а корреспонденцию особые штемпеля с обозначением  городов
отправления.
     Темпельтгамом в том самом зале, где покоится мумия фараона, т. е.
среди  самых ценных сокровищ царя,  найдено полное собрание египетских
почтовых знаков того времени в количестве 186. Каждый штемпель наложен
на особое письмо,  главным образом, синей, а иногда красной краской, и
каждый папирус заключен в медный цилиндр с  герметической  крышкой.  В
1919  году  эта  "филателистическая  коллекция"  была  пере  везена  в
Британский музей.  Все штемпеля изумительно сохранились,  несмотря  на
пятитысячелетний возраст".
     Так вот оказывается,  как давно мог возникнуть  самый  популярный
сейчас вид коллекционирования! А может, он появился в древней Ассирии?
     Царь, вельможи,   их   родственники   обмениваюсь   между   собой
тяжеловесными  посланиями  на  покрытых клинописью глиняных табличках.
Для защиты от любопытного глаза их  заключали  в  оболочки,  сделанные
также  из  глины,  и  обжигали на огне.  Но ведь в пути конверты могли
подменить!  И для пущей безопасности  некоторые  из  них  запечатывали
личными,   с   именами   владельцев,  печатями:  по  сырой  еще  глине
прокатывали  надетый  на  палочку  цилиндр  из  оникса  или  яшмы,   с
соответствующей  надписью,  мифологическим изображением.  Почему бы не
предположить, что кто то попробовал собирать глиняные черепки оболочек
с оттисками печатей, хотя бы для того, чтобы похвастать перед друзьями
своими  связями  с  людьми   значительными,   могущественными?   Такой
собиратель тоже оказался бы теперь зачисленным в ряды филателистов...
     У любой вещи,  явления есть родословное дерево, и отыскать на нем
корень поглубже всегда приятно.  Правда,  потом иногда выясняется, что
корень ложный или совсем от другого дерева. Что же касается филателии,
то  можно  решительно  утверждать,  возникла  она после начала выпуска
почтовых марок и до того,  как появился сам этот термин. Его образовал
из  двух  греческих  слов "филео" (люблю) и "ателейя" (освобождение от
платы)  французский  коллекционер  Жорж  Эрпен  и  предложил  вниманию
публики в напечатанной в 1864 году журнальной статье.
     Статья называлась "Крестины".  Чем  же  они  были  вызваны?  Ведь
веками существуют,  например, коллекционеры картин и в особом названии
не нуждаются.
     Однако причины,  оказывается были,  и достаточно веские.  Прежние
названия - темброфилия и тембрология (любовь к маркам,  наука о них) -
не привились,  зато прилипли иронические - тембромания,  маркомания, -
придуманные  людьми,  видевшими  в  коллекционировании  марок   пустую
детскую  или  же  старческую забаву.  Между тем этот вид увлечения уже
завоевал и популярность и  авторитет.  С  обидной  кличкой  пора  было
кончать, и она постепенно уступила место новому термину.
     Сейчас когда обиды далеко позади,  можно  признать,  что  ехидное
прозвище  было  поначалу  не  безосновательным.  Новые  знаки почтовой
оплаты,   неожиданно   ставшие   фаворитами   публики,   пробудили   в
определенной ее части страсть к собирательству.  Такие люди стремились
скопить марок побольше,  каких именно -  неважно,  но  предпочтительно
гашеных - использованные,  они уже ничего не стоили.  Вопрос о том как
распорядиться желанной добычей затруднений не  вызывал.  Она  казалась
особенно эффектной как украшение. Чего - неважно: интерьера, предметов
домашнего обихода.  Лишь бы привлекательные "маленькие картинки"  были
на   виду,  бросались  в  глаза.  "Ищу  почтовые  марки"  -  так  было
озаглавлено объявление,  помещенное в одном из номеров "Таймс"  осенью
1841  года.  В  нем  говорилось:  "Молодой  человек,  который желал бы
оклеить свою спальню гашеными почтовыми марками,  уже собрал с помощью
своих любезных друзей более 16000 штук;  однако ввиду того,  что этого
количества недостаточно, он просит сочувствующих лиц присылать марки и
тем самым способствовать осуществлению его идеи".
     Трудно сказать, удалось ли молодому человеку выполнить затеянное.
