Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
ему каждый год ждет нас снова заоблачный путь.
Горы весь шар земной опоясать сумели цепями,
Что им стоит тогда человека к себе притянуть.
Здесь сам бог с сатаной
В дружной связке идут по соседству.
Здесь земные грехи отпускает небесная высь.
От болезней иных горы - самое верное средство,
Здесь для слова "живи"
Найден новый синоним : "Держись".
Если горы добры, все равно здесь не место для риска,
Если строги они, значит стань по-хорошему злей.
Нами сложенный тур сохраняет не просто записку,
А тепло наших рук, чтобы легче был путь для друзей.
И опять в суете новизны перевалов, привалов,
Появляется мысль, мы с собой ее вниз унесем.
Трудно петь о горах, до тебя если спето немало,
Но труднее не петь, если знаешь, что спето не все.
Ю.Визбор Разговор на вокзале
- Я не поняла, Вы заказали?
- Нет, не приходил еще злодей!
В этих ресторанах при вокзале
Нас и не считают за людей.
- Я во Владик жму из Ленинграда.
Муж там без меня на стенку влез, а Вы?
- Ой, Владика мне даром и не надо,
Я в Мацесту, сбросить лишний вес.
Излишний вес, он, словно бес,
Он цепко держит наши органы в осаде,
А также виден он и спереди и сзади,
Чтоб он исчез, излишний вес.
- Встаньте, дорогая, и пройдитесь..
Ой-ей-ей, вот тут у Вас висит!
- Крошка, при моем-то аппетите
Еле помещаюся в такси.
- Говорят - масластым нет прохода,
пышных-то не очень, говорят, а?
- Крошка, это ж западная мода,
Наши - что имеют, то и рад.
- Что я говорю - не ешьте на ночь.
После восемнадцати - антракт.
- Ну а если гости к нам нагрянут?
- Гости пусть рубают, что хотят.
- Надо съездить в город Мелитополь,
Бабка варит там супец один,
Выпьешь, станешь стройною как тополь,
Как артист Никулин Валентин.
- Ну а эти, извиняюсь, йоги?
- Крошка, это ж сумасшедший дом!
Я однажды завернула ноги в позу "Лотос",
Еле развязала их потом.
- Где ж официант, будь он неладен?
- Вон он приближается, злодей! Будьте добры!
- Мне четыре поции оладей со сметаной.
- Мне - картошки, пива и сельдей.
Владимир Паньшин Ну вот и все
Ну вот и все,
Вышли сроки, пора уезжать.
Ну вот и все,
Остается лишь руки пожать,
Ну вот и все,
Остается прощалььная речь.
Уедем мы,
Чтобы жить в ожидании встреч.
Нам не забыть
Суету этих радостных дней,
Нам не забыть
Теплоту фестивальных огней,
Нам не забыть
Этих добрых внимательных глаз,
То, как они понимали и слушали нас.
Если мы запомнились
Там, где побывали,
Значит, верно выбран путь.
Будут встречи новые,
Будут фестивали.
Жаль, что этого не вернуть.
И не беда,
Что гитары томятся в чехлах.
И не беда,
Что опять закружимся в делах.
И не беда,
Что в сольфеджио мы не сильны,
Коль кроме нас
Эти песни кому-то нужны.
Вот и собрались, хоть ине ждал никто.
Спасибо Вам друзья, что есть еще на свете
Страна на берегу дымящихся костров
И сцена, а на ней - поющие поэты.
Спасибо Вам, друзья, что можно раз в году
Очнуться от забот и вспомнить юность нашу,
Где Визбор песню пел про "милую мою",
И рубль был рублем, а не простой бумажкой.
Как изменился мир всего лишь через год.
И мы, похоже, с ним ужасно изменились.
И с грустьью смотрим вверх на синий небосвод:
Лишь он один пока такой же в новом мире.
Спасибо Вам друзья и больше ничего
Сегодня будем ночь петьь у палаток песни.
И музыка взлетит над нами высоко
И будет круг один и все мы будем вместе.
Ну что еще сказать, да больше ничего.
Но как бы ни жилось и как бы нам не пелось,
Нам каждый год в страну дымящихся костров.
Купить билет в вагон по-прежнему хотелось.
Алексей Акулов
Пересуды, перелады, недопетые баллады,
Я ворвусь в пространство лада
Потерзать печаль - струну.
