ответ  на  любой  вопрос,   это   самое
потрясающее место в мире. Ты там была?
   - Один раз, - ответила Кэрри. Она вспомнила, как однажды ходила туда  с
папой и как ей было там скучно. Все эти реликвии в  стеклянных  ящиках.  -
Было очень интересно, - добавила она, чтобы сделать Альберту приятное.
   В глазах у него прыгал чертик, словно он угадал ее  мысли.  Он  положил
череп в ящичек, накрыл крышкой.
   - Показать это твоему брату?
   - Не надо, - ответила Кэрри. - Он боится таких вещей.
   Ей тоже было немного страшно, хотя Альберту она ни за что бы в этом  не
призналась. Пугал ее не  сам  череп,  а  мысль  о  том,  что  когда-то  он
принадлежал живому человеку, женщине с глазами  и  волосами,  которой  уже
давно не существовало на свете. От нее остался только белый гладкий череп,
который покоится в ящичке в библиотеке, где полки  со  старинными  книгами
уходят куда-то вверх во тьму.
   - Может, вернемся в кухню? -  предложила  она.  -  Чай  уже,  наверное,
готов.
   Их ждал накрытый стол. Скатерть на нем была так накрахмалена, что  углы
ее  казались  острыми,  как   нож.   В   середине   стола   стояло   блюдо
золотисто-коричневых и обсыпанных сахарной пудрой пирожков, высокий кувшин
с молоком, розовая ветчина и  ломти  хлеба,  щедро  намазанные  тем  самым
прекрасным кремового цвета  со  слезой  маслом,  которое  Кэрри  видела  в
чулане. Ник, укутанный в одеяло, и мистер Джонни с белой салфеткой на  шее
уже сидели за столом. Когда Кэрри вошла, мистер Джонни что-то взволнованно
прокулдыкал.
   - Мистер Джонни, можно мне сесть рядом с  вами?  -  спросила  она,  чем
заслужила одобрительный взгляд Альберта.
   - Хепзеба, я показал Кэрри наш череп, - сказал он. -  Расскажи  ей  его
историю, пожалуйста. Хотя я считаю, что в действительности все  это  сущая
чепуха, но ей она понравится.
   Хепзеба  поставила  на  стол  коричневый  чайник  и  шутливо  потрепала
Альберта за ухо.
   - Я покажу вам "чепуху", мистер Альберт! Ишь какой всезнайка выискался!
Ничегошеньки вы не понимаете, иначе, как человек умный, не смеялись бы над
тем, что вам неведомо.
   - Кулдык-кулдык, - заметил Джонни Готобед.
   - Правильно, мистер Джонни, - склонилась над ним Хепзеба,  помогая  ему
нарезать ветчину. - У вас в мизинце больше разума, чем в голове у  мудрого
мистера Альберта.
   - Извини, Хепзеба, - взмолился Альберт. - Пожалуйста, расскажи.
   - Зачем рассказывать чепуху, как полагает его честь мистер Альберт?
   Улыбаясь Кэрри и приглаживая свои медно-рыжие волосы, Хепзеба  села.  У
нее было довольно широкое лицо с белой, как сливки,  усыпанной  веснушками
кожей. Кэрри она очень понравилась: такая сердечная, благодушная и добрая.
   - Пожалуйста, мисс Грин, - попросила Кэрри.
   - Меня зовут Хепзеба.
   - Пожалуйста, Хепзеба.
   - Что ж, расскажу, пожалуй, раз уж ты меня так просишь. Положи себе еды
на тарелку, возьми побольше, ты растешь, должна есть много.  К  сожалению,
это не домашняя ветчина. Раньше мы коптили ветчину сами. У Готобедов  была
отличная ферма. Они разбогатели  на  сахарных  плантациях,  где  трудились
рабы, а потом перебрались сюда и построили здесь большой  дом.  Я  слышала
про них задолго до того, как приехала в эти места. Когда я жила в Норфолке
у родителей мистера Джонни, они часто рассказывали  мне  о  своих  богатых
родственниках из Уэльса, и о черепе, и о проклятии, которое лежит на доме.
