утым козырьком. Около них стоит солдат в папахе. Тот,
что в картузе, как видно, уже не первый раз сердито говорит, обращаясь к
солдату:
   - Да сказано же тебе, что нельзя, понимаешь, нельзя. Не велено пущать.
   - Да я же с фронта, я же по делу. У меня, может, пакет срочный.
   - А мандат, где твой мандат? А-а. Нету! Ну, так и проваливай, ну...
сгинь, сатана.
   - Я, может, мандат комиссару предъявлю, а ты не пущаешь.
   - Вот деревня. - Часовой сокрушенно покачал головой. - Катись, катись
отселева, пакеда я не взялся за тебя, - окончательно рассвирепел "картуз".
   - Подожди, Гришин, может, человеку в самом деле нужно, - перебил его
очкастый.
   - Вон, видишь, в тужурке стоит? - очкастый показал пальцем на дюжего
моряка, разговаривающего с группой солдат. - Подойди к нему, это товарищ
Архипов, хорошенько попроси его. Он тебе поможет.
   Солдат облегченно вздохнул и направился к Архипову.
   - Спасибо, браток... а этот - варнак... - Он враждебно посмотрел на
Гришина. - По-людски надо, по-божески...
   Незнакомец, молча наблюдавший всю эту сцену, незаметно подошел к
человеку, которого очкастый назвал Архиповым.
   - Ты ко мне, пехота?
   - Да, можно и к вам, - нерешительно согласился незнакомец.
   - Я слушаю.
   - У меня вопрос частного характера.
   Архипов внимательно посмотрел на него.
   - Документы?
   Незнакомец достал из штанов солдатскую книжку и протянул ее Архипову.
   - Дезертир?
   - Да, вроде.
   - Иди за мной.
   Через минуту они очутились одни в приемной.
   - Ну-с, гражданин Рогов, я вас слушаю, - проговорил Архипов, усаживаясь
за стол, на котором стояла пишущая машинка и валялись кипы бумаг.
   - Мне очень хотелось изложить свое дело лично комиссару.
   - Комиссара сейчас нет.
   Рогов помолчал, как будто не решаясь заговорить, потом оглянулся и,
убедившись, что двери плотно прикрыты, вполголоса заговорил:
   - Я вам сказал, что у меня дело частного характера. Но я думаю, вы им
заинтересуетесь. Я нахожусь в курсе одной готовящейся операции. Она
касается крупного открытия, которое известные мне люди собираются вывезти
за границу.
   Открытие это имеет настолько большое значение для России, что потеря
его будет непоправимым несчастьем... Я могу сообщить имена, дать адреса и
таким образом предотвратить эту нежелательную операцию... Но... с
определенными условиями...
   - Чем можете подтвердить свои слова?
   - В Петрограде живет один профессор. Недавно у него украли дочь -
поговорите с ним, - солдат многозначительно посмотрел на Архипова.
   - Имя этого профессора?
   - Имена я буду называть только самому комиссару.
   - Почему вы пришли к нам в такое время?
   - Я анархист и не разделяю ваших взглядов, но все-таки считаю вас лучше
этих скотов-эсеров, а время?.. Если бы я пришел после переворота в
столице, то было бы слишком поздно.
   - Что же это за условие, его можно узнать?
   - Извольте... мне нужны деньги.
   - Гм. Значит, вы продать, что ли, собираетесь нам свое... сообщение? А
если я вас сейчас задержу как подозрительную личность?
   - Вы ничего не выиграете, а проиграете очень много.
   - Скажите, а то открытие, о котором вы говорите, почему о нем ничего
неизвестно и что это за штука такая?
   Рогов чуть помолчал, словно решая, стоит ли говорить.
   - Дело касается постройки одного аппарата необычайной конструкции.
Изобретатель этой машины - один неизвестный человек. Дни его уже сочтены,
но сейчас самое важное - аппарат.
   Архипов озабоченно потер виски.
   - Ну и задача!
   В дверь постучали. Вошел Темин.
   - Иди, Архипов: Громов привел отряд - человек двести и все без оружия.
- Темин сокрушенно покрутил головой. - Куда девать будем?
   - Я сейчас, Темин. Вы побудьте здесь, вот папиросы... Комиссар с минуты
на минуту должен прибыть, - обратился Архипов к Рогову. Он убрал какие-то
бумаги со стола в ящик и запер его. Ключ, торчащий в двери соседней
комнаты, он тоже сунул в карман, после этого вышел.
   Из переулка к зданию ревкома двигалась широкая колонна, шли рабочие с
потемневшими от копоти лицами, шли прямо от станков, от машин. У некоторых
в руках были гаечные ключи, молотки. Сзади, блестя свежей краской,
двигался новенький броневик. На нем было полотнище с надписью: "Подарок от
пролетариата Путилова". Пришедших шумно приветствовали высыпавшие из
помещения красногвардейцы. Архипов поздоровался с коренастым плотным
человеком в просторной рабочей спецовке.
   В это время к нему протолкался посыльный штаба.
   - Товарищ Архипов, идите скорей, там стреляют, кажись, в кабинете
комиссара.
   Архипов бросился за посыльным. Перед дверью толпились люди.
   Темин с винтовкой в руке никого не пускал в кабинет.
   - В чем дело?
   Темин молча пропустил его в комнату. На полу, вытянувшись во весь рост,
лежал человек; в солдатской книжке он значился под фамилией Рогов.
 