Мое сердце жжет и жалит
Подколодная досада,
Потому что, как ни странно,
Я люблю тебя одну.
Что мне ружья и снаряды,
Флибустьерские отряды,
Ты ушла, моя отрада,
В неизвестную страну.
И теперь плывешь балладой
К этой самой Эльдорадо,
Ну а я остался в бухте,
Где любил тебя одну.
Чередой борделей, пьянок
Посреди людского смрада
У ворот земного ада,
Без гроша идя ко дну,
Я вдруг понял, окаянный,
Что другой мне и не надо
Потому что, как ни странно,
Я люблю тебя одну.
Починю свою лодчонку,
Залатаю старый парус.
Может быть, спустя столетья,
Чуть пригладив седину,
Упаду к твоим коленям
И раскаюсь и покаюсь,
Потому что, в самом деле,
Я люблю тебя одну.
Алексей Акулов
Рисует маленькая девочка,
Скрипит усталый грифелек.
Рисует рыженькую белочку
И распустившийся цветок,
Неровны контуры и линии,
Но суть, конечно же, ясна:
Текут ручьи в озера синие,
А, значит, царствует весна.
Рисует маленькая девочка,
Скрипит усталый грифелек.
Исчезла рыженькая белочка,
Но появился мотылек,
Взлетел пушинкою потерянной,
Отдал себя во власть жаре.
А, значит, можно быть уверенным,
Что бродит лето во дворе.
Скользит рука по белой плоскости
И отдает долги сполна.
Ее высочеству промозглости,
Что все отчетливей видна,
Дождинки в воздухе целуются,
Беседка в скверике пуста.
А, значит, осень гримируется
На каждой клеточке куста.
Рисует маленькая девочка,
Скрипит усталый грифелек.
Рисует рыженькую белочку
И распустившийся цветок,
Уснула юная художница
И видит радужные сны,
Она не хочет быть заложницей
Однообразной белизны.
Трамвай
Дождь на улице стоит, стоя спит он третий день.
Очередь на остановке покосилась, как плетень.
По реке трамвай плывет, волны плещут за кормой,
Склянки бьют на повороте, чтоб никто не стал хромой.
За окном душа трамвая
Сквозь туман глядит на мир.
Двери в море открывая,
Где толчется пассажир.
По зеленым по волнам
Мы в трамвай течем рекой.
Человеческой толпою,
Человеческой крупой.
До отказа трюм набит: "Йо-хо-хо! И бочка рома!"
Люк задраен, дно скрипит,
Скоро, детка, будем дома.
Тут бы взять старинный лад и сыграть морскую быль,
Вверх фонтанами пуская, романтическую быль.
Но от этих бригантин
"Йо-хо-хо! И бочка моли!"
Нужен срочный карантин,
Всех тошнит от сладкой соли,
Мы не ангелы, не черти,
Нас, людей, убьет волна,
"Йо-хо-хо! И бочка смерти!"
Нынче злые времена,
Но трамвайчик наш плывет, волны плещут за кормой,
Склянки бьют на повороте, чтоб никто не стал хромой.
А.Розенбаум Как зарей хорошею
Как зарей хорошею скачут в поле лошади,
А на конях добрых, лихих,
Удалые всадники мчат, от Семен Михайловича,
И копыта дробью стучат по ковыльной по степи.
И за Первой Конною армией Буденного
Эту песню люди споют,
Не в почете злая печаль у Семен Михайловича,
Ты, удача, нас повстречай, отыщи в лихом бою.
Пой, запевала наш,
Жизнь отписала нам
По полной мерке годов.
Пой, по трубе не плачь,
Жив, не убит трубач,
Ему спасибо за то.
Молодцы, отчаянны в стременах качаются,
И лихи стальные клинки,
Пьяные от запаха трав,
Развились чубы по ветрам,
И гремит над степью "Ура!" от реки и до реки.
Ой, девчата, девицы, ну куда ж вы денетесь.
До станицы б только дойти,
Развернем гармонь в три ряда,
Коль полюбишь, то не беда,
Кончится война и тогда доиграется мотив.
Белый воробей
Белый воробей живет на свете белом,
Чирикает как все, белый воробей.
И где бы он ни жил, и что бы он ни делал,
Все песни об одном, о неземной любви.
Своею белизной, что злобною мишенью
Смущает небеса и радует врагов,
И что ему до всех, он любит свою Дженни,
Она глядит с небес и он на все готов.