Это не совсем обычная история.
   Она  задумчиво  отхлебнула  чай,  глядя  прямо  перед  собой   и   чуть
нахмурившись. Потом поставила чашку на стол и начала говорить тихим,  чуть
сонным голосом, который навевал тишину и грусть.
   - Маленького африканца привезли сюда, когда ему было около десяти  лет.
Тогда у богатых людей было модно иметь на запятках  кареты  черного  пажа,
разодетого в атлас и шелка. Вот они и оторвали бедняжку  от  его  семьи  и
увезли за океан  в  чужую  страну.  И  он,  конечно,  плакал,  как  плачут
маленькие дети, когда их забирают у мамы.  Готобеды  были  не  злые  люди,
молодые дамы кормили его  сладостями,  дарили  ему  игрушки,  он  сделался
всеобщим любимцем, но он все равно горевал, и  тогда  ему  пообещали,  что
когда-нибудь он вернется домой. Может, так бы и получилось, но  только  он
умер от лихорадки еще в первую зиму, поэтому ему, наверное, казалось,  что
они не сдержали своего обещания. Вот он и заколдовал их  дом.  Умирая,  он
велел похоронить его, но предупредил, что, когда от  него  останутся  одни
кости, Готобеды должны выкопать его череп и держать его в своем  доме,  не
то их ждет страшная беда. Обвалятся стены дома. И они ему поверили - в  ту
пору люди верили в колдовство - и сделали, как он велел. И с тех пор череп
покоится в библиотеке. Он покидал  дом  только  один  раз,  когда  бабушка
покойного мистера Готобеда была молодой девицей. Ей становилось худо  даже
при мысли о том, что в библиотеке лежит и усмехается череп, говорила  она.
Из-за этого по ночам ее мучают кошмары. Поэтому однажды  утром  она  взяла
его и спрятала на сеновале в конюшне. Целый день она ходила в ожидании, но
ничего не произошло, и она легла спать очень довольная собой. Но  в  самый
разгар ночи раздался вопль - будто сова заухала, а потом сильный грохот. И
когда члены семьи в ночных рубашках сбежали  вниз,  они  увидели,  что  на
кухне вдребезги разбита вся посуда, в столовой - все стекло, а в доме  все
зеркала разлетелись на куски! Девица призналась в том,  что  она  сделала,
череп водворили на место, и с той поры все было в порядке.
   - В верхней челюсти черепа  шестнадцать  зубов,  -  сказал  Альберт.  -
Ну-ка, Ник, пересчитай свои зубы. Ты одного  возраста  с  этим  мальчиком,
значит, у тебя тоже должно быть шестнадцать зубов.
   Но Ник только недоумевающе моргал глазами.
   - Какая чудесная история! - воскликнула Кэрри. - И не  вздумай  портить
ее, умный Альберт Сэндвич! - Хотя в глубине души приятно  было  сознавать,
что все это, возможно,  и  не  совсем  правда.  И  слезливым  голосом  она
заключила: - Ах, какая грустная история! Бедный  маленький  африканец!  Он
умер так далеко от дома!
   Ник глубоко вздохнул. Потом встал со своего места, подошел к Хепзебе  и
положил ей голову на плечо. Она повернулась, усадила его к себе на  колени
и, обняв, стала тихонько покачивать, а он изо всех сил прижался  к  ней  и
засунул в рот большой палец. В комнате царила тишина, даже  мистер  Джонни
сидел неподвижно, будто его убаюкал рассказ, хотя  в  действительности  он
заснул от тихого голоса Хепзебы, и только в плите шипел огонь.
   Кэрри посмотрела на Ника, уютно устроившегося на коленях у  Хепзебы,  и
почувствовала укол ревности. Она  завидовала  Нику,  потому  что  ей  тоже
хотелось посидеть на коленях у Хепзебы  -  ведь  она  была  еще  маленькой
девочкой, и самой Хепзебе - потому что та сумела  умиротворить  Ника  так,
как ей никогда бы не суметь.