Но последователи у него нашлись. Десять лет спустя торговец Т. Смит из
города Бирмингем сообщил в другой лондонской  газете,  что  стены  его
книжного   магазина   декорированы  800000  почтовых  марок  различных
рисунков и признаны самыми  современными  стенами  в  Англии.  Знаками
почтовой  оплаты  оклеивали  сундуки  и  абажуры,  шкафы  и экраны для
каминов.  Марки глядели на гостей с  настенных  декоративных  тарелок.
Встряхнув  сигару над пепельницей,  вы неожиданно замечали,  что пепел
падал на помещенную под стеклянным дном марку.  Женщины остались верны
себе и разили сердца мужчин сюрпризами иного рода:  марки перекочевали
на шляпки и платья.
     Сохранись марочные обои в спальне "молодого человека", они сейчас
стоили бы куда дороже всего дома,  замечает автор  одной  из  книг  по
истории  почты  и  филателии.  Он  прав.  Но  старинные и редкие марки
сберегли для нас все же не декораторы-любители,  а коллекционеры,  чья
страстность    сочетается    со   склонностью   к   систематизации   и
исследовательской жилкой.
     Поначалу марколюбы   (так   и   теперь  называют  филателистов  в
Болгарии)  пополняли  свои  собрания,  только  обмениваясь,   как   бы
подчеркивая  тем  самым спортивный дух увлечения.  Продавать марки для
коллекций начал в 1852 году бельгиец Жан  Батист  Моэнс  -  он  был  и
увлеченным  коллекционером,  и  не  забывавшим  о  собственной  выгоде
книготорговцем.
     ...В 1956  году  в  Лондоне открылась филателистическая выставка,
приуроченная к столетнему  юбилею  фирмы  Стенли  Гиббонса.  У  дверей
посетителей   встречали   два,  изваянных  скульптором,  по-старинному
одетых,  моряка с мешком:  они вытряхивали оттуда  множество  каких-то
маленьких треугольничков.
     Фирма Гиббонса - солидное капиталистическое предприятие,  одно из
крупнейших  в  мире филателии.  Ее основатель,  Эдуард Стенли Гиббонс,
помогал своему отцу торговать в аптеке. Прямо в ней он начал продавать
марки  -  просто  так,  для  души.  Однажды сюда заглянули два моряка.
Купить лекарство им было не на что,  разве молодой  хозяин  согласится
взять вместо денег вот эти "треугольники мыса"...
     Молодой аптекарь  с  интересом  рассматривал  марки  мыса  Доброй
Надежды.  Их  необычная  для того времени треугольная форма предвещала
спрос, а оптимистичное название британской колонии как бы вселяло веру
в  успех.  И  Стенли  решился принять вместо денег заморские маленькие
картинки.  У моряков их оказалось много.  Тогда он купил все - за пять
фунтов.  Сделка  принесла  тысячу процентов прибыли.  И это определило
дальнейшею судьбу Гиббонса  -  после  смерти  отца  он  перебрался  из
Плимута в Лондон и имел дело с лекарствами,  лишь когда того требовало
его здоровье.
     Трудно сказать, что в этом семейном предании от действительности,
что от рекламы.  Но характерна одна деталь: у Гиббонса, так же как и у
Моэнса,  увлечение  очень  скоро  стало  бизнесом.  Такова была участь
многих, не устоявших против бацилл филателии предпринимателей.

        "ВАНДАЛ ПРОТИВ КОЛЛЕКЦИОНЕРОВ"

     Итак, одни увлекались марками бескорыстно,  другие - наоборот. Но
и  те  и  другие  поначалу  умели  обращаться  с  предметом  увлечения
одинаково плохо.
     До второй  половины шестидесятых годов прошлого века сохранностью
марок  часто  пренебрегали.  Использованные  знаки   почтовой   оплаты
отрывали  от конвертов как попало - образующиеся при этом тонкие места
в расчет не принимались,  так же,  как и  потеря  зубцов;  поля  потом
обрезали вплотную к изображению,  чтобы "зазубрины" не портили вида. В
некоторых  лавках   "маленькие   картинки"   выставляли   на   продажу
нанизанными  на  нитку,  проволоку,  спицу  или  острые  штифты  - для
наглядности.  Один  из  бродвейских  торговцев  сбывал   коллекционные
монеты,  красовавшиеся на развешанных на парковой ограде досках. Затем
он расширил ассортимент за счет марок, которые приколотил рядом самыми
обыкновенными гвоздями. И все равно покупатели находились!