   - Кончен, - проговорил Архипов.
   Комната наполнилась любопытными.
   - Куда же она ему угодила? Крови не видно, - поинтересовался кто-то.
   - А может, он сам, братцы, покончил?
   - А наган где?
   - Н-нда! Нагана нету.
   - Гляди-ка, как его свело.
   Лицо убитого с широко открытыми глазами было искажено страшной гримасой.
   Архипов подошел к окну и сразу обратился к Темину:
   - Быстро обследуй под окном.
   - Есть обследовать!
   Архипов внимательно осматривал небольшое круглое отверстие в стекле.
   - Ну, ясно, - догадался кто-то. - Стреляли через окно.
   В комнату вошел комиссар Соболев.
   - Что здесь происходит, товарищ Архипов?
   Он с удивлением смотрел на лежащего человека.
   - Прошу всех выйти.
   Красногвардейцы нехотя очистили помещение.
   - В чем дело? - повторил вопрос Соболев, наклоняясь над убитым и
осматривая его.
   Архипов в нескольких словах передал все, что знал. Комиссар озабоченно
нахмурился.
   - Ну-ка, обыщи его.
   Через минуту на столе появилась куча документов, каких-то бумаг.
Толстые пачки денег. Небольшой никелированный браунинг.
   - Ну что, все?
   - Нет, у него еще что-то есть в подкладке. - В руках Архипова появился
тщательно упакованный пакет.
   - А ну, вскрой.
   На стол посыпались кольца, браслеты, цепи.
   - Золота-то сколько, мать честная!
   - Больше ничего?
   - Как будто все.
   Комиссар стал просматривать документы убитого.
   - Значит, он предъявил вот этот документ? - Соболев показал засаленную
солдатскую книжку.
   - Так точно.
   - Ого! У него здесь есть и другие бумаги, но они на английском языке.
Это птица перелетная, не то Вагнер, не то Васнер, не разберу. А вот еще
одна любопытная вещь - другой паспорт. Здесь Фишер. О, да тут их целый
десяток! - Соболев с любопытством рассматривал несколько паспортов с
разными фамилиями.
   - Значит, говоришь, продать нам свое сообщение хотел?
   - Я понял так, да он и сам об этом сказал.
   - Ни имен, ни адресов он не называл?
   - А может, это просто какая-нибудь провокация, товарищ комиссар?
   - Не знаю, Архипов, может быть и так. Этого уже сейчас не узнаешь. Во
всяком случае занимательная история. - Соболев подошел к окну и осмотрел
пулевое отверстие. - Куда пуля попала?
   - В руку, на теле ран нет.
   - Так.
   Соболев заметил в косяке двери свежую царапину.
   - Видишь, куда пуля вошла? Ну-ка, возьми что-нибудь и постарайся
достать эту пулю.
   Архипов отомкнул штык от винтовки, стоящей в углу. Через минуту на пол
упал небольшой кусочек свинца.
   - Есть, товарищ комиссар.
   - Не прикасайся, я сам.
   Архипов удивленно посмотрел на комиссара. Соболев тщательно осмотрел
свои руки.
   - Будь всегда осторожен в таких вещах, - заметил он все еще
недоумевающему Архипову. - Разве не видишь, человек умер мгновенно, пуля
отравлена.
   - Разрешите, - в комнату вошел Кувалдин.
   Увидев на полу труп, он осекся.
   - А это что еще?
   - Пока сам ничего не могу понять. Ну-ка, объясни...
   Архипов повторил свой рассказ. При известии о профессоре Кувалдин
встрепенулся.
   - Ну, как тебе это нравится? - обратился Соболев к Кувалдину, когда
Архипов кончил свой рассказ. - Высказывается предположение, что все это
авантюра.
   Кувалдин потер виски.
   - Нет, Андрей, это не авантюра. Дело в том, что я уже кое-что слышал об
этом профессоре.
   - Вот как!
   В комнату вошел Темин.
   - Под окном никаких следов нет. Стрелять могли только вон с того места.
- Темин подошел к окну и показал на небольшое каменное строение под
окнами. - Окно довольно высоко от земли.
   - Дело ясное - его хорошо выследили, - заговорил Соболев. - Значит
никаких следов?
   - Никаких, товарищ комиссар.
   - Хорошо.
   - Унесите его. А это, - обратился он к Архипову, указывая на золото и
деньги, - сдайте в казну по описи.
 
