ел в комнату. Вокруг него сверкал яростно натертый 
паркетный пол.
    Вернее, кусочки пола - до того комната была мала. И видно, 
грабитель был ловкий человек, если расхаживал тут, не оставив и 
заметного следа. Даже в коридоре. Хотя на тротуарах жидкая грязь, 
масляный коричневый кисель, попробуй сохрани чистыми туфли. Разве 
что пронесешься по воздуху, не касаясь земли подметкой. Но он был 
этакий деликатный гость. Вероятно, долго вытирал ноги у входа, 
уважая труд хозяйки.
    - Все на месте. Даже стул не подвинул, окаянный, - сказала 
хозяйка.
    И если бы незваный человек еще не взломал письменного стола и 
не украл огромную сумму денег, то здесь и делать было бы нечего.
    - Две тысячи новыми деньгами, - грустно сообщила старушка, - 
собирали на кооператив. И вот собрали. Кому-то на водку. На что же 
еще? Пропьет, проклятый.
    Леонид пробежал глазами по комнате. Оттого, что работник НТО 
пооткрывал дверцы буфета и шифоньера, в комнате стало еще теснее. 
И жили в этой крохотуле три человека - старушка, ее брат - инженер 
Крылов и племянница. Тут уж новая квартира нужна была позарез.
    С площадки донеслись знакомые голоса, и в дверях появился 
начальник отдела в сопровождении своего заместителя Маркова. Они 
вошли в комнату и сразу засунули руки в карманы. Такая 
предосторожность еще никогда не мешала - что-нибудь схватишь и 
потом возись с отпечатками. Которые твои и которые чужие. Суди, 
ряди и ломай голову. Себе и другим.
    - Ну, какова картина? Не слишком абстрактная? - спросил 
Михеев.
    - Куда там, - чистое полотно. Сработали здорово, ничего не 
скажешь, - ответил Леонид и доложил обстановку, а Николай Иванович 
добавил свое.
    - А вот насчет замка на ящике, так почерк пробоя знакомый, - 
сказал он, отрываясь от лупы. - Такой был на Сретенке и на 
Удальцова. И на Кутузовском проспекте тоже.
    - Проверьте у себя в НТО хорошенько. Если так, то это очень 
серьезное дело, - нахмурился Михеев и тут же спросил: - За стол 
уже можно?
    - К сожалению, можно.
    - Пишите протокол осмотра. Понятых из соседей, - сказал 
начальник Леониду, расхаживая вокруг стола.
    Леонид добросовестно покорпел над протоколом осмотра, взял 
подписи у понятых и показал протокол начальнику отдела.
    - Посмотрим, - сказал подполковник, пробежал глазами по 
строчкам, полез в нагрудный карман за авторучкой, словно ему 
хотелось что-то исправить, но спохватился и убрал авторучку в 
карман.
    "Ага, горячо. В протоколе марать нельзя, это тебе не бумажка", 
- подумал Леонид ехидно.
    И вечно он, этот начальник, исправляет. Нет в отделе бумажки, 
по которой он не прошелся бы пером. Верно, правда то, что про него 
говорят: когда-то, дескать, начальник учился в полиграфическом, но 
ничего из этого не получилось, и теперь он отводит душу на 
докладных и тому подобной литературе.
    - Где же глава семьи? - пробурчал начальник, поймав 
иронический взгляд Леонида и пряча глаза.
    Вызванный с работы глава семьи через полчаса влетел в 
квартиру, и из него посыпались вымученные шутки. На его взгляд, 
видимо, юмор должен был скрашивать жалкую роль пострадавшего.
    - Ну вот. Нет худа без добра. Иначе бы я с вами и не 
познакомился, - нервно сказал он для начала и поспешно добавил: - 
Ох и ловкачи! Успели, пронюхали. Только взял из сберкассы, так 
сразу и пронюхали. Ну и ну, какие ловкачи!
    Он боялся остановиться и потерять, несомненно, с трудом 
набранный тон. Так было легче. Он мчался очертя голову, как 
плохонький велосипедист, развивший огромную скорость. Худой 
пятидесятилетний мужчина с усталым лицом. Губы его кривились.
    - Вы кого-нибудь подозреваете? - быстро и с надеждой спросил 
Михеев.
    - Из-за денег да кого-то подозревать? Да пропади они пропадом! 
- сказал Крылов с бесшабашной удалью и обвел всех печальным 
взглядом и при этом, вероятно, думал, что у него веселые, 
беспечные глаза.