Белый воробей, воробей белый,
Сердце пожалей, пожалей нервы,
Все тебе потом распахнут двери,
Серое пальто, белые перья,
Белая душа, нежное сердце,
Дженни хороша, не переусердствуй,
Не сорвись на Ля, не пройди мимо,
Все начнем с нуля, кто твоя прима?
Белый воробей здесь каждым утром,
Упрямая зима упрямо настает
Но смотрит на меня приветливо и мудро
Мой белый воробей и песенку поет.
Он радуется дню и не боится ночи,
Чирикает в зиму, что бог земле дает.
И я черкну ему на небе пару строчек:
Люби свою любовь, а Дженни подождет.
Белый воробей, сердце забилось,
Прилетай скорей, о, моя милость,
Протянись во тьму ниточка счастья,
Все теперь пойму, стану прекрасней,
Ожидая день светлого чуда,
Белая мишень, радость откуда
Выстрелит в меня, белую птицу,
Нежного огня дай мне напиться...
Белый воробей, воробей белый,
Сердце пожалей, пожалей нервы,
Все тебе потом распахнут двери,
Серое пальто, белые перья,
Белая душа, нежное сердце,
Дженни хороша, не переусердствуй,
Не сорвись на Ля, не пройди мимо,
Все начнем с нуля, кто твоя прима?
Олег Митяев Француженка
Неровность вычурная крыш течет за горизонт,
Двенадцатый квартал, Париж,
Чуть вздрагивает зонт.
И женщина французская серьезна и мила,
Глядит сквозь утро тусклое,
Должно быть, проспала.
И тем, кто встретится ей улочкою узкою,
Не догадаться, здесь у всех свои дела,
Она хоть бывшая, но подданная русская,
Она такая же москвичка, как была.
У бывшей русской подданной в квартире кавардак,
А, значит, что-то и в душе, наверняка не так.
Но как легки ее слова и пусть неважно спит,
Но от "столичной" голова наутро не болит.
И, вспоминая сон про дворики Арбатские,
Она как в реку погружается в дела.
И, несмотря на настроение дурацкое,
Она такая же москвичка, как была.
Каштаны негры продают на площади Конкорт,
Бредет сквозь лампочек салют бесснежный Новый Год.
И парижане, о своем задумавшись, спешат,
И рождество опять вдвоем с подружкою из США.
Наполнит праздничный Париж вино французское,
А ей пригрезится Москва белым-бела.
Она пьет водку, так как подданная русская,
Она такая же москвичка, как была.
Там, где слились воедино тучи с озерным простором,
Где предрассветная дымка тает над сонной волной,
Тысячи парусных лодок в танце закружатся скоро,
Небо бледнеет и гаснут звезды одна за одной.
Сон необычный мне снился, будто бы в небо я взмыла,
Голос из бездны небесной вдруг обратился ко мне.
Ласково и с участьем небо меня спросило,
Путь свой куда направляю в этой земной стороне?
Горькое небу признанье было моим ответом:
Солнце стремится к закату, путь же, как прежде, далек.
Вся моя жизнь - постиженье трудного дела поэта,
Но совершенных так мало было написано строк.
Ветер поднялся в округе, ветер от края до края.
Гордо парит надо мною в выси заоблачной гриф.
Мчит на Тянь-Шань меня ветер, лодку волной подгоняет,
Пусть ни на миг не ослабнет твой дерзновенный порыв.
Рождество
Крутит ветер фонари на реке Фонтанке,
Спите, дети, до зари, с вами добрый ангел.
Начинает колдовство домовой - проказник,
Завтра будет рождество, завтра будет праздник.
Ляжет ласковый снежок на дыру - прореху,
То-то будет хорошо, то-то будет хорошо,
То-то будет смеху.
Каждый что-нибудь найдет в варежках и шапке,
А соседский Васька-кот спрячется, царапник.
Слон тогда такси ведет, розовые банты,
Прочь бумагу, прочь перо! Скучные диктанты.
Замелькают в зеркалах платья-паутинки,
Любит добрая игла, Любит добрая игла,
Добрые пластинки.
Будем весело делить дольки мандарина,
Будет радостно кружить елка - балерина.
Полетят из-под руки клавиши рояля,
И запляшут пузырьки в мамином бокале.
То-то будет хорошо, смеху будет много,
Спите, дети, я пошел, Спите, дети, я пошел,
Скатертью тревога.
