Борис Чичков.
    Тайна священного колодца


     "Искатель" No 3, 1968.
     OCR: Андрей из Архангельска



           Повесть о древних индейцах майя и их сокровищах

ВМЕСТО ПРОЛОГА

     Второй день мы едем к далекому и таинственному Юкатану. Монотонно
гудит   мотор.   Дорога  серой  шуршащей  лентой  бежит  под  колесами
автомобиля.  Остались позади перевалы Центральной Мексики с  красивыми
заснеженными   вершинами.   Некоторое  время  дорога  пролегала  вдоль
морского берега,  а потом начались джунгли.  Они  подступают  к  самой
обочине дороги и, кажется, хотят поглотить асфальт.
     Но серая лента убегает вперед. Она проносит нас через тропические
болота,  где торчат из воды засохшие и обожженные солнцем деревья, где
высоко в небе,  распластав крылья,  вьются  в  поисках  падали  черные
сопилото.
     Иногда на асфальте попадаются раздавленные кобры. Наверное, рядом
с  дорогой в зеленой болотной жиже плавают они,  чуть приподнимая свои
плоские змеиные головы и разглядывая мчащиеся машины.
     И снова тропический лес.  Высокие деревья переплетены лианами.  С
разных сторон слышатся крики птиц, обезьян, рев зверей. Кажется, выйди
из машины, шагни с дороги - и путь назад будет отрезан.
     Трудно представить, что в этих диких местах когда-то, много веков
назад,  родилась высокая цивилизация индейцев майя. Каменными топорами
индейцы вырубали гигантские деревья, расчищали землю для посева маиса,
для  строительства  городов.  И  города,  построенные  ими пятнадцать,
семнадцать веков назад,  сохранились до наших  дней.  Ни  ураганы,  ни
тропические ливни не смогли разрушить их.
     Семнадцать веков!  Я еще раз повторяю:  "Семнадцать веков!"  -  и
ловлю  себя  на том,  что не ощущаю меры этого времени.  Я представляю
семнадцатый век,  семнадцатый  год,  семнадцать  лет  тому  назад.  Но
семнадцать веков...
     Хочется усомниться...  Однако десятки городов, построенные руками
индейцев  майя,  стоят  в  джунглях до сих пор.  Стоит в своей красоте
город Паленке.  В центре города удивительный храм Солнца с причудливым
каменным узором на крыше, Большой дворец с высокой башней. На каменных
стенах дворца высечены нефритовыми резцами барельефы:  воины с копьями
в руках, сановники в головных уборах из перьев птиц.
     Неподалеку от Паленке находится  другой  город  индейцев  майя  -
Бонампак. На внутренних стенах одного из дворцов сохранилась красочная
роспись:  процессия роскошно одетых жрецов  и  вождей,  сопровождаемая
воинами  и слугами;  битва с вражескими армиями;  праздник,  в котором
участвуют танцоры в разноцветных нарядах.
     И еще города:  Ушмаль, Майяпан... И еще сказочные храмы и дворцы.
Ко многим из них,  пробиваясь сквозь джунгли,  ведут  лишь  пешеходные
тропы.
     Мы едем  на  северо-восток,  к  великой  столице  индейцев   майя
Чичен-Ице.
     Чем ближе Чичен-Ица,  тем плотнее становится поток автомобилей. В
древний город едет много людей:  иностранцы и мексиканцы.  Едут целыми
семьями. Из окошек автомобилей выглядывают детские головки...
     А дорога  становится  уже.  Машины идут медленнее.  Каждый холм и
пригорок у дороги кажется преисполненным огромного  смысла:  может,  в
прошлом  это  был  дворец  знатного  воина,  может,  пирамида,  еще не
открытая учеными.
     Наконец за поворотом открывается Чичен-Ица.  На главной площади -
ступенчатая пирамида Кукулькана с ровной площадкой наверху,  где стоит
храм. На фоне голубого неба со взбитыми облаками пирамида стоит как-то
очень естественно и спокойно.  Кажется,  будто ты уже видел ее,  будто
она твоя старая знакомая... Другой она тебе и не представлялась.
     Она не подавляет своим величием.  Скорее она приподнимает тебя  и
отрешает от всего, что час назад волновало...
     Ко мне подходит мексиканец и предлагает свои услуги.  У него чуть
раскосые глаза, волосы черные как смоль, кожа с бронзовым отливом. Как
похоже его лицо на те,  что я видел  высеченными  на  каменных  стенах
дворцов в Паленке и Ушмале!