    - Как же - пропади? Такие деньги! - сказала его сестра 
подполковнику. - Да он извелся, пока их занял. У кого и по сто, у 
кого и по десять. Всем уже задолжали вокруг. Нет, уж вы их 
найдите.
    - Я должен был их завтра внести. А остальное в рассрочку. На 
две комнаты, - пояснил инженер, сдавая позиции.
    - Вот видите, товарищ Крылов, на целых две комнаты. А вы 
никого не подозреваете, - веско сказал заместитель Марков.
    И строго посмотрел на Леонида. Он заместитель и присутствует 
здесь. Об этом следовало дать знать. И он дал. Теперь все это 
знали.
    - А мне подозревать некого, - упрямо возразил Крылов.
    Леонид смотрел в окно и внимательно слушал. Крылов был 
растерян и вряд ли годился сейчас на что-нибудь полезное. В голове 
у него кутерьма, и в таком состоянии действительно трудно что-либо 
припомнить. А важна каждая мелочь. Надо собрать все по крупице, 
чтобы найти матерого преступника. Вернее, преступников. То, что 
здесь работал не один, Леонид был уверен. У него уже родились кое-
какие соображения, и он хотел их взвесить.
    - Где ваша дочь? - спросил подполковник,
    - В институте и пока ничего не знает.
    Окно выходило во двор. Там мальчишки гоняли шайбу - прямо по 
сырому асфальту. Шайба не скользила, и мальчишки отчаянно толкали 
ее крючковатыми палками. Леонид перевел взгляд на письменный стол. 
Там стояла фотография девочки. Фото уже пожелтело - девочке было 
тогда пять-шесть лет.
    - Это она? - спросил подполковник.
    - Да. А теперь нет спасу от кавалеров. Трезвонят с утра. 
Большая стала совсем, повыше меня. Мать-то была высокая. Из-за 
этого роста одно расстройство. Подруги ходят на шпильках, а ей 
нельзя. Кавалер пошел низкорослый.
    - Кавалеры, конечно, студенты?
    - В основном они. Турпоходы, сопромат и эти... как их... 
"спидолы" - транзисторы. И все на одну стипендию. Веселые эти 
студенты.
    - Скажите, деньги в крупных купюрах?
    - По двадцать пять и все новые, - произнес инженер.
    - Проверьте, вещи целы?
    - Я же вам говорила. Все как одна. Просто на удивление, - 
сказала сестра хозяина.
    Заскрипели дверцы - Леонид обернулся. Крылов распахнул 
шифоньер, битком набитый одеждой.
    - В самом деле - все целехонько.
    Михеев и Марков переглянулись.
    - Опытный, мерзавец! С тряпками риск. Попасться легче.
    - Хорошенько проверьте почерк. Точно ли авторы старые? - 
сказал Михеев Николаю Ивановичу.
    "Эти знали, что брать. Желторотые, те б потянули все, не 
удержались, - подумал Леонид. - На тряпье-то они и ловятся".
    - Мы еще с вами увидимся. Сегодня вечером, - сказал 
подполковник, прощаясь, хозяевам.
    - А замочек и филенку мы вырежем на память. А вы уж поставьте 
новый, и покрепче, - подал голос Николай Иванович, он все еще 
возился у двери.
    - Леонид Михайлыч, милости прошу в мою машину, - сказал 
подполковник, застегивая пальто.


        Глава II. КТО ОНИ?

    Серафим Петрович неуклюже втиснулся в машину. Дочернин 
оренбургский платок, повязанный на пояснице под сорочкой на голое 
тело, сильно мешал, но без него радикулит крутил острее и с 
платком приходилось мириться.
    Радикулит он вынес из засады в студеных плавнях. Тогда 
подстерегали Мастера. Тот уходил на баркасе из Крыма. Это была их 
первая встреча, и это было давно. С тех пор радикулит, как и 
Мастер, стал его извечным спутником, он обитал где-то внутри, 
дремал в затаенном логове, и, когда, очнувшись от спячки, брался 
за михеевскую поясницу, подполковнику доставалось на орехи. Этот 
недуг был свиреп и коварен и заставал всегда врасплох.
    Еще вечером Михеев рассиживал на стуле, и в ус не дул, и 
радовался жизни, а радикулит уже разминал свои цепкие лапы, и едва 
подполковник вздумал подняться, как он ухватил за поясницу.