 
 
   - Ну, что скажешь, Степан? - спросил комиссар у Кувалдина, когда они
очутились одни.
   Кувалдин сел, расстегнул ворот гимнастерки.
   - Самая последняя новость: нашелся Юнгов.
   Соболев привстал.
   - Юнгов? Где?
   - Он был тяжело ранен, почти изувечен. И укрыла его - знаешь кто? -
дочь полковника Тропова.
   - А Широких?
   Кувалдин вздохнул.
   - Нет, о Широких ничего неизвестно.
   - А оружие?
   - Оружие на месте, сегодня получишь.
   Соболев облегченно вздохнул.
   - Ну, рассказывай все поподробней. Значит, Широких исчез?
   - Юнг оставил его в квартире, которая нам была неизвестна. История, сам
знаешь, какая была. Явки и квартиры все провалены. На одной из них попался
Юнг. Широких не мог находиться на условной квартире, потому что там был
тоже провал. Вот и получилось, что он оказался совсем один. Дальше его
след теряется. Проверили мы дом, в котором он был последний раз. Там уже
жильцы поселились.
   - Экое несчастье... - вздохнул Соболев. - Ты говоришь, что Юнга укрыла
дочь полковника Тропова? Уж не того ли?
   - Того самого, Андрей, чудно, но факт.
   - Действительно чудно. На совести этого полковника реки пролитой крови,
ведь это он тогда расстрелял моряков с "Витязя". Ну, а дочь, видно, по
другой дорожке идет. Да, ладно. Что об этом убитом скажешь, откуда
профессора знаешь?
   - Эту историю рассказал мне Юнгов. Профессору Щетинину какие-то
личности предложили эмиграцию, но он наотрез отказался, тогда они стали
прибегать к угрозам, и кончилось тем, что у него исчезла единственная дочь.
   Юнг высказал предположение, что ее похитили с целью сманить профессора
за границу.
   - Сейчас я вижу, что дело действительно серьезное. Жаль, что этот Рогов
не успел ничего сказать... Я начинаю по-настоящему верить, что появление
этого проходимца не случайно. Он, действительно, что-то хотел сообщить
нам. Речь идет о каком-то открытии, что за открытие - пока неизвестно. Я
сегодня же доложу об этом, куда следует, и думаю, что наш долг - взять
этого профессора под свою защиту. Если у него есть аппарат, который у него
собираются выкрасть какие-то авантюристы, то мы не можем позволить, чтобы
это произошло на наших глазах. Не время сейчас заниматься этими делами. Но
это дело для всей России нужно.
 
 
 

