й. И все же Говард
Картер уверял: "Одной гробницы еще не обнаружили. Гробницы Тутанхамона..."
   Внимание ученого привлекли загадочные находки в Долине царей: фаянсовый
кубок,  остатки погребальных пелен,  коробочка,  в  которой лежали обломки
золотой  пластинки.  На  всех  предметах было  начертано имя  Тутанхамона.
Гробница,  высеченная  в  глубине  скалы,  оказалась  заваленной щебнем  и
камнями. Картер искал ее семь лет.
   Если  надписи  со  сбитым  именем  Эхнатона можно  увидеть  среди  руин
Ахет-Атона, то за вторым примером не нужно уезжать в Египет. В Ленинграде,
в  Государственном Эрмитаже,  хранятся два  базальтовых саркофага.  В  них
некогда покоились мумии полководца Яхмоса и  его  матери.  Каждый саркофаг
весит  несколько  тонн.  На  каждом  сохранилась  длинная  иероглифическая
надпись.   Если  внимательно  присмотреться,   замечаешь,   что  некоторые
иероглифы сбиты.  Сбиты  имена умерших.  Мы  не  знаем,  чем  и  кого  они
прогневили, но совершенно очевидно: это акт мщения.

            Какой будет следующая страница в "книге египетских
                пирамид"? Кому посчастливится ее прочесть?


 * ГОВОРИТ ДАРАЯВАУШ *

                                      "Говорит царь Дараявауш:
                                      "Ты, который в грядущие дни
                                      Увидишь эту надпись,
                                      Что я повелел выгравировать в скале,
                                      И эти изображения людей,
                                      Ничего не разрушай, не трогай;
                                      Позаботься, пока у тебя есть семя,
                                      Сохранить их в целости..."
                                          Из надписи на Бехистунской скале


ПОД СТЕКЛОМ МУЗЕЙНОЙ ВИТРИНЫ

   Кому  придет  в  голову  с  одинаковой  тщательностью  хранить  приказ,
подписанный главою правительства,  страничку школьной тетради или бумажку,
на которой кто-то проверял исправность пера?
   Случается,   что  сохраняют.  И  не  где-нибудь,  а  в  Государственном
Эрмитаже.  Там,  под стеклом музейной витрины, лежат рядышком три глиняные
таблички.  Каждую  покрывают  похожие  на  клинья  знаки,  некогда  широко
употребляемые  в   большинстве  стран  Древнего  Востока.   Эти  памятники
письменности ценны для науки независимо от их содержания.
   На одной табличке царский приказ: "...так говорит Хаммурапи. Как только
увидишь эту табличку,  иди в Вавилон вместе с Илушумером, не задерживайся,
срочно явись ко мне!"
   По  современному летосчислению приведенный текст датируется 1762  годом
до н. э.
   А  вот  "страничка"  из  ученической  тетради.   На  ней  зафиксировано
упражнение по грамматике.
   В  другой  витрине выставлен глиняный футляр --  "конверт",  в  котором
хранились когда-то особенно ценные,  тоже написанные на глине документы. А
еще дальше --  четыре глиняных гвоздя.  На  их "ножках" клинописью сделаны
надписи-посвящения. И еще один гвоздь, уже не из глины, а из серого камня.
Около четырех тысяч лет назад его положили в  фундамент храма в  шумерском
городе Лагаше.  Об этом рассказывает посвятительная надпись, вырезанная на
нем по приказу Гудеа, правителя Лагаша.
   Нам нетрудно узнать содержание документов в витринах Эрмитажа --  рядом
лежат этикетки с  их переводами.  С  тех пор как впервые прочли клинопись,
прошло более ста лет.
   Клинописные   строки   густо   покрывают  каменные  печати,  украшенные
рисунками.  Чем  богаче и знатнее владелец печати, тем изысканнее и дороже
материал,  из  которого  она  изготовлена.  Оттиски печатей встречаются на
деловых   документах,  на  торговых  договорах.  Печати  заменяли  подписи
участников сделки.
   Рассмотрите внимательно глиняные таблички,  вглядитесь в каждый знак, и
вы  увидите,   что,   хотя  кажется,  будто  вся  клинопись  одинакова,  в
действительности клиновидные письмена очень разнообразны.
   Одни клинья имеют большие головки,  другие -- длинные ножки. Ведь перед
нами  письменные памятники разных  времен и  народов.  Среди  них  есть  и
рожденные на  нашей  земле,  в  Армянском нагорье,  в  древнем государстве
Урарту.
   Родина клинописи --  Месопотамия, как ее называли греки, или Междуречье
-- по-русски,  земля,  простирающаяся между реками Тигром и  Евфратом.  Ее
южную часть нередко называют Двуречьем.
   В Египте писали на камне,  на папирусе и на черепках глиняной посуды --
остраках.  В Двуречье нет каменистых утесов, не растет там и папирус. Зато
вдоволь глины.  Вот ее  и  использовали как самый удобный и  самый дешевый
материал.  Замесил немного глины,  слепил из  нее небольшой блин,  вырезал
треугольную в разрезе палочку --  и пиши,  выдавливая на влажной, а потому
мягкой глине письменные знаки.  От  нажима такой палочки получались знаки,
похожие  на  клинья,  поэтому такое  письмо  назвали клинописью.  Глиняные
таблички сушили на солнце, а если хотели сохранить запись дольше, таблички
обжигали на огне.