   - Нам, пожалуй, пора, - сказала она. - Тетя Лу понимает, что  мы  могли
остаться к чаю, но уже становится поздно, и она будет беспокоиться.
   Однако, когда она представила себе обратный путь через  темный  лес,  у
нее защемило в груди. Опять слышать этот шум, похожий на стон!
   Эти мысли, наверное, отразились у  нее  на  лице,  потому  что  Альберт
предложил:
   - Если хотите, я провожу вас до железной дороги.
   - Нет, ты еще кашляешь, - возразила Хепзеба.
   - Да ничего со мной не случится, - усмехнулся Альберт. - Я уже здоров и
могу выйти на воздух.
   - Но не вечером, - возразила Хепзеба. - И кроме того, я хочу, чтобы  ты
поднялся со мной к миссис Готобед и почитал ей, пока я буду готовить ее ко
сну. Это ее  успокаивает.  Мистер  Джонни  проводит  их  по  лесу.  -  Она
улыбнулась  Кэрри,  и  глаза  ее   вдруг   загорелись   так,   что   Кэрри
почувствовала, как их взгляд проник ей в самую  душу.  Ощущение  это  было
непривычным, тем не менее оно ее не напугало. - В его компании  вы  можете
ничего не бояться, - добавила Хепзеба. - С такими  невинными  душами,  как
он, ничего страшного не случается.
   - А мистер Эванс утверждает, что только  с  теми,  кто  верит  в  бога,
ничего страшного не случается, - сказала Кэрри.
   - Что ж,  это,  пожалуй,  та  же  мысль,  только  иначе  выраженная,  -
объяснила Хепзеба. Она в последний раз прижала к себе Ника и спустила  его
с колен. - Приходи к нам, малыш. Приходите оба, когда захотите. Вы готовы,
мистер Джонни?
   Он, по-видимому, понял ее, потому что встал и  протянул  руку.  И  Ник,
подойдя к нему, доверчиво взял его за руку.
   В лесу мистер Джонни, держа Ника за руку, шел впереди, указывая дорогу,
и нес гуся. А Кэрри следовала за ними, потому что для троих на тропинке не
было места, но она  не  боялась.  Мистер  Джонни,  не  переставая,  что-то
кулдыкал, тон его  рассказа  был  мирный,  и  тьма,  казалось,  отступала.
Кулдыкал он, кулдыкал, а потом, словно отвечая ему, заговорил Ник:
   - Да, была... О да, мне бы очень хотелось это сделать...
   "Показывает свою воспитанность", - решила Кэрри, Но когда они добрались
до железной  дороги  и  мистер  Джонни,  положив  гуся  на  землю,  что-то
прокулдыкал, она тоже поняла, что он хочет сказать.
   - До свидания, мистер Джонни, - попрощалась она и улыбнулась ему.
   Сначала он попытался улыбнуться в ответ, но потом закрыл лицо дрожащими
руками и смущенно отступил.
   - Не смотри на него в упор, - сказал Ник. -  Он  стесняется,  когда  на
него так смотрят. До свидания, мистер Джонни.
   Теперь они  несли  гуся  вдвоем,  идя  по  тропинке,  которая  отливала
серебром  в  свете  луны.  Но  когда  поставили  сумку  на  землю,   чтобы
передохнуть, и оглянулись, мистера Джонни уже не было.
   - Он хотел сказать "до свидания", да? - спросила Кэрри. - Ты, по-моему,
тоже не понимал, что он говорил, правда? Я, во всяком  случае,  ничего  не
поняла.
   - Только потому, что ты не слушала, - самоуверенно заявил Ник.
   - Вот как? Тогда о чем же он говорил? Скажи, раз ты такой умный!
   - Скажу, если ты понесешь гуся. Он такой тяжелый, что у меня  уже  рука
отнимается.
   - Неженка! - Но она взяла сумку и с трудом зашагала по  шпалам,  а  Ник
радостно запрыгал рядом.