                                   Глава 16 

 
   Неудача 
 
   Фрося открыла дверь и с удивлением оглядела Кувалдина.
   На нем было кожаное полупальто, и она его не сразу узнала, а когда
узнала, испуганно попятилась.
   - Профессор никого не принимают, они больны.
   Кувалдин сочувственно вздохнул.
   - Но все-таки мне его нужно видеть. Пожалуйста, доложите.
   - Я что! Я доложу, но только они никого не принимают, - с явной
неохотой согласилась женщина.
   Она ушла. Кувалдин остался один в приемной, служанка вернулась и
пригласила Кувалдина в кабинет.
   Профессор полулежал в широком кожаном кресле. Казалось, он дремал и не
заметил, как вошел Кувалдин. Фрося неслышно прикрыла дверь. Наконец
Щетинин очнулся и, заметив Кувалдина, указал на свободный стул. Его лицо
ничего не выражало, кроме безграничной усталости.
   - Что вам угодно? - проговорил он с неприязнью.
   - Я пришел, гражданин Щетинин, чтобы предотвратить грозящее вам
несчастье и, если вы не будете возражать, взять вас под свою защиту.
   На лице профессора выразилось удивление.
   - Несчастье? - повторил он.
   - Да, профессор, несчастье. За последнее время вас посещают какие-то
личности, они предлагают вам эмиграцию. Нам известно, что они упорно
настаивают на вашем отъезде за границу... Прежде всего, придется коснуться
вашей работы.
   Неофициально нам стало известно, что вы сделали крупное открытие,
имеющее огромное, почти мировое значение. Хотели вы этого, или не хотели,
но о вашем открытии стало известно за границей. Вами заинтересовались и
очень даже серьезно. Первый шаг в этом направлении уже сделан.
   Кувалдин выразительно взглянул на портрет худенькой миловидной девушки
и подумал: "Она".
   - Я знаю, вам кажутся странными мои рассуждения, но приходится
считаться с фактами. Ваша дочь, профессор, уехала за границу не
добровольно. - Кувалдин заметил, что при этих словах профессор вздрогнул.
- Да, профессор, далеко не добровольно. Я пришел к вам, чтобы оградить вас
от всяких случайностей. Поверьте мне, ваша жизнь далеко не в полной
безопасности, не сегодня-завтра на вас будет сделано покушение, а ваше
открытие украдено. Мы сделаем все, чтобы вернуть вам дочь, и я очень
прошу, профессор, принять наше искреннее предложение.
   Кувалдин встал.
   Профессор наклонил голову и как-то странно смотрел на Кувалдина.
   - Очень занимательно то, что вы изволили мне сообщить, - иронически
произнес он после паузы. - Но как бы то ни было, все ваши рассуждения
сводятся к нулю по той простой причине, что я не тот, за кого вы меня
принимаете.
   Кувалдин хотел что-то возразить, но профессор жестом перебил его.
   - Никаких открытий, никаких аппаратов, имеющих "почти мировое
значение", как вы изволили выразиться, я не сделал и не построил, хотя мои
работы и ведутся в этом направлении, это во-первых. Во-вторых, моя дочь
(если вы уж так осведомлены о моей частной жизни), моя дочь уехала туда,
куда ей хотелось, не отдавая в этом никому отчета, даже мне, и уехала
только по моей доброй воле, без каких бы то ни было принудительных мер.
В-третьих, я чувствую себя, слава богу, в совершеннейшей безопасности и...
и наш разговор считаю оконченным.
   - Нет, профессор, - спокойно возразил Кувалдин. - Я беру на себя
смелость утверждать, что наш разговор только начинается. Вы заявляете, что
никакого изобретения или открытия нет. Это ваше право признавать его или
нет. Но люди, которые охотятся за вами, способны на все. Несколько дней
назад к нам пришел человек, он хотел продать какую-то тайну и за это
поплатился жизнью. Его убили.
   Он успел сказать немного, но и того, что рассказал, вполне достаточно.
В Петрограде действует шайка темных личностей, они намерены увезти из
России крупное открытие. Исчезновение вашей дочери связано с этим. Это уже
не подлежит никакому сомнению. Тот убитый человек подчеркнул именно это.
   На вашу свободу или даже на жизнь будет сделано покушение. Вот и все,
что я могу сообщить. И поверьте, профессор, что у нас для этого есть
слишком много оснований. Цель моего посещения - не ваше изобретение, а
ваше присутствие в России.
   Вы заявляете, что ваша дочь добровольно покинула Родину, и делаете
крупную ошибку. Вас вводит в заблуждение письмо, полученное от нее.
   Поверьте, я оторвался от очень важных дел, чтобы заняться этой историей
отнюдь не ради праздного любопытства. Скажу больше, я имею прямое задание
оказать вам помощь.
   Я знаю, профессор, что вам нужны более твердые доказательства моих
слов, но я сейчас не могу их представить. То немногое, чем я располагаю,
не может, по-видимому, вас убедить, и если я уйду от вас, не договорившись
ни о чем, это будет большим несчастьем. В тот первый визит я еще ничего не
знал. Мы искали раненого человека, кстати говоря, он найден. Вы, вероятно,
думаете, что вам нет никакого дела до этого человека, но это не так, он
имеет отношение ко всей этой истории, ему я обязан тем, что безошибочно
нашел вас, а... для вас он может представлять интерес хотя бы потому, что
его все-таки спас человек, который проживает в вашем доме. Его спасла ваша
дочь, профессор. Этого вы, конечно, тоже не знаете, и это доказывает, что
не всегда можно полагаться на свою осведомленность, даже когда дело
касается самых близких людей.
   - Моя дочь? - прошептал -профессор.
   - Да, профессор, ваша дочь - Софья. Она была не одна, имя второго
человека, участвующего в спасении раненого, по некоторым соображениям я не
могу назвать.
   Но, безусловно, оно вам так же хорошо известно.
   - Что же вы намерены делать? - слегка изменившимся голосом проговорил
профессор.
   - Во-первых, с сегодняшнего дня в вашем доме постоянно будет находиться
несколько наших людей; во-вторых, вы расскажете все, что знаете о тех, кто
предлагал вам эмиграцию.
   Профессор долго молчал. Когда он заговорил, голос его был вполне
спокойным.
   - Я... вижу, вы и тот круг лиц, к которому вы принадлежите, введены в
досадное заблуждение. Я уже сказал вам и снова повторяю, никакого аппарата
я не строил...
   и дочь моя все-таки уехала за границу по собственному желанию. Считаю,
что наш разговор в дальнейшем бесполезен. Никаких ваших предложений я не
приму. Ни одному человеку входить в мой дом не позволю, особенно в
качестве моего защитника.
   - Хорошо, профессор, это ваше право, я постараюсь впредь не беспокоить
вас, но сейчас позвольте вам показать один предмет, который, быть может,
вас заинтересует.
   Кувалдин протянул профессору небольшой сверток.
   - Что это? - спросил Щетинин, разворачивая сверток.
   - Мы сами не знаем, что это такое. Но один человек уверяет, что этим
камнем можно произвести взрыв огромной силы. Возможно, это и чепуха, но
проверить правильность его слов... не представляется возможным.
   Профессор несколько раз взвесил в руке коробочку, ее необычайная
тяжесть поразила его. Он встал и, подойдя к окну, начал с интересом
рассматривать черный обломок камня.
   - Затрудняюсь вам ответить... но мне кажется, что это не камень, а
какой-то металл...
   Профессор помедлил и возвратил коробочку Кувалдину.
   - Что вы еще хотите узнать?
   - Больше ничего, профессор.
   Когда Кувалдин уходил, профессор задержал его:
   - Извините... любезный... Кто вы такой? К какой партии принадлежите?
   - Я токарь, состою в Российской Коммунистической партии большевиков.
 
