факт бревном лежал на югославском диване и на первый взгляд
никак не реагировал на окружающую  действительность.  Просил-просил,  чтоб
ему полежать дали, и выпросил - дали. Но Зойка, женщина начитанная, охотно
верящая в  телепатию,  телекинез,  не  говоря  уж  об  экстрасенсах,  живо
встрепенулась  и,  не  обращая  внимания  на  трупное   состояние   гостя,
потребовала ответа.
   - Але, - оригинально начала она, - вы не спите?
   Подметим: на "вы" перешла, зауважала...
   Но мужик на пустой вопрос не откликнулся.
   - Откуда вы узнали, что я про "скорую" подумала? - Плевать  было  Зойке
на явное нежелание гостя вести салонную  беседу,  жажда  знаний  оказалась
сильнее Зойкиного милосердия. - Ну вы же не спите, я ж вижу же! Откуда  вы
узнали, откуда? Может, я вслух сказала?
   Кто бы устоял перед таким  напором?  Праздно  спрашивать.  Мужик  тяжко
вздохнул и, по-прежнему не открывая глаз, кратко ответил:
   - Нет.
   - Что - нет? - завела было, но тут же  сообразила,  что  мужик  ответил
лишь  на  последний  вопрос  -   про   "сказала   вслух".   Такая   тонкая
избирательность Зойку не устроила, и она бульдозером поперла далее:  -  Вы
телепат?
   Мужику пришлось сознаться.
   - Да, - произнес он.
   Сознаться-то он сознался, а ни позы не сменил, ни глаз не открыл,  всем
видом  являя,  сколь  претит  ему  допрос,  навязанный  хозяйкой  дома   и
положения. Да и коли хозяйка,  так  что,  можно  издеваться  над  немощным
странником?..
   Но Зойке его переживания - по фигу. Зойке, как в известных  стихах,  во
всем хотелось дойти до самой сути. И потом: он же полежать  просился,  так
никто его с дивана и не гонит, а о нежелании разговаривать он  заранее  не
заявлял.
   - А вот что я сейчас подумала?  -  Допрос  плавно  перетекал  в  стадию
легкого эксперимента.
   Мужик открыл один глаз - ближний к Зойке, колко глянул на нее  и  опять
же лапидарно ответил:
   - Свен.
   Вот  тут  Зойка  испытала  нечто  вроде  легкого  шока,   нечто   вроде
мистического ужаса испытала любознательная Зойка, поскольку ответ попал  в
точку, эксперимент можно было закруглять. А  подумала-то  Зойка  буквально
вот что: интересно, как его зовут? И узнала -  как.  Но  знание  требовало
уточнений, и Зойка не смогла молчать:
   - Вы швед?
   - Нет, - в рифму сказал Свен.
   Раз он так назвался, будем так его и называть.
   - А кто тогда?
   - Все равно не поверите, - ответил Свен и невежливо отвернулся к стене.
   Может, невежливо, а может, и обиженно. Зойке стало  стыдно:  привела  в
дом больного, говоря красиво, полила цветы  своей  благотворительности,  а
дальше, получается,  пусть  они  сами  растут?  Получается  так.  А  _так_
получаться не должно. По неписаным законам гостеприимства. И хотя ей жутко
хотелось выпытать, во что это она не поверит, смирила научный пыл, сказала
коротко:
   - Я чай поставлю. Чай вам можно?
   - Можно, - не поворачиваясь, подтвердил Свен.
   Зойка отправилась на кухню, размышляя по пути, почему  ей  в  последнее
время везет на Свенов. Другие за всю жизнь ни одного Свена не встретят,  а
она вон сразу двоих, если считать алкаша официанта. Тот,  как  мы  помним,
тоже шведом не был...


   Не пожадничала, разорилась, заварила  "Липтон"  из  дареной  английской
жестянки. Подумала: жрать он, наверно, хочет. Слепила пару  бутербродов  с
дефицитной  салями,  помыла  единственный  помидор  -  больше   ничего   в
холодильнике не отыскалось. Да и откуда бы? Жизнь Зойки, повторим, текла в
унылых берегах общепита, где  особых  деликатесов  не  водится.  Водрузила
приготовленное на поднос и понесла в комнату.
   Мужик Свен как лежал, так и лежал. То  ли  спал,  то  ли  телепатировал
полегоньку. Зойка встала у дивана этакой шоколадницей с картины Лиотара  и
послала Свену мощную телепатему: мол,  просыпайся,  просыпайтесь,  мол,  я
расстаралась,  мол,  поесть  тебе,  вам  принесла.  Свен   на   посыл   не
отреагировал. Тогда Зойка поставила поднос на журнальный столик и  внаглую
потрясла Свена за плечо. Он, похоже, и впрямь спал,  поскольку  от  тряски
дернулся, резко сел и глупо спросил:
   - Что?
   На  сей  раз  открыты  были  оба  глаза,  и  смотрели  они   на   Зойку
довольно-таки испуганно. Зойка машинально - женщина! - отметила, что глаза
у него по-шведски голубые. Может, врет, что не швед?..
   - Просыпайтесь, - повторила она вслух свою телепатему. - Я принесла чай
и бутерброды.
   - Спасибо. - Свен опустил ноги на пол, уселся ровненько, руки на колени
положил - ну прямо пионер-всем-детям-пример. - Я есть не буду.
   - Как так?
   - Мне не надо.
   - Это еще почему? - возмутилась Зойка. Возмутилась она тем, что труд ее
бескорыстный пропадал даром. А вслух  возмущение  объяснила  иначе:  -  Вы
потеряли много сил, вам надо чуть-чуть подкрепиться. Надо.
   - Не надо. Мне нельзя. Только вода. Чай. - Все ровненько,  без  эмоций.
Больной?..
   - Диета?
   - Что есть диета?
   Точно, больной.
   - Это когда нельзя есть то, что есть нельзя. Но очень хочется.
   - Мне не хочется. - Похоже, он получше  себя  чувствовал.  Говорил  вот
_отлично_. - Не уговаривайте. Я все равно буду отказывать.
   И говорил-то безо  всякого  акцента,  а  предложения  строил  не  очень
по-русски. Может, тоже эстонец, мельком подумала Зойка, как тот Свен?  Или
литовец?.. И устыдилась: какая разница? Да хоть папуас. Другое  дело,  что
какой-