    Встать, конечно, Михеев встал, но для этого понадобилось много 
лишних движений, будто он осторожно собирал себя по частям. И 
хорошо, что в кабинете был только этот юный сотрудник Зубов, вечно 
погруженный в анализ, иначе было бы просто неловко. Но Зубов ушел 
по макушку в мысли, ничего не заметил, и все обошлось без конфуза. 
А там уж он, Михеев, распрямился и молодцевато прошел по кабинету 
этаким гоголем. И уж потом он сам хитрил - не садился целый вечер 
и все время был на ногах.
    С таким врагом лучше не садиться. Стул тогда - опасная 
ловушка. Это усвоил он давно и с утра предпочитал стульям ноги 
после того, как дочь натерла поясницу змеиным ядом и накрутила 
просторную теплую шаль. Он так бы и маячил перед глазами 
сотрудников целый день, если бы не понадобилось в машину.
    В первый раз он вылез благополучно. Незаметно крякнул и вылез. 
Но как это выйдет теперь, трудно представить. Благо впереди еще 
была дорога, можно было думать о другом. О том, что совершилось 
новое преступление. Об этой тонко сделанной краже, после которой 
от преступников не осталось примет.
    Он учел все точно, этот негодяй. Он заявился вовремя, когда у 
людей подоспела долгожданная семейная радость, и, совершая своим 
появлением дикую и вопиющую несправедливость, растоптал спокойно и 
расчетливо ее только потому, что ему было так угодно. И, оглянись 
опрометчиво старая женщина, он бы без раздумий и деловито 
уничтожил ее. Ему было бы так удобней. И не убил он только потому, 
что собственную жизнь он оценивает дороже. Он знает: за убийство 
ждет жестокая расплата. Жизнь за жизнь. Он рационалист, этот 
паршивец, и рисковать не хочет.
    "Кое-кто из сотрудников, - подумал Михеев, - привык ко всему. 
Есть на белом свете, скажем, кирпичи, крупа и преступники. Из 
кирпичей положено строить, из крупы - варить кашу, а преступников 
надо ловить".
    Они считают себя профессионалами, такие сотрудники. А он до 
сих пор взволнованный новичок. Его каждый раз, словно впервые, 
задевает, что такие негодяи, как этот, насаждают свое право 
вломиться в чужую жизнь, растоптать ее, смять и уничтожить... А 
это противоестественно жизни.
    Его заместитель Марков, тот вчера сказал зевая:
    - Это закономерно. Так устроен человек. Он продукт сложной 
эпохи и пока...
    "Социальные условия, - сказал себе Михеев, - это, конечно, 
важно. Но как же с теми, кто сыт и одет? И образован? То-то. Мало 
еще мы учим добру, частенько забывая про это простенькое, но 
великое и вечное понятие. Вот что. Стесняемся. Дескать, 
сентиментальное слюнтяйство".
    Он до сих пор помнит, как тридцать лет назад убили 
однокурсника Саньку из-за трешки. У него была только эта жалкая 
трешка, но она понадобилась жрецам самоутверждения, и они легко и 
мимоходом прирезали Саньку. Он лежал, согнувшись, под забором, 
худой от голода, так и не успевший наконец-то поесть на эту с 
трудом заработанную трешку.
    После лекций Санька еще грузил вагоны, но им на это было 
плевать. И было плевать на то, что он мечтал, волновался и любил, 
радовался жизни. Они походя сунули нож в этот трепещущий от 
впечатлений, беззащитный комочек жизни, сделав ему ужасно больно, 
и ушли с помятой трешницей, топая по булыжнику, судача о чем-то 
своем и забыв про Саньку, точно прихлопнули муху.
    Это случилось под ночь и недалеко от общежития. Он, студент 
Симка Михеев, стоял вместе с ребятами над маленьким Санькиным 
телом, потрясенный зловещим откровением.
    Тогда, стоя над мертвым Санькой, он понял, что эти люди лишь 
часть тех, кто проповедует насилие, как право на самоутверждение, 
и разница только в упрощенной философии. Решив бороться, он ушел с 
полиграфического факультета и тридцать лет назад был зачислен на 
службу в уголовный розыск.
    "Волга" неторопливо бежала в потоке машин. Машины тыкались из 
стороны в сторону, выбирая свободные места. От этого и оттого, что 
бег был вроде неспешным и дружным, они казались стадом больших и 
послушных животных, которых легонько подстегивал незримый пастух. 
Машины едва не терлись на ходу боками. А внутри за окнами торчали 
неподвижные человеческие фигуры.