 
 
 

                                   Глава 17 

 
   Перелом 
 
   Ольга остро переживала исчезновение своей единственной подруги. В их
семье не принято было делиться своими мыслями и чувствами, каждый жил сам
по себе, и это было особенно тяжело. Глава дома, полковник Вадим
Николаевич Тропов, был деспотом семьи. Это был жестокий человек, не
признающий никаких человеческих слабостей. Жалость, слезы, радость даже у
детей он считал нетерпимыми. Его жена - Мария Филимоновна - женщина
бесхарактерная, ни в чем не могла противоречить своему мужу и была только
послушной исполнительницей воли своего супруга. Все это заметно отразилось
на воспитании детей. Ольга росла замкнутым, нелюдимым ребенком. Трепетала
в страхе перед отцом, который вмешивался в воспитание дочери только тогда,
когда нужно было ее наказывать.
   Вся его скупая любовь сосредоточилась на брате Оли - Викторе. Десяти
лет маленький Витя был определен в военную школу.
   С тех пор Оля редко видела своего брата, но она его любила и жалела,
потому что знала, как ему тяжело давалась наука отца. У Ольги рано
появилось чувство протеста против деспотизма отца. После одного случая
полковник окончательно перестал замечать присутствие дочери в доме.
   - Что ты любишь, Олечка, больше всего на свете? - спросил Виктор свою
маленькую сестричку, приехав однажды на каникулы.
   Ольга ответила нарочито громко:
   - Больше всего я люблю пирог с яблоками, когда папы нет дома и нашу
кошку Принцессу.
   В гимназии Ольга познакомилась с дочерью профессора Щетинина - Софьей и
с тех пор всю свою любовь отдала ей. Но вот появился в их сем