     Альбомы для коллекций выпускались уже с  1862  года.  Но  способы
крепления  марок  в  них  были  не менее варварскими,  чем бродвейские
гвозди.  Марки приклеивали к листам наглухо.  Иногда желанный экспонат
покрывали слоем декстрина и сверху - для пущей прочности.  Разумеется,
о том,  чтобы извлечь  замурованную  марку,  не  могло  быть  и  речи:
переместить ее на другое место оказывалось невероятно сложным делом.
     И тогда были изобретены наклейки.  Привились они не сразу. В 1869
году   один   из  английских  филателистических  журналов  опубликовал
инструкцию по пользованию ими,  а другой  вышел  в  свет  с  необычным
приложением:  к  странице  каждого  экземпляра с помощью наклейки была
прикреплена настоящая марка.  И тем  не  менее,  например,  российский
император  Александр  III  предпочитал связывать знаки почтовой оплаты
пачками и держать в  коробочках,  помещавшихся  в  ящиках  письменного
стола.  Не потому ли, что наклейки начали широко распространяться лишь
гораздо позже - в восьмидесятых годах?
     Но до этого пока далеко. А рассказанного вполне достаточно, чтобы
убедиться:     собирательство     уступило     место     осмысленному,
совершенствующемуся  процессу.  Именно в шестидесятые годы филателисты
получили признание в пестром мире коллекционеров. У них появились свои
общества,  пресса и справочная литература. Не хватало, пожалуй, только
выставок.  Первая  была  организована  в  Дрездене   врачом-гомеопатом
Альфредом  Мошкау  в  1870 году.  Здесь демонстрировалась единственная
(его же) коллекция,  насчитывавшая 6000 марок.  Цифра по тем  временам
весьма  внушительная.  Но  можно  считать,  что  еще раньше,  в начале
десятилетия,  которому тут  заслуженно  отведено  столько  места,  уже
существовала  своеобразная  выставка фальшивых марок.  Она возникла по
прихоти Д.  Палмера,  одного из первых лондонских торговцев маленькими
картинками.  Его  вулканическому  характеру  в сочетании с живописными
усами и бородой мог бы позавидовать опереточный злодей.  На  самом  же
деле  он  был человеком честным и объявил энергичную войну мошенникам,
пытавшимся подделывать марки. Каждый попавшийся ему на глаза фальшивый
экземпляр  незамедлительно приклеивался на стены конторы - посетителям
на обозрение и поучение.  Говорят,  что Палмер был слишком  придирчив,
самоуверен,  поэтому в калейдоскопе пригвожденных к "позорному столбу"
фальшивок встречались и  подлинные  марки.  Но  как  бы  то  ни  было,
познакомиться   с  необычной  выставкой  приходили  многие  -  и  ради
любопытства, и чтобы впредь меньше попадаться на удочку мошенникам...
     Только, пожалуйста,  не думайте, что путь филателии в чрезвычайно
важные для ее становления шестидесятые годы был усыпан одними победами
и открытиями.  Случались и неудачи, находились и враги, да какие! Один
из них в 1864 году (том самом,  в котором Жорж Эрпен  предложил  слово
"филателия") опубликовал следующую, достойную внимания мысль: "Пока мы
с уверенностью не будем знать необходимость и истинную цель, с которой
ищут  и  собирают  гашеные почтовые марки,  до тех пор будет основание
считать,  что это делается с противозаконной целью".  Несколько  ранее
тот   же   человек   публично   призывал,   опять   ввиду   логической
необъяснимости увлечения,  просто-напросто уничтожать гашеные марки  -
ненужные вещи.
     Пора открыть читателю,  кто же был этот гений неведения  и  демон
уничтожения. Оба выступления принадлежали Вандалу - да-да, такова была
фамилия генерального директора французской почты.

        "КЛАССИЧЕСКИЙ СЮЖЕТ"

     Немножко воображения - и мы с вами опять в Лондоне,  в  гостях  у
заядлого  филателиста.  Пока  хозяин  готовится продемонстрировать нам
свое сокровище, гид доверительно сообщает:
     - О, у него отличная коллекция! Сами сейчас убедитесь.