    Подполковник покосился направо. Там, за пыльным стеклом такси, 
сидела в обнимку застывшая пара молодых.
    - Современный детектив должен прекрасно стрелять, знать боевое 
самбо, стенографию и фото, водить все марки машин и печатать на 
машинке, а в отсутствие врача...
    Это громко произнес Зубов. Они уже давно спорили за его 
спиной. Судя по всему, Леонид отбивался от двоих. А может, 
нападал. И загибал пальцы.
    "Наш простой советский детектив, - подумал Серафим Петрович. - 
Интересный парень этот Зубов. Прямо со страниц воображаемого 
приключенческого романа. Сочиняет на ходу. Ну, если роман 
относительно талантлив, то это не так уж и плохо. В его возрасте, 
конечно. А с годами наступит житейская зрелость. Опадут покровы 
романтики. И окажется: какая уж тут романтика - копаться в 
человеческой грязи! И профессия станет суровой и обыденной. И 
тогда наступит испытание перед долгом. Кем быть, так сказать. Уйти 
в геологи или остаться служакой. Но есть и третий выход. Принять 
борьбу как свой личный нравственный принцип. Но это дается не 
всем.
    Все это будет у Зубова потом. Пока в конечном счете нужен 
результат. Главное - найти опасного мерзавца. И как можно скорее. 
Кто знает, чем кончится его следующая кража. Не все бывают покорны 
в таких ситуациях, и тогда - убийство. Еще одна насильственная 
смерть.
    И где этот хвост, за который можно схватить и вытащить зверя 
наружу?"
    "Почерки пробоев схожи", - так сказал работник НТО.
    Он имеет в виду три последние кражи. Пробои были сделаны там 
тем же орудием. Этакое жало с характерным изломом.
    А что еще было общее между этими кражами? Каждый раз исчезала 
крупная сумма денег. Иными словами - в квартирах у всех 
пострадавших лежали большие деньги. У налетчиков промаха не было. 
Это означало точный подвод. Кто-то с острым нюхом вел разведку и 
потом наводил на кражу. А тот приходил и работал в перчатках. 
Каждый раз в перчатках. И здесь он в перчатках. Если не ошибся 
Николай Иванович. И если не ошибся, то значит преступник очень 
матер и к тому же не одиночка. Он в квартире один, словно призрак, 
но за дверью их несколько. И каждый на своем посту. Поэтому все 
чисто и аккуратно. И делалось спокойно. И точный подвод. Ни одной 
промашки. И уж не слишком ли для одного - четыре подготовленные 
кражи? Один давно бы ушел на дно и там затаился еще после первой 
жирной добычи. Но их тут несколько, и только подавай. Это общее, А 
в чем отличие этой кражи от предшествующих? Забрали только деньги. 
В прошлых случаях брали и дорогое тряпье. Здесь только деньги. Что 
это: попытка сбить следствие с толку? Мы - не мы. Или грабеж 
учинили другие? Прибыло их полку. А может, только осторожность, и 
всего...
    Серафим Петрович неловко шевельнулся, в пояснице резко 
заломило. Он застыл, пережидая боль. Точно решил ее обмануть, 
дескать, его нет и она, мол, может убраться восвояси.
    Боль поверила и уползла куда-то вглубь, где было ее логово. 
Подполковник сел поудобней и послушал, что происходит сзади.
    Там Зубов все еще вел наступление. Он опирался уже на 
литературные источники. Его оппоненты помалкивали.
    "Так кто же преступники? - подумал подполковник. - Ясно, не 
дети, нашедшие кратчайшую прямую к бюджету на мороженое. Здесь 
видна мозолистая рука кустаря-рецидивиста. Нахальная уверенность 
зрелого волка, досконально изучившего материальную часть капканов 
и способного разбирать их с закрытыми глазами. А коли так, его 
фотография должна числиться в нашей картотеке. Но только кто же 
он? Его хвост вроде бы и мелькнул, но он еще призрачен. Он 
скользит в руках и не дается. Ибо плоть его - факты. У розыска 
пока предположения. Они, словно компас, дают направление, но 
горизонт широк впереди и пуст, простирается от края до края".
    Машина свернула с Петровки в боковой переулок, и шофер сказал:
    - Вот мы и дома, - и заглушил мотор у подъезда.