НА РОДИНЕ ХАФИЗА И СААДИ

   Шираз.  Земля  великих  персидских поэтов  --  Хафиза  и  Саади.  Город
мечетей,   шумных  базаров,  караван-сараев,  издавна  любимый  купцами  и
путешественниками.
   В  1621 году по улицам и  площадям Шираза прогуливался,  с любопытством
поглядывая  по   сторонам,   молодой  смуглый  итальянец.   Уже  семь  лет
путешествует Пьетро делла Валле по странам Востока.  Побывал в  Турции,  в
Египте и Иерусалиме. Теперь через Сирию и Персию собирается достичь страны
магарадж -- Индии.
   Семь лет... Однако Пьетро не чувствует усталости. Страстное желание все
увидеть, все понять ведет его дальше и дальше...
   Кто он?  Один из многих паломников,  которые еще и  в XVII веке нередко
пускались в  дальнюю дорогу "к  гробу господню"?  Так объяснял цель своего
путешествия Пьетро делла  Валле,  прощаясь с  земляками.  Священник церкви
Сан-Марчеллино торжественно благословил в путь молодого пилигрима.  Только
Марио Скипано,  ближайший друг Пьетро,  которому все  эти годы делла Валле
пишет  письма,  знает,  что  Пьетро больше всего привлекают новые и  новые
впечатления,  необыкновенные путешествия. Навстречу им он бросается очертя
голову, не обращая внимания на опасности, порой рискуя жизнью.
   И  еще одна страсть у Пьетро: описывать увиденное. Он использует каждый
случай,   чтобы   посылать   другу   интереснейшие   письма.  Марио  решил
опубликовать  их.  Отдавая  издателю, старательно переписал их начисто, не
пропустил   и   удивительные,   похожие   на   тоненькие  клинышки  знаки,
скопированные  Пьетро в далеком Персеполе. Скопировал, не догадываясь, что
эти знаки прославят его друга на весь ученый мир. Не догадывался об этом я
сам  Пьетро.  Перед  тем  как  покинуть  Персию,  он  решает  побывать  на
загадочных руинах, которые находятся недалеко от Шираза.
   Говорят, будто тут была когда-то столица Ахеменидов.
   Тахт-и-Джемшид --  "Трон Джемшида",  легендарного царя  древних персов,
или  Парсакарта --  "Город  персов",  так  называют  эти  развалины жители
Шираза.
   Персеполь --  называли его греки. Это был один из прекраснейших городов
древнего мира.  Был.  Во  время своего победного похода,  разгромив Дария,
последнего царя  из  рода  Ахеменидов,  в  Персеполе остановился Александр
Македонский...  Когда-то  он  поклялся  отомстить  персам  за  разрушенные
греческие города.
   В пиршественном зале Персепольского дворца рекой лилось вино.  В разгар
веселья  танцовщица Таис  швырнула в  угол  зажженный факел.  Примеру Таис
последовал царь, а за ним и его воины... Пламя охватило дворец, а за ним и
весь город.
   И  теперь  можно увидеть остатки стен, обломки высоких колонн, широкие,
украшенные  рельефами  ступеньки,  фигуры  быков  с  человеческими лицами,
которые стояли у входа во дворец.
   На  одной  стене  Пьетро делла Валле увидел надпись,  сделанную четкими
клинообразными знаками.  Знал бы Пьетро,  какие события здесь описаны!  Он
стоит  пораженный  перед  стройными  колоннами  и  остатками  скульптур  и
рельефов,  идет по  ступенькам,  по  которым когда-то  поднимались Дарий и
Ксеркс.  Снова и  снова вглядывается в  клинописные знаки,  как  бы  желая
отгадать, какую тайну скрывают они.
   А потом срисовывает несколько таких знаков,  чтобы отослать их в письме
Марио Скипано. Он пишет об этой надписи:
   "Эти   знаки   вырезаны   настолько  отчетливо,  что  различить  их  не
представляет  никаких  затруднений.  Но сказать, на каком языке составлены
эти  надписи,  никто  не  может,  потому  что  знаки  эти не похожи на все
известные  нам письмена. Они не связаны друг с другом, как в нашем связном
написании  слов, а стоят каждый отдельно. Поэтому я думаю, что каждый знак
представляет целое слово... Впрочем, может быть, это и не так..."
   Так или не так -- этого не знает не только Пьетро делла Валле.
   Пройдет еще два столетия, и скромный учитель гимназии в немецком городе
Геттингене разгадает первые строки клинописи из Персеполя.
   После   делла   Валле   о    знаках-клинышках   упоминают   и    другие
путешественники.
   В  начале XVIII века  в  Персеполь приезжает немецкий ученый Энгельберт
Кемпфер.  Он срисовывает большую надпись.  Кемпфер придумывает и  название
этой письменности -- клинопись.
   1765  год.  Снова  Персеполь.  Снова по ступеням его дворца поднимается
путешественник, датский ученый Карстен Нибур. В течение трех недель он без
устали  срисовывает  надпись,  на  которую  обратил  внимание Пьетро делла
Валле.  Карстен  Нибур  заметил,  что надпись разделена на три части, хотя
графически  она выполнена как будто бы одинаковыми знаками -- клиньями, но
в  каждой  они  друг  от  друга  в чем-то отличаются. Карстен Нибур делает
правильный вывод: надпись трехъязычная...
   В  одной  он  насчитал  сорок  три  группы клинышков. Он решил, что это
фонетические  алфавитные  знаки. Во второй их было около ста -- уже похоже
на  слоговое  письмо.  В  третьей  насчитывалось так много знаков, что она
могла быть сделана, решает Карстен Нибур, только знаками-словами.
   Дешифровка египетской письменности связана с  именем одного человека --
Шампольона.  Ведь у него был Розеттский камень с двуязычной надписью. Одна
из  них  греческая,  ее  легко прочли и  перевели,  что облегчило открытие
египетской письменности.  В Персеполе были три надписи на трех неизвестных
языках.   Поэтому   дешифровка  клинописи  --   результат  усилий   многих
исследователей.
   Знаками-клинышками  пользовались  в  разных  странах.  Нередко  народы,
говорившие   на  разных  языках,  писали  почти  одинаковыми  клиновидными
знаками,  но  читались  они по-разному. Поэтому нет ничего удивительного в
том,  что  дешифровка  клинописи была делом очень сложным, слишком сложным
для одного человека.