     - Меня зовут Исидро,  - представляется мексиканец. - Если угодно,
мы сначала поднимемся на пирамиду Кукулькана.
     Мы шагаем вверх по каменным ступеням.  Ступень узка,  сантиметров
пятнадцать,  не  больше.  Лестница  почти  отвесна.  Страшно взглянуть
назад.
     На каждой  стороне  пирамиды  -  91  ступень.  Если сложить число
ступеней, выйдет 364 - равное числу дней в году.
     Отсюда, с   высоты  пирамиды,  раскрывается  весь  древний  город
Чичен-Ица.  Вдалеке круглая башня обсерватории.  Когда-то  там  ученые
древности  наблюдали  за  движением  Солнца  и  Венеры,  определяли по
звездам время сбора и посева маиса.
     Хорошо виден  храм  с  тысячью  колонн,  который  называют храмом
Воинов.  На  его  вершине  -  высеченный  из  камня  бог  Чак-Мол.  Он
полулежит,  голова  его резко повернута,  в руках он держит блюдо,  на
котором разжигали жертвенный огонь.
     Я делаю первый шаг вниз по ступеням пирамиды.  У меня захватывает
дух.  Хочется повернуться лицом к ступеням и  трусливо  спускаться  на
четвереньках.  Но  я  вижу,  как  мой проводник идет,  твердо ступая и
спокойно глядя перед собой. Я пытаюсь идти, как он. И вдруг неожиданно
для  себя  ощущаю  прелесть этой страшной ходьбы,  ее таинство.  Ты не
видишь лестницы перед собой,  и создается впечатление,  что ты идешь с
неба,  идешь  по  воздуху.  С  каждым  шагом  ближе  зеленая,  коротко
подстриженная лужайка...
     Я еще раз смотрю на пирамиду,  которая вознесла меня,  испугала и
обрадовала...
     Мы шагаем   по  дороге  к  Священному  колодцу.  Проводник  вдруг
останавливается и раскуривает трубку.
     - Прежде чем идти к колодцу,  сеньор, - говорит Исидро, - давайте
присядем.
     Мы садимся  на квадратный тесаный камень,  давно вросший в землю.
Исидро  курит  трубку  и  молчит.  Молчу  и  я,  перебирая  в   памяти
удивительную  историю Священного колодца,  без чего нельзя представить
жизнь древних индейцев Чичен-Ицы.

НАРЕЧЕННАЯ БОГУ

     Это было в месяц Кайяб,  когда обычно начинается  период  дождей.
Уже давно индейцы подготовили землю для посева,  отобрали лучшие зерна
маиса. А дождя все не было. Земля была сухая, как пепел.
     С рассветом   индейцы  приходили  сюда,  к  пирамиде  Кукулькана,
приносили жаровни с углями и жгли священный копаль.  Дымок  вился  над
жаровней, распространяя благовоние. Индейцы сидели на корточках вокруг
жаровни и смотрели на восток,  откуда надвигался свет нового дня. Этот
свет  был  для  них  таинственным:  им  казалось,  что черный бог ночи
покидает землю и звезды уходят  вслед  за  ним,  потому  что  они  его
стражи. А на землю приходит другой - светлый бог дня.
     Индейцы пристально смотрели на яркую полоску,  которая занималась
на востоке.  Может быть,  там промелькнет фигура светлого бога, может,
удастся увидеть его лицо. Хмурое оно сегодня или радостное?
     А свет становился все ярче. И наконец, показывалось солнце. Будто
настороженный  огненный  глаз,  оно  выглядывало  из-за  края   земли.
"Берегитесь,  люди!  - словно предупреждало оно. - Я могу сжечь все на
земле!"
     Покрепче прижимались друг к другу индейцы и смотрели на небо. Оно
было голубое,  без единого облачка.  "Значит,  бог дождя разгневан  на
нас! Значит, солнце, как и вчера, будет сжигать землю".
     Индейцы чувствовали себя песчинками в  этой  огромной  вселенной,
где  такое  большое небо,  бескрайняя земля,  где такое яркое солнце и
такая далекая луна. Все для них было полно таинственного смысла: смена
ночи  и  дня,  дождь  и гром,  рождение ребенка и сама смерть.  "Мы во
власти богов,  - думали индейцы,  - а с  ними  могут  общаться  только
Верховный правитель - Халач-виник - и жрецы".
     Взгляды индейцев были  прикованы  к  храму,  который  высился  на
огромной ступенчатой пирамиде.  Там заседают Халач-виник и жрецы.  Они
говорят с богами.  Они узнают,  за что разгневан на  людей  бог  дождя
Юм-Чак  и  какие дары люди должны преподнести ему,  чтобы землю оросил
дождь.
