т. Он пойдет далеко, - возразил 
Сергей Сергеич.
    Но тут же подумал, что Мастер намеренно их ссорит, и добавил, 
подыгрывая:
    - Но в самом деле. С ним всегда приходится в оба.
    Постепенно зал опустел. Ушли музыканты, и администратор в 
черном лоснящемся костюме выключил самую большую люстру.
    - Пора, - сказал Мастер и внимательно посмотрел на Сергея 
Сергеича, славно проверял напоследок.
    На улице стояла безмятежная тишина. Мерзкий влажный ветер, 
задувавший весь день напролет, исчез, и в небе сквозь грязные 
рваные облака проглянули слабые редкие звезды. На воздухе Сергеем 
Сергеичем овладела мелкая предательская дрожь. Он спрятал руки в 
карманы. Покосился на спутников. Но тем было не до него. Они были 
сосредоточенны, заняты каждый собой.
    С полчаса шли пешком. Не сговариваясь, покурили в чахлом 
скверике. Скверик был затерт среди громадных зданий, и листья его 
возле фонарей казались коричневыми от пыли.
    - Пора, - сказал опять Мастер и щелчком запустил свой окурок в 
темноту; красная точка прочертила половину траектории и погасла на 
лету.
    Семен выбежал на середину улицы и начал ловить такси. Наконец 
один частник на "Победе" внял его жестам, притормозил, и после 
недолгих переговоров Семен помахал рукой.
    В машине терпко шибало в нос бензином. "Победа" дребезжала, 
точно ящик с гайками. А частник неумолчно поносил инспекцию ОРУДа 
и администрацию бензоколонок. Сидя рядом с ним, Сергей Сергеич 
успокоился. Не то чтобы с ним стало все в порядке. Сегодня 
решалось то, к чему он готовился всю жизнь. Просто исчез этот 
захлестнувший разум страх, и теперь он был в себе уверен.
    За спиной сидели притихшие союзники и враги. По их темным 
лицам проносились волны серого люминесцентного света.
    Он остановил машину за три квартала до улицы Веснина и полез в 
карман.
    - Бросьте, когда-нибудь сочтемся, - сказал владелец машины не 
совсем уверенно. Сергей Сергеич молча протянул два рубля.
    - Ладно, пойдет на штраф, - сказал водитель и взял деньги.
    Они подождали, пока частник завернет за угол, и быстро 
пошагали вперед. Возбуждение их организовало, заставило идти в 
ногу, и шаги четко зазвучали по вымершей улице.
    Потом впереди вспыхнул луч машины. Она не спеша вывернула не 
то из ворот, не то из-за угла и поехала навстречу, толкая перед 
собой полосу желтого света.
    Вся тройка, словно по команде, подалась поближе к стенке. 
Машина тихо катила, будто у нее отказывал мотор. Она проехала под 
фонарем, и Сергей Сергеич увидел, что это небольшой автобус с 
красной продольной полосой. Автобус двинулся и встал. Из дверцы 
один за другим сыпанули четыре человека, точно парашютисты в 
групповом прыжке, и загородили путь.
    Тотчас неподалеку за спиной затарахтел еще один мотор, и вдоль 
тротуара лег луч света. Сергей Сергеич обернулся и обнаружил новую 
машину. Светлая "Волга" медленно тронулась с места, описывая дугу.
    - Прошу спокойненько в машину, - произнес один из четверых.
    - А что мы сделали такого? - задиристо сказал Семен.
    Но Сергей Сергеич уже понял все: тот из четверых, который 
переминался с ноги на ногу рядом с говорившим, был Леон. И вместо 
отчаяния Сергей Сергеич, к своему удивлению, почувствовал 
усталость, мгновенно опустошившую его.
    Он только посмотрел на Мастера. А тот, не вымолвив ни слова, 
направился к машине. Тогда Сергей Сергеич полез за ним в автобус.
    - Минуточку, - сказал Леон, - одна формальность. Он пробежал 
пальцами по карманам Сергея Сергеича, будто пробовал клавиатуру, и 
вытащил пистолет.
    - Прошу, - сказал Леон, кивнув головой на автобус.
    Сергей Сергеич занес ногу на ступеньку и промахнулся. Позади 
запоздало заметался Семен. У питомца было слишком много силы, и 
ему казалось нелогичным сдаваться так же добровольно, не оказав 
сопротивления, соответственного случаю.