Ковчег под дождем
Дождь, после вечерней духоты, D Fdim D
До темноты, Em
По каплям ярость поистратив. A7 D
Прочь бегут, несущие зонты, Am H7 Em
А ты забыла зонт и мокнешь, A7
В легком платье, ждешь D
Трамвай, как ждут чудес, F#7 Hm
Дождь кляня, Em
И своевольный транспорт. A7 D H7
Исчез за поворотом G Gm
Красный мерседес, D H7
Сигналивший тебе Em
Настойчиво и страстно. F#7 Hm
К киоску жмешься одиноко D
Он как ковчег среди потопа Fdim
Лишь Ноя с зонтиком Em
Старинным не хватает A7
А он прижав букет к груди, D
Считает в лужах пузыри, Fdim
Тебя, насквозь промокшую, Em A7
Встречая. D
A7
Дождь быть тучами устал,
Пока летал,
И вот упал назло желаньям
И прогнозам,
Дождь дробит свой степ
По тротуару,
А гром, кошмар,
Тебя всегда пугали грозы,
Брось свой страх,
Не так ужасен этот гром,
Грош цена
Твоим безгрешным суеверьям
Как сон возникнет в сумерках
сияющий вагон
Дождь кончится, а дальше все зависит
От везенья.
Пускай сигналит мерседес,
Не потерявший интерес,
Куда ему водителю до Ноя,
А он, не знавший слова "ждать",
Готов весть вечер скоротать
Под зонтиком напрасно беспокоясь,
Дождь, дождь.
И я уйду...
Алабин Швец
И я уйду, а птица будет петь,
Как пела,
И будет сад и дерево в саду
И мой колодец белый
На склоне дня прозрачен и спокоен.
Замрет закат и вспомнят про меня
Колокола окрестных колоколен.
С годами будет улица иной,
Кого любил я, тех уже не станет,
И в сад мой за беленою стеной
Тоскуя, только тень моя заглянет.
И я уйду один, без никого,
Без вечеров, без утренней капели.
И белого колодца моего.
А птицы будут петь и петь,
Как пели.
ПУТЬ НА ЮКОН.
Куда нас новый день зоанес,
Скажи,лохматый пес,-
Далеко ль форт Юкон,
Ведь там был ты рожден?
Клондайк собак моих свалил
И нет уж больше сил
Бессмысленно идти,
Ведь сбились мы с пути.
Пр| Но если ты следы в снегу найдешь
То не забудь,
Что твой последний путь
Только на Юкон,
Туда, где ты рожден.
Пусть не подведет собачье чутье
Только бы дойти,
Хотя бы нам вдвоем.
И вот он уши вдруг прижал-
На след чужой напав,
К жилью быстрей понес
Упряжку старый пес.
Всю жизнь лохматый добрый друг
Судьбу из наших рук
Безмолвно принимал,
Людей не раз спасал.
Пр| Только на Юкон твой путь,
Только на Юкон.
Только на Юкон твой путь,
Только на Юкон.
Так восходит Луна
Зоя Ященко
Олег Заливако
Я не знаю, что ты решил,
Я не знаю, кто там с тобой,
Ангел небо ниткой зашил
Синей и голубой
Я не помню вкуса потерь,
Я не в силах противиться злу,
Каждый раз выходя за дверь,
Я иду к твоему теплу.
Это там в тенистом саду
Белый ствол как белый олень,
Высекает копытом звезду,
Так начинается день,
Ты выносишь огромный зонт,
Он похож на крылья сосны,
Заслоняешь зонтом горизонт,
Так начинаются сны.
Там в камине теплится жар,
Ты толкаешь створки окна,
И из рук выпускаешь шар,
Так восходит луна.
Я не знаю, что ты решил,
Я не знаю, кто там с тобой,
Ангел небо ниткой зашил
Синей и голубой.
Алый парус
Зоя Ященко
Олег Заливако
Он рисует кораблик на зеленой волне,
Ветер дует в лицо и путает парус с обрывком тучи,
В комнате пахнет морем, в комнате на окне
Расцветает в глиняной вазе весна,
Он скоро уйдет и оставит рисунок хозяйке квартиры,
Девочке так мало лет и она не поймет, пока не поймет,
Что, если уйдет художник, если художник уйдет,
То и кораблик завороженный за ним уплывет.
Алый парус самый, алый в мире самый,
Сильный ветер и зеленая волна,
Вдаль идет художник, вдаль плывет кораблик,
Расцветает на окне весна.