    Предстояла высадка из машины, и радикулит оживился. Тогда 
подполковник напустил на себя озабоченный вид и начал рыться в 
карманах. Он ждал, когда выйдут сотрудники. Они вышли и, в свою 
очередь, ждали его. Тогда он стал еще озабоченней, махнул им рукой 
- мол, ступайте, я тут долго, черт побери! И потом только полез из 
машины.
    - Отсидел, понимаете, ногу, - с фальшивой беззаботностью 
сказал Михеев, поймав заинтересованный взгляд шофера, но сейчас же 
последовал сильный выстрел изнутри, и подполковник замер, как 
сомнамбула.
    Шофер с удивлением смотрел на начальника.
    Подполковник пришел в себя, постоял у машины, якобы 
полюбовался на старую церковь, и поднялся к себе на четвертый 
этаж.
    У кабинета ждали сотрудники. Он повесил пальто, кивнул Зубову 
- прошу, начинайте, - с отвращением покосился на зияющую ловушку 
кресла и пристроился возле трубы отопления.
    - Прежде всего преступник очень опытен. Я хочу начать именно с 
этого, - произнес Зубов торопливо, будто в нем прорвалась плотина. 
- Он умен и многое знает, этот тип.
    - А может, это был сам Шл„па? - невинно вставил Марков, и все 
засмеялись - это была популярная шутка.
    В отдаленные времена водился такой незадачливый вор Шлепа. Не 
вор, а растяпа. Он блестяще проник в квартиру известного ученого, 
точно в дверях был не замок, а брикет сливочного масла. Шлепа 
сгреб большие деньги и напялил на себя заграничный костюм хозяина. 
А свой швырнул небрежно в мусорное ведро и скрылся, словно дух. Но 
тут его и подвела элегантная рассеянность. Он оставил в кармане 
пиджака паспорт с пропиской, и милиции понадобилось на поиски 
грабителя ровно столько времени, сколько необходимо для того, 
чтобы доехать от места преступления до квартиры Шлепы. Его застали 
за стиркой носков, и Шлепа долго держал мыльные руки над головой, 
ничего не понимая.
    Это было давным-давно, и след Шлепы затерялся в толще лет, но 
шутка о незадачливом жулике прочно вошла в быт розыска.
    - Продолжайте, - кивнул Михеев.
    Мысли Зубова почти совпадали с его собственными. Лишь ход их 
был более извилист. Зубов нырял в кипящую пучину рассуждений, и 
порой казалось, там ему и будет конец, но он все же выбирался на 
отмель, и каждый раз в точке, близкой к мнению Михеева.
    В том, что кража не была случайной, Зубов тоже не сомневался.
    - Кража тщательно продумана, и преступник все учел до мелочей. 
Мы имеем дело далеко не с новичком. И искать его нужно среди 
старого преступного мира. Именно там. В каждом его движении виден 
огромный опыт. Вы только посмотрите: когда появилась сестра 
хозяина, он твердо знал: это могла быть только она, и больше никто 
не придет. Иначе он не был бы так хладнокровен. Потом...
    - Вы полагаете, встреча с Крыловой входила в его расчет? - 
спросил подполковник.
    - Вряд ли. Это пахло "мокрым делом", а на "мокрое дело" знаток 
уголовного кодекса вряд ли рискнет. Это ни к чему, если можно без 
встречи. Скорее здесь просчет. И вот тут начинаются противоречивые 
места. Степень подготовки преступления говорит о том, что он 
орудовал не в одиночку. С другой стороны, этот промах наводит на 
мысль об обратном. Попробуем представить, как все произошло, как 
он столкнулся с Крыловой. Смотрите, она ушла в восемь утра, а 
кража совершилась в девять, - сказал Зубов, блестя глазами и 
раскрасневшись от азарта. - Окажись их хотя бы двое, второй, 
наверное, дежурил бы у подъезда и вовремя предупредил бы 
напарника, заметив возвращение хозяйки. И так бы кончилось - без 
встречи. Но что же вышло на самом деле? У хозяйки заныл бок, она 
вернулась раньше предполагаемого времени и неожиданно вошла в 
квартиру...
    Здесь его прервал "наган": задребезжал старчески, и 
подполковник снял трубку.
    - Слушай, Сима, - произнес начальник НТО, - у нас твой 
замочек, и почерк пробоя подтвердился вполне. Сретенка и новая 
кража - сущие близнецы. Словом, в заключении увидишь и...
    Он что-то сказал еще. Про футбол и погоду. Но это было 
неважно, и подполковник не слушал его. Предположения подтвердились 
- этот неясный след вел