УЧИТЕЛЬ ИЗ ГЕТТИНГЕНА

   Начало  XIX  века. Тихо, спокойно течет время в старом немецком городке
Геттингене.  Встретятся  на  улице  две  важные фрау, поговорят о домашних
делах  и разойдутся по домам. Вот шествует толстый бюргер и искоса бросает
недовольный  взгляд  на  веселую  стайку  молодежи,  с шумом высыпавшую на
улицу.  Это  студенты.  Из  многих  стран  они  охотно приезжают учиться в
Геттинген, в его прославленный на всю Европу университет.
   Там  где  молодежь,  там  всегда можно услышать пение.  Чаще всего пели
средневековый студенческий гимн:

                           Gaudeamus igitur
                           Tuvenes dum sumus...

   He  только  студенты любят  этот  гимн.  Учитель геттингенской гимназии
Георг-Фридрих Гротефенд тоже частенько мурлыкает:

                           Gaudeamus igitur

   Сын   бедного   сапожника,   маленький  Георг-Фридрих  был   молчаливым
мальчиком, старательным и трудолюбивым. Когда, еще школьником, он допоздна
засиживался над книгами, отец мечтательно шептал:
   -- Может, наш сын станет пастором.
   Пастором   Георг-Фридрих   не   стал.  Блестяще  окончив  школу,  потом
педагогическое училище, он поступил в Геттингенский университет и, окончив
его,  стал преподавателем геттингенской гимназии. Его ближайшим другом был
секретарь Геттингенской королевской библиотеки -- Фиорилло.
   Скромного  Гротефенда  друзья  знали  не   только  как  добросовестного
педагога.  Он  умел быстро решать математические головоломки,  разгадывать
шарады и ребусы.
   Среди  тогдашней  научной  интеллигенции шли  нескончаемые разговоры  о
Розеттском камне,  недавно экспонированном в Британском музее. В это время
Ост-Индская компания выставила в  залах своей лондонской конторы несколько
месопотамских  кирпичей,   покрытых  клинописью.   Не   удивительно,   что
дешифровка давно  забытых письменностей,  обещающих раскрыть многие  тайны
истории, волновала студенческую молодежь.
   Однажды среди студентов в  присутствии Гротефенда и Фиорилло разгорелся
спор:
   -- Георг,  ты мастер разгадывать ребусы,  --  обратился к  своему другу
Фиорилло. -- Может, попробуешь разгадать тайну клинописей, как называет их
старик Кемпфер.
   -- То,  что  придумал один человек,  другой всегда может разгадать,  --
ответил Гротефенд.
   --  Разгадать  клинопись!  Этого  никто  и  никогда  не сможет сделать!
Пообещать можно все...
   Гротефенд вспылил.
   --  То,  что  придумал  один... -- начал он свою излюбленную фразу и не
закончил.
   Его перебил какой-то бурш.
   -- Этого вам не разгадать! -- захохотал он.
   И  тогда  Гротефенд  заключил  пари,  что  прочитает хотя бы отрывок из
персепольской надписи.


ГОРЬКАЯ ПОБЕДА

   Гротефенд принял вызов не  сгоряча.  Загадка клинописи давно привлекала
его  внимание.   Он  много  читал,   знал  письма  Пьетро  делла  Валле  и
переписанные им  знаки.  Видел  клинописи,  срисованные Карстеном Нибуром,
Шарденом,  Кемпфером.  Читал  интересную статью немецкого ученого Тихсена,
который высказал предположение,  что персепольская надпись сделана на трех
языках и что косой клинышек отделяет одно слово от другого.
   Фиорилло принес другу еще две книги,  одну -- датского ученого Мюнтера,
вторую  --  знаменитого  французского  ориенталиста  Сильвестра  де  Саси,
учителя Жана-Франсуа Шампольона.
   На стене в Персеполе было три текста. Держава Ахеменидов объединяла под
своим  владычеством много  стран и  народов.  Поэтому,  возможно,  надпись
сделана на трех ведущих языках.  И  один из них,  несомненно,  персидский.
Который? Вероятнее всего, тот, на котором сделана верхняя надпись.