   - Он говорил о разных вещах. Сказал, что мы обязательно должны прийти к
ним, и он покажет нам корову. Сказал, что покажет не только корову,  но  и
где в горах гнездятся чайки. Потом сказал, что мы ему понравились, и чтобы
мы обязательно пришли к ним снова, и что я ему понравился  больше  тебя...
Он сказал, что ты разозлилась, когда я сел к Хепзебе на колени!
   - Врун!  -  крикнула  ему  Кэрри.  -  Ты  все  это  выдумал.  Противный
мальчишка!
   - Разозлилась? - лукаво посмотрел он.
   - Только потому, что ты уже слишком большой, чтобы лезть к  кому-нибудь
на колени. Это глупо выглядит.
   - Ничего не глупо, - возразил Ник. - Зато мне приятно.
   Кэрри взглянула на него и увидела, что он уже выпятил нижнюю губу.
   - Пожалуйста, не плачь, - попросила она. - Не могу видеть  твоих  слез.
Жаль, что мы тоже не живем здесь. Альберту Сэндвичу повезло. Впрочем, если
бы мы здесь жили, тогда нам не пришлось бы ждать, когда мы снова пойдем  в
гости. Мы будем приходить сюда. Ну, не ежедневно, а хотя бы раз в  неделю,
и нам будет  хорошо.  Хепзеба  сказала,  что  мы  можем  приходить,  когда
захотим.
   Она поставила сумку с гусем на землю и посмотрела на Ника.
   - Я ничего не хочу ждать, - захныкал он, - я хочу быть там все время. Я
не хочу возвращаться к Эвансу, не хочу. Я и  раньше-то  не  хотел  жить  у
него, а теперь не хочу еще больше. Я хочу домой...
   Кэрри понимала, о чем он говорит. После  той  уютной,  светлой,  теплой
кухни дом Эванса стал еще более холодным и неприветливым, чем  прежде.  Но
Ник накручивает себя, сообразила  она,  и  вот-вот  начнется  истерика,  а
потому жалеть его ни в коем случае нельзя.
   - Николае Питер Уиллоу, помни, что  только  нужда  подгоняет  человека.
Ну-ка, сейчас же успокойся и помоги мне нести гуся!



6

   - Видели мою сестру? - спросил мистер Эванс.  -  Дом  как,  в  порядке?
Чаем, я надеюсь, вас угостили?
   Как только они вошли в кухню, он закидал их вопросами. На лице  у  него
было написано нетерпение и неприязнь, а потому Кэрри ответила осторожно:
   - Она была в спальне. А дом и чай неплохие.
   - Кэрри, что ты говоришь? - удивился Ник. -  Дом  чудесный.  И  Хепзеба
угостила нас замечательным чаем. - И глаза его засияли при воспоминании.
   Мистер Эванс шумно вздохнул и нахмурился.
   - Лучше, чем в нашем доме, значит? Что  ж,  когда  сам  не  платишь  за
угощение... Эта мисс Грин! Уж ее-то скупой не назовешь, но это -  щедрость
за чужой  счет.  Ей  самой  не  приходится  трудиться  до  седьмого  пота,
выколачивая каждую копейку!
   - Хепзеба превосходно ведет хозяйство, Сэмюэл. - Тетя Лу посмотрела  на
брата, и на шее у нее выступили розовые пятна. Облизнув губы, она добавила
примирительным тоном: - И она жалеет Дилис.
   - А почему бы и нет? - фыркнул мистер Эванс. - Место  у  нее  отличное.
Хозяйка слишком больна, чтобы следить за расходами, а потому можно недурно
набить себе карман, коли пожелаешь.
   Кэрри почувствовала,  что  лицо  у  нее  отвердело  от  гнева,  но  она
промолчала. Есть вещи, которые понимаешь  без  слов,  и  она  поняла,  что
мистер Эванс завидует Хепзебе. Завидует потому, что у  Ника  сияют  глаза.