Дом завален рисунками,
В этих рисунках так мало великой тайны,
Руки так неуверенно ищут краски,
А линии так случайны,
В комнате, как и в прошлом
Очень памятный день:
Расцветает в глиняной вазе сирень.
Он скоро вернется и все будет так
Как всего лишь однажды было,
Волны ударят в берег,
А в раме оконной мелькнет силуэт весны,
Девочка повзрослела, девочка не забыла,
Девочка ждет, ей снятся чудесные сны.
Алый парус самый, алый в мире самый,
Сильный ветер и зеленая волна,
На волне кораблик, на корме художник,
В самом лучшем платье на корме она.
Голубая стрела
Зоя Ященко
Олег Заливако
Голубая стрела без сигнальных огней
Разбивая стекло исчезает в окне.
Твой игрушечный поезд летит под откос,
Только это уже
Почему-то всерьез.
Оловянный солдатик на фланге стола
И почти окружен, плохи ваши дела.
Перевяжет сестра рассеченную бровь,
Только это уже
Настоящая кровь.
Он уходит один и не слышно шагов,
Он не смотрит назад, он не видит врагов.
Он уходит туда, где зови, не зови,
По колено травы и по пояс любви.
Это те же картинки прочитанных книг,
Первозданная сила исходит от них.
Только в книгах от ран не осталось следа,
Там за красной горой
Есть живая вода.
На пылающий лоб ляжет мамин платок,
А в руках у нее апельсиновый сок.
Можно в синее небо с мольбою смотреть,
Только это уже
Настоящая смерть.
Он уходит один и не слышно шагов,
Он не смотрит назад, он не видит врагов.
Он уходит туда, где зови, не зови,
По колено травы и по пояс любви.
А по правую руку огни казино,
А по левую руку - сгоревшая рожь.
Если прямо пойдешь, то, что ищешь, найдешь,
Только это уже
Настоящая ложь.
И выходит старик из воды, из огня,
И выводит из лесу гнедого коня.
Если хочешь, скачи, сколько можешь, держись,
Только это и есть настоящая жизнь.
Он уходит один и не слышно шагов,
Он не смотрит назад, он не видит врагов.
На пылающий лоб ляжет мамин платок,
А в руках у нее апельсиновый сок.
Вишневое варенье
Зоя Ященко
Олег Заливако
Я варю вишневое варенье,
Я люблю высоких и строптивых,
Здесь, наверно, лунное затменье,
Вместо лиц повсюду негативы,
Я считаю косточки от вишен,
Их число стремится к Пифагору,
Если я тебя еще увижу,
Мы еще вернемся к разговору.
Мне ужасно тесно в этих стенах,
Лето разрывается на части,
Голуби уселись на антенны,
Говорят о голубином счастье.
А на мне передник от Кардена,
Разрисованный вишневым соком,
В городе такие перемены,
Даже страшно, чтоб не вышли боком.
Русское теперь у них в опале,
Гоголя читают в переводах,
Деньги их опять в цене упали,
Землю снова раздают народу.
У Андрюши кофе варят гуще,
На столах расставлены букеты,
Виноградник зелен и запущен,
Там сидят студенты и поэты.
Умные в портфелях носят Будду,
Знают толк в китайском алфавите,
Боже, как мне хочется отсюда,
Как же я хочу тебя увидеть.
Там, где ты, теперь, наверно, вечер.
Ты устал и вышел к океану,
Горизонт красив и бесконечен,
Корабли плывут в чужие страны
Я увязла в ближнем зарубежье,
Сад вишневый требует терпенья.
Я пишу тебе на побережье,
И варю вишневое варенье.
И варю вишневое варенье.
И никто не знает
Зоя Ященко
Олег Заливако
И никто не знает, что случится с нами.
Ты не знаешь тоже, потому беспечен.
Ты рисуешь листья на моих деревьях,
И весна, быть может, будет длиться вечно.
Ты похож на денди в этой чудной шляпе,
Ты бросаешь деньги и слова на ветер.
Только ветер знает, что в карманах пусто,
Только я и верю всем причудам этим.
А чужие жизни втиснуты в обложки,
Все уже известно на любой странице.
Ты готовишь завтрак для меня на кухне,
А что будет завтра, мне во сне приснится.
Я не знаю, что имеет ценность в мире.
Что имеет смысл, печальной смерти кроме.
Если ты уходишь в неизвестность