   Внимательно вглядывается Гротефенд в  эту надпись и  выделяет в ней две
группы знаков, очень одна на другую похожих, но кое в чем и различных.
   "Это,  видимо,  две фразы, -- решает он. -- И в обоих встречаются почти
одинаковые группы клиньев".
   Одна группа клиньев встречалась в  первой фразе три раза,  во второй --
четыре. Какие слова могут повторяться так часто?
   Умение  логически  мыслить  помогало  Гротефенду при  решении  ребусов.
Помогло и  сейчас.  Он приходит к  выводу,  что надпись могла быть сделана
только по приказу царя.  Это так называемая царская надпись.  И  вероятно,
повторяющееся слово -- царь.
   Еще одна особенность бросается в глаза: в похожих группах клиньев не во
всех  одинаковое  количество  знаков. Гротефенд делает еще один правильный
вывод: лишние знаки означают падежные окончания.
   Но о ком из персидских царей говорится в надписи?  Мюнтер считает,  что
надпись в  Персеполе высечена в  эпоху  правления Ахеменидов.  Стало быть,
надо искать в ней имена царей из этой династии.
   В  III  --  VI  веках  в Персии царствовала династия Сасанидов. Де Саси
приводит несколько сасанидских надписей, в которых встречаются имя и титул
царя:  "Такой-то,  царь великий, царь царей, такого-то царя сын, Сасанид".
Гротефенд предположил, что титулы царей остаются неизменными на протяжении
веков.  Возможно,  и  в  персепольской  надписи  та  же форма, надо только
узнать, кто из царей Ахеменидов в ней упоминается.
   Благодаря Геродоту Гротефенд знал имена царей из этой династии.
   Первое предложение схематично должно выглядеть так:
   "X, царь великий, царь царей, Y сын, Ахеменид".
   Второе:
   "Z, царь великий, царь царей, Х царя сын, Ахеменид".
   Оба Ахеменида,  оба цари царей.  Но  только тот,  кому посвящена вторая
надпись, был еще сын царя. А первый не был царским сыном.
   Среди самых прославленных правителей Персии только Дарий и  Кир не были
царскими сыновьями.  Дарий был сыном Гистаспа,  Кир --  Камбиза. Последние
два имени начинались одинаково,  с  буквы К.  А имена сына царя и его отца
написаны разными знаками.  "Оставались только Дарий и  Ксеркс,  и их имена
так  прекрасно укладывались в  схему,  что у  меня не  было больше никаких
сомнений", -- пишет Гротефенд.
   Из Авесты -- собрания гимнов, молитв, изречений, легенд древних иранцев
-- он узнал,  как произносились имена этих царей в те времена,  когда была
высечена надпись в Персеполе. Количество знаков совпадало.
   4  сентября  1802  года  на  заседании Геттингенского научного общества
Гротефенд  доложил  о  своих  выводах.  Два  предложения из  персепольской
надписи он перевел:
   "Дарий,  царь великий,  царь царей,  Гистаспа сын,  Ахеменид". "Ксеркс,
царь великий, царь царей, Дария царя сын, Ахеменид".
   Казалось,  Геттинген должен был ликовать --  в его стенах сделано такое
гениальное  открытие!  Не  тут-то  было.  Геттингенские  "Ученые  записки"
отказались напечатать работу Гротефенда. Он, видите ли, не востоковед и не
имел звания профессора. Лишь в краткой заметке кратко сообщалось о работе,
положившей начало  дешифровке клинописи.  Полностью опубликована она  была
только в  1893  году,  спустя девяносто лет  после  сделанного Гротефендом
доклада.
   Персидская  клинопись  --  это фонетическое письмо, как предположил еще
Карстен   Нибур,   оно  близко  к  алфавитному,  с  некоторыми  элементами
слогового. Персы позаимствовали у вавилонян только форму письменных знаков
-- клин. Письменная система персов состояла из тридцати шести фонетических
знаков, пяти идеограмм и знаков словораздела.
   Гротефенд определил тринадцать знаков  персидской клинописи.  Полностью
расшифровал ее англичанин Раулинсон.