Никогда нельзя давать мистеру  Эвансу  понять,  что  тебе  кто-нибудь  или
что-нибудь нравится. Ему совершенно все равно, хорошо им с Ником или  нет,
но если он поймет, что в Долине друидов им лучше, чем  дома,  то  запретит
там бывать.
   - Мне Хепзеба Грин показалась очень славной, - осторожно сказала она. -
Но дом ужасно старый и темный и чересчур большой.  И  мы  немного  боялись
мистера Джонни.
   Она поймала себя на том, что притворяется глупой маленькой  девочкой  и
нарочно сюсюкает, но мистер Эванс этого, по-видимому, не заметил,  как  не
заметил и недоумения Ника.
   - Значит, вы видели этого идиота? - только и спросил он.
   - Мистер Джонни вовсе не идиот, - возмущенно  заверещал  Ник.  -  Он...
По-моему, вы просто...
   Он замолчал, и Кэрри увидела, что губы его дрожат, пока он ищет  слова,
чтобы сказать мистеру Эвансу, какой  он  гадкий  и  подлый!  Но,  по  всей
вероятности, так и не  сумел  их  отыскать,  потому  что  зарыдал,  громко
всхлипывая, а из его широко открытых глаз хлынули слезы.
   - Он устал, просто устал, - поспешно сказала Кэрри. -  Мы  очень  долго
шли, ему это не под силу. Пойдем ложиться, Ник...
   Она обняла его за плечи и подтолкнула вон из  комнаты,  наверх,  прежде
чем он успел опомниться. Но когда он пришел в себя,  уже  в  спальне,  где
нечего было бояться, ибо дверь была плотно прикрыта, а  свеча  горела,  он
обрушился на нее:
   - Я считаю, Кэрри Уиллоу,  что  ты  самое  подлое  существо  на  свете.
Подлая, толстая корова! Сказать, что Хепзеба очень славная, да  еще  таким
слащавым голоском!
   - Я вовсе не собиралась... - начала было Кэрри,  но  ее  остановил  его
ледяной взгляд.
   - Я знаю, что ты собиралась. Предательница, вот кто ты! Подлая,  низкая
предательница, ты еще хуже, чем он! Он говорит плохое обо всех  людях,  ты
же, чтобы подлизаться к нему, говоришь  плохое  даже  про  тех,  кто  тебе
нравится. Ненавижу его и тебя вместе с ним и не хочу ничего слушать! -  И,
закрыв уши руками, он бросился на кровать.
   - Неправда! - возразила Кэрри. - Ты несправедлив ко мне.
   Но, учитывая то  настроение,  в  каком  он  пребывал,  было  бесполезно
что-либо объяснять. Он остался лежать, а она,  вспомнив,  что  не  сказала
спокойной ночи, пошла вниз, ступая, как им велел  мистер  Эванс,  по  краю
лестницы, чтобы не портить ковер. Она была  уже  почти  внизу,  как  вдруг
услышала его голос:
   - Девочка, между прочим,  неплохо  соображает.  Мисс  Грин  не  удалось
заморочить ей голову своим обхождением да елейными  речами.  Говорю  тебе,
Лу, было бы очень полезно почаще посылать ее туда смотреть,  что  да  как.
Мне и без этого известно, чем там занимается мисс  Грин,  но  хотелось  бы
иметь доказательства.
   Тетя Лу ответила что-то, но так тихо, что Кэрри не расслышала, и мистер
Эванс рассмеялся. Говорил он громче обычного, в его голосе более явственно
проступал валлийский акцент.
   - Шпионить? Это что еще за слово, сестра? Разве я  такой  человек,  что
пошлет ребенка шпионить? Смотреть, что да как,  -  вот  что  я  сказал,  и
никому от этого вреда не будет. Я забочусь только о Дилис, да  и  тебе  не
мешало бы о ней хоть изредка подумать.  Чего  бы  она  ни  натворила,  она
остается нам родной сестрой.