     На столе появляются альбомы. Осторожно переворачиваем их страницы
и  везде  встречаем  одну  и  ту же марку - однопенсовую темно-розовую
выпуска 1858-1864 годов.  Полчища юных темно розовых королев,  которым
нет  никакого  дела до нас,  привычно и чуть загадочно смотрят куда-то
вдаль.
     Королевы схожи  как  две капли воды,  а вот марки,  как мы вскоре
замечаем,  отличаются друг от друга.  По углам на каждой из них  стоят
латинские буквы в различных комбинациях.  Гостеприимный хозяин вручает
нам лупу и предлагает повнимательнее взглянуть на рамки. Мы видим, что
местами  орнамент  прерывается,  чтобы уступить место цифрам - от 1 до
220. Это номера пластин, с которых печатались экземпляры.
     - Сколько  же  всего  разновидностей  у  этой  марки?  - невольно
вырывается у одного из нас.
     - 28  992,  -  охотно  отвечает  владелец коллекции и,  довольный
произведенным эффектом,  продолжает:  - Поверьте, собрать их все очень
нелегко. Одних разновидностей больше, других - намного меньше. Марки с
разных пластин ценятся неодинаково, иногда в десятки тысяч раз дороже!
     Перед нами одна из так называемых специализированных коллекций. В
их основе лежит хронологический принцип систематизации в сочетании  со
стремлением представить все существующие разновидности.
     Первые филателисты   действовали   с    мировым    размахом.    И
неудивительно:  ведь, например, с 1840 по 1860 год было выпущено всего
913  марок.  По  мере  того  как  число  их  увеличивалось,   пришлось
ограничиться   несколькими   странами,   затем   -   одной.  Появились
специализированные   и   исследовательские   коллекции,   охватывающие
определенные отрезки времени, и даже отдельные выпуски.
     Несмотря на то что о филателии писали,  как  о  модном  поветрии,
которому  одинаково подвержены дети бедняков,  седовласые миллионеры и
коронованные особы,  она привлекала, по сравнению с нынешним временем,
очень немногих коллекционеров.  Например, первое заседание Московского
общества собирателей почтовых  марок,  состоявшееся  в  сентябре  1883
года,  собрало  лишь  двадцать  человек.  И  тон в филателии задавали,
конечно, не бедняки. Говорят, что член английского парламента Томас К.
Тэплинг  владел  второй по богатству коллекцией в мире.  Третьей - сын
ювелира,  петербуржец  Фредерик  Брейтфус.  Первая   же   принадлежала
знаменитому и непревзойденному Филиппу ля Ренотьеру де Феррари.
     Итальянец по  рождению,  парижанин  по   месту   жительства,   он
происходил из потомственной банкирской семьи. Марками Филипп увлекся в
детстве.  Мать,  герцогиня Галлиера,  охотно водила сына  к  торговцам
филателистическим товаром и приобретала все, что его интересовало. Она
могла не экономить: треть из полученного впоследствии Филиппом Феррари
родительского  наследства  в  300  миллионов  крон  составляли  деньги
герцогини.
     Коллекция банкирского  сына  неустанно пополняется.  И вот у него
уже  есть  постоянный  поставщик,  со  временем   он   становится   ее
смотрителем.  Марки хранятся в двух комнатах дома,  где живет Феррари.
Им было бы тесно в альбомах,  поэтому,  прикрепленные  в  два  ряда  к
плотным  бумажным  листам гашеные и,  отдельно,  негашеные,  миниатюры
располагаются в гнездах,  на которые  разделены  полки  многочисленных
шкафов,  опоясывающих  стены.  Каждый  лист  упакован  в  два бумажных
конверта,  у него - свои шкаф,  а в нем своя  полка  и  свое  место  в
гнезде. На самых верхних полках помещались дубликаты.
     Финансист уживался в Феррари со знающим, увлеченным филателистом.
Содержимое верхних полок не предназначалось для продажи, только обмен.
В поисках недостающих экземпляров Феррари часто  выезжал  за  границу,
охотно   знакомился   с   крупными  и  мелкими  марочными  торговцами,
поддерживал связь с опытными филателистами. (Некоторые из них получили
постоянный  доступ  к  его коллекции).  Никогда не упускал возможности
пополнить и освежить запас  знаний.  Все  это  вкупе  со  свойственной
выдающимся   коллекционерам   тонко  развитой  интуицией  сделало  его
непревзойденным специалистом.
     Однако известный   финансист   боялся   известности  филателиста.
