авали ли вы в голове картинки?
     - Да... Кажется, да.
     Хорошо, опишите мне их.
     - Я просто увидел картины того, как мы окончательно расходимся. В конце
концов мы приходим в такое безумие, что начинаем бить друг друга, и я могу
слышать, как Кейт кричит на меня, и я плачу.
Что же происходит потом?
     - Затем она начинает собирать вещи и уходит, а я остаюсь сидеть там,
покинутый.
     Помните ли вы какие-либо другие голоса в своей голове, когда все это
происходит?
     - Ну да, мой собственный голос.
Скажите мне, что вы говорили, и как это звучало.
     - Я просто говорил себе, что надо легче относиться к этому, что все это
пройдет... И что надо следить за тем, что я говорю... Что-то вроде такой вот
чепухи. И мой голос как будто спокоен - кажется, что я просто стараюсь
успокоить себя".
     В данном коротком описании Сэмюэль представил нам не только огромное
количество информации о том, как происходит процесс его проблемной ситуации,
но и указал, как он переживает эту ситуацию на субмодальном уровне. Он
чувствует "жар, напряжение, сжатость челюстей". Он создает внутренние
картинки для себя и Кейт, "дерущихся, когда они вместе", и себя, сидящего
"покинутым". Он слышит кричащую Кейт и свой собственный голос, который
"спокойно" говорит ему, чтобы он "относился к этому легче". Из рассказа
Сэмюэля ясно, что его опыт в пределах этой ситуации является неконгруэнтным:
он пытается быть "безумным" и "спокойным" одновременно. По его
собственному  признанию, ни в одном из этих двух выборов он не достиг успеха,
и разумеется он был втянут в некомфортабельный круг, для которого он не видит
способов управления. Для того, чтобы оказать ему содействие в прерывании этого
круга и в генерировании более удовлетворительной ситуации, мы будем
использовать и синестетическое наложение, и внутримерный сдвиг.
Сэмюэль одновременно пытается успокоить себя посредством аудиальной
системы и выразить гнев посредством кинестетической и визуальной систем. В
результате он оказывается ни конгруэнтно спокойным, ни злым, причем он
бессилен изменить ситуацию. Стратегия, которую мы будем здесь использовать,
заключается в применении наложения аудиального опыта на кинестетический
(используя субмодальные различения громкости и напряженности). Этот сдвиг
сделает возможным для. Сэмюэля чувствовать себя расслабленным или
напряженным.
     Из описания проблемы я понял, что ее важной частью было отсутствие
прямой вербальной коммуникации с Кейт. Для того, чтобы помочь Сэмюэлю в
вербальном самовыражении, мы будем комбинировать уже проведенный нами
синестетический  сдвиг с внугримерным сдвигом от "расслабленный" к
"напряженный". Этот сдвиг приведет к эффекту внугримерного движения
аудиального субмодального различения "спокойный", поскольку эти два
различения уже связаны друг с другом посредством синестетического наложения
и стали эквивалентными.
     Помимо простого чередования переживаний, эта стратегия  позволит
Сэмюэлю получить метафорический опыт по всему ряду доступных ему реакций в
обоих системах. В результате у него появится новый набор выборов в отношении
ряда доступных ему реакций (внутримерный сдвиг) и средств последовательного
их осуществления (синестетическое наложение).
В соответствии с метафорической моделью, которую мы всемерно развивали,
субмодальные изменения, заготовленные нами для Сэмюэля, будут
инкорпорированы следующим образом. В теле метафоры Сэмюэль переводится из
аудиальной системы в кинестетическую. В качестве связующей стратегии
Сэмюэль проводит внутримерный сдвиг "расслабленный" - "напряженный", и
изменение производится соответственно  с его обратным наложением на
аудиальную систему в форме кричания, так что в исходе он имеет в своем
распоряжении ряд поведений, каждое из которых участвует в общей системе
репрезентации. Тогда наша метафора приобретет следующую форму:
МЕТАФОРА                               	РАЗРЕШЕНИЕ
     Связующая стратегия    	Исход
     громкость - спокойный 		громкость - крик        громкость
давление - расслабленный     	давление  		напряженный

     А теперь... МЕТАФОРА СЭМЮЭЛЯ В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ. (Субмодальности
и наложения выделены шрифтом. )
     В Англии во времена знаменитого "Круглого Стола" короля Артура жил-был
рыцарь чести и доблести, известный под именем сэр Ланселот. Без сомнения, вы
слышали о нем. Возлюбленной Ланселота была королева Гиневра. Ланселот и
Гиневра разделили друг с другом много радостей и печалей, были ближайшими
друзьями и очень любили друг друга. Во многом они были похожи, а в некоторых
отношениях были совершенно разными. Оба получали много удовольствия от
одних и тех же развлечений и от одних и тех же блюд, и оба любили беседовать.