   - Я впервые слышу это от тебя, Сэмюэл, - заметила тетя Лу тоже громче и
менее робко, чем всегда. - За много-много лет.
   - Нет, я ее не прощаю, не думай, - сказал мистер Эванс.  -  Но  одно  -
когда она была гордой и сильной и совсем другое - когда  она  лишена  этих
качеств. Мне больно думать о: том, как она лежит там беспомощная во власти
этой женщины.
   Во власти Хепзебы? Он что,  хочет  сказать,  что  Хепзеба  колдунья?  И
Альберт это сказал. Кэрри стояла в холодном холле, дрожала  и  думала  про
Хепзебу, вспоминая, как она завораживающим голосом рассказывала им историю
старого черепа. И вдруг почувствовала, что она на самом деле  виновата  во
всем  том,  в  чем  обвинил  ее  Ник.   Предательница,   грязная,   подлая
предательница, стоит, подслушивает и позволяет мистеру Эвансу думать,  что
ей и вправду не понравилась Хепзеба. Что ей не заморочили голову,  как  он
выразился! Она сию же минуту расставит  все  по  своим  местам.  Войдет  и
скажет им прямо в лицо! Глубоко вздохнув,  она  вбежала  в  кухню,  и  они
обернулись к ней: тетя Лу - с виноватым видом, а мистер Эванс -  наливаясь
кровью от гнева.
   - В чем дело, девочка? Ты ведь пошла спать, так? Вверх и вниз, вверх  и
вниз по ковру!
   - Я ступала по полу, - возразила Кэрри, но его лицо  уже  стало  совсем
багровым, а на лбу проступили вены, когда он приподнялся со стула.
   - Вверх и вниз, вверх и вниз - я этого не потерплю, понятно? Ну-ка марш
в постель! - И, пока Кэрри бежала по лестнице, сзади гремело:  -  Вверх  и
вниз, туда и сюда, взад и вперед - только бы суетиться и плутовать...
   ...Наступило и прошло рождество. В сочельник мистер  Эванс  пребывал  в
сравнительно  веселом  расположении  духа,  за  обедом  шутил  и  раздавал
подарки. Нику нож, а  Кэрри  Библию.  Нож  этот  оказался  довольно  тупым
перочинным ножом, но это было лучше, чем ничего,  а  Кэрри  изо  всех  сил
старалась выглядеть довольной, потому что Ник лукаво на  нее  посматривал.
Следующий же день  получился  неудачным:  накануне  мистер  Эванс  переел,
настроение у него было дурное, а тетя Лу, боясь ухудшения  его  состояния,
ходила на цыпочках, тем самым еще больше его раздражая.
   - Что ты все время скребешься, как мышь? - заорал он на нее.
   Кэрри с Ником с удовольствием ушли бы из дома, если бы на улице не  был
такой холод и снег. Снег шел трое суток подряд, с покрытого облаками  неба
падали, вихрем  крутясь,  огромные,  похожие  на  кусочки  ваты  снежинки,
которые так слепили глаза, что мистер Эванс даже позволил детям не  ходить
в дощатое сооружение в конце двора, а пользоваться  для  своих  нужд  и  в
дневное время уборной в доме.
   На четвертый день, когда они  проснулись,  светило  солнце,  а  укрытая
белым покровом земля сверкала в его лучах.
   - Прекрасный день для прогулки, - подчеркнул мистер Эванс. - Вот что  я
вам скажу: сбегайте-ка  в  Долину  друидов,  отнесите  мисс  Грин  коробку
вафель. Небольшой подарок, так сказать, в благодарность за гуся.
   Кэрри пристально посмотрела на него, но, по-видимому, он просто  был  в
непривычно хорошем расположении духа. Нет  никаких  причин  для  угрызений
совести, что так ее мучили...
   - Что это он вдруг решил сделать Хепзебе  подарок?  -  спросила  она  у
Ника, когда они брели по глубокому снегу вдоль  железнодорожного  полотна.
Но Ник не видел в этом поступке ничего дурного.
   - Вафли, наверное, уж