    Наконец, тяжело дыша, Семен бухнулся прямо на скамью. Скамья 
задрожала, как натянутая струна. Затем в автобус влез Леон и еще 
двое. И сели напротив. В машине стало тихо, будто никто не дышал 
Только снаружи проникал приглушенный говор. Потом хлопнула дверца 
"Волги", и та прошумела мимо. Затем тронулся автобус. На этот раз 
его мотор работал ритмично.
    Машина шла на большой скорости, но у Сергея Сергеича было 
такое ощущение, будто он плывет. Он почти не заметил, когда 
автобус встал.
    Потом их повели через двор управления. Мастер все так же шагал 
впереди. Двор сменился коридором. Коридору не было конца, вероятно 
можно было припомнить целую жизнь, пока пройдешь его. Но Сергею 
Сергеичу не хотелось думать. Так было легче - не думать, идти 
себе, переставляя ноги, и ни на что не обращать внимания. Пусть 
себе мимо течет.
    И только один раз его невольно выбило из этого защитного 
футляра, когда стоявший у стены милицейский офицер в чине майора 
вдруг козырнул Мастеру. А Мастер как-то привычно кивнул и сказал:
    - Здравствуйте, здравствуйте!
    Сергей Сергеич немного подивился этому, и это удивление 
погасло, как искра.
    Затем он увидел Маркова. Марков стоял в глубине кабинета. Он 
почти не изменился с тех далеких пор. Только теперь он был в 
погонах подполковника.
    Редкие брови Маркова полезли вверх, и он сказал Сергею 
Сергеичу:
    - Мать честная! Шлепа, сколько лет, сколько зим! Михеев, это 
же Шлепа. Тот самый!
    С последним он адресовался к Мастеру. А Мастер, в свою 
очередь, сказал.
    - Вот как? Обыщите. У него кое-что при себе. Из того, что 
взято на Удальцова. И у Крыловых. Улики он решил носить при себе.


        Глава XVII, и последняя

    Очная ставка закончилась, и Сергея Сергеича увели. Судя по 
всему, Учитель объехал своего подопечного и здесь успел: обзавелся 
алиби, все кивал на какую-то продавщицу. Срок он получит немалый, 
но это по-прежнему жизнь - не "вышка", не высшая мера, не 
расстрел, который ждет его, Семена.
    Семен сидел перед столом Михеева и жадно смотрел в окно. Серое 
небо казалось ему неимоверно прекрасным. Оно еще никогда не было 
таким, чтобы на него хотелось смотреть, не отрывая глаз. Он с 
трудом отвел глаза и не пожалел, потому что вокруг все было теперь 
удивительно. Его зрение, обостренное последними неделями жизни, 
цеплялось за простейшие мелочи, и каждая из них сейчас приобретала 
баснословную ценность, когда он живет, ест и дышит. Он будто 
никогда не видел таких чудесных карандашей, такой дивной бутылки с 
канцелярским клеем.
    Семен взглянул на худощавую стенографистку и подумал, что это 
сказочная женщина. Он готов был встать на колени и молиться на 
нее, потому что это была последняя женщина, которую видели его 
глаза.
    - Вот посмотрите, Володин. Может, вам будет интересно, - 
сказал Михеев.
    - А-а? - сказал Семен, встрепенувшись.
    - Может, вам будет интересно, - повторил Михеев и протянул 
пачку фотографий.
    - Да, да, - алчно произнес Семен и схватил фотографии, будто 
Михеев мог передумать и взять их назад.
    С фотографий смотрело знакомое лицо. Где-то он видел этого 
человека. Но это было неважно, главное, он держал бесподобные 
фотографии, потому что они были частицами жизни.
    - Узнаете?
    - Да! То есть нет!
    - Это ваша жертва. Вчера принесли из театра. Здесь его лучшие 
роли, говорят. Большой был актер. И человек тоже. Жил, думал, 
работал, и вы все это разом оборвали. Как это несправедливо, как 
несправедливо, - повторил Михеев и покачал головой.
    Семен неистово попробовал бумагу на ощупь - ах, какая это была 
бумага. Господи, горестно подумал, неужели надо лишаться жизни для 
того, чтобы понять, как бесценна она?


        Эпилог

    - А как же Маргасов? Какое он имел отношение к кражам? К 
убийству актера? - спросил один из авторов Михеева.
    - Он здесь ни при чем, - сказал Михеев, копаясь в ворохе 
папок.