Обычно Ланселот как-то тушевался во время этих бесед, предпочитая увидеть, что
имеет сказать Гиневра. Конечно, на поле битвы он был непобедим, но с Гиневрой
все было как-то по-другому. Не то, чтобы ему было мало что сказать - просто
Гиневра могла быть такой непреодолимо искушенной. С другой стороны,
Ланселот говорил спокойно и тихо, поэтому чувсвовал себя расслабленным и
легким. Он часто находил свой собственный голос успокаивающим. Бывало,
Ланселот говорил самому себе: "Очевидно, она была бы рада услышать о моих
взглядах, если бы это было важно".
     Поскольку один был рыцарем, а другая - королевой, у них у обоих,
разумеется, было много обязанностей и функций, за которые они были
ответственными. Они смотрели за всем так, чтобы вещи, нуждавшиеся в
присмотре, были соответственно обслужены. Каждый по своему они заботились о
людях, и во многих отношениях люди заботились о них. Ланселот с великой
гордостью наблюдал за своими обязанностями, и был вознагражден за свою
бдительность уважением, привязанностью и поддержкой народа. Он часто
говорил об этом, отдыхая и ведя тихую беседу перед успокаивающим огнем.
Эти обязанности занимали у Ланселота много времени, но когда он мог, то
проводил время с Гиневрой. Во время его визитов в замок, чтобы повидать
Гиневру, обычно она была тем, кто захватывал инициативу, и решал за них, как
они будут занимать себя. Это нравилось Ланселоту, потому что он был счастлив
просто побыть рядом со своей подругой и возлюбленной. Эти времена были
совершенно особыми для них обоих, поскольку оба понимали, что такие тесные и
нежные связи между людьми достигаются огромными усилиями, и потому редки.
И вот пришел день, когда Ланселот был Призван к королю Артуру. Король
посмотрел на Ланселота усталым тяжелым взглядом и медленным глубоким
голосом сказал: "Вновь Англия требует твоей службы. Ты знаешь, что мы
вовлечены в войну с Францией, а это и есть те берега, к которым я и Англия
просим тебя сейчас отправиться и принять там командование на поле битвы".
Ланселот отправился, и был рад сделать так, потому что видел, что у него есть
обязанности перед королевством и перед собой, которые во многих отношениях
затмевают другие его обязанности. Наибольшим его сожалением было то, что
теперь он меньше будет видеться с Гиневрой.
     Так часто, как мог, Ланселот возвращался домой, чтобы увидеться с Гиневрой.
Но ей становилось все горше от того, что она покинута и одинока. Вместо
радостей и удовольствий прошлых времен их свидания омрачались спорами и
напряжением. Ланселот, образ самой безмятежности, стал взвинченным и даже
необычайно жестким в своем обращении с людьми. С каждым визитом домой
его лицо становилось все более напряженным, но он все равно держал себя
внешне спокойным в речах и действиях, насколько был способен. Поскольку
ситуация продолжала идти к разрыву, Ланселот стал пытаться сделать все, что мог
вообразить, лишь бы ублажить Гиневру. Но Гиневра становилась даже злее, когда
он старался ублажить и угодить ей, нежели когда он этого не делал. Обычным
язвительным замечанием  Гиневры было что-то вроде: "Почему ты не прекратишь
мяукать, а? Всякий раз, когда ты становишься таким скучным, тебе просто следует
направить стопы обратно во Францию". Обоим становилось очень неуютно.
Конечно, Ланселот возвращался во Францию. Он продолжал приезжать,
чтобы увидеть Гиневру, когда только мог. Но всякий раз, когда он это делал, его
страстное предвкушение визита несколько убывало перед лицом их растущего
общего дискомфорта. Он знал, что если они будут продолжать этот путь, он и
Гиневра скоро будут разлучены.