     Халач-виник сидел на циновке из шкуры ягуара.  Его лицо было ярко
раскрашено  красной,  черной  и  голубой  красками.   Длинные   волосы
перехвачены  на затылке красной лентой.  Голову,  как корона,  украшал
наряд из драгоценных  перьев.  Плечи  Верховного  правителя  покрывала
дорогая накидка.
     Халач-виник поднимал руки, перехваченные браслетами из нефритовых
камней.  Он закрывал глаза, и губы его что-то шептали... Рядом с ним в
раскрытой каменной пасти ягуара пламенели угли.  Жрецы подбрасывали на
угли священный копаль, и благовонный дымок поднимался вверх. Он должен
был донести молитвы Халач-виника до самого бога.
     Солнце поднялось высоко и жгло спины индейцев, как пламя костра.
     И наконец, на верху пирамиды появился Халач-виник в сопровождении
жрецов.  Он  был  в  том  же головном уборе из драгоценных перьев.  На
плечах была красная накидка,  в правой руке жезл,  украшенный хвостами
гремучих змей.
     Халач-виник поднял жезл,  и музыканты,  которые уже  давно  ждали
знака   правителя  Чичен-Ицы,  ударили  в  барабаны.  Заиграли  трубы,
сделанные из больших морских раковин, засвистели свистульки, затрещали
трещотки.   "Собирайся,   народ!   Собирайся  скорей!  Будет  говорить
Халач-виник - Верховный правитель индейцев майя!"
     С разных  сторон  бежали  к  пирамиде  люди.  Из хижин на окраине
города,  с каменоломен,  со строительства храма. Все хотели знать, что
скажет Халач-виник.
     А он стоял на верху пирамиды и смотрел на свой город,  в  котором
все  ему подвластно.  Одно его слово - и будут уничтожены эти дворцы и
храмы, одно его слово - и будут построены новые...
     Взгляд правителя  упал  на  храм Воинов.  Тысяча колонн подпирали
крышу,  белоснежные стены  украшены  каменными  узорами,  вырубленными
нефритовыми  резцами.  Особенно  красив  храм  сейчас,  когда солнце в
зените.  Над  вершинами  тропического   леса   видна   круглая   башня
обсерватории,  а там храм Ягуаров,  платформа для танцев,  стадион для
ритуальной игры в мяч... Весь город собрался у подножья пирамиды.
     Верховный правитель поднял свой жезл,  и вздрогнули на нем хвосты
гремучих змей.  Музыка смолкла. Теперь ничто не нарушало торжественной
тишины города.
     - Бог дождя Юм-Чак разгневался  на  вас,  люди,  -  словно  гром,
разнеслись над площадью слова Халач-виника.  - Если он будет гневаться
впредь,  то все погибнет на земле - деревья,  птицы,  звери. Останутся
только горы и небо.
     Халач-виник сделал паузу и посмотрел на  толпу  своим  ястребиным
взглядом.  Даже отсюда,  с высоты пирамиды,  он ощущал страх,  которым
объяты все жители города.  В позах  -  покорность  и  мольба  к  нему,
Верховному правителю.
     - Чтобы бог Юм-Чак был милостив к вам,  люди,  -  громко  крикнул
Халач-виник, - вы должны отдать ему самую красивую девушку!..
     Радостный крик разнесся над  площадью:  "Значит,  бог  согласился
принять  от  нас  девушку.  Значит,  он  смилуется  и  пошлет на землю
живительную влагу!"
     Снова ударили  барабаны,  заиграли  трубы.  Казалось,  сама земля
гудела от этой радостной музыки. Индейцы плясали, а когда кончили свой
танец,  стали спорить.  Каждый хотел отдать свою дочь.  Но ведь нужно,
чтобы это была самая красивая девушка.
     Из толпы вышел индеец Холон.  Кто не знает в Чичен-Ице высокого и
сильного Холона? Кто может сравниться с ним в силе и выносливости? Его
руки, грудь и даже щеки украшает татуировка. А это могут делать только
те, кто не страшится боли. Его уши разрезаны в лоскуты. Кровью ушей он
не раз мазал лицо каменного идола, чтобы бог послал людям благо.
     Холон остановился у первой  ступени  лестницы,  ведущей  на  верх
пирамиды.
     - О,  о Великий правитель!  - воскликнул он и упал на  колени.  -
Люди знают, что моя дочь Сквик самая красивая девушка Чичен-Ицы.
     По площади пронесся гул одобрения.