    - Но орудия взлома? Орудия взлома были найдены именно у 
Маргасова? Те самые орудия, которыми... Это были другие? - 
настороженно произнес второй из авторов.
    - Те самые, - буркнул Михеев из-за кучи бумаг.
    Ему прямо-таки не нравилось то, что перед ним сидят два автора 
и вынуждают его расходовать драгоценное время таким несерьезным 
образом, на этот лишенный интереса и практической пользы разговор. 
И напрасно авторы пытались придать беседе оттенок непринужденности 
и интеллектуализма, - кислое выражение не сходило с широкого лица 
Михеева. Его невыразительное лицо отнюдь не соответствовало облику 
героя их романа, обладающего тонким умом аналитика.
    Лейтенант Зубов, устроивший эту встречу, послал авторам из 
своего угла подбадривающий жест: ничего, мол, жмите.
    - Если Маргасов непричастен к этим преступлениям, чем можно 
объяснить, ну, то, что инструменты очутились у него за батареей? - 
спросил первый из авторов.
    - Подсунули.
    Михеев даже поднял лицо и рассердился: как это авторы не 
додумались до такой простой вещи? Тогда второй из авторов, человек 
более осторожный, вкрадчиво сказал:
    - Но почему он убежал?
    - Он не убежал. Мы сами отпустили. Обязаны были отпустить.
    На лице Михеева было написано: ну что еще? Но, видно, на лицах 
авторов было написано состояние умственной беспомощности, и Михеев 
вздохнул.
    - Маргасов и Володин - старые знакомые, - начал он, словно на 
уроке, едва не по складам, - стараясь увести в сторону следствие, 
второй подсунул инструменты первому - словом, избитый прием. Затем 
его наставник звякнул Маркову по телефону. И Маргасов был взят. Но 
следствие показало, что тот не причастен. Инструменты отдельно - 
Маргасов отдельно. Нет причинной связи, как говорят юристы. Но 
отпустить его так - значит дать понять истинным преступникам, что 
ничего не вышло. Словом, возбудить их бдительность. Тогда 
пригласили Маргасова, говорим: так, мол, и так, если хотите помочь 
нам выявить тех, кто только что подсунул вам мокрое дело, пока не 
появляйтесь дома. Сделаем вид, будто вы убежали. И он согласился. 
Вот так!
    Михеев был удовлетворен. Он считал свой долг перед 
навязавшимися гостями исполненным честно. Сложил руки на столе, 
приготовившись смотреть на их удаляющиеся спины. Если бы он знал, 
что это короткое оживление только подзадорит их.
    - Значит, квартирные кражи и смерть актера - дело рук этого 
неразлучного дуэта? - спросил автор первый, как бы еще сомневаясь 
и тем самым стараясь хитро спровоцировать этого не очень-то 
щедрого на беседу Михеева.
    - Их было трое. Веселов наводил. Кроме случая с Крыловым, - 
сдержанно поправил Михеев и опять ушел в свою броню.
    - Веселов привлечен как соучастник. Его делом был поиск дичи. 
Охотились эти двое, - добавил Зубов.
    - Но почему, как у них там говорится, на дело шел один? И 
дважды его заставали хозяева? - вмешался автор второй
    Михеев не очень-то спешил с ответом. Тогда опять раздался 
голос из угла.
    - Серафим Петрович, разрешите? - спросил Зубов.
    - Ну, ну, - буркнул Михеев.
    - Вот это-то обстоятельство в конце концов и нас заставило 
считать, будто орудовал один. Послужило доводом против Маргасова. 
Ведь, судя по всему, Маргасов был одиноким, нелюдимым человеком, - 
сказал лейтенант. - Но как же все произошло? Так вот: помните 
притчу о паспорте Шлепы? Я рассказывал в самом начале? - Авторы 
кивнули. - Выходит, благородная рассеянность здесь ни при чем. 
Шлепа в прошлом, он же Сергей Сергеич в настоящем, караулил в 
подъездах, когда его напарник Семен хладнокровно обчищал квартиры. 
И с ним дважды повторилось то, что было и в случае с паспортом. 
Сергей Сергеич от страха терял над собой контроль, - сказал Зубов 
и откинулся на спинку стула.
    - Но позвольте, - безжалостно произнес автор первый. - Он 
готовил масштабную операцию. Зачем ему понадобились предшествующие 
кражи? Этот размен на относительные мелочи?