ГЕНРИ КРЕСВИК РАУЛИНСОН

   Сэр Генри Кресвик Раулинсон был страстным спортсменом всю жизнь.  И  не
только на  спортивных площадках.  Если приходилось что-нибудь разгадать --
древний язык  или  шпионскую тайнопись,  --  делал он  это  со  спортивным
азартом.
   Был  авантюристом,  искателем приключений,  карьеристом и  одновременно
выдающимся ученым, настоящим исследователем, одним из первых ассириологов.
   В  шестнадцать лет  Генри едет  в  Индию служить в  войсках Ост-Индской
компании.   И   на   корабле  знакомится  с   губернатором  Бомбея  Джоном
Малькольмом.  Было  у  сэра  Джона  хобби --  увлекался культурой Древнего
Востока,  особенно Персии.  Во время продолжительного плавания рассказывал
он  своему  молодому спутнику о  прошлом Персии,  о  ее  поэзии  и  пышных
дворцах,  о  таинственных письменах,  высеченных на  стене Персеполя и  на
отвесных утесах.  На  всю жизнь Раулинсон увлекся романтикой прошлого этой
страны. Правда, любовь к персидской поэзии не помешала ему позже, когда он
был  военным  советником  персидского шаха  и  тайным  агентом  английской
разведки,  натравливать народы любимой страны друг на друга, сеять раздоры
между Персией и Афганистаном.
   Жизнь  Раулинсона похожа на  приключенченский роман:  майор  персидской
службы и  командир конницы,  которая победоносно сражается при Кандагаре в
Афганистане.   Консул   в   Багдаде  и   английский  посол   в   Тегеране.
Правительственный советник во время пребывания персидского шаха в Лондоне,
член английского парламента.  И  всегда,  везде и повсюду --  политический
агент Британии.
   И один из выдающихся ассириологов своего времени.
   Раулинсон прожил в  Персии много лет.  Куда бы  ни  бросала его  бурная
жизнь,  он  всякий  раз  возвращался  в  полюбившуюся  ему  страну.  Кроме
исполнен