     Однажды Ланселот утомился от войны во Франции и уехал, чтобы нанести
еще один визит домой. Он был измучен и устал, и надеялся, что сможет найти
покой в обществе Гиневры. Однако, когда они вновь были вместе, он мог увидеть,
что ситуация все та же - старая и неуютная. Гиневра  села напротив него,
жалуясь на это и ворча на то... Ланселот почувствовал, что его мышцы
напрягаются. Потом Гиневра начала насмехаться над ним, и с каждым упреком он
чувствовал, что его голосовые связки кричат от гнева и мучения. В конце концов
он больше не смог этого вынести. Он вдруг, Сэмюэль, встал, ткнул в нее пальцем
и заревел: "Хватит! Сейчас пора прекратить это! Теперь же, именем Мерлина, ты
будешь тихой и станешь слушать меня. Очевидно, что каждый раз, когда это
случалось в прошлом, ты говорила все эти бредни, декламации и хмурила брови.
А теперь моя очередь! Посиди-ка там минуту и открой свои уши тому, что я имею
тебе сказать". (Переход К-А для Кейт). Гиневра отпрянула назад при этом
неожиданном взрыве Ланселота и покорно сидела, пока он говорил то, что хотел.
Ланселот продолжал расхаживать и жестикулировать, восклицая: "Я вовсе не
счастлив от того, что разлучен с тобой, но я также знаю, что то, что я делаю,
важно. В результате мы оба - в кутерьме несогласия". Ланселот положил руку на
голову и продолжил: "У меня чуть не свихнулись мозги при попытке прийти к
способу пролить немного света на эту проблему. Я совершенно не знаю, что
делать".
     Затем он сел рядом с ней, положил ласково свою руку на ее руку, посмотрел
ей в глаза, и ровным, полным силы голосом сказал: "Единственное, что я знаю,
что следует сделать - это сказать тебе, что ты очень важна для меня, что я люблю
тебя; и что если я бываю далеко, это не означает, что я не думаю о тебе, потому
что я думаю. Здесь ли, там ли - я часто думаю о тебе. И если бы я мог всегда
иметь тебя рядом, я бы сделал это".
     Когда Гиневра услышала это, ее глаза наполнились слезами, и она обняла
Ланселота. - "Все это время, - прошептала она, - я говорила себе, что ты
никогда не посвящаешь мне ни одной мысли, когда ты вдали... Что, возможно, ты
был рад избавиться от меня на время. Теперь я знаю, что это не так". На
мгновение она, казалось, задумалась, а затем щелкнула пальцами... Улыбаясь, она
сказала: "Ты помнишь, Ланселот, как мы бывало... " - "Помню, конечно, -
прервал он ее. - Это было так долго! " - "Ну тогда, во имя Бога, чего ты ждешь?
Пошли! Знаешь, Ланселот, ты одряхлеешь раньше времени, если не пообтешешься.
В прошлом году... " И они вышли: Гиневра - разглагольствуя, а Ланселот -
смеясь.
     Конечно, с тех пор их любовь и дружба росли. В самом деле, Ланселот мог
видеть, что они стали ближе, чем когда-либо раньше, поскольку каждый,
Сэмюэль, узнал, что никогда нет никакой причины для того, чтобы один
воздерживался от признания другому в том, что он видит, или она чувствует о
происходящем. Вновь их жизни были в согласии, и он знал, что если по какой-то
причине дела вновь станут напряженными, он имеет ресурсы сказать им:
"Стой! " - так, что они сами собой изменят направление. И даже хотя они не
были вместе столько, сколько это было однажды, теперь, будучи вместе, они
извлекали из своего времени все выгоды для того, чтобы радовать друг друга
больше, чем когда бы то ни было раньше.



 * Часть 6 *
УТИЛИЗАЦИЯ

     Пролог
     по роману "Малыш Стюарт" Э. Б. Уайта
     - Крысы отвратительны.
     - Я знаю, - сказал Стюарт. - Но с точки зрения крыс, отвратителен яд.
Председатель должен знать проблему всесторонне.