    Зубов оттолкнулся лопатками от спинки стула.
    - Всеядность, несомненно, - сказал лейтенант, - жадность. Он 
собирался уйти на дно окончательно и нахапать перед этим сколько 
руки загребут. Он всю жизнь выжидал после того комического ареста. 
Прикидывался черт знает кем. И в порядке компенсации хотел унести 
побольше. Мне кажется, что рассуждал он именно подобным образом. И 
кстати, об этих кражах. И тут преступники оставили следы, по 
которым разрабатывались свои самостоятельные версии. Так что дело 
не только в одной тонкой ниточке: "Нина - водитель такси". Здесь 
речь идет о более широкой картине поисков.
    Как видно, лейтенант Зубов был легкой добычей. Поэтому 
основной интерес двух авторов был сосредоточен в основном на 
Михееве. И они прилагали все усилия, стараясь его расшевелить.
    - Мы знаем, - произнес автор второй быстро, - как вы оказались 
в роли Мастера. Мастер умер от инфаркта, и в комиссии по 
наследству было приложено единственное письмо, полученное им за 
последние годы. Есть ли у него кто из близких, этого никто не 
знал.
    Михеев кивал головой, словно отбивал такт, а в глазах его за 
эти короткие секунды успела смениться гамма самых различных 
чувств. Вначале это было разочарование, потом он грозно посмотрел 
на Зубова.
    - Но знаете, - подхватил автор первый эстафету, - не лучше ли, 
если в нашем романе это сделает кто-нибудь в несколько младшем 
чине. Все-таки начальник отдела... Это, конечно, случайность...
    - Ну и что же, - вмешался Зубов, на этот раз пересаживаясь 
поближе, - ничего здесь случайного нет. Серафим Петрович знал 
повадки Мастера, как никто другой. Из письма было ясно, что 
адресат лично не встречал Мастера. Но уж слишком много баек ходило 
о его личности, и поэтому такую работу должен был взять на себя 
тот, кто изучил Мастера как свои пять пальцев. Кроме всего, 
Серафим Петрович недавно в Москве и местному преступному миру еще 
не очень известен.
    Зубов закинул ногу на ногу, продолжая рассуждать. Авторы, 
затаившись, подстерегали Михеева, а тот молча переводил свой 
взгляд с Зубова на гостей, и взгляд его выражал крайнее 
неодобрение.
    - Учтите, - продолжал Зубов, - поездка Серафима Петровича в 
Краснодар не была связана с делом о последних грабежах. Мы... то 
есть Серафим Петрович, разумеется, не знал, что разыскиваемая 
шайка и авторы письма одни и те же лица. Словом, это выглядело 
так. Мастер в последние годы отошел от своей профессии. Что уж там 
было, разочарование или другое влияние...
    Здесь авторы понимающе переглянулись и разом посмотрели на 
Михеева.
    -... Во всяком случае, связи Мастера с преступным миром 
прервались, - говорил лейтенант. - Но вот после его довольно 
мирной смерти на свет белый появилось письмо. Из письма можно было 
понять, что затевается некое преступление. И вдобавок очень 
серьезное, если приглашается к участию такой опытный и искусный 
грабитель, как Мастер. И важно было его предупредить, это 
преступление, и выявить шайку.
    Михеев возмущенно зашуршал бумагой, застучал карандашом, 
задвигал стулом. И только достаточная мера деликатности еще 
удерживала его от более активных действий. Но эти трое были 
увлечены ходом рассуждений, и его протесты пропали даром.
    - Значит, и вы были с самого начала участником этой операции? 
- в один голос удивились авторы и обменялись многозначительными 
взглядами.
    - В том-то и дело, нет, - сказал Зубов. - Видите ли, 
преступники были очень осторожны, и на станции Голутвин Серафиму 
Петровичу пришлось отослать краснодарского сотрудника, сидевшего в 
том же вагоне. Поэтому связь была потеряна. Я, в свою очередь, 
отправился на дачу, не поставив, к сожалению, в известность 
начальство, - при этих словах Михеев странно хмыкнул, - но в общем 
все кончилось благополучно. Хотя я, поднявшись тайком на мансарду, 
был прямо-таки ошарашен, когда услышал голос своего начальника, и 
почувствовал в ладони записку. Потом еще успел выскочить на 
лестницу. До того все было неожиданно.
    Зубов был очень доволен тем, что стал героем романа.
    - Значит, именно об этом собираетесь писать? - спросил Михеев.