     К Халач-винику наклонились жрецы и что-то шепнули ему.  Правитель
поднял свой жезл и несколько раз ударил им о каменные плиты пирамиды.
     - Богу  Юм-Чаку  будет  отдана  дочь  Холопа!  -  разнеслись  над
площадью громовые слова Халач-виника.
     Опять заиграла  музыка.  Индейцы плясали,  а Верховный правитель,
склонив голову на грудь,  смотрел на торжество народа.  Потом он вдруг
резко поднял голову, повернулся и ушел в храм. В задумчивости сидел он
на своей циновке из шкуры  лесного  хищника  и  смотрел  на  дымящийся
копаль, который подбрасывали в каменную пасть ягуара услужливые жрецы.
     Смолкли барабаны,   трубы,   свистульки   и    трещотки.    Толпа
расступилась,  и индеец Холон пошел к своей хижине. Он не видел людей,
не видел дворцов и храмов. Перед его глазами была маленькая Сквик...
     ...Это было совсем недавно,  шестнадцать лет назад.  Холон хорошо
помнил этот день.  Жена лежала в своем  гамаке,  и  он  привел  в  дом
колдунью.  Колдунья принесла богиню деторождения Ишь-Чель, вырубленную
из дерева.  Она что-то пошептала,  стоя около  гамака  жены,  и  потом
положила под него богиню.
     Колдунья села на пол,  поджав под себя ноги.  Она постелила перед
собой белый платок и бросала на него зерна кукурузы.  Затем перебирала
их,  несколько штук откладывала  в  сторону,  потом  снова  бросала  и
пришептывала. Вскоре в хижине Холона раздался детский плач.
     Колдунья помогла обмыть девочку и тут же положила ее в  кроватку,
сделанную  из  прутьев.  Девочка  лежала на спине и смотрела ничего не
смыслящими глазами.  Колдунья вытащила из-за  пазухи  две  дощечки  из
пальмового дерева.  Одну положила девочке под затылок, другую на лоб и
стянула дощечки веревкой.  Голова девочки должна быть сплющенной - это
считалось особым признаком красоты.
     Холон так отчетливо представлял  тот  день,  будто  это  было  не
шестнадцать  лет  назад,  а  вчера.  От этих воспоминаний казалось еще
огромнее его сегодняшнее счастье.
     Он не хотел,  чтобы кто-то перебивал его воспоминания. Он пытался
не замечать толпу людей,  которая шагала вслед  за  ним.  Ведь  теперь
жизнь  всех  зависит  от дочери Холона.  Завтра она встретится с самим
богом Юм-Чаком...
     Холон вспомнил,  как  он  впервые  надел  своей  дочери тоненький
поясок, на котором висела красная ракушка - символ девственности.
     О, о,  его дочь Сквик всегда была очень скромной девушкой. Она не
поднимала глаз на мужчин.  Не то что ее сверстницы,  которых матери  в
знак наказания щипали за уши,  за руки или натирали их бесстыжие глаза
перцем.  Если Сквик давала мужчинам пить,  она  поворачивалась  к  ним
спиной, чтобы не рассматривать тело мужчины, когда он пьет.
     Жрецы и чиланы - предсказатели судьбы - заметили красоту Сквик  и
ее скромность еще во время обряда совершеннолетия,  который происходил
в доме покровителя,  по старости отошедшего  от  ратных  дел  знатного
воина.
     Помощники жреца - чаки - тогда подмели чисто двор и  устлали  его
свежими листьями. В жаровнях задымился священный копаль. Появился жрец
в черном одеянии. Он начал свой обряд изгнания злых духов. После этого
снова подметали двор в разбрасывали свежие листья,  постилали на землю
циновки.
     Жрец снял  с  себя черную накидку,  облачился в яркий праздничный
наряд и надел на голову убор из разноцветных перьев.  Он взял  кропило
для  разбрызгивания святой воды.  Ему помогали чаки - четыре почтенных
старца.
     Жрец приказывал  подросткам сесть на свежие листья,  которыми был
устлан двор. Чаки покрывали головы юношей и девушек белыми платками, и
жрец   благословлял  каждого.  Потом  к  юношам  и  девушкам  подходил
покровитель обряда и дотрагивался до них особой,  святой костью девять
раз,  смачивая  им святой водой лицо и промежутки между пальцами ног и
рук.