     - А ты располагаешь точкой зрения крыс? - спросил Энтони. - Ты похож на
крысу.
     - Нет, - ответил Стюарт. Скорее, я располагаю точкой зрения мыши, что
совсем не то. Я вижу вещи целиком. Для меня ясно, что крысы подвергаются
дискриминации. Они никогда не были способны выйти на открытое
пространство.
     - Крысы не любят открытое пространство, - сказала Агвес Бередки.
     - Это потому, что когда бы они не появились, кто-нибудь обязательно
швырнет в них камнем. Крысы могли бы любить открытое пространство, если бы
им это позволили. Есть ли другие мысли на счет законов?
Агнес Берецки подняла руку:
     - Должен быть закон против борьбы.
     - Непрактично, - сказал Стюарт. - Люди любят бороться. Но уже теплей,
Агнес.
     - Не драться? - робко произнесла Агнес.
Стюарт покачал головой.
     - Совсем не быть подлым, - предложил Милдред Хоффенштейн.
     - Очень хороший закон, - сказал Стюарт. - Пока я председатель, любой, кто
сделает кому-нибудь подлость, получит от меня нагоняй.
     - Не сработает, - отметил Герберт Прендергаст. - Некоторые люди дурны от
природы. Альберт Феристром всегда желает мне зла.
     - Я не говорю, что он сработает, - сказал Стюарт. - Это хороший закон, и
мы опробуем его. И опробуем прямо здесь и сейчас. Пусть кто-нибудь сделает
кому-нибудь подлость. Гарри Джеймсон, ты сделаешь подлость по отношению к
Кэтрин Стаблффорд. Погоди, Гарри... Кэтрин, что там у тебя в руках?
     - Это крошечный мешочек, набитый сладкими конфетами.
     - Они говорят тебе: "Мы изнемогаем по тебе, для тебя мы такие вкусные", не
так ли?
     - Да, - сказала Кэтрин.
     - Ты очень любишь свой мешочек? - спросил Стюарт.
     - Да, очень, - ответила Кэтрин.
     - Отлично. Гарри, подойди к ней и отбери его!
Гарри подбежал к Кэтрин, выхватил мешочек из ее рук и помчался к своему
месту. Кэтрин вскрикнула.
     - Ну, а теперь, - сказал Стюарт страшным голосом. - А теперь погодите,
мои дорогие друзья, пока ваш председатель проконсультируется с кодексом
законов.
     Он сделал вид, что перелистывает книгу.
     - Вот страница 492, страница 560... Ничего никогда не воровать. Абсолютно
не быть подлым! Гарри Джеймсон нарушил два закона: закон против подлости и
закон против воровства. Давайте схватим Гарри и вернем его обратно, пока он не
стал таким плохим, что люди вряд ли захотят с ним когда-либо знаться. Ну!
Стюарт подбежал к шесту и соскользнул вниз, совсем как пожарный,
спускающийся сквозь отверстие в пожарном депо. Он побежал к Гарри. Другие
дети вспрыгнули со своих мест, и пробравшись под стульями и между проходов,
окружили Гарри, в это время Стюарт потребовал, чтобы он вернул мешочек.
Гарри казался испуганным, хота знал, что это только эксперимент. Он вернул
Кэтрин мешочек.
     Что ж, - сказал Стюарт. - Закон вполне хорошо сработал. Не бьтъ
подлым - это действительно очень хороший закон.

     Раздел I
Стратегия беседы. Скрыто или открыто?
     При утилизации метафоры нет совершенно никакой необходимости
"утаивать" тот факт, что она предназначена для "терапевтических целей". Более
того, нет необходимости даже в том, чтобы клиент не осознавал аналогий между
его ситуацией и сюжетом метафоры. Одним из главных назначений
терапевтических метафор является обеспечение клиента возможностью выйти из-
за деревьев и бросить взгляд на лес, в котором он блуждал, не находя выхода. С
другой стороны, нет нужды и в том, чтобы клиент открыто и на сознательном
уровне понимал значение метафоры, поскольку если она действительно
изоморфна его ситуации, то все необходимые изменения будут происходить на
подсознательном уровне.