    Почти готовая рукопись романа лежала на коленях у одного из 
авторов, но у них еще не хватало решимости представить ее Михееву 
на суд.
    - У вас, Серафим Петрович, пропадает талант. Вы создали образ 
злого угрюмого Мастера. Это актерская работа, - сказал автор 
первый, стараясь смягчить твердое сердце Михеева.
    - Впрочем, Серафим Петрович и есть мастер своего дела, - 
сказал автор второй, уже откровенно срываясь на лесть.
    Его соавтор потупил глаза. Зубов весело взглянул на Михеева. 
Подполковник произнес:
    - М-да, - и забарабанил пальцами по столу, стараясь сохранить 
на своем лице бесстрастное выражение.
    Но автор второй готов был поклясться, что в зрачках у Михеева 
мелькнула тень. Нечто похожее на чувство удовлетворения.
    - Какой уж там актер, какой там мастер! И при чем все это? 
Каким еще можно общаться с убийцами! Конечно, угрюмым, - возразил 
Михеев. - Вот сойти за веселого я бы не сумел. Нет во мне этого 
самого таланта.
    Обрадованный тем, что Михеев немного сдвинулся с места, второй 
автор пошел ва-банк. Он прищурился и, набиваясь на интимность, 
сказал:
    - И потом во всем этом, вероятно, есть другая сторона. Так 
сказать, подсознательная. Вы и Мастер - два человека, которых 
тесно сплела дружба.
    Автор первый и Зубов с тревогой ждали, как он выпутается из 
клубка, который сам заплел.
    - И вроде бы именно вы и только вы должны были поставить за 
него последнюю точку. Вернее, за него и за вас в этой совместной 
истории, у вас не было такого ощущения? - закончил автор второй 
тоном человека, перед которым забелел выход из катакомб.
    И все трое сразу же уставились на Михеева. Подполковник поднял 
брови, его застигли врасплох.
    - Понимаете, это как бы наша литературная версия, - пояснил 
автор первый.
    - Литературная? - переспросил Михеев, стараясь выиграть время.
    - Ну, да. Житейская версия. Михеев пожал плечами.
    - Может быть... Впрочем, не знаю, - сказал он. - В литературе 
я не силен. Это уж вам там скажут. Редактор и прочие.
    Михеев встал, давая понять, что его терпение иссякло. Следом 
поднялись авторы и Зубов. Застыли торжественно.
    - Весьма вам благодарен, - произнес автор второй.
    - Пожалуйста. Не стоит, - ответил Михеев официально Его взгляд 
неожиданно что-то нашел любопытное, и глаза блеснули. Авторы 
посмотрели туда же и увидели часы "Омега" на руке у Зубова. Рукав 
модного пиджака был короток, и часы открыто сияли золотым 
корпусом. Зубов слегка поежился, безуспешно пробуя втянуть кисть с 
часами в рукав.
    - Зубов, вы, стало быть, над ними взяли шефство? И как я 
понимаю, все эти сведения они получили от вас? - спросил Михеев 
повеселевшим голосом.
    - Почему же все? - невнятно пробормотал Зубов, начиная 
медленно краснеть, будто постепенно пропитываясь малиновой 
краской.
    - Разве не все? Тогда жаль. Это очень интересная история, - 
сказал Михеев. Среди авторов началось неописуемое волнение.
    - Что за история? - осведомился один из них, и они оба 
навострили уши.
    Михеев приглашающим жестом указал на Зубова.
    - Попросите хорошенько, и он расскажет. Это его биографическая 
тайна.
    Зубов как-то задумчиво посмотрел на Михеева, малиновый цвет 
начал таять на его лице, и оно вернуло себе обычный оттенок.
    - Биографическая? - сказал Зубов. - Ничего себе 
биографическая: едва не вылетел с работы.
    Михеев развел руками. И потом взялся за телефон. Когда он 
поднял телефонную трубку, знаменитый "наган" загудел, как 
трансформаторная будка.
    - Прошу ко мне, - сказал Зубов и первым вышел из кабинета.
    В коридоре Зубов сказал:
    - Старик не переносит вашу братию. Мол, не знают ни черта, а 
сочиняют с три короба и носятся с этим. Тут появлялся один 
журналист, три дня ходил как на работу. Потом в своей газете 
нагородил такое, что старик схватился за голову. Говорит: "Люди 
подумают, что это я наплел ему".
    - Леонид Мих