Публиковал он свои интересные и глубокие наблюдения чрезвычайно редко.
Избегал  всяческой  рекламы  и  предпочитал  оставаться  для читателей
таинственным "мосье Ф. из Парижа" или же просто "обладателем парижской
коллекции".   Кроме  нескольких  избранных  филателистов,  в  заветных
комнатах бывали единичные друзья.
     В конце  концов финансист подвел коллекционера.  Феррари проникся
германофильскими настроениями и незадолго до первой  мировой  войны  в
пятый  раз  сменил гражданство,  стал подданным кайзера.  С первыми же
залпами  пришлось  перебраться  из  Парижа  в  оставшуюся  нейтральной
Швейцарию.  Кое-что из марок удалось забрать с собой, но большая часть
их осталась во Франции, в австрийском посольстве.
     Феррари умер, так и не дождавшись конца войны. Его завещание было
оглашено уже в мирные дни.  Коллекцию предстояло передать  Берлинскому
почтовому  музею.  Но  радость  работников музея была преждевременной:
уязвленное  французское  правительство  решило  продать  собрание,   а
выручку   включить   в   сумму   выплачиваемых  побежденной  Германией
репараций.  14 аукционов с 1921 по 1925 год принесли около 30 000  000
франков,  что  составляло  402  965  фунтов  стерлингов  или 1 632 524
доллара.  Такая выручка потрясала воображение,  о ней  взахлеб  писали
газеты  всего  мира,  переводя сумму из одной валюты в другую.  Спустя
несколько лет наследники Феррари продали и те марки,  что оказались  в
Швейцарии. Уникальная коллекция перестала существовать, растворилась в
мировом филателистическом океане.
     Коллекцию Феррари называют баснословной,  пишут,  что подобной не
было ни у одного из его предшественников и уже наверняка ни у кого  не
будет.   Действительно,  она  была  почти  полной,  славилась  обилием
разновидностей и ферраритетов.  Прежде  чем  искать  объяснение  этому
слову  в  справочнике,  давайте снова вернемся в Лондон,  на сей раз -
начала нашего столетия.  Куда именно,  нам подскажет кажущееся  теперь
фантастическим объявление:  "Продажа всех видов факсимиле,  поддельных
надпечаток и гербовых марок.  Лондон, Каллам-стрит, 1. Фальшивки любой
категории поставляются по первому требованию".
     Итак, наш  путь  лежит  на  Каллам-стрит,   1,   в   лавку,   где
обосновалась   широко   известная   в   то  время  среди  филателистов
"лондонская шайка" в составе  Альфреда  Бэнджамина,  Джумана  Сарпи  и
Джорджа  Джеффриса.  Чем  они  занимаются,  мы  знаем...  Но постойте,
кажется,  нас опередили!  Кто этот строгий усатый господин?  Филипп ля
Ренотьер  де Феррари?!  Вот он берется за ручку двери...  Не будем ему
мешать.  То,   что   произойдет   дальше,   уже   описано   английским
филателистическим журналистом Фредериком Джоном Мельвилем.
     Феррари (входит).  Доброе  утро,  господин  Сарпи!  Есть  у   вас
что-нибудь для меня?
     Сарпи (в раздумье).  Думаю,  что есть. Перевернутая надпечатка на
марке   Стрэйтс-Сеттльментс.   (Замолкает,   затем   говорит  громче.)
Послушайте,  Бэн,  есть у  нас  перевернутая  надпечатка  из  Стрэйтс?
Господин Феррари хочет взглянуть на нее.
     Бэнджамин (из-за  перегородки).  Кажется,  есть,   Сарп.   Сейчас
проверю.
   Через несколько минут он передает марку Сарпи. Тот показывает ее
                     Феррари который берет марку.
     Феррари. Нет ли у  вас  марки  с  двойной  надпечаткой,  одна  из
которых перевернута?
     Бэнджамин. (за перегородкой). Была где-то. Да где же она?
              Небольшая пауза во время которой Бэнджамин
                     изготавливает нужную марку.
     А теперь заглянем в справочник Ферраритеты, прочтем мы там, - это
фальшивки,  подделки  и   преднамеренно   изготовленные   макулатурные
экземпляры  с  применением  подлинных оригинальных клише и материалов.
Они появились на свет около  1900  года,  когда  стало  известно,  что
Феррари  расходует  значительные  суммы на приобретение разновидностей