     Что лучше: чтобы клиент осознавал значение метафоры на сознательном
уровне или на подсознательном уровне - это будет определяться темпераментом
и приобретенным мастерством терапевта; суть проблемы сама по себе довольно
редко является здесь важным фактором. С клиентами, которые демонстрируют
поведение, указывающее на вероятность преднамеренного или
непреднамеренного сопротивления внушенным изменениям, наверное, лучше
использовать скрытые метафоры. Следует считать обоснованным мнение, что
любой человек, обратившийся за помощью, внутренне глубоко заинтересован в
проведении изменений - однако некоторые люди могут быть заинтересованы и в
получении удовлетворения от противодействия усилиям терапевта.
Обычно скрытые метафоры приводятся в виде анекдотов о "других"
пациентах или об опыте "других" людей; либо (что еще более эффективно) в виде
простых и совершенно безотносительных историй. Так, пациент с проблемами в
браке может прослушать юмористическую историю о том, как интересно, чтобы
"сад начал приносить плоды". Клиенты, играющие в "Да - но... " Эрика Берна,
или достаточно насмотревшиеся на терапевтов, чтобы научиться бить их в их
собственных играх, или клиенты, которых "заставили" прийти к терапевту, будут
иметь слабую защиту против таких, кажущиеся совершенно не относящимися к
ним, замечаний. Однако с клиентами, которые конгруэнтно заинтересованы в
проведении личностных изменений, нет причин (исходя из опыта автора)
"соблюдать конспирацию" при использовании метафор.
Другое ограничение, налагаемое на использование скрытых метафор, связано
с приобретенным мастерством терапевта в применении как изоморфных
контекстов, так и паттернов опыта, описанных в частях 3, 4, 5. 0 "приобретенном"
мастерстве мы здесь упоминаем с той целью, чтобы еще раз подчеркнуть, что
конструированию и утилизации терапевтических метафор обучаются тем же
способом, каким, например, обучаются математике: в начале изучают набор
определений и основных операций, затем - понятия "чисел", "сложения" и
"вычитания"; после того, как приобретены хорошие навыки в этой области, сюда
добавляют более сложные операции "умножения" и "деления", затем следуют
такие тонкости, как "вычисление дробей", "отрицательные числа" и так далее.
После этого можно начать вычисления... На каждом шагу этого пути вы
овладеваете новыми знаниями, и вы обращаетесь с ними совершенно легко. Итак,
в начале ваши опыты по конструированию, планированию и использованию
метафор будут обязательно влечь за собой концентрацию внимания и открытое
представление. Но по мере того, как эти навыки будут интегрироваться с теми,
которыми вы уже владеете, конструирование метафор будет становиться для вас
чем-то, что вы делаете настолько же легко, непринужденно и спонтанно, как,
например, сейчас можете вспомнить случай из своего детства. С этой легкостью
конструирования придет и свобода производить большее число выборов
относительно использования метафоры.
     Одним из дополнительных полезных эффектов включения в метафору
категорий Сатир, систем репрезентации и субмодальных различений является то,
что эти паттерны опыта оперируют на таком неуловимом уровне, что только
очень немногие клиенты могут хотя бы приблизительно подозревать об их
существовании и значимости. Это означает, что может не иметь значения,
является ли метафора открытой или скрытой, если она обеспечивает такие
изменения на этих неуловимых уровнях, которые сами по себе достаточны для
желаемых изменений. Например, однажды я рассказал сказку одному очень
интеллигентному и зрелому юноше, который в последствии говорил мне, что ему
это "не понравилось", что это было "скучно" и "очевидно". Независимо от того,
думал он об этой сказке как-то иначе или нет, те изменения, которым она должна
была способствовать, произошли, поскольку это были изменения, значимые на
уровне систем репрезентации и субмодальных различений. Сказка же сама по себе
была только транспортным средством для того, чтобы произвести сдвиги опыта.

     Сказки или анекдоты?
Опыт доказывает, что хорошо рассказанная сказка может быть не менее
прекрасна, неотразима и эффективна, чем история на современную тему. Сказки
для взрослых не обязательно должны быть "скучными" - истории напоминают
сказки присущим им разнообразием чудесных происшествий и персонажей, а
иногда - способностью наделять неодушевленные предметы человеческими
страстями. Существует не так уж много людей, не получавших когда-либо