     Когда сняли белые покрывала, жрец отрезал у мальчиков привязанные
к волосам белые бусинки,  а взрослые дали им курительные трубки, чтобы
они  затянулись по одному разу.  Матери развязывали у девочек пояски с
ракушками. Теперь юноши и девушки могли вступать в брак
     Холон хорошо  помнит,  как  уже  на  том  празднике  к его дочери
подходили юноши и предлагали себя в мужья. Сквик скромно опускала свои
большие,  как миндалины,  глаза и говорила "нет".  Может быть, она уже
тогда знала, что будет наречена самому Юм-Чаку?..
     Хижина была уже близко,  до нее оставалось не больше двух полетов
стрелы.  Сейчас Холон объявит жене и дочери о великом празднике  в  их
доме.
     А весть о том,  что Сквик наречена богу, уже облетела весь город,
все хижины - была известна и в доме Холона.
     Жена согнулась в приветствии вошедшему мужу,  а  тот,  словно  не
замечая ее, низко поклонился дочери. Теперь она была для него святой.
     Люди, пришедшие вместе с  Холоном,  тоже  низко  поклонились  его
дочери. Они минутку постояли у хижины и ушли.
     Холон сел на циновку и осмотрел свой дом:  стены из переплетенных
прутьев,  покрашенные  белой  известью,  крыша  из  пальмовых листьев.
Наверное,  у Юм-Чака огромный каменный  дворец,  еще  больший,  чем  у
Верховного правителя. Дворец бога дождя спрятан там, наверху, на белых
облаках,  которые плывут над землей.  Он видит из  своего  дворца  всю
землю.  Конечно, он видит и свою нареченную Сквик. Она сидит сейчас на
циновке, опустив глаза. Она - сама покорность. Мысли ее заняты будущей
встречей с богом.
     Жена поставила  на  землю  глиняные   чашки   с   пышной   пеной,
приготовленной из размолотых плодов какао и кукурузы. Ее подают только
по праздникам.
     Они сидели   втроем  и  пили  сладкий  напиток.  Отец  и  мать  с
благоговением смотрели на дочь...
     Когда скрылось солнце,  мать постелила в гамаке постель для Сквик
и отвела ее спать. Девушка закрыла глаза и пыталась представить: какой
он,  бог?  Наверное,  такой же огромный, как тот каменный, что стоит в
храме.  Она могла представить бога каменным и не могла представить его
живым.  Живым  она  хорошо  представляла  Синтейюта.  Его хижина стоит
неподалеку. Он влюблен в Сквик, уже не раз искал свидания с ней. Но ей
страшно  было решиться на это.  А теперь?  Теперь уже никогда не будет
свидания... Сквик знала, что, нареченная богу, она должна проститься с
этой жизнью,  со своей хижиной, с отцом и матерью, с любимым попугаем,
который так смешно говорит: "Ск-вик!.."
     Для всех  жителей  Чичен-Ицы эта ночь прошла незаметно в ожидании
следующего великого дня. И как только на землю пришел рассвет, индейцы
уже  сидели  на  корточках неподалеку от пирамиды.  Они подбрасывали в
жаровню  шарики  священного  копаля,  ожидая  выхода  жреца,  которого
Халач-виник назначил для проведения торжества.
     С первыми  лучами  солнца  жрец  появился  на  верхней   площадке
пирамиды Кукулькана.  В его честь заиграли музыканты.  Люди на площади
встали во весь рост.
     Жрец неторопливо  спустился  по  крутым  ступеням.  Он был одет в
огненно-красную мантию,  на голове его пышный убор из  голубых  перьев
птицы кетсаль,  в руках жезл,  украшенный перьями, на ногах сандалии с
разноцветными камушками.
     У подножия  пирамиды  жреца  ожидали  тоже торжественно разодетые
чиланы и чаки.  Даже музыканты по-праздничному  раскрасили  свои  тела
особой мазью: голубой, красной и черной.
     Звуки музыки оживили город.  Люди  выбегали  из  своих  хижин  на
дорогу, чтобы увидеть процессию. Все знали, куда направляется жрец - к
хижине Холона.
     Сквик давно проснулась.  Она сидела в гамаке,  и мать старательно
расчесывала ее длинные черные волосы.  Сделав посредине головы пробор,
мать  заплела  волосы  в  тоненькие  косички  и связала их колечком на
макушке.
     Старуха колдунья подпиливала Сквик особым, волшебным камнем зубы,
чтобы они были остроконечные,  как у рыбы,  -  это  больше  понравится
богу.
     Холон стоял у входа в  хижину  и  вместе  с  соседями  пристально
вглядывался  в  конец  ровной  и  длинной  улицы,  откуда  должна была
появиться процессия во главе с жрецом.
     Каждый, кто выходил на дорогу,  кланялся Холону.  А С